The game

***

Могильная плита. Серая, со временем потрескавшаяся в местах, она все еще сохраняла свой изысканный, но от этого не менее мрачный вид. С искусно выгравированным на камне текстом, эта умиротворяющая картина выглядела крайне отличимо от фона пышущего жизнью леса, что рос вдоль холма и открывал пришедшим гостям вид на красоту здешних мест. Не веря произошедшему, молодые юноши, даже не желая одарить друг друга и парой слов, вглядывались в короткий, но до боли трогающий их сердца текст: «Любящему отцу и прекрасному мастеру. Покойся с миром Крепус Рагнвиндр». Крепус в самом деле был прекрасным отцом. Учителем, примером для подражания, родной кровью, кому мальчики могли доверить свои детские секреты. Холостой отец всегда знал, как поддержать сыновей в трудные минуты их взросления, помочь или помирить, если в их небольшой семье появлялись разногласия. Но даже объединяя в себе эти качества, Крепус не забывал о строгости и излишней суровости одинокого папаши, из-за чего иногда детям не хватало ласковой руки и заботы любящей их матери. Стоило хоть кому-то из шального дуэта подумать прогулять занятия или затеять какую-либо пакость, и в их сторону моментально прилетал строгий, осуждающий взгляд, заставляющий тут же отложить хитрые затеи в дальний ящик, а то и вовсе позабыть о них. Дилюка отцовские методы воспитания останавливали лишь на пару часов, Кэйа же старался наоборот — быть послушным и воспитанным в новом доме и новой семье, правда, в такие моменты у старшего была удивительная способность мастерски искушать своего новоиспеченного брата на разные проделки. Первые воспоминания о Дилюке складывались в хулиганистого, любопытного к любой мелочи, солнечного и вечно энергичного мальчишку, который всего за пару мгновений успевал и поиграть в рыцаря на игрушечной лошадке, и покормить домашнюю маленькую птичку, которую тот ласково и по-детски называл Розочка*, и конечно же заболтать еще совсем зажатого в себе Кэйю до смерти. В те времена мальчики были не разлей вода, их противоположности дополняли друг друга, создавая идеальную команду. Однако событие одной роковой ночи кардинально изменило их жизни, навсегда заставив разойтись по разным берегам. *** Был дождливый выходной день, пасмурные облака с самого утра мрачно плыли над городом свободы и его близлежащими окрестностями. Выглядывающие из окна братья, перевели друг на друга сомнительный взгляд, негласно сойдясь во мнении, что прекрасным решением будет провести их сегодняшний досуг дома, не выходя наружу в такую навевающую на холод погоду. Они дружно переделали все домашние дела, уже по привычке превращая их в соревнование «Кто лучше» и, растратив энергию, перешли на более спокойное и привилегированное для взрослых занятие — шахматы. Юноши уселись друг напротив друга и, расставив черные и белые фигуры на клетчатой доске, перешли к игре. Еще с детства слуги поместья не могли поверить тому, что самым знаменитым и неугомонным мальчишкам во всем доме, как сыновьям господина Крепуса, может полюбиться настолько спокойная и безопасная игра в шахматы. Стоило лишь разыграться их воображению, и простая дощечка в могучих руках превращалась в настоящее поле боя. С возрастом сражения умов растягивались на часы, а то и сутки, никто не хотел отдавать победу противнику. Этими захватывающими сражениями они не раз случайно завлекали мимо проходящих служащих, которые восторженно наблюдали за их безжалостной битвой. — Похоже ты теряешь хватку, мой юный друг — Дилюк с легкой насмешкой передвинул фигурку ближе к Кэйе. Было очевидно, что игра подходит к концу, и еще буквально пару ходов поставят голубоглазому шах и мат. Однако объявлять полную капитуляцию Кэйа совсем не торопился, пытаясь выискать хоть какую-то лазейку из этой безвыходной ситуации: — Чёрт, и когда это ты преуспел в шахматах? Не уж то ночью под одеялом играл, лишь бы меня обойти? И не зазнавайся, у нас не настолько большая разница в возрасте — анализируя позицию противника, парень уж было потянулся к ладье, как раздался тихий и, как показалось Кэйе, взволнованный стук: — Молодой господин Дилюк, молодой господин Кэйа, — из дверного проема выглянула совсем не похожая на себя старшая горничная Аделинда. Ее лицо было неестественно встревоженно, а под глазами виднелись еле заметные красные пятна, которые она пыталась прикрыть ладонью руки. — мистер Эльзер просил спуститься вам в холл — Вид и осторожность с которой девушка говорила с ними, заставило юношей переглянуться и моментально отложить игру. К тому же, их немало волновал факт того, что в любой иной ситуации горничные поместья обычно обращаются к ним на простое и привычное всем «мальчики», из-за чего такая формальность совсем не вписывалась в повседневную жизнь. В голову младшего брата закралось неприятное предчувствие чего-то ужасного, хоть ему и не хотелось в это верить. Всего за пару шагов ребята преодолели лестничный пролет, встав напротив позвавшего их дворецкого. Казалось, мужчина даже не обратил внимание на молодых господ, в полной тишине оставаясь стоять к ним спиной, поэтому Дилюк неуверенно, но все же решился подать голос, тем самым оповестив о приходе: — …Ох, я.., господин… Мне очень — Эльзер вдруг повернулся к ним, впервые в жизни начав что-то невнятно мямлить, будто пытаясь собрать остаток мыслей и