Снова и снова.

Едва ли он сюда когда-нибудь вернулся по собственной воле. Нервный смешок скользнул по искусанным губам, заставив их болезненно скривиться. Его сладкий дом, этот дом с кошмарами из далёкого будущего. Так и не случившегося. Это место наполнено самыми драгоценными для него воспоминаниями, но внутри них по тонким жилкам течёт яд времени и неудач, медленно убивающий его разум. Все ошибки, цена которых была слишком высока, искалеченные судьбы детей, возомнивших ли себя взрослыми или резко повзрослевших под гнётом реальности, тихое семейное счастье ещё в той, далёкой первой жизни, оплаченное кровью близких и оплакиваемое хрустальными слезами едва ли ещё живых. Чудовищные случайности и жестокие насмешки судьбы, ломающие и душу и тело. Это всё, всё его драгоценная память, медленно убивающая Такемичи. Ночной июльский ветер призрачным взмахом скинул с головы глубокий капюшон, вытащенной из закромов его шкафа безразмерной толстовки, и нежно пригладил свежеокрашенные в чёрный волосы. Противно лезущие в глаза прядки, без вечной укладки, вернули Мичи из глубокого оцепенения, вызванного навалившимися воспоминаниями. Вздрогнув и оглянувшись в поисках случайных зевак, Мичи накинул капюшон обратно и подошёл к железной двери в поисках ключа. Было бы неприятно заметь его кто-нибудь здесь, в этом месте. Такемичи шагнул в бок прямо к окну, где под отходящей железной пластиной подцепил за колечко ключ. Как же это странно осознавать, он никогда не был в этом месте. Никогда не знал где оно находиться и тем более не знал про спрятанный ключ, но всё же Такемичи бывал здесь и раньше, Майки сам поведал ему о нём. Показал дорогу, рассказал про то, как открыть дверь. Мичи так много раз тут бывал, что мог бы с закрытыми глазами проделать весь путь отсюда до дома и обойти все внутренние помещения ни разу не споткнувшись. Но в этой жизни, в этом прошлом или уже настоящем, Такемичи ни разу тут не был. Майки не рассказывал ему об этом, ещё не успев, но ключ всё равно лежит там же где и всегда, спрятанный под пластинкой, а комнаты внутри, он готов поклясться, ни разу не изменились. Воспоминания дрянная штука, ни раз нечестно сыгравшие против него, иронично пронеслось в голове. Вон там старая боксёрская груша, висящая на покрытой коррозией балке. Её приволокли близнецы Кавата, вроде кто-то из их родственников держит тренажерный зал. На старых продавленных диванах лежат, принесённые вечно мёрзнувшим Хаккаем, разноцветные пледы и подушки, которые вышил Мицуя. Около входа есть маленькое сквозное отверстие похожее на норку, в него очень удобно протиснуться уличным кошкам и там рядом, сделанный лично Баджи котячий уголок - миски, корм и даже несколько игрушек и ковриков. В самой его жилой части около диванов стоит огромный низкий стол, за которым все обычно работают или едят. Сейчас он завален многочисленными томиками манги, притащенными заядлыми фанатами Пэ и Чифую, а так же учебниками и конспектами. В периоды экзаменов этот столик ломиться от людей, но чаще всего он оккупирован Мицуей и Дракеном, которые подтягивают Па-чина по гуманитарным предметам. Удивительно и необычно, несмотря на угрожающую внешность Па, тот очень добродушен и сведущ во всём, что касается бизнеса. Наверное, сказываются гены, ведь его семья уже несколько поколений владеет успешной юридической фирмой, которая вскоре перейдет его старшему брату. Хотя стоит упомянуть, что у остальных тоже было полно хвостов. Сразу вспоминается страдальческое выражение лица Чифую над тетрадкой с датами по истории или серьёзные пробелы Баджи в японском. Это место, как пазл, собрать который не представляется возможным. Каждый из тосвы оставил здесь частичку себя. И столько времени Такемичи пытается собрать эту нереальную головоломку воедино. Собрать все кусочки, склеить их клеем и положить в алмазную рамку, чтобы больше не разбилась. Да здесь даже стоит пару кактусов и несколько других неизвестных Мичи растений, принесённых Муто, за которыми он вместе с Санзу ухаживает. Горький ком встал в горле, мешая дышать и заставляя лёгкие жечь. Глаза защипало из-за накативших слёз. Такемичи плюхнулся на мягкий диван и запрокинул голову на спинку, прикрыв глаза предплечьем левой руки. Зажмурившись, он постарался пресечь новый приступ, задышав чаще и уже спокойнее, глубже. Сведённые