Пора возвращаться домой

      Новость о штурме штаба Союза против Киры со скоростью света разнеслась по стране, быстрее, чем следовало бы. Ниа уверен, что этому немало поспособствовал «Сакура-Тв», чей репортёр, зависнув возле двери вертолёта, сейчас орал на толпу. Честно говоря, не похоже, чтобы его кто-то слушал, кругом был хаос, крики, дым (откуда они достали факелы? воистину средневековое мышление), и люди, разжигаемые жаждой расправиться с врагом своего божка, ломились в пуленепробиваемое стекло. Ну что ж, думает Ниа, удачи им.       Рестер, Лиднер и Джованни уже успели натянуть полицейские костюмы штурмовиков, дело оставалось за малым и самым опасным: выбраться из здания, смешавшись с толпой. Подгадать момент нужно идеально, иначе всё обернётся провалом.       — Пора, — кивает Ниа, надевая шлем.       Снаружи, внизу, в самой гуще событий чуть не спирает паника от разъярённой безумной массы, и Ниа даже слегка содрогается, представляя, что бы с ними сделали, если бы узнали, что они и есть те самые «мерзкие ублюдки из СПК!». Человеческая жестокость всегда его поражала, хотя он насмотрелся её вдоволь, что в детстве, что в доме Вамми. Пора бы привыкнуть. Но, наверное, он не может.       Мгновения хватает, чтобы Ниа, проскользнув мимо преградившего путь мужчины, обнаруживает, что потерялся. Или его потеряли. Сути не меняет: он стоит в одиночку, притворяясь полицейским среди пугающе близких людей. Контролируй Ниа себя чуть слабее — ударился бы в панику, но он начинает движение, чтобы не стоять столбом, не привлекать внимания Демегавы, чьи заплывшие фанатичной яростью и жиром глазки наблюдают за хаосом, как пастух наблюдает за своими овцами. Метаться тоже не стоит, где-то здесь должен быть тупик, где спрятана запасная одежда и телефон, Ниа прикидывает расстояние и уверенно движется в нужную сторону, стараясь уворачиваться от камней и каких-то пьяных придурков, которые пытаются втянуть его в конфликт. Ривер игнорирует всё это, сосредоточившись на своей цели, одновременно подстраивая своё поведение под прибывших на место настоящих штурмовиков. Ниа вспоминает, как Мэтт в детстве рассказывал ему, как круты штурмовики в Звёздных Войнах, и поджимает губы, унимая тяжело бухающее сердце, здесь штурмовики совсем не круты. Парочку уже сбивают с ног, несмотря на толстые щиты и слезоточи… Секунду. Слезоточивые гранаты.       Ниа успевает пригнуться и побежать практически на корточках. Шлем плотно прилегает к голове, и всё же нельзя ручаться, что газ не проникнет внутрь. Будет неприятно, если его поймают из-за такой оплошности. И будет неприятно проиграть Кире и Мелло одновременно. Ниа прорывается сквозь начавшееся оцепление (люди внутри круга звереют ещё больше от смыкающих рамку полицейских, и начинается настоящее месиво), сворачивает в нужный тупик, убедившись, что все возможные наблюдатели Киры заняты уже опустевшим зданием, и прячется за мусорным баком, скидывая униформу. Чистый воздух после спёртой атмосферы шлема ударяет по ноздрям, но некогда наслаждаться этим: Ниа переодевается в толстовку с огроменным капюшоном, закрывающим лицо, натягивает штаны и кроссовки, забирает телефон из-за бака, подумав, затыкает пистолет за пояс сзади, поставив его на предохранитель. Экран телефона загорается, разочаровывая белой пустотой. Ни звонков, ни сообщений. Каналы передачи зашифрованы с особой тщательностью, так что дело в том, что СПК ещё не добрались до своих тайников. Их задержали? Внутри собирается холод, пробирающий до костей: если агенты не смогли выбраться, то дело принимает очень скверный оборот. Ниа не может пойти искать их, слишком опасно, и скрепя сердце он выходит из тупика, склонившись к гаджету. Карта строит маршрут до ближайшего безопасного места, где Ниа может переждать беспорядки и начать действовать. Ниа прикусывает щёку изнутри. Как же его бесит Кира.       И внешний мир бесит тоже, своей запутанностью и непредсказуемостью. На улице Ниа в последний раз был примерно никогда, так что у него занимает некоторое время приспособиться к ритму снующих вокруг людей и понять, как устроено дорожное движение. Он всё-таки не совсем дурак, как бы не считал Мелло, более искушённый в делах мирских. Кель вряд ли удивится, увидев Ниа на пороге своей квартиры, ладно, если не выгонит. Они с Мэттом смотрят телевизор постоянно, чтобы быть в курсе событий, и такой результат это лишь логичное заключение происходящего, это и ежу понятно. Ниа почти с иррациональной нежностью вспоминает холодный пол штаба, мерцающие компьютеры вокруг и сглатывает рвущуюся наружу слабую тревогу. Ему. Здесь. Не. Нравится. Штаб никогда нельзя было назвать домом, и всё же это укрытие давало крышу над головой долгое время. Вдобавок холодает, наступает вечер, и Ниа ныкается ненадолго в магазин, надев маску на пол-лица и очки, не поднимая голову, чтобы не засветиться на камерах. Звонить Мелло или Мэтту он не собирается — это его личное испытание, вызов тому, что может Кель и чего не может он. От СПК по-прежнему ни слуху, ни духу. Ниа бросает беглый взгляд на полку с чипсами, анализируя соотношение цены, разнообразия вкусов, упаковки и презентабельности, и выбирает самую подходящую. Хочется есть, а денег немного, только запас на пару дней, как раз для такой ситуации. Ниа предусмотрел все возможные выходы, только на практике оказывается сложнее жить, чем в расчётах. Чипсы хрустят на зубах, никак не заглушая неожиданно сильный голод, и приходится ускоряться, чтобы добраться до места назначения как можно быстрее. На мотоцикле или машине можно долететь минут за пятнадцать, с его скоростью вынужденная прогулка занимает час с лишним. Это слишком долго, это слишком энергозатратно, это слишком для его организма, не привыкшего к подобным походам, и Ниа уже слегка пошатывает, когда он подходит к нужному дому, задирая голову вверх.       Мелло и Мэтт живут в среднестатистическом райончике: в меру приличных жителей, в меру бомжей, в меру благоустроенности, в меру мусора и подозрительных типчиков на улице возле разбитых фонарей. Честно говоря, Ниа почему-то думал, что всё будет намного хуже. У Мелло нет наследства L, позволить себе небоскрёб он тоже не мог, но и квартиры в приличных местах города стоят недёшево. Кто-то из них работает? Наверняка Мэтт. Ниа отмахивается от ненужных мыслей, лезущих в голову уже от усталости, и приближается к двери подъезда, вздохнув. Ещё сто тысяч лестничных пролётов, и можно расслабиться.       Никто из этих засранцев не отвечает, и Мелло начинает беситься. Тупая башка (ака дебильный Ниа) обещала, что телефоны, спрятанные в тайниках, зашифрованы и заряжены. И где?! Где, блять, спрашивается?!       — Агенты-хуенты, — высказывает своё недовольство Мелло, в третий раз набирая проклятые четыре номера. Мэтт, пыхтящий над отслеживанием сигнала GPS, рычит практически так же недовольно, вспоминая, что сам же ставил на телефоны СПК анти-отслеживающее устройство, которое можно снять только его руками. Так глупо пробираться сквозь собственную же защиту, запаролил и закодил на славу, даже Пентагон так не охраняется.       — Алло? — отвечает, наконец, Халле. Голос у неё спокойный на грани тревоги, предупреждает: она сейчас бомба замедленного действия, и лучше бы Мелло с его пороховатостью не дать ей взорваться. Мелло намёк улавливает, спрашивает практически учтиво:       — Что случилось?       — Мы Ниа потеряли.       На мгновение сердце останавливается, потом оба соображают, что Лиднер имела в виду не навсегда, и Мелло, подражая тону женщины, произносит с убийственным спокойствием:       — Вы его потеряли. И?       — И не можем найти, — судя по долетающему из трубки звуку, Халле едва зубами не скрипит от досады и злости на саму себя, — нигде.       Мелло закрывает глаза, делает вдох. Маленький ублюдок умудрился потеряться. Выдох. Если этот гандонище умрёт раньше, чем увидит победу Мелло над Кирой, то Кель лично выкопает его и заставит воскреснуть, мать его.       — Так, — Мелло потирает переносицу двумя пальцами, соображая, — если бы его поймали, то обязательно раструбили бы по Сакура-Тв. Мы с Мэттом сидим возле телика целый день, и ничего сказано не было. Шанс того, что его поймали…       В дверь стучат. Мелло отключает телефон, переглядывается с Мэттом и снимает беретту с предохранителя, крадущимися шагами подходя к двери. Мэтт сзади достаёт метательные ножи и дезерт игл, прицеливаясь. Мелло аккуратно заглядывает в глазок, хмурится, убирает пистолет за пояс, приводя его в мирное состояние, и открывает дверь.       — Мэтт, звони Халле. Ниа нашёлся.       Ниа буквально падает вперёд, в квартиру, Мелло успевает только подхватить его кое-как, чтобы не впечатался носом в пол. У соперника руки-макаронины висят от усталости, и сам он жмётся ближе, как бездомный котёнок, которого кто-то добрый подобрал на улице. Мелло на самаритянина не похож, на филантропа тоже, так что парень слегка встряхивает Ниа, приводя того в более осознанное состояние.       — Раны есть?       Ниа мотает головой и прижимается щекой к плечу. Мелло недовольно морщит нос: Роджер говорил, что никому и никогда не стоит показывать свои слабости, особенно, если тебя готовят к унаследованию дел и звания L, но Ниа, похоже, это сейчас не волнует. Интересно, как ему удалось добраться? Ривер никогда не показывал выносливости или физической силы (зато внутренней было хоть отбавляй), вряд ли он рискнул ехать на общественном транспорте, учитывая, что толком им не пользовался. Он привлёк бы внимание, потому что странный, а на улице особо никто не приглядывается к прохожим. Мелло рассуждал бы так, но это же Ниа, чёрт знает что взбредёт в его гениальную башку. Ниа приподнимается на цыпочки, обвивает руками шею Мелло, и тот недовольно сопит, но взваливает ношу на себя, держа как маленького ребёнка. В доме Вамми, когда их дружба ещё не разбилась из-за конкуренции, Ниа периодически прилипал к нему подобным образом, когда совсем не оставалось сил, и Мелло понимает: всё, на последнем издыхании, если не проследить, чтобы поспал и пожрал, то помрёт ещё ненароком.       Мэтт выглядывает из кухни, улыбается, пока Мелло не видит (прилетит ещё чем-нибудь, тапком, например), и скрывается обратно. Если бы не Кира и его бешеные фанатики, Ниа долго бы не выполз из своей стерильной норы, так что в каком-то смысле Мэтт даже благодарен этому маньяку с комплексом Бога. Воссоединение отдаёт ностальгией, хоть он никогда не был слишком сентиментален в силу общей пофигистичности к миру, даже приятно, что они снова все вместе. Не хватает только Линды, но ей сейчас не до «дворцовых интриг» — у неё выставка в Париже, первая за последние полгода. Может, потом, если все живы останутся, то и её пригласят повидаться. Всё-таки она часть этой странноватой семьи без родственных связей.       