Медовая бабочка среди кофейной гущи

Впервые Джухён разбили сердце накануне шестнадцатого дня рождения. Тогда, начитавшись одноименной книги в библиотеки старшей сестры, Бэ Джухён решила, что самым лучшим решением признаться в своих чувствах, — это написать письмо. На бумаге кофейного цвета, немного потёртой по краям для пущего эффекта, как в старых голливудских фильмах, что так любила девушка. Джухён подошла к написанию любовного письма, своего искреннего признания, слишком ответственно: полчаса выбирала нужный стержень для ручки — толстый точно не подойдёт, — а потом, высунув язык, до головокружения выводила буквы. Почерк у Джухён был не из понятливых, но она изо всех сил старалась. Бэ Джухён, пятнадцатилетняя ученица средней школы, с прядью розовых, покрашенных мелками волос, совсем ничего не смыслила в любви. Ей никогда не признавались, а сестра, какой бы приветливой и дружелюбной после выпивки не была, так и не смогла рассказать об этом подробнее. Джухён просиживала время на форуме вместо того, чтобы писать конспекты по экзаменационным предметам, а одноклассницы в тайне хихикали над влюбленной дурочкой. Отправить письмо по почте девушка не решилась, да и адреса не знала: никогда ведь не была у неё дома. Джухён аккуратно заклеила конверт, мысленно помолилась и на большой перемене, когда никого не было в классе, подкинула чувства в рюкзак. Хван Ынби слишком широко улыбалась, строя рожицы подружкам, слишком часто заплетала низкий небрежный хвост и закатывала рукава белоснежной школьной рубашки. Ынби могла выглядеть отстраненной и холодной, забывала поздороваться и разговаривать в милой манере, как делало большинство девушек её возраста, но именно это и привлекло Джухён. Привлекла лёгкость и открытость, с которой Ынби смотрела на мир. Она не скрывала чувства, не пыталась казаться другим человеком, не собиралась обманывать саму себя. Если Бэ Джухён смотрела слезливые драмы, а потом рыдала в подушку, пряталась в столовой за запотевшими стеклами очков и рисовала китайские иероглифы на зеркале в ванной, то Хван Ынби между уроками съедала плитку горького, вязкого шоколада, носила каждый год одно и то же чёрное пальто и крутила острозаточенный карандаш, чтобы собраться с мыслями. Тогда почему это была именно Ынби? Почему чувства захлестнули неопытную Джухён? Она не знала. Никто из них не знал. Поэтому, быстро подкинув конверт, Джухён нелепо хмыкнула, почесала затылок и, оглядевшись по сторонам, выбежала из класса, краснея на ходу. Ынби так и ничего не ответила. Со временем, думала Джухён, ей просто стало стыдно смотреть в сторону тихони по имени Бэ Джухён, что пряталась в конце класса на задних партах, листая ленту Твиттера, чтобы укрыться от посторонних глаз. Хван Ынби ни раз проходила мимо, ни раз смеялась, ни раз заправляла прядь шелковистых темных волос за ухо, а Джухён оставалось лишь ждать. И только на выпускном, набравшись смелости, Бэ все же решилась испытать себя. Тогда они уже учились в параллельных классах, почти не пересекались, но старые чувства тревожили Джухён. В тот день Ынби скривила уголок рта и наклонила голову, словно перед ней стоит маленький ребенок, которому нужно объяснять все тонкости этого мира. «Мне кажется, так было лучше для нас обеих. Ты бы хотела чувствовать себя неловко? Иногда некоторым вещам лучше остаться несказанными», — легко промолвила Хван. Так легко и просто, без единой запинки или укора совести, что все надежды Джухён рухнули в одночасье. Для неё чувства какой-то Бэ Джухён ничего не значили. Совершенно ничего. Хван ушла, оставив девушку стоять в коридоре школы. И хоть на фоне слышались радостные голоса и торжественная музыка, для Бэ Джухён окончание школы значило лишь одно: разлившиеся по бумаге чувства. Чашка холодного кофе покоилась на пожелтевших листах записной книжки, которую она купила в первые годы обучения в университете. Джухён внезапно поёжилась. Озноб оцепил тело, заставляя плечи содрогаться. В такие моменты девушка всегда твердила, что «тело плачет». «Когда мы не можем дать волю эмоциям, — сказала она как-то Мине, лучшей подруге, между парами, — наше тело делает это за