***
моракс задыхается под тяжестью запаха возбуждения аякса, тонет в нëм, вылизывает бледную шею с россыпью веснушек, уходящих далеко под распахнутый ворот рубашки. аякс смеëтся, дрожит, ëрзает. аякс такой живой в его руках, что моракс невольно выпускает когти, рвëт рубашку на множество красных-бардовых-кровавых тряпок. аякс всë ещë смеëтся, скребя ногтями по прикрытой тканью спине архорта. моракс кусает шею смертного под собой, и аякс роняет долгий, протяжный, восхитительно громкий стон. моракс оставляет свои следы на нëм, перекрывает шрамы от глаза порчи, молниями расползшиеся по всему торсу предвестника, своими следами. аякс обхватывает ногами бëдра бога, виснет на нëм, стонет от такого явного трения. моракс тело аякса метит укусами и поцелуями, стирает следы царицыных дел с его кожи, чувствует своё превосходство. утверждает своë влияние на аяксе, но в какой-то момент всё равно оказывается внизу. аякс седлает его бëдра с ленивой грацией, прижимает руками к кровати, нарочито медленно ëрзает на чужом возбуждении. мертвые глаза всë ещë мертвы и не отражают эмоций, поэтому моракс следит за телом. ловкие пальцы расстëгивают и распахивают его рубашку, мозолистые подушечки чуть раздражают кожу, прежде чем ногти оставят на секунды красные полосы на коже. моракс дышит глубоко, наслаждается морской солью и кровью, которыми пахнет возбуждение аякса. моракс ухмыляется, сжимая в руках неожиданно узкую для воина талию. аякс в ответ лишь хмыкает, губы тянутся в широком оскале, когда по его руке бегут крошечные молнии, прежде чем эта рука погружается мораксу в грудь. бог обхватыват бледное запястье, не давая вырвать руку с гнозисом, и смотрит на скалящегося воина над ним, зеркалит его ухмылку. он отпускает свою божественность, проявляет силу, чтобы продавить аякса, но тот будто и вовсе не замечает этого, лишь нетерпеливо ëрзает, заставляя бога сдерживать тяжëлый выдох. — никогда бы не подумал, что сам гео архонт ничегошеньки не смыслит в простейшей маскировке. — аякс насмехается откровенно, не скрывается, не хитрит. — возможно, архонты не так уж и отличаются от смертных. на это моракс лишь смеëтся. его смех содержит в себе грохот камней, падающих с гор лавиной. аякса этот звук завораживает, как никогда ничто не завораживало. этот грохот — почти пение бездны, держащей его за горло когтистой лапой. этот грохот — очарование близкой, но такой далёкой смерти. аякс тонет в этом звуке, как когда-то тонул в крови монстров. ему кажется, что ещё секунда, и он отринет все свои идеи об убийстве бога под ним, отринет память об обещании самой царицы сделать его врагом целой селестии. он знает, что, вероятно, не доживёт до войны со страной богов, но сейчас это волнует его меньше всего, потому что в нём горит жажда крови и драк. тёмная, сумасшедшая личность аякса поёт хвалебные песни силе архонта, поёт о желании эту силу испытать. моракс прерывает смех резко, его дыхание тяжёлое, потому что он пытается вдохнуть как можно больше аякса за раз, хоть это и сложно. воздух густой для архонта, тягучий, словно медовая карамель. бог сжимает запястье тартальи в своей руке и отпускает. предвестник вырывает ладонь назад. сжатый кулак неожиданно пуст, и разочарованный взгляд, которым аякс смотрит на архонта, почти заставляет того рычать. — глупый-глупый смертный, — моракс смотрит с той же насмешкой, что смотрел до этого на него предвестник. — неужели ты подумал, что я, как барбатос, не буду и малейшего понятия иметь о причинах, по которым одиннадцатый из предвестников, авангард фатуи и целая армия из одного человека пожаловал в мою гавань? что ж, удача определённо не на твоей стороне. на лице аякса сменяют друг друга пара десятков эмоций, от разочарования к растерянности, а после и вновь к голоду. предвестник пожимает плечами и вновь проходится ногтями по мускулистой груди бога. — как думаешь, твоя гордость бога позволит тебе переспать со смертным, который попытался столь нагло украсть твоё сердце? — аякс даже строит из себя столь резко смущённую в первую брачную девушку из одного из институтов благородных девиц снежной, словно и не сидит на бёдрах крайне возбуждённого его выходками бога, распространяя вокруг удушающий запах возбуждения. — моя гордость непременно позволит хорошенько трахнуть этого смелого смертного, — моракс глухо смеётся, притягивая аякса к себе для поцелуя, — возможно даже не один раз. в конце концов у них впереди вся ночь, а возможно и не только она.***