Мелло относит Ниа в свою комнату, больше некуда, комната Мэтта напоминает скорее свалку из старого фильма «Лабиринт», чем жильё, а Ниа сейчас нужно где-то передохнуть. Комок у Келя в руках шевелится слабо, утыкается носом в шею и тихо шипит, будто от боли, когда Мелло слегка подкидывает его, чтобы не сползал, и кладёт на кровать. Напиздел про раны, делает вывод Кель и вжикает молнией чужой толстовки, в которой Ниа просто утопает. На руке и боках слабые синяки, когда Мелло нажимает на них, проверяя на давность, Ниа морщится, пытается отползти. Нужна охлаждающая мазь и ещё…       И ещё Мелло очень нужно поцеловать Ниа. Тот лежит беспомощно, сонно моргая глазами, и у Мелло аж губы чешутся от такой концентрации очаровательности. Так нельзя думать про того, кого хочешь опередить в гонке за званием L, но Мелло думает. И не целует. Сначала лёд-кормёжка-возможно-ванная, а потом, глядишь, и расхочется целовать; эта дурь в голове летает давно, Мелло привык, что хочется защитить-обезопасить, и не позволяет себе слишком переходить границы, напоминая, что это слабость и выгодный козырь в рукаве манипулятора Ниа.       Ниа прячет замёрзшие пальцы в рукава и зевает, рассматривая Мелло. Тот сосредоточен, никаких лишних движений, залюбоваться можно. Ниа и любуется, пока дают, пока Мелло не исчез опять куда-нибудь далеко, однако очень клонит в сон, и парень сворачивается в калачик, желая, чтобы этот день кончился.       — Не спи, — приказывает Мелло, снова поднимая Ниа на руки. Как выполнить этот приказ, не очень понятно (слишком тепло и хорошо), и всё же Ниа старается держать глаза открытыми. Он не помнит прикосновений маминых рук, но, наверное, это ощущалось примерно так же, хочется запомнить каждый момент, потому что потом будет некогда. Или уже никогда. В зависимости от того, как сработает план, который ещё нужно придумать. Это Мелло хорош в импровизации, Ниа же предпочитает заранее прописанные ходы. Поэтому он, усевшись на диван в кухне, с некоторой тревогой следит за передвижениями парня, завернувшего в полотенце какой-то замороженный пакет. Если логически мыслить, то наверное это предназначается для проявившихся синяков (Ниа не знает, как их получил), с другой стороны, вариантов может быть много, совсем необязательно Мелло собирается его лечить. Кель, впрочем, подходит и садится прямо перед Ниа, прикладывая самодельный компресс к синякам. Ниа мог бы и сам приложить… Но зачем тратить последние силы, когда за ним ухаживает Мелло? Вот и Ниа не видит смысла сопротивляться, просто плывёт по течению. После неприятно холодного льда, оставившего влажные, прохладные следы на коже, течение несёт ему тарелку супа из непонятного ассортимента ингредиентов, и надо бы съесть, да не хочется уже. Течение отказов не принимает, наверное, понимает в жизни чуть больше, чем клюющий носом Ниа, и впихивает в него порядка десяти ложек, пока Ниа, измученный сегодняшним днём, не начинает хныкать от желания поспать, даже практически капризничать. Ему приходится съесть ещё пять ложек («ну ты его совсем закормил», шутит Мэтт, кажется, заглянувший посмотреть, а может и не было Мэтта), только потом его относят на кровать и укрывают одеялом. Вроде бы даже в лоб целуют, но это уже точно сон, Мелло бы не стал. А Мэтт никогда особенно не любил «телячьи нежности», кроме объятий, значит приснилось.       Ниа просыпается в кромешной темноте, вздрогнув. Тело будто бы подбросило сквозь сон, и Ниа, резко сев по привычке, хмурится, пытаясь понять, было ли это на самом деле. На другом конце кровати ворочается одеяло, показывается лохматая макушка, и голос с безразличными спросонья нотками спрашивает:       — Ты чего вскочил? Спи, чувырла.       И этот равнодушный ото сна голос успокаивает больше, чем любой участливый вопрос, не создаёт ощущения, словно что-то не так. Ниа уже и сам не помнит, зачем сел на кровати, поэтому ложится обратно, уставившись в потолок. Сон отказывается идти, и приходится слушать мерное тиканье часов. Время это социальный конструкт, размышляет Ниа, разглядывая трещины на потолке. Их много, этих трещин, прямо как внутри, и тоже эти криволоманые линии безуспешно закрашивали побелкой, судя по более ярким пятнам вокруг них. Тик-так. Тик-так. Ниа зачем-то отсчитывает с часами сорок секунд и замирает, прислушиваясь к дыханию рядом. Оно не исчезает, можно расслабиться и закрыть глаза. Тик-так. Ниа не назвал бы себя восприимчивым к окружающей среде, но тиканье почему-то действует на нервы; он ворочается, поворачиваясь и так, и сяк, зарывается лицом в подушку. Уставшее тело почти ломает от недостатка сна, но Ниа не может заснуть хоть убей.       — Господи, Иисусе Христе, Сын Божий, помилуй меня грешного, — раздаётся рядом шёпот, затем тяжёлый вздох и почти рычащее, — какого хуя ты там делаешь? Что тебе не спится?       — Я не могу, — огрызается Ниа, повернувшись ещё раз. Не помогло. — Глаза сами открываются.       — А мозг у тебя сам не открывается? Или ещё что? — Мелло приподнимается на локте и недовольно щурится в темноту, наблюдая за мучениями Ниа. Тот возится червяком, разбрасывает руки-ноги по-разному, но результат всё равно равен нулю. Мелло хватает Ниа за талию (или за туловище, хрен поймёшь, где у него что, больно тощий), подтаскивает ближе, кладёт притихшую тушку на себя, накрывает одеялом и, широко зевнув, сцепляет руки замком сверху.       — Спи.       Мелло сегодня подозрительно щедр на приказы, но Ниа интересует не это. Тик-так. Тик-так. Тик… Тук. Тук-тук. Тук-тук. Этот звук намного приятнее тиканья, только глуше, и приходится прислушиваться, чтобы уловить. Ниа так старательно слушает, что даже забывает о неудобствах, постепенно погружаясь в сон снова.       Ниа просыпается один на своей половине, но это его не тревожит: вместо обычной тишины, днюющей и ночующей в штабе СПК, где-то в жилой зоне шумит вода и переговариваются два голоса, один ехидный, другой раздражённый, будто защищающийся. Ниа моргает, вспоминая стук сердца под ухом, и неуверенно мнёт одеяло, пытаясь уложить по полочкам эмоции. Не то чтобы у него это получается. Ниа встаёт с кровати, обнаруживает на стуле сменную одежду с запиской сверху («потом вернёшь, не обляпай, это моя любимая футболка»), переодевается в слишком мешковатые для него вещи и идёт по направлению к самому громкому звуку: голосу Мелло. Тот обнаруживается в тесноватой для троих кухне вместе с Мэттом, который со странным смешком щурит глаза, едва завидев Ниа:       — Доброе утро. Как тебе футболочка?       Ниа не понимает, какие у Мэтта претензии к этой футболке, поэтому отвечает нейтральным:       — Нормально, — мало ли, вдруг у них столетняя война. Ниа не очень хочет ввязываться в непонятные ему разборки, но, судя по фырканью Мелло на взгляд Мэтта, у него всё-таки получается это сделать. Больше он эту футболку не наденет. Ниа забирается на диван и усаживается в угол, наблюдая за перемещениями парней. Мэтт снимает блюдечко с миски, наполненной до краёв лапшой быстрого приготовления («мммм, бич-пакетик мой любимый»), Мелло же ставит на стол две тарелки с яичницей и столовые приборы. Ниа на всякий случай отодвигается подальше — Мелло какой-то нервный, взвинченный, лучше его в таком состоянии не трогать.       — Короче, — мрачно сообщает Кель, плюхаясь на диван, неодобрительно косясь на Мэтта, который уселся на кухонный гарнитур, палочками выуживая лапшу, — мне утром звонила Халле. Кстати, научи её звонить не в шесть утра, когда нормальные люди ещё спят.       Ниа оскорбляется за агента Лиднер и бурчит с полным ртом, на свой страх и риск:       — Пошёл нахуй, она тебе не собачка, чтобы её дрессировать.       Мэтт ржёт, Мелло долго, пристально смотрит на Ниа и усмехается:       — А кое-чему ты научился. Молодец. Ладно, суть не в этом, а в том, что, ёбаный в рот, ваше это новое убежище находится у чёрта на куличиках. Перевозить тебя туда мне неохота, мороки много, времени и сил тратить дохуя, — у Мэтта глаза от этого заявления странно блестят, Ниа видит, потому что они не скрыты за стёклами очков, — короче, ты остаёшься пока с нами. СПК не против, даже наоборот за, они ставят усиленную защиту, чую, даже Мэтти привлекут к этому делу.       Упомянутый Мэтти только хлюпает лапшой и делает вид, что ему всё равно, о чём они там разговаривают. Мелло продолжает:       — Разумеется, ты не за здорово живёшь тут будешь находиться. Сомневаюсь, что ты умеешь что-то полезное…       — Я умею стирать вещи, — выпаливает Ниа вызывающе. Его всегда до зубовного скрежета бесила эта самоуверенность Мелло и убеждённость, что Ниа ни малейшего понятия не имеет об обычной жизни. Возможно, это правда, но он не даст Мелло это узнать. — И ещё я умею…       Козырнуть больше нечем, и Ниа погружается в задумчивость, перебирая, с какими видами деятельности он знаком достаточно хорошо, чтобы предложить их в качестве оплаты за проживание. Мэтт выпивает бульон из-под лапши и многозначительно двигает бровями:       — Целоваться умеешь, сладкий?       Ниа хлопает глазами, медленно краснеет (потому что нет, не умеет, что за вопросы), однако старается держать лицо:       — Не обладаю такими навыками и не считаю нужным обладать.       — Да мне не для себя, мне для друга, — отмахивается Мэтт, начинающий хихикать при виде багровеющего Мелло. Кель, видимо, злится на напрасную трату времени, делает вывод Ниа и пытается завершить этот нелепый разговор:       — Но у тебя друг только Мелло, я не думаю, что ему это интересно, — Мелло шипит что-то сквозь зубы, разворачивается на каблуках и буквально вылетает из кухни, крикнув «как закончите эту еботню, Мэтт, собирайся!». Ниа переводит непонимающий взгляд на Мэтта, который уже смеётся в голос и бьётся лбом о соседний с его головой шкафчик:       — Пресвятые чикен макнаггетсы, всё намного хуже, чем я думал, иисусьи тапки!       — Я что-то не так сказал? — интересуется Ниа, вертя на пальце прядь волос. Ему неясно происходящее, может, Мэтт по старой дружбе подскажет, что здесь творится? Но тот не спешит с объяснениями, смотрит на него нечитаемым взглядом со смешинками, спрыгивает с кухонного гарнитура и треплет по голове:       — Ничего такого, мелкий.       Ниа морщится, уворачивается от ладони: он не любит, когда к его волосам прикасаются, тем более в таком покровительственном жесте. Дом Вамми научил его быть всегда на вершине, значит, никто не может к нему относиться снисходительно, если хочет сохранить себе жизнь. Мэтт замечает реакцию, извиняется и салютует двумя пальцами. Кажется, они с Мелло собираются на какую-то противозаконную вылазку, но Ниа не уверен. Зато он сможет остаться дома один.       Квартира действительно быстро пустеет, и Ниа даже немного жалеет, что эти двое не взяли его с собой. Тут скучно, одиноко, нечем заняться, по личным меркам Ривера. Попинать хуи, как сказал бы Мэтт, не получится, Ниа даже в свободное время размышляет о чём-нибудь, раскрывает несложные дела, переставляет игрушки, в конце концов. За допущенный промах приходится платить вынужденным отпуском. Эта квартира ему чужая, здесь нет ничего «его», и Ниа бесцельно слоняется по комнатам в ожидании. Ожидание тянется долго, почти вечность, и только спустя часов в семь вечера выплёвывает ввалившихся через дверь парней, которые застывают на пороге, принюхиваясь. Ниа очень хочется спросить, будут ли они и дальше стоять столбами или наконец соизволят сдвинуться с мёртвой точки, но тут отмирает Мэтт, скидывает с себя толстую меховую жилетку и идёт на кухню прямо в ботинках:       — Ебите меня синие ёжики, ты нам ужин сделал? Признайся честно, отравил? Подсыпал слабительного? Радиоактивных веществ, от которых у меня вырастет хуй на лбу?       — Почему только у тебя? — спрашивает Мелло, снимая куртку и, в отличие от Мэтта, бросившего свой жилет куда-то в угол, вешая её на крючок. Мэтт хмыкает:       — А что, завидно? Тоже хочешь?       — Да нет, — Мелло пожимает плечами, избавляясь от массивных сапог, — мне как-то одного хватает. Просто интересно, почему именно у тебя возникнет такой побочный эффект.       Ниа беспомощно оглядывается на Мелло, не понимая, почему приготовление пищи произвело такой фурор и почему у Мэтта такая странная реакция. Мелло успокаивающе гладит его по плечу, мол, всё в порядке, потом, осознав, что сделал, резко отдёргивает руку и идёт к Мэтту, давая тому подзатыльник:       — Хоть бы ботинки снял, мудила, мы где только не шарахались! Потом сам будешь клопов и клещей травить.       — Не буду, просто помашу своим хуем на лбу перед ними и всё, они сами уйдут. А ещё лучше, выдрессирую их и заставлю кусать всех, кто меня обижает.       — Кто тебя здесь обижает, сирота ты наша обездоленная, — Мелло приоткрывает крышку сковородки, обнаруживает там вполне сносное рагу из тушёной капусты, картошки и мяса, достаёт тарелки, продолжая препираться с Мэттом, потом внезапно спрашивает. — В честь чего ужин? И откуда продукты?       Ниа, скользнувший в уже полюбившийся угол дивана, понимает, что вопрос обращён к нему, и смотрит исподлобья:       — Ты же сам сказал, что за проживание нужно платить. Стирать у вас было нечего, так что я решил попробовать что-нибудь другое, рецепт в интернете нашёл. А продукты в холодильнике достал. Теперь там пусто.       — Я так и подумал, — кивает Мелло, методично выуживает из сковородки куски мяса, складывает их в отдельный пакетик и выбрасывает в мусорное ведро. Ниа наблюдает за ним с лёгким налётом огорчения: он привык, что ему всё удаётся, и забыл, что в вещах, за которые берёшься впервые, легко ошибиться. — Мясу этому уже полгода, лежало в морозилке, стухло, мы его всё никак выбросить не могли. Вот и повод нашёлся. Про плату мы пошутили, а ты всерьёз воспринял. Отплатишь нам, когда Кира будет пойман, вот тогда мы оторвёмся, твои подачки нам не нужны.       — Мелло, не бузи, пацан старался, — в Мэтте неожиданно просыпается тактичность (редкое животное, известное своим избеганием Дживаса), на что Мелло только произносит слегка надменно:       — Одними стараниями не заработаешь ничего, — Ниа думает, что эту истину Мелло постиг сам за годы в Вамми, — да и ужинать мы будем не сейчас, а когда я из магазина вернусь. Вы пока пиццу закажите.       Мэтт кивает Ниа в сторону выхода, отводит его в свою комнату и, покидав какие-то мятые футболки в плохо закрывающийся комод, уходит обратно, разговаривать с Мелло. Ниа оглядывает чужую комнату тщательно, рассматривая детали: повешенные на стенах кое-как плакаты разных рок-групп с ничего не говорящими Ниа названиями, полка с коллекцией пластиковых динозавров допотопных времён, пустые бутылки из-под колы, пива, сидра и прочего, пакетики чипсов без чипсов, разбросанная там и сям одежда, анимешные, мультяшные, киношные фигурки, диски от игр (непонятно, пустые или нет) и очень много книг. Книги занимают подоконник, пять полок из семи, часть компьютерного стола, стоящего возле окна, даже нагромождены на видавший виды принтер, сложены стопочкой возле кровати, укрыты ворохом носков с разными рисунками, выпирают из-под комода. Всё-таки дом Вамми в каждом оставляет свой след: любимым местом любого воспитанника была библиотека, разделённая на пять секций в различных комнатах, на территории книжного царства был объявлен нейтралитет, и там можно было отдохнуть в тишине, спрятаться от своего тяжёлого бремени и внешнего мира. По крайней мере, так всегда было для Ниа. Мэтт чаще играл в видеоигры, но даже его можно было периодически обнаружить в библиотеке. Осязаемость книг даёт какое-то напоминание о том, что ты часть этого мира, что ты жив. Видимо, нередуцировавшиеся традиции времён Вамми помогали Мэтту и здесь. Или, может, помогали Мелло. Ночью разглядывать комнату Мелло было некогда, утром не хотелось, а сейчас уже немного неловко, положение чужака в доме не даёт ему права шастать, где вздумается, если его оставили в конкретном месте. Ниа, уставившись на фигурку девушки со короткими светлыми волосами в матросской форме, размышляет о том, сколько ему здесь придётся пробыть.       И пустят ли его сюда потом, когда всё закончится. Если закончится благополучно для них всех. Ниа давно уже не ребёнок, и всё равно верит в хэппи-энды. Это иррационально, но зато помогает не растрескаться, как потолок в этой комнате. Или комнате Мелло. В общем, это держит вместе кусочки, на которые Ниа вот-вот распадётся. Ему противно от самого себя, от того, что он не заслуживает того места, которое занял, что не смог оправдать ожидания. Мечты Роджера о всемирной славе преемника L всегда были ему побоку, просто… не хочется подводить самого величайшего детектива в мире, даже если он уже давно мёртв. Ниа уже совершил ошибку в этой смертельной игре против Киры, когда потерялся, это могло стоить ему жизни с вероятностью в сорок процентов, что слишком много для ситуации, в которой каждый процент может поломать все планы. А после поимки Киры что останется делать? Расследовать преступления для людей, которым это не нужно, потому что они боятся L? В чём вообще смысл быть преемником, если ты знаешь, что не дотягиваешь до нужного уровня?       Дверь открывается, долетают звуки смеха Мелло, и в комнату врывается ржущий Мэтт.       — Закажи пиццу, — Мэтт кидает на кровать телефон, не глядя, и почти влетает в кресло, нацепляя наушники, похрюкивая от анекдота, который рассказал ему Мелло. И только потом соображает, что не получил ответа, хоть мало-мальски похожего на отклик, вроде «а какую?», или «только не пепперони, ладно?», или «Господи Иисусе (хотя нет, пожалуй, пресвятой Спок), где здесь нормальная еда?». Или, учитывая, что это Ниа, то просто «хм». Мэтт поворачивается и едва сдерживает смешок, глядя на Ниа, который растерянно держит телефон в руках, пялясь на приложение.       — А… А как?       Ладно, это будет тяжелее, чем он думал. Парень снимает наушники и садится на кровать рядом с мелким, забирая гаджет.       — Смотри внимательно, сначала мы видим меню, так? — дождавшись ответного кивка, Мэтт продолжает, листая вправо. — Вкладки переключаются, так что мы добираемся до нужной нам секции. Ниа, это пицца, пицца, это Ниа, вот и познакомились, очень приятно, но на ней метафорически написано «съешь меня». Чтобы исполнить последнюю волю пиццы, нам нужно нажать на определённые кнопки, слава богу, буквально, потому что в мире пиццы у меня нет связей. Ты любишь грибы?       Ниа пожимает плечами.       — А салями?       То же самое. Фу-ты ну-ты лапти гнуты, малой вообще знает, что ему из еды нравится?       — Ладно, а что любишь?       Опять плечи. Ладно.       — Тогда мы возьмём тебе разностороннюю, там четыре пиццы в одной по сути, а нам с Мелло я возьму гавайскую. Только не отдавай ему ничего, а то он сожрёт и не будет ананасы хавать, я его знаю.       Мэтт добавляет выбранное в корзину (Ниа следит так внимательно, что Дживас чувствует себя важным хуем в какой-нибудь секретной лаборатории, от чьей работы зависит судьба всего человечества), потом увеличивает количество приборов и отправляет заказ. Мелкий забирает телефон из его рук, с интересом колупаясь в остальном меню, читая составы. Мэтт не против, так даже полезнее, хоть будет знать в следующий раз, чего хочет. Мысль отдаёт внезапной домашностью, даже большей, чем когда они были в Доме Вамми и все вчетвером собирались в их с Мелло комнате для ночных посиделок. Им всем было от пяти до восьми лет, и никакие условности вроде борьбы за звание преемника L не могли помешать дружбе. Это потом, года два спустя из-за слухов, что именно Ниа будет преемником, Мелло вышел из себя и разорвал с ним контакты. Мэтт до сих пор помнит, как была расстроена Линда, когда рассказывала о плачущем Ниа, не понимающем, почему они с Мелло не могут работать вместе. Ему было жалко их обоих. Вернее, не совсем жалко, жалость для тех, кто не знает, что делать, как выбраться, Мэтт же им сочувствовал. И поэтому не лез в пекло под названием «кто хочет стать миллионером новым L». Захуя ему такие сложности?       Мелло возвращается из магазина через час, нагруженный пакетами по самое не балуй, и Мэтту с Ниа приходится забрать у него часть, чтобы не надорвался. Ниа тащит один пакет обеими руками, слегка покачиваясь от тяжести, и Мелло незаметно усмехается: соперник похож на белого пингвинёнка, а кряхтит, как заправская бабулька.       — Сегодня жрём пиццу, потому что лень готовить, но с завтрашнего дня переходим на обычный режим, — говорит-приказывает Мелло, и Мэтт, ленивый засранец, запрокидывает голову назад, издавая недовольный стон, — Мэтти, тебя это тоже касается. Я не собираюсь лечить твой ебучий гастрит, у нас нет столько денег.       На самом деле, дело не только в гастрите Мэтта: по пути в магазин Мелло позвонила Халле и практически умоляла (ладно, он слегка преувеличил, просто попросила) кормить Ниа нормально, а не «вашими этими фаст-фудами, мы его только-только к нормальной еде приучили». Надо же, а Мелло думал, что Ниа питается воздухом и вселенской энергией. Келю, любящему хорошо пожрать, в принципе эта просьба поперёк горла костью не встала, так что он соглашается и сбрасывает звонок. Он и сам, в конце концов, слегка подустал от бесконечных доставок, раз денег привалило, надо роскошествовать, пока дают.       Ниа понимает, что они так стараются для него, и поджимает губы — ему не нравится чувствовать себя обузой. А он и есть обуза, потому что теперь Мелло и Мэтту нужно переделывать свою тщательно построенную жизнь под него. Такое зависимое положение для него не в новинку, но это не значит, что приятно видеть, как ты висишь на шее нахлебником. И вообще в принципе приобретённая после дома Вамми самостоятельность, свобода от хотя бы оков надзора Роджера очень полюбилась Ниа. Сейчас он эту отдушину потерял, оставшись у Мелло и Мэтта, хотя их поведение разительно отличается от поведения того же директора Вамми. Меньше снисхождения (пусть Мелло и думает, что Ниа лузер в бытовых делах, он, видимо, всё же допускает мысль, что Ривер что-то умеет), меньше превосходящей фамильярности, больше равенства.       — Будете жрать, что дают, — предупреждает Мелло и открывает коробку с пиццей, от которой идёт сильное тепло. Брови парня взлетают вверх от удивления, и он смотрит в сторону Ниа. — Это твоё ассорти, что ли?       Ниа тянет руки к своей порции, но Мелло несильно хлопает его по ладони и достаёт один из кусков:       — Я здесь главный, комиссия на жрачку тридцать процентов, в первый раз поменьше, — первый преемник L обиженно сопит, хмурится и едва ли не губы дует от несправедливости. Очаровательное зрелище, Мелло бы вечно смотрел. Он даже позволяет себе подурачиться: помахать куском пиццы перед носом Ниа, дразня того своей добычей. Раздаётся клацанье зубов, и от куска пиццы остаётся ровно половина, вторая свисает у Ниа изо рта. Выглядит это немного жутковато, особенно из-за томатного соуса, который размазался по уголкам губ. Мелло ошарашенно смотрит на жующего парня, Мэтт весело булькает в кружку с вишнёвым соком, в общем, первый ужин проходит на ура.       