судорогой, холодные пальцы вцепились в вышитый Мицуей узорчатый плед и, о Ками, он готов был снова разрыдаться. Призрачный запах белых хризантем* и могильный холод преследовали его до сих пор. - Да что ж такое... - из горла вырвался какой-то жалкий сип и ему пришлось закрыть рот рукой. Мичи несколько минут глубоко вдыхал и выдыхал прохладный летний воздух, постепенно успокаиваясь. Зажмурившись, он крупно вздрогнул и резко встал, пытаясь прийти в себя. Чистым, незамутненным взглядом он прошелся по огромному помещению, некогда складу магазина Шиничиро, а сейчас базе тосвы где проходили все собрания верхушки банды. Здесь, когда-то давно, они сделали ту самую памятную фотографию и здесь же он уговаривал Майки о защите Хаккая и оставлении его в Токийской Свастике. Это очень памятное для него место, ведь даже в будущем они продолжали тут собираться, будь то по делам разросшейся банды, почти мафии, или просто в желании провести время друг с другом. Смотря какое будущее Такемичи удавалось создать. Точнее в какое будущее складывались все его ошибки, случайности и недоглядки в прошлом. Ведь любая смерть - это провал, случившийся по его невнимательности или вследствие его слабости. Взгляд сам собой упал на то самое место. Некоронованный трон Майки, на котором тот так любил сидеть. Но на самом деле простая груда арматуры, скинутая вместе, и которую Майки отказывался менять на что-то более подобающее Боссу. В предрассветных лучах оно выглядело как-то по другому, по особенному отчего-то. Может от того что в таком огромном помещении это было самое освещённое место из-за высоко расположенных окон, а может это место делало присутствие одного человека, которого сейчас тут не было. Миччи как на яву видел длинную мешковатую одежду, которая скрывала худосочное тело и выпирающие ребра. Видел обманчиво хрупкие линии запястий и щиколоток, способных одним легким движением сломать человеку шею. Выпирающие острым углом ключицы и шею с татуировкой, которую никогда не закрывают воротником, словно оставляя на обозрение. Короткие волосы, тонкие черты лица, впалость щёк и острота скул. Холодные, стеклянные глаза, которые засияют ярким тёплым огнём, стоит хотя бы скупой улыбке заиграть на бескровных губах. Майки, как кот греющийся на солнце, любил раскинуться на этом прогретом солнцем металле, но было это так редко. Наверное, именно поэтому каждый такой момент слабости был нежно запечатлён в сердце Такемичи, как сокровище. Поморщившись как будто от моральной физической боли, Такемичи подумал что даже это место хранит свою страшную тайную историю. Мичи подходит ближе, касаясь рукой слегка теплого металла и тут же одергивает, будто бы обжёгшись. На руке он чувствует вязкую тошнотворную жидкость, которой здесь быть не должно. Она мерзко стекает по руке, пачкая рукава рубашки, и забивает нос резкими нотками металла, но... Принять этот запах за арматуру, возле которой он стоял было бы большим самообманом, да? Это ведь не может быть... кровь. О Боги, только не сн... ова В глазах отчего-то темнеет, словно кто-то приглушил свет и он не может, просто не может поднять голову верх и взглянуть своим страхам в лицо. Вместо этого ноги подкашиваются, опуская его на колени вниз. Сердце в ушах исступлённо стучит и падает, но продолжает гонять по истерзанным венам такую же омерзительную жидкость. На глаза вновь накатывает пелена, возвращая его во вчера. Вчера - это двенадцать лет спустя, вчера - это спустя один чёртов день. Девятнадцатое июля, день, когда он вернулся в прошлое, чтобы спасти Дракена от ножа Киёмасы или две недели до третьего августа, дня смерти Дракена. Вчера они отмечали седьмую годовщину успешного слияния банд Поднебесья, Тосвы, Брахман, Чёрных драконов и других токийских группировок под руководством Майки. Непобедимый Майки, непроходимый ребёнок, который осуществил свою мечту о создании собственного мира и подмял под себя весь криминальный мир Японии. Хоть это и потребовало непосильную плату с Майки, но Такемичи сделал всё что мог, чтобы тот не пал во тьму и был счастлив. Пусть без семьи, без старших братьев, без Дракена... но Такемичи, на самом деле старался спасти всех. Он смог предотвратить трагедию Кровавого Хэллоуина, смог спасти Па и Хаккая, но дальше... Мичи не смог, обстоятельства сыграли так. У