тарталья дышит тяжело, загнанно. лежащий на нём моракс только давил своей тяжестью. тарталья морщится, когда невольно дёргается, потому что между бёдер и на торсе слишком липко. он пытается пнуть развалившегося на нём бога, но не особо может двигать ногами, поэтому тянет его за волосы. — моррракс, слезь с меня, — тарталья натурально рычит, получая в ответ лишь ленивое мурчание. — я серьёзно, мне нужно вернуться в банк через несколько часов, так что, если ты не собираешься меня убивать, будь добр, пусти в душ. моракс ворчит что-то с недовольством, но откатывается в сторону, позволяя предвестнику сесть. аякс пытается встать с постели, но ноги его совершенно не держат, а потому он падает на пол. с кровати доносится тихий смешок, на который аякс кидает подушку, так удачно подвернувшуюся под руку — кажется, они скинули её полчаса назад. — я требую компенсации. моракс вздыхает, но встаёт, чтобы поднять аякса на руки и унести его в ванну. конечно, в итоге, предвестника даже не выпускают из кровати. тарталья не то чтобы сопротивляется, учитывая, что он в буквальном смысле этого слова не может ходить. — и всё-таки, почему ты не носишь свой гнозис в груди? — тарталья лежит под простынёй в одной из тех поз, которые подсмотрел на картинах из фонтайна. он смотрит на моракса, который упорно не смотрит на него, потому что иначе он сорвётся и снова трахнет тарталью. и снова будет выслушивать жалобы этого существа — назвать аякса человеком не получалось, потому что в нём слишком сильно прижилась энергия бездны. — сосуды богов разве не самое безопасное место в мире для их сердец? — я никогда не носил свой гнозис в груди. — бог задумчиво прикрывает глаза, прежде чем материализовать в своих руках катализатор, постоянно меняющий свою форму. — когда-то давно этот катализатор создала богиня пыли, гуйчжун. ходит легенда, что она сказала рексу ляпису, что он сможет узнать его главный секрет только если познает чувства людей. — тарталья подаётся вперёд, завороженный оружием и голосом архонта. — что, конечно же, полная чушь. я всегда умел его открывать. но и секрет у этого катализатора тоже есть. — моракс проворачивает катализатор странным образом, заставляя его рассыпаться в пылевую лилию, на которой лежало два гнозиса. — это шкатулка, в которой мы спрятали дары селестии в тот же миг, когда и получили их. мы были одними из первородных богов, а потому для нас гнозисы были лишь поводками. — моракс вытаскивает одну фигурку и позволяет катализатору вновь собраться обратно. — поводками, которых мы успешно избежали. да и боги, что не используют сердца, не могут нанести столько ущерба, сколько нанесла та же гаврия в момент своей времени. — и сколько стоит тогда твой гнозис, моракс? — тарталья смотрит прямо и серьёзно, и это вызывает у моракса смех. — к твоему сожалению, мой поводок уже продан снегам на неназванных условиях. — моракс не был бы истинным богом контрактов, если бы не умел их обходить. тарталья молчит с минуту, прежде чем зайтись в истерическом смехе. его тусклые глаза светлеют на пару тонов от осознания своей роли. моракс не уверен, что тарталья понимает своё место правильно, но его это не волнует, когда он подходит к предвестнику почти вплотную. — снега говорили мне о том, что ты прекрасно сеешь хаос там, куда тебя отправляют. — тогда согласитесь ли вы принять мою хаотичную сущность под свою власть, господин моракс? — тарталья опирается на сильные плечи бога и произносит эту просьбу практически рексу в губы. рекс вновь лишь смеётся, вместо ответа прижимаясь губами к губам аякса. это существо определённо занимательнее обычных смертных. мораксу это до безумия нравится.