Проходит несколько дней, прежде чем они достаточно привыкают друг к другу, чтобы больше не вздрагивать от неожиданно появившегося за спиной Ниа или слишком шумно стукнувшего крышкой кастрюли Мелло. Мэтт и Мелло больше никуда не уходят, видимо, предыдущая вылазка была вполне успешной, и для Ниа начинается целая череда открытий о жизни людей, у которых нет наследства L. Звучит немного по-снобски, будто Ниа кичится своим положением, но на самом деле это просто констатация факта: его вылизанная до стерильности жизнь в дороговалютном небоскрёбе, который ничего для самого парня не стоил, совершенно отличалась от существования Мелло и Мэтта. Хотя бы тем, что у них действительно была жизнь. Мелло, как выясняется, обожает смотреть мультфильм про каких-то девочек-волшебниц в свободное время, Мэтт тоже, но других, и поэтому они могут подраться из-за пульта от телевизора. По утрам за окном не далёкие, едва слышные звуки улицы, а вполне близкие разговоры людей, словно рядом с ними в квартире ещё кто-то находится (Ниа не очень уютно от этого, но открывать окна приходится, иначе быстро становится душно). Они завтракают в очень странной форме: Мелло в футболке и трусах, Мэтт без футболки, зато в штанах. Ниа чувствует себя монашкой на пляже нудистов. У них даже есть настольный футбол, который от бешеной, азартной игры Мелло и Мэтта качается так, что Ниа каждый раз пересчитывает вероятность падения. Ниа в кои-то веки понимает, что значит быть живым. Кстати, не до конца, потому что в один из дней Мелло и Мэтт усаживают его перед собой, возвышаясь, словно следователи над преступником. Почему-то в комнате Мэтта.       Эти двое совсем ещё дети. Мэтту, понявшему это в далёкие времена Вамми и потом ещё чуть-чуть спустя, пришлось повзрослеть, чтобы с ними ничего не случилось. Нет, в интеллекте, ответственности, принятии решений и прочих взрослых штучках им нельзя было отказать, но если Мелло ещё как-то справлялся с окружающим миром, то Ниа нет. Он был совершенно отдельной частью какой-то другой Галактики, не вписывался даже в банальные вещи. Мэтт это понял, когда на перекрёстном допросе Ниа на всё отвечал «нет». Они с Мелло решили выяснить степень погружения первого преемника (Мэтту плеваться хотелось от этого сочетания) в происходящее и окружающее. Степень получалась отрицательная.       — Ты катался на качелях?       — Нет.       — Ты выдувал пузыри?       — Нет.       — Ты попадал случайно ногой в лужу?       — Нет.       — Ты ел сладкую вату?       — Нет.       — Ты строил песочные замки?       — Нет.       — Ты воровал соседские яблоки?       — Нет.       — Ты падал с велосипеда?       — Нет.       — Ты вообще умеешь кататься на велосипеде?       — Нет.       — Ты смотрел Винкс?       — Нет.       Ниа смотрит на них снизу вверх, пытаясь понять по выражению лиц, насколько смертелен полученный диагноз. Мелло и Мэтту только белых халатов не хватает, и Ниа думает, что, возможно, они даже не доктора, а уже санитары. Дяденьки в белых халатах. Парни, наверное, настроены на ту же волну, что и Ниа, потому что Мэтт скрещивает руки на груди, важным тоном произнося:       — Что скажете, коллега?       — Скажу, что соревноваться с человеком, который всё это не делал, всё равно что бить ребёнка, — Мелло выглядит убедительно высокомерно, даже если он притворяется, это бесит Ниа. Ривер щурится, копируя мимику Келя, и передразнивает его:       — «Всё равно, что бить ребёнка». На себя посмотри, я не ребёнок.       — Конечно, котёнок, — издевательски хмыкает Мелло, радуясь такой острой реакции. Ниа знает, что поддаваться на провокации глупо, и тем не менее поддаётся. Мелло садится перед ним на корточки, становясь примерно одного с парнем роста, насмешливо сюсюкает:       — Неужели эта маленькая булочка возомнила себя большим хлебушком? Из нас троих ты больше всего похож на малолетку, разве нет?       Ниа поджимает губы, сдерживая раздражение и обиду, которая и впрямь похожа на детскую, дышит глубоко через нос и приподнимает уголки рта в победоносной улыбке:       — Эта малолетка достигла большего, чем ты, это повод задуматься.       Мелло рычит, резко встаёт, толкает Ниа, нависая над ним (видимо, чтобы ударить, или ещё что, Ниа в общем-то неинтересно, потому что его завораживают яростные голубые глаза), и где-то сзади хмыкает Мэтт:       — Просто поебитесь уже, Спока ради. Только не на моей кровати.       В принципе, это было бы рациональным и логичным выходом из ситуации, отмечает Ниа, если вычеркнуть все остальные, менее приятные варианты. Мелло рывком поднимает его обратно и вылетает из комнаты; Ниа сидит в лёгкой прострации, не понимая, что происходит — и ему не нравится, что он не понимает. Мэтт по-дружески хлопает его по плечу:       — Не бери в голову. Ты же знаешь Мелло, дурь в башке.       Нет, хочется сказать Ниа, я совсем не знаю Мелло. Уже очень давно. Но он молчит, дожидается, пока Мэтт выйдет из комнаты, и скользит белой тенью в свою- вернее, в спальню Мелло, чтобы хотя бы попробовать поговорить, только Келя там нет. Он куда-то ушёл, и когда Ниа спрашивает у Мэтта куда, тот только неопределённо поводит плечами — мол, а хрен знает — и советует не париться и забить. Ниа бы «забил», однако ночью Мелло не возвращается тоже, и Ривер, чей организм жестоко, предательски быстро привык к присутствию Келя рядом, не может уснуть. Совсем. Без Мелло комната кажется не такой безопасной, из углов лезут зубастые-когтистые тени, всего лишь ветки деревьев (Ниа понимает это разумом), но воображение зачем-то дорисовывает двигающиеся в темноте очертания силуэтов, практически слышит едва заметный шёпот, и ему становится по-настоящему страшно. Он сидит, плотно прижавшись спиной к изголовью кровати, чтобы… его не утащили в темноту тянущиеся к нему руки, наверное. Ум отказывается работать, сдаваясь под напором ледяного ужаса, который накрывает с головой. И Ниа не может себя утешить тем, что никого в темноте не может быть, не после того, как узнал о существовании шинигами. Он вцепляется пальцами в одеяло, обернувшись в него, сжимается, старается стать как можно меньше, чтобы его не заметили. Задёрнутые занавески не пропускают свет, Ниа рад бы их раздёрнуть, но не может заставить себя сдвинуться с места, он примерз к деревянной спинке, всё тело будто сковало цепями, по коже бегают мурашки, дыхание учащается руки подрагивают он старается почти не дышать так ещё хуже потому что выдохи получаются громкими и рваными их слышно на всю комнату тише нужно быть тише негде спрятаться темнота сгущается возле кровати кто-то стоит       Дверь открывается. На пороге стоит Мелло в футболке и шортах, с забранными в хвостик волосами, с очень заебавшимся выражением лица. Он планировал не приезжать в эту квартиру сегодня, хотел отсидеться в запасной, чтобы разобраться с собой, но позвонил Мэтт, сказал, что они с Ниа волнуются (ловко ввернул Ривера, молодец, друг называется. Друзья не давят на слабости), и настоятельно рекомендовал не валять пидораса и вернуться. Мелло плевать хотел на его рекомендации. И на то, что они волнуются тоже, Ниа не умеет волноваться, а Мэтту всегда было фиолетово, где шарахается Мелло, главное чтобы пришёл когда-нибудь. Парень даже успел улечься на кровати, когда вдруг вспомнил, что Ниа панически боится темноты. Мелло узнал это случайно, в доме Вамми, перепутав их с Ниа комнаты от усталости и открыв дверь. Зрелище бледного, как простыня, соперника, неподвижно сидевшего на кровати напугало его тогда так, что он как следует встряхнул его и потом сидел с ним, пока тот не уснул. Теперь пришлось ехать обратно — Мэтт даже не догадается заглянуть в комнату, потому что не знает об этом страхе, а панические атаки Ниа им ни к чему. Кто знает, насколько этот маленький засранец износостойкий. Поэтому, войдя в комнату, где завёрнутый в одеяло Ниа сидит на кровати, словно прилипнув к стене, Мелло даже не удивляется.       — Хэй, — зовёт он вполголоса, обращая на себя внимание вздрогнувшего Ниа, закрывает дверь и садится на кровать. Ривер не шевелится, только периодически перебегает взглядом от какой-то точки на стене к парню и обратно. Мелло забирается на кровать полностью, садится рядом и пересаживает Ниа к себе на колени, чувствуя, как тот вжимается в него спиной, будто Кель может его защитить от образов в голове. Мелло не может, но это не значит, что он сдастся так просто. Парень кладёт подбородок на плечо Ниа, ощущая, как тот мелко-мелко дрожит, и говорит тихо:       — Я умею гадать по руке. Хочешь?       Взгляд Ниа наконец фокусируется, он кивает и опускает голову. Мелло берёт его ладонь, мягко ведёт пальцем по линии жизни, рассказывает напевно:       — Линия жизни у тебя хорошая, долгая, аж вот здесь заканчивается, — Мелло оглаживает тонкое запястье, чувствуя начинающий выравниваться пульс, и продолжает, — линия любви…       — У меня есть линия любви? — Ниа звучит так удивлённо, будто он не ожидал этого услышать. Мелло усмехается негромко, отодвигает краешек одеяла носом и шепчет:       — Конечно есть.       Этого не стоило бы делать, если он хочет продолжать соперничать, нужно держать дистанцию, но когда Мелло следовал правилам? Над ним не властно ничего, кроме взгляда Ниа, а тот, повернув голову к парню, смотрит сквозь ресницы, и даже в сумерках комнаты видно, как они дрожат. Мелло почти сходит с ума от того, что чувствует на губах чужое дыхание, так близко, тепло, едва заметным, прерывающимся ветерком, потому что, кажется, Ниа тоже иногда забывает дышать. Это льстит: одно дело, когда у тебя захватывает дух от кого-то, и совсем другое, когда ты являешься причиной чьего-то (снова) неровного пульса. Мелло не может оторвать взгляда, он не знает, как будет разбираться наутро, не понимает, как вести себя завтра, если между ним и Ниа ничего не решено, всё шатко и валко, одновременно переплетено и предопределено, а ещё Кира мешает сесть хоть раз спокойно, не торопясь всё обдумать. Нет на это времени. А хочется узнать, почему он снова так стремится защитить?       — Пойдём спать, — говорит Мелло тихо, ссаживая Ниа с коленей. Тот не ворчит, не возмущается, даже не просит ещё немного посидеть, просто принимает правила игры: качество, которое Мелло всегда бесило и устраивало. Даже Мэтту рано или поздно приходится объяснять причины, Ниа же это либо не интересует, либо он считает, что Мелло в своём праве действовать без объяснений. И это даже отдаёт какой-то семейностью, с давних времён, когда Мелло вытаскивал Ниа на улицу, а тот просто шёл за ним, не спрашивая, куда и зачем. Сейчас Ниа скручивается в клубочек, повернувшись к Мелло спиной (тот долго думает, стоит ли бороться за одеяло, тычет пару раз парню в бок, но не получает ответа), и Кель забрасывает руку на него, помня о кошмарах, пододвигаясь ближе. Ниа не снятся страшилки, если он ощущает себя в безопасности, это Мелло узнал в приюте, после того открытия про боязнь темноты. Волосы парня щекочут нос, пахнут чем-то лёгким, Ниа судорожно выдыхает во сне и жмётся ближе. Мелло понимает одну простую вещь.       Он, возможно, опять влип в это белое недоразумение.       