него не хватило времени, не осталось сил, он промахнулся... и в итоге получил то, что имел. Это не было счастливым концом, которым Такемичи хотел бы всё закончить, но он мог бы попытаться сделать его для Манджиро, так он для себя тогда решил. Мичи был подле Майки все эти долгие двенадцать лет, заменив Дракена. Делил с ним все провалы и взлёты обновленной тосвы и никогда не покидал его. Такемичи старался, очень старался забрать все горести Майки себе, разрешал множество неприятных проблем с бандой, стараясь разгрузить Майки от этой тяжелой ноши. Стал идеальной правой рукой, незаменимым. Мичи очень надеялся, что смог хотя бы немного осчастливить его и всех остальных за те года, что они провели бок о бок. Такемичи помнит, как они вчера много выпили, как много смеялись и плакали, как... умирали. В этом же здании, которое так и осталось местом сбора всей верхушки тосвы, командиры устроили праздник. Вон там, около кошачьего уголка притупились взрослые Баджи, Чифую и Казутора, обсуждая расширение своего зоомагазина, являющегося наполовину прикрытием, наполовину хобби. В другом уголке расположились, топившие своё горе в алкоголе и слезах, Соя, Хаккай и Риндо, который всё же вступил в тот самый глупый клуб младших братьев. Братьев, которые похоронили своих старших. Тайджю, как капитан тосвы и Юзуха умерли многим позже во время второй самой масштабной битве банд после сражения с Поднебесьем. Против обновленной Токийской свастики выступила новая группировка, использующая не самые честные приемы. Они были подготовлены и очень осторожны. Продумали подлый план по похищению заместителей командиров и заперли тех, а после заманили капитанов в ловушку. И хоть в верхушке тосвы это понимали и они сделали всё возможное для того, чтобы выйти победителями из той заварушки - этого оказалось недостаточно. С заложниками эта ситуация превратилась в самый настоящий кошмар. Многие из них подставились тогда, в том числе Ран и Нахоя. Только чудом в тот день не пролилось ещё больше крови. На внутреннем балконе базы расположилась пара неразлучников, Инупи и Коко, как капитан и его заместитель, а так же представители Чёрных Драконов в Тосве. Неподалеку от них такие же не в меру пьяные члены первого поколения Чёрных Драконов, а также семейство Акаши; Такеоми и Санзу, которые спустя столько лет смогли найти общий язык после смерти их младшей сестры Сенджу, заболевшей раком. В центре расположились оставшиеся из верхушки, несколько новых капитанов, а также восходящий модельер Мицуя, делающий в блокнот наброски будущих нарядов, которые вскоре непременно взорвут модные показы и Хаккай, пытающийся подглядеть кого капитан выбрал своей следующей моделью. Напротив них расположились спорящие о чем-то понятном только им двоим Па и Пэ, а также Какуче и Ханма, медленно распивающие свои напитки. Какучё, которого почти не берёт алкоголь, с серьезной лицом о чём-то напряженно размышлял, отпугивая своей угрожающей внешностью любопытствующих, то есть фактически всех кто был не из старой гвардии, как все любили шутить. Такемичи даже мог предположить о чём тот так напряженно размышлял, ведь они с Майки сами дали ему то поручение; в последнее время усилилось внимание полиции к любого рода несанкционированным действиям на территории тосвы (то есть, фактически, на территории всей страны, но особенно тщательно на территориях их баз), а так же кто-то начал мутить воду в рядах банды и Какучё, как ответственный за внутренние дрязги и оборону их группировки должен был быть особенно осторожным, пытаясь отыскать крысу. Рядом с ним сидел Ханма, которому явно было побоку любое треволнение вокруг него. Они с Какучё пусть и не были хорошими друзьями, но с годами стали теми кто мог выносить друг друга без серьёзных проблем для окружающих и в случае необходимости подставить спину. Хоть Ханма и выглядел расслабленным, вольготно разлегшись с обольстительной улыбкой и бокалом в одной руке, как некий ДонЖуан, у которого на подлокотниках его кресла не хватало только двух сногсшибательных красоток, Такемичи знал, что это не так. Как правой руке, это был буквально вопрос жизни и смерти, ему пришлось научиться читать мысли и настроения всех окружающих его опасных людей, чтобы успеть перенаправить их буйную энергию в нужное русло. Поэтому даже по темной радужке