нас». Плачет за нас. Страдает за нас. Распадается на осколки за нас. Кричит и мечет за нас. Джухён не помнила точно, когда её жизнь превратилась в череду серых будней. После выплаты кредита за обучение, на который ушли все ее сбережения за два с половиной года и в придачу к этому ментальное здоровье, она закрылась в холодной комнате и, еле сдерживая ком разочарования в горле, взглядом сканировала обои. Джухён прекрасно помнила, каким подростком поступила на первый курс университета, как и помнила, что она сейчас и тогда — совершенно две разные персоны. Та Бэ Джухён, как бы ей не разбили сердце на выпускном, всё ещё жила надеждами, прикладывала усилия для заветной цели, старалась жить. Нынешняя Бэ Джухён совершенно запуталась. Была опустошена. Поникла. Когда от друзей, которые ещё недавно называли себя лучшими, остались лишь короткие поздравления с днём рождения в конце дня, Джухён поняла, что может рассчитывать лишь на Мину. Мию Мина, японка, которой пришлось адаптироваться в новой стране и мириться с другим менталитетом, была единственной, кто помог Джухён не развалиться от переживаний, что осадком осели на сердце. «Если боль сковывает тело, то всегда нужен человек, который поможет перерезать верёвку на крыльях», — любила повторять Мина, массируя плечи Джухён. Она с ней и безответную любовь пережила, и все сессии, и позволяла подруге отрабатывать на ней теоретический материал, притворяясь ученицей. Поэтому, когда молодая и запуганная, неуверенная малышка Джухён впервые пришла на практику в школу к младшим классам, то её руки дрожали не так сильно: Мина помогла. Сама Мию Мина мало чем отличалась от других японок, которые учились с Бэ на одном курсе: всё так же мягко, на свой лад, выговаривала слова; готовила в общежитии традиционную еду, а потом за обедом угощала подругу горой вкусной пищи, от которой у Джухён глаза округлялись; всегда стригла волосы до плеч, причем сама — парикмахерам она не доверяла, да и зачем в студенческие годы тратить лишние деньги, когда каждая копейка дорога? Мина зарывалась в холодные волосы Джухён, Джухён вдыхала сладкий аромат геля для душа и корицы. Джухён от бессонницы готовила суп из чечевицы, в то время как Мина громко зевала и потягивалась. Вероятно, были и ещё кто-то, с кем Джухён веселилась на скучных парах, с кем разделяла трапезу и высказывала свои предположения касательно экзаменационных вопросов, но все они испарились после выпуска. Исчезли. Пропали и больше никогда не появлялись. А вот Мина осталась. Её ладонь Джухён могла вечность ощущать в своей руке.

***

Отпечаток кружки плотно въелся в пожелтевшую бумагу ежедневника. Джухён из-под толстой оправы очков окинула взглядом стопку непроверенных тетрадей и шумно втянула воздух. Она обещала себе, что справится с контрольными ещё к обеду, но минуло три часа, а она так и не сдвинулась с места. В какой-то момент Джухён засмотрелась в окно, на счастливых подростков, и совсем выбилась из колеи. На одно ничтожное мгновение она позволила себе вернуться в прошлое, представить себя на их месте и раствориться в воспоминаниях. Кроме Хван Ынби школьные годы Джухён совершенно не запомнились. Не запомнилась ни одна вечеринка в честь дня рождения, на которые ее почти не приглашали. Не запомнились олимпиады и школьные фестивали, дни здоровья и ещё много разных праздников, названия которых она всё равно не вспомнит. Как быстро летит время! Ещё недавно Джухён представляла себя той самой старшеклассницей с беззаботной жизнью, потом отчаянно мечтала выпуститься, лишь бы сменить обстановку, а в университете, когда Мина пропускала пары, Бэ Джухён хотелось раствориться. Боязнь выделиться, быть замеченной, боязнь сказать хоть слово вопреки другим отдавалась в сердце гулким стуком. Бэ Джухён всю жизнь куда-то спешила. А когда время наконец замерло, она совсем запуталась. Из провинции, в которой Джухён снимала крошечную квартирку недалеко от овощного рынка и единственной точкой с вкусным кофе в радиусе пятидесяти километров, она добиралась на автобусе. В шутку девушка называла транспортное средство «динозавр», ибо двигалось оно ещё медленнее, чем интернет в её