сил в кулак. На его лице смешалась буря неописуемых эмоций: от отчаянья и страха, до неимоверной печали и душевной боли. — …мне очень жаль сообщать вам столь прискорбную весть. — еле произнес он, и наконец собравшись с духом, протянул Дилюку черное письмо с витиеватой красной печатью, которое казалось говорило о плохих новостях само за себя. Старший нервно выхватил этот жалкий кусок бумажки, судорожно читая содержание вслух: — Крепус Рагнвиндр выбывает из игры в связи со своей кончиной. Просим ближайших родственников явиться по указанному в письме адресу и забрать погибшего, а также его оставшийся денежный счет. Иначе по истечению трех дней тело будет закопано в безымянной могиле, а деньги переданы организации «Фатуи»… — в конце известия расписными красными буквами красовалась подпись некой «Царицы» и все та же, оказавшаяся с выгравированным на ней черепом, красная печать. Самые худшие ожидания Кэйи подтвердились. Потрясенные столь шокирующей их новостью, братья понятия не имели что им теперь делать в этом мире, оставшись совсем одни. — Фатуи…- вдруг тихо повторил голубоглазый, боясь произнести хоть слово в давящей вокруг тишине. Это название неприятно теребило ниточку давно позабытого воспоминания, от которого веяло ненавистью, болью и страхом. В голове стали мелькать расплывчатые картины громких возгласов и огромной сцены, окруженной железными прутьями. — Под игрой подразумеваются бои без правил? — юноша даже не успел осмыслить сказанное, слова сами вылетели из уст. Но на произнесенное вслух моментально напрашивался вопрос: «С чего тот вдруг сделал такие предположения?» — Приготовьте самого быстрого коня что у нас есть! — Дилюк резко подорвался с места, казалось бы, пропуская слова Кэйи мимо ушей. Всё чего он сейчас непомерно желал, это лишь поскорее убедиться во лжи письма, потому и поспешил в указанное место, чтобы увидеть правду своими собственными глазами. С каждой секундой слова людей вокруг него переставали ясно восприниматься, искажаясь в непонятный, надоедливый шум. Дорога же плыла и затуманивалась черной пеленой перед глазами молодого аристократа. Всего за мгновение след аловолосого простыл из поместья, оставляя младшего брата в одиночестве и в страхе за того. Через несколько часов, когда входная дверь снова распахнулась, на дворе уже были глубокие сумерки. На пороге стоял Дилюк, но уже совсем не похожий на самого себя: весь промокший до ниточки, потерявший какой-либо запал в глазах и погубленный горем. Не церемонясь, он прошел в гостиную, где на видном месте находился все это время волнительно ждавший его возвращения Кэйя, и озлобленно швырнул мокрые бумаги в лицо товарища, одновременно хватая за грудки: — Люк?! Что т– — Кто такие, черт их подери, Фатуи и почему я ничего не знаю о боях без правил?! Отвечай же! — он начал беспощадно трясти того, чуть ли не выпытывая каждое слово — Ублюдок, ты все это время скрывал от меня о «зависимости» нашего..-, нет, МОЕГО отца?! — не дожидаясь ответа, красноволосый швырнул оппонента на стол. С шумом и грохотом с поверхности полетели ваза и сервиз, а следом и сам Кэйа. Уже лежавший в осколках из-под посуды парень не мог подобрать и слова, чтобы хоть как-то облегчить агрессию и ненависть, с которой его собственный брат не боялся применять силу, а потому ему пришлось лишь защищаться. — Я с самого детства доверял тебе, делился секретами, а ты оказался жалкой крысой! УБЬЮ!!! — опьяненный яростью, старший хотел было со всей силы пнуть лежащего, но тот вовремя успел блокировать удар локтем. Альберих ногой оттолкнул от себя брата, выигрывая время, чтобы подняться на ноги. Саднящая боль от израненной окровавленной спины сменилась на тупую в области предплечья, однако это не помешало их хозяину продолжить поединок. Дилюк налетел стремительно, не давая сопернику даже опомниться и встать в стойку. Под крики проснувшихся служанок, сбежавшихся на шум и драку, парни размахивались кулаками словно дикие собаки, швыряя друг друга в разные углы. Не имея границ и не желая останавливаться на начатом, старший воссоздал в руке свой тяжелый двуручный меч. Замах. Неприятный звук удара железа о железо разнесся по всему поместью. Кэйа смог парировать и этот удар, лишь только благодаря тому, что хорошо знал тактики ведения боя своего брата. Но неожиданно, Дилюк со всей своей оставшейся силой продолжал давить на свое оружие, заставляя младшего медленно сгибаться под тяжестью меча и его хозяина. Кэйа не мог придумать ничего другого для спасения своей жизни, кроме как, отставить рукоять своего меча назад, тем самым направив всё давление в бок, из-за чего подобное движение резко заставило бы обоих выпустить клинки из рук. Когда мечи только-только коснулись пола и растворились в воздухе, старший, не теряя момента, тут же схватил соперника за шею, повалив обратно на землю. Кусочки хрусталя впились глубже под кожу, выбивая из синеволосого болезненный стон. — После всего что он для тебя сделал, ты даже не подумал его остановить! Его кровь теперь есть и на твоих руках! — В глазах темнело, а легкие болезненно саднили от недостатка воздуха. Крепкая хватка сильно сдавливала шею, заставляя проигравшего бой биться в конвульсиях, впиваться в чужие руки собственными, лишь бы ухватиться за жизнь, мелькающую перед глазами. — Дилюк! Остановись, сейчас же! –