золотых глаз и слегка заторможенным движениям ему было хорошо видно, что Глава карательного отряда был далеко в своих мыслях. В этом времени Ханма Шуджи избежал "счастливого" момента встречи с Кисаки и с нежного детского возраста был знаком с Дракеном, который и привел его в тосву когда-то давным-давно. Такемичи почти не пил в тот вечер, но точнее будет сказать что он имел слабость к алкоголю и поэтому всегда чётко дозировал количество выпитого. Но именно тогда, в тот вечер, он взял лишнего пусть это и было всего два шота, но даже этого ему хватило с головой. Чёрт подери, в конце концов у него был повод для радости! Ханагаки почти пересёк клятый двенадцатилетний рубеж, объединил фактически всю криминальную Японию и потерял не так много как мог. О Ками, как Мичи был глуп. Он отлучился буквально на пятнадцать минут по нужде, а вернувшись попал в свой персональный Ад. Их предали новоявленные капитаны, главари когда-то насильно присоединённых группировок-якудза. Точнее будет сказать насильно присоединённых обстоятельствами, когда невозможно в одиночку противостоять, фактически, Королевскому Клану, насчитывающего более ста тысяч подчиненных по всей стране. Закон Майки тогда был один, присоединись или умри и кто они были, чтобы ему перечить? Так что не удивительным было что они точили свою ненависть на них, планировали план мести. Удивительнее было то, как быстро важные шишки, когда-то враждующих кланов сложили свои силы, чтобы поднять бунт. Майки держал их на коротком поводке, но этого оказалось не достаточно. Сколько же ещё Мичи не предусмотрел?... Они были готовы рано или поздно поставить на место зарвавшихся псов, но те скооперировали силы намного быстрее чем они успели отреагировать. Итогом стала кровавая баня, в которой Токийская Свастика утонула раз и навсегда. В том временном промежутке. Эти ублю, неуважаемые Главы когда-то крупнейших банд, подмешали паралитический яд в выпивку, который медленно убивал жертву. В течении пяти часов организм человека испытывал болезненные ощущения в нервных окончаниях, а после и вовсе прекращал бороться. Это был один из новых смешанных ядов, который в последнее время пользовался популярностью в криминале, но, что было поистине страшно, так это блядская закономерность, присущая абсолютно всем подпольным новинкам. Равномерно тому насколько яд был продаваем, настолько же сложнее было найти противоядие, которое ещё нужно было вовремя доставить. Было это из-за строжайшей конфиденциальности изготовителя, которого никто, конечно, не знал. Но даже если бы у них где-то на складе завалялись бы ценные ампулы с противоядием это вряд ли помогло. Яд уничтожал буквально всё, все нервные окончания и поэтому тому "везунчуку" который смог бы выжить пришлось бы учиться заново ходить, заново говорить, заново дышать. Беспроигрышный ход. Они были якудза и они знали как доставить своей жертве боль. Некоторых убивали сразу, как не имеющих для них какой-либо важности, над другими же измывались до самой их смерти. Такемичи вышел из туалета под щелчок выстрела, в плечо вонзилась нечеловеческая боль и на чёрной фирменной рубашке зацвел отвратительный кровавый цветок. В глазах на секунду потемнело и этого хватило, чтобы он рухнул вниз. Он не слышал и не видел злобно ухмыляющихся рож вокруг, в ушах выла и стучала бегущая кровь, а сквозь неё пробивались крики его подчинённых, его друзей, его Семьи. Ублюдки бросили всю повязанную верхушку в центр, именно так чтобы Майки, неспособный даже двинуться, видел всё. Как те стреляли в его друзей, стреляли мимо жизненно важных органов, будто бы проявляя мнимое милосердие. Продлевали муки и адскую агонию от яда и ран, ужасно болящих, но не дающих уйти на тот свет. Его, как правую руку, бросили к подножия трона, с которого стекала кровь его Короля. Это было его место на всех собраниях тосвы, место, с которого он ушёл пятнадцать минут назад, когда все были ещё живы. Яд впился в его ноющее тело, наконец пробудившись. Ему на самом деле не было дела до злодейский разглагольствований ублюдков, устроивших тут целое представление, но те, напыжившись от иллюзорной важности, продолжали рассказывать Майки и ему заодно о своих коварных планах. О ненависти, копившейся ярости, о странном, быстро сформированном альянсе и главным образом о том, как им удалось