Лимоны.

«Если у вас бессонница, просто включите телевизор на ток-шоу женского канала и считайте овец, которые туда звонят» (с) И я не сплю. Во рту очередная таблетка, которую я перекатываю языком из стороны в сторону. Бесполезная. Как и три предыдущих. Эффект плацебо, да? Черта с два, не работает. Но я могу съесть еще одну. Потом. Перемещаюсь в ванную, наблюдая смену ощущений кожи стоп: ковер, паркет, что-то резиновое и, наконец, кафель. Открываю дверцу аптечки и, отодвинув от края полочки резинки для волос моей сестры (на кой черт они здесь лежат), достаю небольшую картонную коробочку. Очередной калейдоскоп ощущений: путь от ванной комнаты до кухни. Достаю из целлюлозных недр коробки пузатый флакон из желтого стекла. Откупорив, отмеряю пипеткой 2,5 миллилитра, и горло привычно обжигает что-то, отдаленно напоминающее клубничный джем пополам с парацетамолом. Возвращаюсь в комнату. В последний момент заметив бульонницу на полу, обхожу ее и сажусь рядом, стаскивая рукой подушку с дивана. Вытягиваюсь на полу во весь рост, налегая подбородком на подушку. Из квартиры соседа доносится собачий вой. Опять. Начерта он только собаку завел, если все время задерживается на работе? Иногда мне хочется достать ружье и прекратить страдания животного. Или соседа. Иногда. Включаю телевизор. Застаю середину какого-то фильма. Что-то про евреев, немцев и Берлинскую стену. Не могу точно определить время. Достаю из кармана телефон с намерением позвонить соседу (ему наверняка будет интересно), но из его квартиры снова слышится вой, напоминая о том, что соседа нет дома. И я прячу телефон обратно в карман. Евреи кормят связанного немца овсянкой. Он отплевывается, и каша разлетается по комнате комками сливочного цвета. Мерзко. Я отворачиваюсь, и взгляд сам собой падает на бульонницу, до краев наполненную остывшим чаем. Плавно опускаю в нее пальцы, всматриваясь в струйки, стекающие с ее округлых боков на ковер. Немец говорит, что от тошноты помогают лимоны. Черта с два. От тошноты помогает ружье.