Ниа приходится пожить у Мелло и Мэтта ещё дня три, это не влияет на расследование совершенно никак и, с одной стороны, это радует, с другой, удручает, если можно так выразиться. Ниа не чувствует эмоций по поводу Киры, он ему безразличен, но всё же такой медленный ход дела напрягает. L удалось вычислить личность серийного убийцы за год, Ниа не может посадить его за решётку уже больше двух лет. Первый преемник. Технически он уже четвёртый, если не пятый, и внутри скребётся желание доказать, что он может, достоин стать первым преемником, которому удастся превзойти величайшего в мире детектива. Лучший в мире детектив… Теперь этот будет титул его, но для Ниа это словосочетание пока что лишь пустой звук. И внезапно думается: а если они так и останутся пустым звуком? Если после победы над Кирой не будет ничего? Если он даже не почувствует радости от одной лишь мысли, что убийца L и потенциальная угроза Мелло и Мэтту больше не будет висеть грозовой тучей над головой? Ниа в очередной раз спрашивает себя, стоит ли вся эта гонка за мечтой всего Дома Вамми потраченных усилий и бессонных ночей, и в очередной раз отвечает «нет». Только выбора у него тоже — нет, либо делаешь, что скажут, выполняешь своё предназначение, либо тебя в лучшем случае спишут, как бесполезный мусор, в худшем — окажешься лежащим под травой. Это если останется, что хоронить. Если бы первый второй преемник L, ББ, сгорел до конца, то его осталось бы только по ветру развеять. Может, это не самая страшная участь, потому что кто будет приходить на могилу безымянного воспитанника какого-то там приюта? О том, что он существует, знает лишь малая группка людей, по пальцам пересчитать не составит труда. И это пугает. Ниа знает, что он лишь высококачественный расходный материал, что у него лишь один шанс доказать свою нужность, только… Только нужно ли это ему самому? Он никогда не хотел быть преемником. Роджер сам решил, что Ривер способен выдержать эту ношу. Однако Ниа это не нужно, да и никому не нужно то, что он делает. И при этом, если Ниа не будет выполнять свои обязанности преемника, он будет никем. Пустотой. Мелло правильно один раз сказал: «у тебя нет ничего, кроме ума». Это не было обидно, просто… правда. Неприятная, колючая, как проволока на заборах в колонии строгого режима. Кроме интеллекта, у него нет ничего, ни собственных желаний, ни стремлений, ни понимания, что делать.       Раздаётся стук в дверь, но Ниа не обращает внимания. В ванную заглядывает Мелло, в чёрной футболке и трениках, он смотрит подозрительно на Ниа и произносит:       — Ты тут не утонул?       Не дождавшись хоть какой-то реакции, он проскальзывает внутрь и кладёт стопку полотенец на стиральную машинку.       — Мог бы и ответить, это невежливо, в конце концов.       — Забавно понять, что ты никому не нужен, — говорит Ниа, уставившись в плитку на стене слева от себя, не глядя на Мелло. Плитка немного поросла какой-то зелёной гадостью и погрязневела, видимо, от того, что её давно не чистили, но Ниа всё равно не может оторвать от неё глаз. Если оторвёт, то придётся смотреть на Мелло. И тогда он точно разобьётся окончательно. — Я не был нужен родителям, не был нужен в приюте, я не нужен даже людям, которых вроде как призван защищать. То есть, мне всё равно, что они есть, преступления интереснее, но иногда хочется…       Ниа не заканчивает предложение, потому что не знает, чего ему хочется. Это их общая с Мелло черта, только Мелло красиво и уверенно делает вид, что он-то знает, чего хочет, просто редко думает об этом.       Мелло кладёт локти на бортик ванной и касается пальцами пены, плавающей в ванной. Ниа укрыт ей, как облаком, но чувствует себя придавленным гравитацией к земле.       — Ну, а как же другие люди? СПК, которые за тебя костьми лягут? Мэтт, в конце концов, Линда?       «Я?», слышится где-то между строк, и Ниа немного отпускает. Могло быть и хуже. Надо взять себя в руки, собраться, чтобы ни единой трещины не было. У него есть они — Мелло, Мэтт, Линда, СПК. Практически семья. Это уже больше, чем было у L, чем было когда-либо у любого воспитанника Вамми.       — Пожалуй, я помою тебе голову, а то ты ещё на три часа застрянешь, — ворчливо произносит Мелло, вставая и дотягиваясь до шампуня. Ниа думает, что Кель привык ни на что не спрашивать разрешения, но молчаливо соглашается на такое положение дел, плывя по течению. Это течение никогда не унесёт его на дно Мариинской впадины, не захлестнёт волнами, даже если сперва так кажется.       По помещению разносится запах шоколада, стоит Мелло открыть крышку бутылки, и Ниа прячет улыбку за рассматриванием облачка пены у себя на ладонях. Подобная предсказуемость в спонтанном характере Мелло всегда, можно сказать, умиляла. Сверху льётся вода, Ниа закрывает глаза и наслаждается движениями пальцев сквозь волосы. Ему хорошо, ему уютно, и он жалеет, что нельзя, как в Гарри Поттере, вынуть это воспоминание потом у себя из головы и бережно хранить в колбочке, чтобы пересматривать. Мелло проводит пальцами по затылку Ниа, плавно почёсывая, чтобы лучше смыть шампунь, и Ривер едва не запрокидывает голову назад, потому что это так приятно, что по позвоночнику пробегаются мурашки. Очень расслабляет.       — Говорил же, что ты котёнок, — фыркает Мелло, снова намыливая волосы парня. Ниа улыбается тихо и издаёт негромкое урчание, подыгрывая Келю. У того с губ срывается смешок, и Ниа ощущает это как маленькую персональную победу, правда, в следующий момент всё же невольно запрокидывая голову, когда Мелло особенно хорошо касается пальцами макушки, круговыми движениями спускаясь к затылку.       — Вот так, уже лучше, — Мелло сосредоточенно бормочет себе под нос, намазывая мокрые кудри разомлевшего соперника кондиционером для волос, стараясь не заглядываться на спрятавшуюся в уголках губ улыбку и в кои-то веки умиротворённое выражение лица. Ниа начинает выглядеть на свои восемнадцать, а не смутные пять-тридцать два. Иногда, когда Ривер сосредоточен, ему можно дать и все восемьдесят, и вовсе не из-за седой шевелюры; сейчас он так молод и спокоен, что у Мелло слегка сжимается сердце. Ему самому девятнадцать, но почему-то разница в год всегда ощущалась лет на пять. Иногда старше казался Ниа, чаще всего Кель (совсем часто — Мэтт), и поэтому видеть, сколько на самом деле его сопернику, даже немного больно. Мелло не жалеет Ниа, дети дома Вамми никогда не испытывают жалости друг к другу, находясь на равных условиях гениальных брошенок, и всё же… внутри щемит. Ниа достоин лучшего.       Мелло моргает, ошеломлённый этой мыслью. Он всегда считал, что у Ривера есть всё, а теперь что же? Выходит, глубоко в душе Кель знает, что это не так?       Мелло так сильно погружается в свои мысли, что перестаёт массировать голову Ниа, забыв об этом, и парень открывает глаза, обеспокоенный, заинтересованный и совсем чуть-чуть обиженный из-за ушедшего блаженства.       — Мелло? — зовёт он негромко, наблюдая за тем, как взгляд Келя превращается из задумчивого в осмысленный и сталкивается с его собственным. У Мелло глаза невозможно голубого цвета, и Ниа надеется, что по нему сейчас не видно, как в груди плещется мягкое желание смотреть вечно, не отрываясь. — Всё в порядке?       — Естественна, — Кель щурится насмешливо и коротко проводит ногтями по затылку Ниа, заставляя того удовлетворённо вздохнуть и снова закрыть глаза. Мелло очевидно и бесстыдно манипулирует обнаруженной у Ниа слабостью, но Ривер не собирается настаивать: они провели вместе слишком мало времени после долгой разлуки, чтобы привыкнуть друг к другу так, как в приюте. И Ниа не собирается отдавать время Мелло Кире. Он сделает так, чтобы и Кель, и Дживас выжили.       Мелло ловит едва заметное движение губ, видимо, бессознательное у перехватившего эстафету ухода в свои мысли Ниа, и залипает. Келю нравятся губы Ниа. Они красивые, с острыми, лишь слегка закруглёнными уголками, неглубокой впадинкой между перепадами верхней губы, если приглядеться, можно даже рассмотреть едва заметный шрамик под нижней губой — результат неудачного падения на карандаш из-за недосыпа. Линда тогда перепугалась, увидев у Ниа кровь, Мэтт даже ватки притащил, но всё обошлось: карандаш проткнул не слишком глубоко, просто довольно ощутимо. Забавно, что этот шрамик остался. Ниа вообще помнит, что он есть? Мелло проводит взглядом по губам Ниа и облизывает собственные, призывая себя не делать ненужных глупостей. Между ними ничего не решено, наоборот, с каждым днём всё запутанней. Наверное, Кель будет жалеть, если умрёт, так и не поняв, какое место в его жизни таки занимает Ривер, но лучше не ломать дров, а разобраться спокойно. Он, Ниа и спокойно втроём — вещи несовместимые, но пробовать всегда можно, верно? Можно попробовать… Мелло резко разгибается, обнаружив, что уже немного наклонился вперёд, к запрокинутой голове Ниа, практически щекоча его лицо волосами, и бурчит:       — Садись прямо, смоем всё это. Дальше сам.       После водных процедур Кель уходит, не забыв напомнить про полотенца и необходимость их использования; Ниа же вздыхает с сожалением — ему хотелось посидеть так ещё чуть-чуть, чтобы раствориться в молчаливой ласке (которую сам Мелло никогда не признает), в ощущении безопасности. Парадоксально, что человек, весь внешний вид и поведение которого буквально кричат «не подходи — убьёт», даёт Риверу большее спокойствие и чувство защищённости, чем оборудованный камерами, датчиками движения и скрытыми лазерами штаб СПК. Как так получилось, Ниа не знает. Безусловно, Мелло опасен, вероятность того, что он действительно мог тогда выстрелить ему в голову, равнялась примерно двадцати пяти процентам (почти поровну на каждый щелчок курка), однако даже с учётом этой погрешности Ривер всё-таки выжил, и это доказательство того, что смертельность Келя на него не распространяется. Или тот её специально ограничивает.       Ниа смотрит на растворившуюся в воде пену, аккуратно встаёт, чтобы не поскользнуться, всё-таки поскальзывается и не падает, ухватившись за занавеску, которая неожиданно трещит, оторвавшись от пары держащих её колец. Ривер не расценивает это как потенциальную угрозу своей жизни, по-прежнему держась за неё и нагибаясь, чтобы вытащить затычку, а зря — стоит ему разогнуться и развернуться лицом к душу, крепко вцепившись пальцами во влажную клеёнку, как та с пластиковым скрипом отрывается от колец полностью, утягивая к тому же балку за собой. Холодная плитка обжигает спину, когда Ниа от неожиданности жмётся к ней и тут же садится обратно в ванну, чтобы не сломать ещё что-нибудь.       — Цел? — Мелло рывком распахивает дверь, потоки воздуха обдают Ниа, и тот ёжится, обхватывая себя за плечи, пытаясь спрятаться в остатках воды. Кель цокает языком, глядя на соперника, на плечах которого медленно тает пена, и закатывает рукава кофты, думая, что зря переодевался, футболка была бы удобнее.       — Какая нелепая была бы смерть, — хмыкает торчащий сзади Мэтт, который, убедившись, что с Ниа всё в порядке, с совершенно бесстыдной я-всё-знаю ухмылкой наблюдает за тем, как Мелло занимает прежнюю позицию возле ванной и включает душ, поливая Ниа, как садовод — неожиданно зачахнувший цветок, с матным бормотанием под нос. Дживаса умиляет эта картина, ну прям идиллия, ну гармония, и если Ниа нарочно обрушил занавеску, то Мэтт готов ему похлопать за безупречный план. Если же это было случайно, то Риверу всё-таки стоит взять приём «дамы-в-беде» на вооружение. На всякий случай. Телефон в кармане звонит, и Мэтт, взглянув на номер, бросает:       — Кто куда, а я по съёбам, не убейтесь тут и не убейте друг друга, аминь.       Ниа машет ему рукой на прощание, высунувшись из-за Мелло, Кель же показывает неопределённый жест, то ли «пошёл нахуй», то ли «иди с миром», так сразу и не разберёшь.       