провести Короля и его свиту. Не сказать, чтобы это кого-то интересовало кроме них самих. Лишь раздражали, обострившийся из-за яда, слух. Впрочем Такемичи сейчас раздражало всё, а не только резко обострившиеся органы чувств. Перед глазами была кровавая бойня, стонущие и изломанные тела, обречённые на мучительную смерть на глазах Майки, в глазах своей Семьи. Он не мог и не хотел видеть как пытают его друзей. Тело вспотело, плохо слушалось и пока Мичи сюда тащили он не смог разглядеть что с Сано, лишь иногда слышал за спиной хриплые вздохи. Он хотел развернуться, приподняться хоть чуть-чуть до туда, где сидел Манджиро. Однако тот его опередил. - Не смотри. - его голос звучал глухо, но отчетливо твёрдо, так, чтобы Такемичи не смог ослушаться. Ханагаки еле подавил хриплый вздох и желание закатить глаза. Майки так редко говорил с ним подобным образом и сейчас выбрал просто самое "подходящее" время, чтобы показать свой говнистый характер. Положа мифическую руку на сердце Мичи мог понять что двигало Майки сейчас. Элементарная, но от этого не менее эгоистичная забота, чтобы он, его самый дорогой человек, после смерти Эммы, не увидел его таким. И такая неприкрытая забота могла бы даже заставить Мичи умилиться, если бы не безвыходность ситуации, в которой они оказались. Больные ублюдки тем временем продолжали разглагольствовать о чём-то своём, слишком важные от гордости, что, фактически, убили Короля, который их когда-то подчинил. Услышав всё же реплику Майки, они лишь по новому кругу залились гнусным смехом и язвительными замечаниямм, создавая в голове неприятный гул. Те же, наконец, осознав что их неблагодарным слушателям абсолютно всё равно на все их разговоры, яростно закричали пытаясь добиться внимания Майки, который едва ли обращал на них внимания больше чем на назойливых мух. Послышался выстрел и сверху что-то звякнуло и хрустнуло, но с губ Майки сорвался лишь слегка стонущий смешок. По арматуре, на которую Ханагаки облокачивался что-то потекло и... о ужас. Мичи понял что это отнюдь не из-за действия яда вспотело его тело. Это была кровь Майки. Вся его спина, рубашка и даже волосы были в крови самого дорого для него человека. Мичи чуть не сошел с ума от осознания этого, пусть и где-то на краю сознания понимал, что выйти из этой ямы никому из них живым не получится. Спустя какое-то время, пару десяток попыток начать новые монологи, расхвалений себя любимых, ежеминутных оскорблений, а также криков наполненных неприкрытой ненавистью и пару, выпущенных в холостую, патронов, глубоконеуважаемые Главы, наконец, решили оставить абсолютно апатичного Майки в покое. Они желали самоутверждения, желали показать кто тут Босс, показать это, зарвавшемуся, по их мнению, щенку. Желали уничтожить его полностью, забрать всё чем он когда-либо дорожил, и если не заполучить, то сломать прямо на его глазах. Они хотели смерти Манджиро, но их желание заставить его страдать было всё так же велико и они оставили их, так и не сделав завершающего выстрела. В помещении всё ещё оставалось несколько, стороживших пленников, мучителей, которые не отходили от своих жертв ни на шаг, пытаясь доставить тем в последние часы их жизни ярчайшие ощущения. Они с Майки остались наедине. Идиоты. Кто же оставляет главных без присмотра. Такемичи услышал шорох того как Майки двигается, а так же переливчатый звон жидкости, которая новой волной потекла ему за шиворот. Он в ужасе зажмурил глаза, пытаясь не думать о том, сколько крови Майки потерял. Через мгновение шеи коснулось что-то очень ледяное и ему на секунду почудилось будто это смерть за спиной попыталась утащить его в своих объятиях за собой. Но мимолётное ощущение разбилось, когда в макушку ткнулось что-то или кто-то. Послышался глубокий вздох, растеребивший его пропитанные кровь прядки и осознание разбило его. Майки любил загребать Мичи в свои объятия, будучи до ужаса тактильным человечком. Он мог провести так часами, забрав кого-то в свои объятия и заставив сидеть так с ним, ничего не делая. Чаще всего такой жертвой выступал сам Такемичи, как самый приближенный к нему человек и соответственно проводящий больше других с ним времени. Хотя тех же Ханму и Какучо Майки так же частенько забирал в свои сильные ручки. Это были бесценные моменты, запечатлённые на камере Такемичи, которую