Весна

      Такие светлые волосы и до невозможности пронзительные глаза — мое вдохновение. Рисовать твое ровное, мягкое, соблазнительное тело — мое самое любимое хобби. Наблюдать за твоим взглядом, что прямо-таки умоляет прикоснуться к себе, — мое любимое занятие при рисовании. И, знаешь, я готова выполнить любые твои просьбы, прислушаться к любой мольбе, лишь бы ты правильно попросила и сделала это вслух.       ... Боже, и сколько я могу наблюдать за тобой? Смотреть на тебя? Всматриваться в твои черты, которые я уже детально изучила и запомнила? Вечность, моя любимая. Целую вечность я могу смотреть на тебя дальше; следить за твоими плавными движениями, лёгкими взмахами бледных рук... Боже, ты даже не знаешь, как же сильно они напоминают крылья, ты даже этого не знаешь... В ярких солнечных лучах они прямо-таки приобретают блеск, а далее и лёгкую светлую тень крыльев. Я вижу каждое перо отдельно, могу видеть эти лёгкие косточки, а ты... Ты даже об этом и не думаешь, когда просто потягиваешься, стоя у окна и встречая рассвет.       ... Но я боюсь тебя. Нет, не тебя, милая, нет... Я боюсь испортить тебя, боюсь своим прикосновением испортить что-то в тебе, уничтожить твою красоту и после вдруг внезапно тебя разлюбить. А это могу, моя любимая, я это умею, и мне очень стыдно за то, что я вдруг могу это сделать. И да, я имею сердце, владею им, я его хозяйка, но вот контролировать его, управлять им совершенно не могу. Но... Опять же мы начинали об прикосновениях. Не замечала, почему я редко тебя касаюсь? Не обращала внимания, почему я так часто стараюсь избегать твоих объятий, пусть мечтаю в них оказаться? ... Я боюсь испортить тебя собой, милая.       И все же... Какая же ты красивая. Бледная кожа, что едва обладает оттенком розового, сводит с ума и ассоциируется у меня с лепестком розы, как бы банально это не звучало. Да, хрупкая, нежная роза, дрожащая на ветру, сводящая с ума своим ароматом — твоя кожа. Твоя кожа... Ее я хочу касаться не только губами, кончиками пальцев, но даже кистью. Проводить по ней, вызывать дрожь твоего тела, выводить непонятные узоры... И просто наслаждаться тобою. Да, наслаждаться, ибо это именно то, чего я хочу — просто наслаждаться, просто чувствовать, просто отдавать тебе всю свою любовь, что у меня есть. А у меня ее много, милая...       Интересно, каков вкус твоих губ? Ты, наверное, засмеешься, но это самая сложная черта твоего лица и часть тела, ибо я не могу нарисовать их. Нет, как бы я не старалась, а получается все, что угодно, но только не твои губы. Любые, самые разные и даже самые вкусные губы, но только не твои, отчего мне часто не спится. Мне хочется, чтобы они были всегда рядом, были на портретах, но по итогу мне всегда нужна ты... Твои настоящие, живые губы, которые я могу часами пожирать глазами, мысленно целовать и только глубоко в душе желать их. Нет, нет... Даже не желать, а жаждать, словно кислород...       Такая естественная, такая настоящая. Только не меняйся, любимая, пожалуйста, только не меняйся. Впрочем, можешь ли ты прислушаться к моим словам? Я же всего лишь художник, а ты — моя муза, Лили.       — Почему ты считаешь меня необычной? — ты спрашиваешь довольно-таки неожиданно и всегда в те минуты, когда я особенно поглощена процессом работы. Едва дрогнув от внезапности твоего голоса, я оторвала взгляд от холста и перевела на тебя.       — Потому, что это правда, а ты очень любишь правду, как я знаю, Лили, — левая рука не подчиняется мне и сама оставляет кисть рядом с палитрой, а ноги, что явно были заколдованы, медленно походкой отправляются к тебе. И как только я оказываюсь рядом с тобой, мое сердце стучит ещё сильнее, руки желают коснуться хрупких плеч, испачкать твою белоснежную рубашку, что... Довольно-таки длинная и закрывает то, что я желаю увидеть больше всего на свете.       — Почему ты так восхищаешься мной? — ты вновь задаешь наивный вопрос, взгляд опуская куда-то вниз и не желая на меня смотреть. Стеснялась. Как всегда стеснялась, а в душе явно все обо мне знала... Знала мою любовь к тебе, мою страстную к тебе тягу, мою... Мою болезнь тобой! Боже, Лили, ну, пожалуйста! Пощади меня, просто пощади и скажи мне, что тоже что-то чувствуешь к своему художнику. Скажи мне, что я не просто художник, а именно твой... Лили, не дай мне погибнуть, Лили... Прекрати тешить свое себялюбие моими словами о тебе, прекрати! ... Ты и сама знаешь, как прекрасна, так чего же все время меня допрашиваешь?!       — Ты уже задавала подобный вопрос вчера, так почему же повторяешься?       — Потому что вчера ты ответила мне ложью.       — Разве?       В твоих глазах читается какое-то противоречие, волнение, будто ты хочешь что-то сказать, в чем-то меня обвинить, но не имеешь против меня доказательств. Да, я вижу это безысходность, я вижу эту волнительную беготню твоих светлых глаз.       — Ну... Возможно не ложью, — ты качнула головой, теребя в руках уже весь мятый рукав рубашки, — но явно не полностью. Ты точно хотела сказать гораздо больше, я вижу по твоим глазам...       — Лили...       — Не нужно, не нужно перебивать меня, — судорожный вздох, ты приобнимаешь себя за плечи, после чего всё-таки решаешь продолжить свою речь. — Я знаю все. Не думай, что я ничего не вижу и не замечаю, я не глупая девочка, и прекрасно вижу, как ты на меня смотришь.       — И как же? — едва улыбаюсь я.       — Ах... — на щеках твоих тут же явился яркий румянец, и я заулыбалась ещё шире, словно все это было шуткой, но никак не серьёзным разговором. — Ты... Смотришь, словно хочешь меня скушать. И так постоянно, когда я позирую тебе, Л***.       — И только это? — моя рука совсем меня не слушается, потому сама тянется к светлому локону и заправляет за ухо.       — Нет... Не только это, — вместе с щеками краснеют уши, отчего ты уже не выглядишь слишком бледной, даже приобретает нездоровый оттенок. — Наравне с твоим голодом я чувствую и вижу сильные... Чувства. Словно ты... Словно ты меня любишь. ... Ой, извини, если я ошибаюсь! Извини, я... Я не хотела обвинять тебя в таком, просто...       — Я восхищаюсь тобой, потому что ты напоминаешь мне весну, Лили. Твоя душа — это весна, — отвечаю я на самый первый вопрос, с которого все началось, и практически игнорирую то, что было сказано несколько секунд назад. В твоих глазах читается непонимание, страх того, что ты всё-таки не угадала, но после... Все проясняется. Наклонившись к твоим нежным губам, я мягко касаюсь их, целую, едва прихватываю по очереди, лишь бы почувствовать эту мягкость, упругость; почувствовав встречное движение, я кончиком языка провожу по верхней губе, едва цепляю зубки, жмурясь от счастья, и уже наконец, когда мне позволяют, снимают оковы, я притягиваю к себе свою музу за талию, крепко обнимаю, скользя пальцами по спине, ощущая ими тепло, грубую ткань рубашки, но прямо-таки кончиками пальцев слыша сердцебиение. Твое громкое, частое сердцебиение! И я хочу быть мягкой, хочу быть нежной, но вместо этого пальцами вжимаюсь слишком грубо, слишком надавливающими движениями, словно желаю проникнуть далеко под ребра, коснуться самого сердца и забрать его себе. Люби меня, Лили, только люби меня... Ох, я уже твоя рабыня на век, уже вся твоя на целую вечность, лишь люби в ответ...       — Нет... — качаешь ты головой, отстряняясь от моих губ, но тут же вжимаясь в мое плечо, лишь бы не смотреть в глаза. Сердце тут же пропускает удар, улыбка с моих губ моментально исчезает, и я вопросительно смотрю на тебя, на твою светлую макушку, желая, чтобы ты объяснилась. И, слава всем великим силам, ты всё-таки мне отвечаешь. — Нет... Я совсем не весна, Л***, я не могу быть весной... Ты, как всегда, преувеличиваешь, а я просто не могу быть весной. Нет... Точно не весной.       — ... Так тебя сейчас взволновало именно это?       — Нет... — вновь качаешь головой, подбирая слова, и наконец едва отстраняешься, чтобы мокрыми глазами взглянуть на меня. — Я просто не хочу разговаривать с тобой о том, что сейчас произошло, ибо боюсь, что захочу ещё... Но нам нельзя.       — Кто же сказал такую глупость?       — Л***, я... — но ты качаешь головой, тут же принимаясь жмуриться, словно сейчас...       — Боже, Лили, почему ты?.. Я как-то обидела тебя? — наконец принимаюсь расспрашивать я, вытирая слезы пальцами с твоих щек. Ты зарыдала. Зарыдала в моих объятиях, и я ничего не могу с этим поделать. — Лили, не плачь... Боже, только не плачь, Лили, — прижимаю тебя к себе, совершенно не понимая такой перемены, и сама еле сдерживаюсь, чтобы не заплакать. Сердце разрывается, лёгкие сжимаются в непонятный комок и не позволяют совершить нормальный прием воздуха... Ребра давят, мне мало места, чтобы вдохнуть кислорода. — Лили...       — Л***, у меня есть парень! — наконец выпаливаешь ты, отстраняясь и закрывая лицо ладошками, не желая смотреть, не желая выдавать своих эмоций. В комнате виснет ужасная, тяжёлая тишина, и я делаю шаг назад, не в силах просто что-либо сказать. Качаю головой, не желая верить, в моих глазах явно читается непонимание, неверие... И я очень хочу обратить все это в стремную шутку, но язык просто не поворачивается. Мне больно... Лили, мне очень больно, и во всем виновата ты. Нет... Виновата я, да, я точно виновата.       Моя весна. Ты покраснела словно алая роза, хотя розы весной не растут. Ты сказала мне про то, что занята, и в комнате тут же повеяло морозом, что точно не соответствует весеннему времени. Нет... Все пошло не так, как надо. Все пошло не так, как было в моих мечтах, представлениях, в моих снах. Боже... Лили, я просто хотела быть счастливой, хотела быть с тобой, а ты... Просто оказалась занятой. Тебя уже забрали... Забрали.       — Я лучше... — дрожащими губами начала ты, но я не даже не дослушала. Нет, я просто качнула головой, отвернулась и отошла обратно к мольберту, даже не поворачиваясь. Делай, что хочешь, моя весна... Можешь остаться, можешь уйти... Можешь делать все, что только захочешь... Я не держу тебя, ибо ты не моя и мне не принадлежишь.       За спиной слышится хлопок двери, и я... Я наконец закрываю глаза ладонями. Закрываю, потому что не желаю смотреть на окружающую обстановку, не желаю смотреть на твой очередной портрет, не желаю вообще о тебе думать! И все же с моих губ срывается вздох... Тихий смешок... Громкий смех, я даже не могу остановиться, как мне смешно... А после принимаюсь так же громко рыдать, совершенно не сдерживаясь и кусая губы от обиды. Я же просто хочу быть счастливой, просто хочу быть с тобой... Так почему нас разделяет судьба? Лёгкие вновь сжимаются, я пытаюсь уловить губами воздух, но не могу, мне его не уловить, я задыхаюсь, жмурюсь от боли, от душевных страданий. Мне больно!       ... Но видно не может быть так, как мы хотим. Не может быть так, как хочется мне...       ... И если ты с ним счастлива, Лили, то и я за тебя, любимая, счастлива.