Мелло ворчит всё время, пока смывает с волос Ниа остатки шампуня, излагает свою крайне недовольную точку зрения, отвернувшись, когда Ривер оттирает мочалкой откуда-то взявшуюся на пятках грязь, и завершает бессвязный монолог, насыщенный ругательствами на парня, пока последний вытирается и заматывается в полотенце. Ниа слушает внимательно, пытаясь понять, действительно ли Кель так раздражён или же это защитная реакция на стресс, который, возможно, испытал Мелло, увидев хаос в ванной? Обычно люди расстраиваются, если их собственность ломают, пусть даже случайно, и Ривер гадает, стоит ему извиняться или же нет.       — Я починю, — решает всё-таки определить свою позицию в возможном конфликте Ниа, кутаясь в тёплое полотенце, — я не специально.       — Я знаю, — Мелло, повернувшись, смотрит на него недоумевающе, с лёгким оттенком сарказма, и это только путает, не давая понять уровень злости Келя. Ниа правда неловко из-за своей неуклюжести, поэтому он пробует ещё раз:       — Я сожалею.       Выражение лица Мелло становится нечитаемым, будто он растерян, сбит с толку и сдерживает смех одновременно; парень непонимающе щурит глаза и разводит руками, произнося насмешливо:       — Я передам твои соболезнования семье этой балки, ты платишь за похороны.       Атмосфера преображается не в лучшую сторону: Ниа не может сделать вывод, справился ли он с донесением нужной информации, Мелло не может понять, почему тот настолько серьёзно относится к куску пластика, стоящему три копейки за ведро.       — Тогда поминки за твой счёт, — Ривер принимает правила игры и посылает Мелло ответную ехидную улыбку, разобравшись наконец, в чём дело, — и ты не должен подпускать ко мне её родственников во избежание драки.       — Какие похороны без хорошего месилова, — хмыкает Кель, — но так уж и быть, никого к тебе не подпущу.       К величайшему сожалению Ниа, неловкость между ними, проскользнувшая мыльным пузырём, только укрепляется, когда они садятся в комнате Мелло на кровать бок о бок. Вернее, Ривер ощущает исходящее от Мелло колебание в чём-то, как и почему-то направленный на него взгляд. Это… заставляет дрожь пройти по телу, будто в ожидании какого-то события, которое вот-вот произойдёт. Или же ему просто холодно: Ниа всё ещё завёрнут в полотенце, как гусеница в кокон, но оно иногда сползает, открывая холодному воздуху комнаты плечи и верхнюю часть спины, как бы Ривер не старался постоянно его поправлять. Может быть, это нервирует Мелло, и поэтому он так часто на него смотрит?       — Что будем смотреть? — в руках у Келя планшет, старый, однако исправно работающий, и парень без особого интереса листает список ста лучших фильмов века. Большинство из них он видел, к тому же не раз. — Можем… эм… Криминальное чтиво? Или Лабиринт. Или что-нибудь из фильмов Марвел, хотя я терпеть не могу всю эту тему с супергероями.       Ниа пожимает плечами, мол, выбирай что хочешь, и в нанадцатый раз поправляет полотенце. Мелло косится на виднеющуюся из-под ткани бледноватую кожу, усилием воли заставляет себя отвести глаза, уткнуться в экран, лишь бы не поддаться соблазну провести носом по шее Ривера. Это вообще нормально, чувствовать наплывами желание поцеловать его? Келю кажется, что не очень, особенно потому, что они соперники, но их отношения стали намного теплее, чем раньше, и вернуться к началу уже не получится без значимого ущерба для них обоих и их пожизненного соревнования. Во-первых, Ниа его не простит. Он гордый, хоть и не кажется таким, плюс Мелло в курсе, как для Ривера важна их совместная работа. Для Келя невыгодно терять такого соперника, где он найдёт ещё человека, с которым можно потягаться в интеллекте, обгонять друг друга и проигрывать на несколько шагов? Во-вторых, Мелло сам себя не простит. Он однажды уже ушёл, и этого было достаточно, чтобы налаживать старые связи с Ниа было мучительно больно.       И всё же плечи у него очень красивые, так и тянет, будто магнитом, гравитацией к земле: прикоснись, проведи, поцелуй, хочешь же дотронуться чуть-чуть, поделись лаской. Мелло не привык выражать своё внутреннее притяжение к кому-то вот так, но с Ниа по-другому не получается, может, боится сломать, пусть и знает — Ривер сильный, стержень внутри стальной прячется под изящной оболочкой. Надо только решиться. И Мелло решается. Ну, почти, тянется к тумбочке на другой стороне кровати, мажет губами словно случайно и садится на место, забирая пульт от висящего на противоположной стене телевизора.       — Короче, посмотрим что-нибудь по телику, — Мелло прочищает горло, переключает каналы. Ему интересно посмотреть на реакцию Ниа (если та вообще есть) и страшно одновременно, поэтому парень выбирает путь самурая и просто избегает взгляда Ривера, с излишней сосредоточенностью ища что-нибудь годное в телевизоре.       Ниа не знает, что именно чувствует, когда губы Мелло касаются его плеча — это смесь из изумления, испуга от неожиданности и прыгнувшего аж под горло сердца. Вот оно, то событие, в ожидании которого он сидел? Ривер решает сделать вид, будто ничего не произошло, неуверенный, что хотел сказать Кель этой иллюзией поцелуя: вероятно, Мелло просто захотелось его подразнить, вызвать эмоции, как тогда. Ниа вспоминает горячее дыхание, почему-то укоризненное лицо Мэтта и собственный инстинкт, толкнувший его сбежать, чтобы не испытывать таких сильных чувств, и зарывается в полотенце носом. Ужасно.       — Тебе удобно, что ли, так сидеть? — тон Келя звучит буднично, когда он слегка толкает Ниа плечом. — Давай я тебе одёжку достану какую-нибудь, противно же всё время в мокром полотенце.       Ривер внезапно ощущает правдивость его слов и морщится, испытывая отвращение к волглому липнущему ворсу:       — Давай. Ты прав, мне нужно переодеться.       — Я так и подумал, — хмыкает Мелло, соскальзывает с кровати и начинает копаться в шкафу. Ниа бездумно наблюдает за прыгающими от его движений забранными волосами, подцепляя иногда обрывки мыслей в своей голове, которые не хотят складываться в единое целое: Кира, Мелло, Мелло, Кира, Мелло… Мелло кидает в него футболку и штаны, встаёт спиной к кровати, давая спокойно одеться. Интересно, внезапно думается Риверу, если обнять его сзади, он испугается? Парень накидывает на себя одежду, примеряется… и остаётся на месте. Глупая идея, зачем только в голову пришла?       Остаток вечера проходит в редких комментариях по поводу происходящего на экране абсурда — честно говоря, Ниа не понимает, в чём суть шоу, где за одного мужчину борется сразу несколько женщин, но ещё меньше логики видит в установлении в их комнатах камер ради записи безобразных драк — и очень близком тепле Келя. Они сидят вплотную друг к другу, будто прилипнув, и в этом есть своё очарование: пальцы Мело периодически дотрагиваются до ладони Ривера, поглаживают в игре притворись-что-не-заметил, и первый преемник L еле удерживает спокойное выражение лица, не желая проиграть в негласном соперничестве «кто первый сдастся». Рука парня мягко, почти невесомо скользит по его предплечью, оставляя за собой фантомное ощущение прикосновений, и Ниа чувствует себя непривычно, пытаясь сфокусировать своё внимание на прыгающих в телевизоре человечках, а не на чужих пальцах, которые мягко сжимают плечо, проводят подушечками по задней стороне шеи и останавливаются на затылке, слегка оттягивая волосы. У Мелло тяжёлая властная ладонь, в каждом движении — сила, и Ниа так наслаждается этим, что удивляется сам себе: с каких это пор ему нравится контроль извне? Впрочем, это даже контролем-то не назовёшь, скорее надёжностью. Рядом с Келем безопаснее, чем в оборудованном по последнему слову техники штабе. Глаза закрываются сами, стоит Мелло пошевелить пальцами, помассировать кожу, Ривер даже не сопротивляется расползающейся по телу неге, млеет, забывая, что собирался не проигрывать, только дёргает носом, слыша снисходительный смешок.       Звонит телефон. Мелло подрывается с кровати так, будто наступит по меньшей мере конец света, если он не ответит, и Ниа от потери опоры едва не падает на бок, но вовремя успевает расставить руки и восстановить баланс, с недоумением глядя на Келя, чей голос неуловимо преображается во время разговора. Ниа не может понять, в чём отличие от обычного его тона, но оно явно есть, как бы Мелло не старался его скрыть.       — Кто звонил?       — Халле, — Кель плюхается обратно, почему-то уже не так близко, как раньше. Это задевает, по непонятным причинам. — Говорит, что они готовы забрать тебя уже завтра. Видать, не хотят, чтобы я тебя отвозил.       Ниа моргает, переваривая полученную информацию и параллельно анализируя перемену в поведении Мелло. Халле его чем-то оскорбила? Из-за чего тот не смотрит на него?       — На твоём месте я бы начал собирать вещички, — слова сочатся плохо скрываемым ядом, обжигающим слух, — помнится, у тебя тут что-то осталось, так что озаботься этим, какую-нибудь сумку я тебе выделю, — дальше парень фыркает, щёлкает пультом, вырубая телевизор, — нет смысла досматривать это дерьмо.       И выходит из комнаты, хлопнув дверью. Ниа не понимает абсолютно ничего. Поколебавшись, он слезает с кровати и выглядывает в коридор, где встречается взглядом с Мэттом, точно так же торчащим из своей комнаты. Дживас вопросительно дёргает головой, Ривер в ответ пожимает плечами и складывает брови умоляюще: меня он сейчас только обматерит, узнай, а? Мэтт вздыхает, кивает и нехотя вылезает из-за двери, давая Ниа с (не)спокойной душой скрыться.       Мэтт, похожий на растрёпанного ворона (по всей видимости из-за того, что слишком часто ворошит волосы), приносит дурные вести. Мелло уехал. На запасную квартиру, самого Дживаса послал пешим ходом в далёкие дали, велел передать, что вещи, которые Ниа здесь забудет, будут выброшены на помойку. Ривер поджимает губы и наматывает прядь волос на палец, покручивая.       — Спасибо, — говорит вежливо, уходя в свои мысли. Вернее, в переизбыток эмоций, каким-то образом вылившийся из сердца в голову.       — Вот уж не за что, — Мэтт фыркает недовольно, разбегается и падает на кровать рядом с парнем, отчего матрас пружинит, слегка подкинув их обоих. Дживас подгребает под себя подушку, пихает Ниа пяткой, — что у вас произошло?       Ривер пожимает плечами. Он понятия не имеет.       Мэтт кивает понятливо и вздыхает:       — Ну что, малой, давай соберёмся и порубимся во что-нибудь. Всё равно ты не уснёшь, я так чувствую.       Ниа кидает на друга взгляд искоса, выдавая свой интерес, и Дживас лыбится довольно:       — Во-о, я так и знал, что тебя зацепит моё предложение. Пошли, не кисни из-за какого-то мудака, — «этот мудак твой лучший друг, между прочим», напоминает ему Ривер, но Мэтт только отмахивается, — я в курсе, поверь. И я знаю, почему он злится, но это не делает его менее мудаком. Хотя, если так подумать… Может быть, и к лучшему, что он уехал, а то б натворил дел, так что наверное ты прав, он не мудак.       Ниа такого не говорил, но его забавляет способность Мэтта за пару предложений прийти к выводам, абсолютно противоположным заявленным вначале, поэтому он его не поправляет, слезая с кровати, чтобы сложить на неё свои немногочисленные вещи. За то недолгое время, что он жил у Мелло и Мэтта, к его скарбу прибавилось только пару футболок, джинсы и кепка. Подумав, Ниа позволяет своей вредной стороне взять верх на мгновение и запихивает между слоями одежды ту самую футболку Мелло, отданную Келем в первый день пребывания, но надетую Ривером лишь однажды. Раз Мелло не забрал её, значит, не так уж она ему и нужна.       