тот бережно хранил от обладателей тех самых фотографий, что в приступе гнева грозились её уничтожить. Да только с повисшим на них Майки смотрелось это чудо как уморительно. На самом деле никто из старой гвардии не уходил без спасительных обнимашек их Главы. Майки нагнулся вниз прямо к Такемичи, уткнувшись в его макушку, и обнимая за плечи. Он едва не падал, но даже сейчас сохранял потрясающий контроль над своим телом и наваливался на него не слишком сильно. Его всегда берегли, даже не смотря на его же вечные упрёки, что он не слабак и не расклеится от лицезрения пары-тройки трупов. Чужое дыхание коснулось уха. - У нас осталось не так много времени. - Мичи сильнее сжал ладонь, которой еле мог шевелить, на руке Майке - Я не досмотрел. - Это не... - Не защитил - упрямо продолжил Глава, прижав холодную ладонь к губам своего лучшего друга, останавливая. - Тише, они скоро вернутся. - руки на его плечах сжали Ханагаки сильнее, словно предупреждая. - Я подвел вас, но... - Такемичи прикрыл глаза, полностью расслабляясь и давая Майки время подобрать нужные слова. - Ты доверишься мне ещё один раз? От этих слов в, и так сжатое будто в тески, сердце вонзились иглы, а из уголков глаз побежали горячие слёзы. Обречённость так бы он назвал это. Она сквозила во всех ломких и осторожных движениях Манджиро, во всех его словах, покрытых слоем грусти и печали. - Я... - ему потребовалось некоторое время, чтобы собраться с силами и ответить. -... всегда за Тобой. - от этих переполненных силой и глубоким смыслом слов, у Мичи перехватило дыхание и он вновь зажмурился, прижавшись к своему якорю. Тихий смешок, раздавшийся позади, был слишком сюрреалистичным, чтобы принять за реальность. - Спасибо. - Сейчас Мичи тоже не был уверен, что у него было всё в порядке со слухом. Но сильное объятие прощальное, последовавшее за этим, разубедило. - Прощай, мой Герой. И схлопнулась темнота, возвращая его в пространстве и времени обратно на двенадцать лет назад в... сто первый раз. Можно ли описать то состояние, в котором Такемичи проснулся? Едва ли. Едва ли у него были силы хотя бы на то, чтобы встать. Даже мысли и те, текли предельно вяло. Возможно это было немногим лучшим состоянием нежели истерики и руки в кровь, в самом худшем из этих смыслов. Возможно, но лишь возможно, потому что что делать с тем, что было и что ждёт его впереди Ханагаки Такемичи, бессмертный путешественник во времени, абсолютно не знал. Не знал не просто справится ли вообще, а будут ли силы продолжать этот путь. Каждое его решение порождало ошибки, а ошибки несли боль ему и всем его окружающим людям. Идти и повторять свой долгий путь лишь, для того чтобы его решение снова принесло всем боль? Такемичи не знал. Не знал, как справиться с той болью внутри сердца, преследующей его попятам из мира в мир, из жизни в жизнь. В памяти ещё были живы улыбки его дорогих друзей и прощальное объятие Манджиро, проводившее его в другой мир. Но больнее было совершенно от другого... Могло ли ранить что-то сильнее чем смерть от рук члена собственной семьи? Майки не захотевший, чтобы Мичи остался с ним до последней секунды. Не захотевший видеть его распятое ранами тело, когда вернулись бы те ублюдки, точно потянувшие бы свои руки в сторону, оберегаемого всей тосвой, человека. Они бы сделали всё возможное, чтобы Ханагаки испытал Ад на земле и всё это на глазах людей, которые его защищали. О, определённо они бы не убили всех его друзей так быстро, они бы были живы каждую чёртову секунду действия смертельного яда, все пять часов внутренней агонии. Такемичи потребовались все его силы чтобы смириться с тем, что он оставил их там. Оставил Майки с... этим. Манджиро, идиот, выбравший путь уничтожения, но не врагов, а себя. Ломая Мичи шею, он обрекал себя на муки. Будь то физические или моральные. Осознание этого отнюдь не принесло Такемичи успокоения и вдохновения на новый путь. Вместо этого, Мичи оказался полностью... разбит. Спустя неделю, закопавшегося в груду одеял и подушек, практически не вылазившего оттуда всё это время, Такемичи вывел звонок Майки, разозлённого Майки. Не его Майки. Поставившего его постфактум о том, что он должен живым или мёртвым присутствовать на первом для него собрании Токийской свастики. Календарь на телефоне горел девятнадцатым числом июля месяца.