комнате. Каждое утро на протяжении двух лет Джухён почти жила в этом несчастном автобусе, где вместо кондиционера были обычные открытые окна, подкрашивала ресницы находу, успевала допроверять тетради и составить краткий план урока. И каждое утро она встречала её. Она обычно садилась где-то впереди, на десять остановок позже, чем Джухён, и вечно улыбалась. Волосы заплетала в косы, а иногда оставляла волнистыми локонами ниспадать на плечи. Она была полна энергии, полна жизни и любви, словно готова была раздать её каждому встречному. «И как только в такой девушке умещается столько?» — с удивлением думала Джухён, с каждым днём подмечая всё новые и новые детали: вот, однажды, она пришла в черном платье, что едва доставало до колена. Бэ ещё тогда сильно возмутилась: ноги незнакомки были слишком длинные. И слишком привлекательные. Незнакомка, очаровательная «Н», как прозвала ее Джухён, заразительно улыбалась, под глазами узорами рассыпалась тушь, а пальцы исписаны черной ручкой. А в один день, когда Джухён едва очнулась от пятнадцати минутного сна с открытым ртом, девушка и вовсе натянула на руки браслеты, звенела ими и радовалась, как маленький ребенок, который впервые увидел бабочку. Для серой Джухён она и была бабочкой. Имени Бэ не знала. Не знала и учебное заведение, в котором учится девушка, ни возраста (хотя та на вид была чуть младше неё), как и не знала, куда она подевалась одним дождливым летним утром. Девушка не пришла и на следующий день. И через неделю. И так медленно прошло несколько месяцев, несчастное скудное лето, которое Джухён провела в компании Мины и банок пива. Единственное счастье, которое красило её дни, ускользнуло из-под носа, как бабочка из сачка, что отчаянно желает жить. Джухён не знала, что делать с жизнью, не знала, в каком направлении двигаться. Всю жизнь преподаватели в школе говорили, что самое главное — это оценки. Но почему-то никто не догадался рассказать наивным детям о том, что взрослых мир — это не сказки. Ты должен быть ответственным за свои слова и поступки, тратить огромное количество денег за различные траты. И ты не имеешь никакого понятия, как же будешь жить дальше, если у тебя нет подушки безопасности в виде любящих родителей. И где мы должны учиться? Почему должны бояться за то, что не сможем реализовать себя в жизни? А сейчас и сама Бэ Джухён стала таким учителем. Стала той, на чьих плечах лежит в два раза больше ответственности. Витая в воспоминаниях, она пролила кофе на белоснежную блузку. Даже бровью не повела. Джухён с непринуждённым и пугающим спокойствием подняла чашку, мысленно посчитала до десяти и отправилась в уборную. «А ведь у меня даже пиджака нет, чтобы скрыть развод от пятна», — обречённо думала Бэ, а из глаз почти лились слёзы. Без задней мысли сняла блузку, оставшись в одном кружевном бюстгальтере, и в отчаянных попытках пыталась отстирать пятно. Получилось не с первого раза, но блузка осталась вся мокрая, а Джухён выбилась из сил. Почему-то даже такой мелкий жест, как стирка одежды, отнял последние силы, заставил тяжело дышать и приложить влажную ладонь ко лбу, стряхивая бисеринки пота. Джухён уже натянула ледяную блузку на тело, когда дверь уборной отворилась. В дверном проходе показалась темная макушка, а потом — знакомая улыбка. Влетела бабочка. – Вам нужна помощь? — девушка из автобуса с удивлением наклонила голову в сторону, а потом сняла с себя вязаный кардиган и протянула Джухён. — Думаю, ответа здесь не требуется. Меня зовут Пак Суён, сегодня мой первый день в качестве преподавателя корейского языка. Не думала, что он начнётся так, но мне приятно видеть знакомых людей, — и она снова улыбнулась. Широко. Ярко. Джухён дрожащей рукой приняла вещь, а потом, с небольшой паузой, ответила: — Я Бэ Джухён, преподаватель литературы. Я очень признательна за помощь... — Да бросьте вы, — отмахнулась Суён, а через мгновение её глаза заискрились, как два уголька в сгоревшем костре. — Лучше приберегите слова до следующей встречи. От кардигана пахло мёдом и корицей, апельсиновыми корочками и ещё чем-то приторно-сладким, очень знакомым. Джухён взглянула на кончики пальцев. Пыльца.