На все вещи, в общем-то, хватает одного рюкзака, куда ещё влезает зачем-то запиханный Мэттом контейнер с едой («спорим, у вас там пожрать нечего») и складной чёрный зонт с черепами («если встретишь Киру, хуякни его как следует по голове»). Ниа не возражает против этих новвоведений, ему всё равно, что тащить в штаб: лучше он от этого не станет. Внезапно до жути не хочется ехать обратно, лучше остаться здесь, в чужой квартире, но живым, чем в элитной многоэтажке, но первым преемником L. Не то чтобы у него был выбор, нельзя же просто сказать — нет, это слово не касается его желаний, стоит только в запретах: нет, нельзя остаться, нет, не можешь отказаться, нет, ты столько сил вложил в это, сейчас не время сдаваться, нет, дойди до конца, если он вообще существует. В случае с Кирой конец это всегда смерть, есть только разница — чья.       — Скажи Мелло, — произносит Ниа после очередного матча в Мортал Комбат, где Дживас громит его напропалую, — что если он хочет меня победить, то ему нужно остаться в живых. И для этого он может обратиться ко мне за необходимыми для плана элементами.       Дживас хмыкает и кусает парочку крекеров-рыбок за «хвосты», только потом закидывая их в рот целиком:       — Базару ноль, скажу. Думаешь, он пойдёт к тебе?       — Если он достаточно умный, — Ривер накручивает волосы на палец, наблюдая за высвечивающимися очками на экране, — я уверен на тридцать два процента, что у него есть или появится какой-нибудь план, как тогда с похищением дочери Соитиро Ягами. А поскольку это сильно продвинуло расследование, да и его помощь в целом мне нужна, я не хочу оставаться в долгу.       Мэтт щурится и светит той самой бесстыдной я-всё-знаю ухмылкой, нарочито уставившись в экран:       — Ну-ну, как знаешь.       — Не беси меня, — ровно бросает Ниа, поднимая уголок губ.       Наутро к дому подъезжает машина, за рулём сидит Халле, и Ривер, который не мог заснуть всю ночь, едва не морщится от её громкого голоса, когда она останавливает Мэтта жёстким:       — Стой, где стоишь.       — Да брось, это глупо, — Дживас и не думает слушаться, открывая пассажирскую дверь сзади и забрасывая рюкзак Ниа на сиденье, — ты меня сто лет знаешь, к тому же виделись недавно, я тя умоляю, не строй из себя супер-агента. Мне уже Мелло с его мафиозно-командирскими замашками хватает выше крыши!       Лиднер оставляет реплику парня без ответа, распахивая дверцу перед Ниа. Он тупо смотрит на салон, манящий и отталкивающий одновременно своей перспективой выплюнуть Ривера возле штаба, и Ниа, перекусив горло своему желанию остаться, бросает тихое «поехали».       — Ну, куда намылился, а обнимашки? — Мэтт беспардонно останавливает его, разворачивает лицом к себе и крепко прижимает, едва слышно говоря на ухо. — Ты там это… победи Киру, ладно? Мы тебе поможем как-нибудь, но не дай засранцу уйти.       — Береги себя, — отвечает Ниа, сглатывая горький комок в горле, — и Мелло тоже.       — Сам ему это скажешь, — улыбка у Дживаса неожиданно тёплая и уютная, Ривер только сильнее сжимает пальцы от страха. От страха больше никогда не увидеть её, — вы два такие дурика, я с вас смеюсь. Просто дай ему знать, что по твоему скромному мнению, он не имеет права дохнуть, и всё наладится.       Из груди Ниа одновременно с Мэттом вырывается смешок, только у Дживаса он лёгкий, а у Ривера будто налит ртутью, тяжело падает на землю.       — Ниа, мы должны ехать.       Штаб СПК, хоть и расположен в совершенно новом здании, выглядит абсолютно так же, как предыдущий, и у парня от этого сводит скулы. Ни расклеенных на стенах плакатов, ни небрежно разбросанных футболок, ни кровати с мягким пледом — ничего, кроме проводов, техники и экранов. И игрушек на полу. Пожалуй, по ним Ниа соскучился, но всё равно они не скрашивают ощущение безжизненности. Если бы Ривер постоянно проводил здесь время абсолютно один, то точно превратился бы в андроида. К счастью, агенты СПК тоже присутствуют, со сдержанной радостью приветствуя своего босса.       Ниа вздыхает и садится на холодный пол штаба, перекатывая между пальцами фигурки.       — Я рад, что снова нахожусь с вами. Давайте приступим к работе.       И механизм снова запускается, нацеливаясь на Киру. Осталось совсем немного.       Вернуться в рабочий строй оказывается несколько сложнее, чем Ниа предполагал. Дело не в том, что вынужденный перерыв сделал его ленивее или заставил привыкнуть к праздности (что невозможно за такой короткий срок), просто… Риверу чего-то не хватает. Что-то важное отсутствует в процессе поимки Киры. Вероятно, он смутно догадывался об это раньше, но сейчас белое пятно проявилось в полной мере, заставляя Ниа ломать голову, что должно быть на его месте. Пазл не сходится, потерянный кусочек не встаёт на место, и парень перебирает все возможные варианты, ежедневно перепроверяя каждый шаг в расследовании. Всё выглядит логично, правильно, единственная загвоздка, как и раньше — заставить Киру выдать себя, завершить игру, но об этом первый преемник L уже был осведомлён. Почему тогда внутри беспокойно? Ниа ищет ответ и понимает, что находит нечто совершенно неожиданное.       Ему не хватает свободы. И тепла. Агенты СПК, конечно, не незнакомцы ему, но все их отношения находятся в рамках субординации, никто из них не станет собираться большой компанией и уж тем более звать его с собой. Это правильно по законам логики, максимум, что они делают — защищают Ниа. Каждый в штабе доверяет друг другу (особенно после ужасной смерти большинства его членов), они работают, как команда, и с ними комфортно, но всё равно это не то же самое, играть с Мэттом в Мортал Комбат, отнимать у Мелло свой кусок пиццы, слушать, как Мэтт ругается на кого-то в онлайн-играх… Лежать возле Мелло, выигрывать у него в камень-ножницы-бумага на мытьё посуды и подвисать из-за того, как он матерится, разбивая тарелку, чувствовать его пальцы в своих волосах.       Нет, так не пойдёт. Допускать подобные воспоминания нецелесообразно, тем более в такой важный момент. Джованни вот-вот похитит тетрадь у Миками Теру, испытает её и можно будет назначить Кире время встречи. Закончить, наконец, то, что начал великий детектив задолго до них.       Ниа вспоминает переданный Халле план от Мелло и стискивает зубы. План сработает прекрасно, и всё же Ривер внёс туда свои коррективы. Он пообещал самому себе, а намётки Келя больше напоминают импровизацию, пестря «сюжетными дырами», которые могут стоить им всем жизни, как бы хороши и провокационны его придумки не были. Если Кира попадётся на эту удочку, то вероятность успеха поднимется до девяносто трёх процентов… Только Ниа Мелло об этом не скажет. И вообще больше ничего ему не скажет. Уедет куда-нибудь, и пусть Кель что хочет делает, раз не хочет с ним контактировать, кроме как через агента Лиднер. Ну и пожалуйста. Ну и не надо.       Накануне двадцать шестого января Ниа сидит на полу штаб-квартиры, снова и снова переставляя фигурки людей, участвующих в игре. Он один, агенты давно разошлись по домам, и поэтому Ривер позволяет себе выпустить наружу скопившееся волнение, дать ему пробежать по пальцам, вызвать дрожь. Только по вечерам Ниа высвобождает эмоции, концентрирующиеся всё сильнее из-за приближающегося конца. От столького зависит, будет ли конец им или Кире, что вероятность на успех впервые кажется ничтожно малой. Первый преемник L не может позволить выиграть сумасшедшему убийце, возомнившего себя богом. Дело даже не в хаосе, который воцарится, если некому будет противостоять Кире, а в уязвлённой гордости.       Дверь пиликает. Ривер даже не поворачивается. Он ожидал чего-то подобного; наверняка доступ к штабу любезно предоставил Мэтт, а там уже дело за малым — нанести визит.       — Ниа.       Его имя гулко отдаётся в стенах, затихая эхом по тёмным углам. Ниа всё равно не поворачивается, решив для себя, что имеет на это полное право. Мелло постоянно напоминает, что не будет пешкой в его игре, однако сам почему-то думает, будто может играть их отношениями, соревнованием за титул наследника и симпатией Ривера. Не выйдет.       — Ниа, — пробует снова Кель, но, не получив желаемого, рычит сквозь зубы и взводит курок, — повернись ко мне, блять!       Угрозами ничего не добьёшься, думает Ниа. Пришёл опять потешить своё самолюбие за мой счёт? анализирует Ниа.       — А ты попробуй поверни, — произносит он в итоге, тут же жалея об этом. Мелло в рот палец не клади, оттяпает всю руку; Кель быстрыми шагами подходит к нему, рывком поднимает с ног и разворачивает к себе, рявкнув:       — Я сказал, смотри на меня!       — А я не хочу, — шипит Ниа в ответ, не успев спрятать свою обиду глубоко внутри. Почему вечно он виноват? — Не хочу, понял?       Черты Мелло ужесточаются от его слов, но затем отчего-то смягчаются, стоит взгляду Келя скользнуть по его лицу. Видимо, парень замечает, как Ниа разозлён и расстроен. Ривер опускает голову, чтобы тот не прочитал чего-нибудь ещё, и методично отцепляет от себя руки Мелло, слегка отталкивая его. Ему одновременно хочется и не хочется, чтобы Кель прикасался к нему, обращал на него внимание, буря внутри сбивает с толку, заставляя избегать причины и бороться лишь со следствием.       — Ниа, — повторяет Мелло тише и спокойнее, — я понимаю, почему ты обижен.       Ривер бросает на него взгляд, ясно говорящий «да неужели?», и парню приходится сделать глубокий вдох и выдох, туша вспыхнувшее раздражение. Сейчас на разборки нет времени.       — Я правда понимаю. Между нами установились новые, дружеские отношения, а я в последний раз, когда мы виделись, повёл себя… скажем так, не слишком хорошо, — Ниа слушает внимательно, холодея внутри. Мелло никогда не приходил с извинениями, всегда искупляя свою вину исподтишка ещё во времена Вамми, и сейчас его честность звучит как прощание, несмотря на то, что их план должен сработать. С вероятностью в девяносто три процента. Но, видимо, Кель больше верит в эти несчастные семь процентов, чем во всё остальное. — Сейчас я осознаю, что разозлился, потому что вообще-то завидую. Тебе и твоему положению. Я всю жизнь гонюсь за титулом преемника L, как Алиса за Белым Кроликом, только вот эта сучья кроличья нора всё никак не кончается.       Мелло кривит губы в горькой усмешке и продолжает:       — А тебе этот кролик, считай, прыгнул в руки. Я не говорю, что ты ничего не делал для того, чтобы стать преемником, наоборот, как твоему сопернику, мне лучше всех известно, сколько сил ты вложил и вкладываешь в это. И ещё будешь вкладывать. Просто… — Келю сложно подобрать нужные слова, тяжело пересилить свою гордость. Если не сейчас, то уже, возможно, никогда. — Блять. Просто я даже после смерти L хочу быть достойным этого звания. Хочу доказать себе, тебе, Роджеру и всему грёбаному миру, что из меня выйдет толк и я не стану вторым ББ. А ты мне опять все карты испортил.       Ниа хмурится, не понимая, к чему он ведёт. Естественно, в мире Мелло всегда и во всём виноват один лишь Ниа. Он карты испортил, Вселенский потоп вызвал, распял Христа и совершил первородный грех, укусив яблоко с древа познания. Естественно. Возможно, Ривер и есть Кира и вдобавок мечтает убить его и всех участников расследования.       — И как же я умудрился это сделать? — Ривер скрещивает руки на груди, позволяя ядовитым ноткам проскользнуть в голос. Кель усмехается, нервно трёт заднюю сторону шеи ладонью, затем усмехается каким-то своим мыслям и сжимает кулаки, будто решившись на что-то. Ниа наблюдает настороженно за ним (Мелло, конечно, безопасен, но в слове «безопасность» без это лишь маленькая часть), напрягается, когда тот подходит ближе с мрачной целеустремлённостью на лице,       и издаёт удивлённый вздох, чувствуя, как его целуют.       Когда Ниа представлял свой первый поцелуй в подростковом возрасте — не потому что правда думал, что его кто-то поцелует, а потому что гормоны шалили — и подключал воображение, он не думал, что это будет так. Тепло, неловко и немножко слюняво. Кель целуется уверенно, и наверное в данной ситуации это синоним «отлично», а вот Ривер не знает, как отвечать и что делать, и это синоним «ужасно». Ниа пытается подстроиться, анализирует движения Мелло и случайно кусает парня за губу с чрезмерной силой, увлекшись копированием технической стороны вопроса; Кель с негромким чмоком отрывается от него и смеётся:       — Нет, стоп, ты меня так съешь, — Мелло наклоняется к нему снова и шепчет, — не торопись, расслабься. Это не тест, здесь не нужно сдать на высший балл.       В смысле, не нужно, возмущается про себя Ниа, ожидавший провала в свой первый раз, но всё-таки не желающий его. Первый преемник L должен быть хорош во всём, ему вдалбливали это в голову с семи лет, и не так-то просто смириться с тем, что у него не получается совладать с такими банальными вещами.       — Повторяй за мной.       Кель целует снова, медленнее, терпеливо ожидая, когда Ниа ответит, потом ещё, и ещё, и ещё…       — Подожди, у меня шея затекла, — бормочет Мелло, подхватывает Ривера на руки (тот не совсем понимает, что происходит, увлекшись практикой нового навыка), подсаживает на стол, давая Ниа обхватить себя ногами, и с силой посасывает губы парня, втягивая то одну, то вторую попеременно, притягивает ближе.       О. О-о-о-о. Вот так намного лучше, проскальзывает в голове Ниа, но разлившееся в груди тепло точит маленький надоедливый червячок. Впрочем, нет, червячок слишком маленькая метафора для мыслей в черепной коробке, грузно крутящихся подобно цементу в бетономешалке. Ривер не может забыть, что Мелло пришёл попрощаться. И не может ему этого простить, лучше уж никак, чем вот так — хорошо, вживую, чтобы потом не встретиться никогда с вероятностью в семь процентов. Кель очень убедителен в своих поцелуях и уверенности, Ниа же как всегда не может этому противостоять.       — Прекрати повышать айкью всей улицы, заебал, — шепчет Мелло, не прекращая целовать, с непривычной нежностью оглаживая бока и бёдра парня. Он своего соперника знает наизусть, даже без взглядов на него чувствуя, как крутятся шестерёнки в слишком умной голове, — побудь со мной, а не где-то там у себя в мозгах.       Ниа не может противостоять. Он бы и рад выполнить просьбу, только…       Вспышка боли, пронзившая шею, вырубает напрочь все мысли. Кель усмехается, обдавая горячим дыханием кожу, ведёт носом по челюсти, практически угрожая:       — Это первое предупреждение. Ещё раз уйдёшь в астрал, и я тебя обкусаю.       — Кусай.       Ривер скрещивает ноги за спиной парня, притягивая его плотнее к себе, запрокидывает голову, опираясь о стол. Оголённая шея — как у волков — знак доверия, Ниа слышит это по удивлённому вздоху. Мелло и смотрит, как волк, исподлобья, внезапно заподозрив какой-то подвох, которого нет, заставляя парня цокнуть языком от досады:       — Я не шучу.       — Это должно было быть наказанием, а не поощрением, — ворчит Кель, притворно оскорблённый уплывшей из-под носа возможностью заставить своего соперника выключить мозги. По крайней мере, это ему бы очень польстило. Ниа поднимает уголки губ, болтая ногами, пожимает плечами так просто, будто для него всё происходящее является совершенным привычным, будто они каждый день стоят друг к другу как можно ближе, чтобы не упустить ни одного момента. Для них обоих в новинку давать себе полную свободу рядом с кем-то без боязни, что её ограничат, даже малейшей мысли не возникает об этом.       Они целуются ещё несколько минут, по ощущениям — часов, Ниа отстраняется первым, ощущая жгущее в груди желание сказать что-нибудь, ну, этакое. По определению внутри «этакое» значит весомое, важное, чтобы Мелло понял, как Риверу всю жизнь хотелось находиться рядом с ним, даже не в романтическом смысле, вовсе нет. Спокойствие Ниа держится на трёх столпах, и двое из них собираются завтра умереть, но слова не идут должным образом, отказываются выстраиваться в связанный по смыслу текст. Что люди обычно делают в ситуациях, когда из сердца рвётся, а с губ всё никак не может слететь?.. Он не знает, пробует наугад: наклоняется ближе, соединяя кончики их носов, и двигает головой из стороны в сторону, потираясь. Мелло прикрывает глаза, сглатывает так тяжело, будто у него камень в горле, и улыбается:       — Ты такой придурок, — в уголках губ прячется горечь, Ривер видит её насквозь и всё же отвечает:       — А ты как будто нет.       Кель берёт его ладони в свои, крепко сжимая их почти до боли. Ниа отвечает ему тем же.       — Останешься?       — Конечно.       Они лежат на кровати, глядя в потолок, плечом к плечу: Мелло в своей (спёртой Ривером) футболке и трусах, Ниа в любимой пижаме. Говорить ничего не хочется, да и не нужно, и эта тишина нравится им обоим, несмотря на одолевающие мысли. У Келя лицо сосредоточенное, красиво очерченное лунным светом из окна — можно любоваться вечно и приходится в который раз напоминать себе, что вечность только наполовину в их руках, наполовину всё зависит от воли случая, это самое неприятное в обязанностях преемника L. Никогда не ошибаться, потому что малейший промах приведёт к потере всего. Хрен бы с ним с миром, смутно напоминающим о себе звуками чужих машин из окна, не хочется остаться одному.       — Эй, Ниа… — Мелло говорит совсем тихо, Риверу приходится сильно напрячь слух, чтобы уловить его слова, — заставь Киру пожалеть, что он на свет родился.       Опять прощание. Ниа сжимает в пальцах одеяло, по-прежнему глядя в потолок:       — Если ты умрёшь, я тебя убью.       Кель хмыкает, не понимая, что вообще-то он ни капельки не шутит, поворачивает голову:       — Ты иногда такой глупый.       — Ты тоже, — не остаётся в долгу Ривер. Мелло издаёт свистящий смешок, кладёт ладонь на щёку Ниа и тихонько гладит кожу. У него тёплые руки с ледяными кончиками пальцев, от этого по всему телу бегут мурашки, будто Кель пропускает через себя электрический ток и передаёт его Риверу.       Этот электрический ток бьёт по нервам, пока Ниа сидит на полу штаба через два дня, собираясь поехать на назначенное место встречи. Нужно быть там раньше Киры, обойти его даже в такой мелочи, не дать почувствовать преимущество ни на минуту. Прямо по заветам Мелло.       Лайт Ягами разочаровывающе обычен. Ривер даже бы сказал, скучен. На фотографии сын погибшего начальника полиции выглядит лучше, в жизни он кажется блёклой версией отфильтрованного себя. Наследник L никогда бы не подумал, что можно выглядеть таким плоским и прилизанным, находясь в трёхмерном мире, а не на глянцевой бумаге, но что есть, то есть. Глазу не за что зацепиться, нет никакой индивидуальности, кроме лёгкого напряжения в позе.       Ниа знает, что оно значит для него и СПК. Это ожидание убийцы, который размышляет о том, как его жертва вот-вот испустит последний вздох. Не дождётся. Ривер не даст ему такой радости.       Время течёт, отсчитываемое шевелением вентилятора в стене — стук, стук, стук, будь Ниа чуть более склонен к поэзии, сказал бы, что от ощущения опасности аж воздух звенит, но подобные сравнения не слишком увлекательны и не похожи на правду. В помещении висит тишина, как густой туман, только в ней нельзя скрыться или потеряться. Сегодня кто-то умрёт, и тут уж как выпадут карты: либо Кира (и помогающий ему человек, верно ожидающий за дверью), либо СПК вместе с Ниа и штабом расследования. Двое против семерых. Жалко, что здесь нельзя победить количеством, а только качеством.       Семь процентов. Семь процентов вероятности провала.       И выпавшая карта Таро, изображающая Смерть. Конец старого и начало нового.       Старым в данном случае оказывается Кира. Он визжит, орёт, забрызгивая слюнями подбородок и лацканы бежевого пиджака, и это зрелище пугает меньше, чем хладнокровное безумие на лице Ягами, которое прямо-таки лучилось уверенностью в своей правоте. Пара пуль стирает эту уверенность в порошок и с грохотом опрокидывает маньяка с небес на землю, в буквальном смысле, заставляя Киру корчиться в грязной воде завода, взывать к использованным им людям. Никто не приходит. И не придёт. Ниа в каком-то смысле даже жаль его (неискренне, конечно).       Умирать в одиночку очень неприятно, наверное. Хуже только жить в бесконечном одиночестве.       — Не стоит, — останавливает Ривер бросившихся за Ягами полицейских, щёлкнув по пальчиковой фигурке. — Он того не стоит. Всё равно ему далеко не уйти.       Победа не приносит радости, лишь слегка уменьшает усталость и приносит слабо теплящееся облегчение. Годы работы наконец дают свои плоды, и всё, чего хочется Ниа, это вернуться домой; приходится возвращаться в штаб, чтобы составить сообщение о раскрытии дела Киры для полиции Японии и всего мира, поставить очень-даже-жирную точку в расследовании. В итоге, всё обошлось малой кровью, могло быть намного хуже, убеждает себя наследник L, и теперь можно жить спокойно, расследуя остальные дела.       Понятие «спокойно» оказывается очень растяжимым с появлением на пороге штаба Мелло и Мэтта с двумя чемоданами вещей.       — Нам больше негде жить, — радостно сообщает Мэтт и машет СПК рукой, — драсьте! Вы не ждали, а мы припёрлися!       — Вообще-то ждали, — тихо произносит Ниа, вставая напротив хмурящегося Мелло. Тот в непривычно простой и неброской одежде выглядит, как солдат после войны, которого запихнули в гражданское, а он не знает, что с этим делать. По крайней мере, хмурое выражение лица и поджатые в тонкую полоску губы навевают именно такие ассоциации. Ривер тянется к складочке между бровей Келя и нажимает на неё, разглаживая. — У нас готовы жилые помещения на двух этажах сверху от этого и на двух снизу. Располагайтесь, где хотите.       — Хочу расположиться там, где можно упасть на что-нибудь горизонтальное и умереть часочков на восемь, — жалуется Мэтт, с грохотом протаскивая свой чемодан внутрь штаба, — по документам мы сдохли, так что нам даже мотель не удавалось нормальный снять, прикинь?! Пришлось ночевать у каких-то добросердечных челиков за символическую плату и отдраивание целого дома. Целого, блять, дома, Ниа!       — Я вас не буду заставлять убираться по всему штабу.       — Я уж надеюсь, — хмыкает Мелло, натягивая козырёк кепки на глаза. Кепка-то выцветшая, дурацкая, совсем не предназначенная для января, но идёт Келю, будто он в ней и родился, — ну, щас мы расположимся, а потом устроим знатную пьянку в честь смерти этого ублюдка и нашей грёбаной победы. Бросим все дела и укатим на чудный остров с названием «Кху ям», как вам такая идея?       Ниа не против. Ниа не против, даже если они разнесут весь небоскрёб от вершины до фундамента.       Главное, что они живы.