Бог знает лучше

Когда мы вышли на улицу, Мику неожиданно пихнула меня в бок. — Слышь, Седой, ты не забыл? Про сигареты. А потом уж к участковому зайдем. — Она потерла себе живот. — Бурчит ведь. Есть хочу — Где сельпо, показывай. А папирос купить? — Вот только не надо нам тут. Быстренько взяв пару пачек «Родопи» я вышел к поджидающей меня у палисадника Мику. — Держи. А участковый где живет? … Подойдя к воротам, я постучал. Со двора раздался мужской голос. — Кто там? Заходи. Зашли. Во дворе за столом сидел мужик. В трусах и милицейской фуражке. На столе перед ним тарелки, похоже с супом, стопки… Короче понятно. Увидев нас, он помахал рукой. — Здорово были. Из лагеря? Ну, проходите, садитесь. Из летней кухни вышла худощавая черноволосая женщина в летнем платье с бутылкой в руке. Укоризнено покачала головой. — Гриша, как тебе не стыдно, хоть штаны одень. Гости же пришли. Моя спутница только прыснула со смехом. — Здравствуйте, Григорий Михайлович. — Подожди… Ты Мику что ли? Не узнал, подстриглась… — Ага. И типа покрасилась. Мужик посмотрел было на меня. — Ты тоже из «Совенка»? — и осел на скамейку. — Галя… А ведь мы их видели. Там, в небе. Женщина, молча, кивнула. Мику отвела взгляд. Засмущалась она. — Нет, дядя Гриша, это не мы были. Ну… Честно не мы. Показалось вам. — Ладно, допустим. И зачем ты тут? А рыжая где? Алиска, которая… Оказывается, я с местной знаменитостью рядом стою. Автограф что ли попросить. Женщина, смеясь, пояснила. — Да кто же их не знает. В прошлом году у нас всю малину обобрали. К батюшке за яблоками лазили. С пацанами нашими, что приезжали, дрались… Мужик махнул рукой. — Да это… А тебя как зовут? — Азад. — А я Григорий. Можешь Михалычем звать, привык уже. Участковый, значит. Опа… Похоже это карма. Оля, прости. Он показал на стол. — Садитесь, обедать будем. Галка, неси. Две тарелки, стопку. Да бутылку-то поставь, не убежит. Давайте, а то стынет. Ополоснувшись под умывальником, сели. Отказываться ведь неудобно, да? Григорий разлил по стопкам. Мол, за знакомство и вообще. Мику, посмотрев на меня, только тяжело вздохнула и взяла ложку. — Да я как-то… — Прекрати. По пятьдесят капель да под борщ. У меня Галинка знаешь какой борщ готовит. Настоящий. С чесночком, сальцем, пампушками… Она сама-то вишь из-под Полтавы. Выпили, поели… Самогон хороший, борщ тоже. Повторили. — Теть Галь, а можно добавки — попросила Мику, показывая пустую тарелку. Растолстеет ведь. Летать не сможет. Взяв сигарету, Григорий выдохнул. — А скажи, вы вот по какой такой надобности к нам вообще? Ну, Клавдия понятно, а еще? Не ради борща ведь ко мне заглянули… К участковому. Прав ты мужик. Есть одно дело у нас, только бы лучше его не было. После моего рассказа, он поморгал, плеснул себе самогонки. — Я не понял. Это что война будет? Слышь, ты не шути так. Не надо. — Какие шутки… И в небе ты нас видел. — Ты… ты кто? — Не надо тебе того пока знать. Женщина зажала ладонью рот. — Мамочки… Гришенька… Показала на Мику. — А она? — Такая же. А к вам батюшка велел идти. Участковый помолчал, подумал. — Значит сны те… А что теперь делать? С городом, сука, связи нет. Дорога закрыта. — А и была бы связь, толку-то. Чтобы ты им про Конец Света рассказал бы? Поверили бы, армию прислали? Только честно. — Да нет, конечно. И что? — Сколько мужиков в деревне? — Ну, сотни полторы наберется, деревня большая у нас. Тут Выселки еще, хутора рядом. Если всех собрать, то и человек двести набрать можно. И что? Не солдаты ведь они, крестьяне. — Оружие есть? — Издеваешься, блядь? Ну, охотничье почитай у каждого имеется. Лес же рядом. У меня карабин. Подожди, ты что задумал? Нам на это дело идти? — А кому еще? Армии не будет, да и небесного воинства тоже. Только мы и остались. — Ты охуел? Все же ляжем. — Да, скорее всего все ляжем. А если не встанем, всему миру конец. И рядом, в «Совенке» дети, их спасать надо. Как по-другому? И не думай, мы с вами будем до конца. Как там? «Все пошли и я пошел, Все нашли и я нашел. А сегодня поутру Все помрут и я помру.» Правильно ведь сказано. — Что предлагаешь тогда? — Женщин, детей, старых на остров. Там им безопасно будет. А мы встретим. Батюшку попроси, пусть оружие освятит. Легче будет. Выпили. Участковый посмотрел на жену. Она встала, попыталась улыбнуться. — Гриша… Я за всех говорить не буду, не умею. За себя скажу. Я жена твоя, я за тебя по любви пошла. Сын в городе. Мы с тобой вместе прожили и помирать вместе будем. Война там или… А стрелять ты меня сам учил. — Лодок может не хватить для всех, плоты ладить придется. Сколько у нас времени? — Два-три дня максимум. Вроде все обговорили. Хорошо посидели. Я хотел встать. Меня поволокло куда-то вбок… — Азад, ты чего? Испуганный голос Мику. — Дядя Гриша! Ему же… у него же контузия! Я почувствовал, как меня подхватили мужские руки. — Да кто же знал то? Вроде немного выпили… — Ага, привыкли тут жрать. И как нам теперь обратно, в лагерь? Меня, похоже, прислонили к каким-то бревнам. — Посиди на ветерке. Галка, чего встала? Беги к Ваньке, у него мотоцикл вроде на ходу. Еще через несколько минут, приоткрыв глаз, я, сквозь туман, разглядел, стоявшего рядом, кудлатого мужика в рваной рубахе. Наверно Ванька. — Михалыч, ебать, блядь, что случилось? А это еще кто? — Да из лагеря они. Мику не узнал? Мужик помотал головой. — Нет. Это ты что ли? — Ну, я это, сука. Зенки свои протри или очки, бля, одень. — Точно ты. Теперь вижу. А хули мне делать-то? Зачем звали? На меня зачем-то поплескали холодной водой. — У тебя мотоцикл на ходу? — С утра на ходу был. Я на рыбалку собирался, на Плесы. И что? — Отвези их в лагерь. — Михалыч, да охуеть, а бензин? — Иван, ну я тебя по человечески прошу. Сделай, потом все объясню. Тут и без этого жопа полная. — Да у вас всегда жопа. Ладно, нахуй. Уговорил. Михалыч, будешь должен. Грузите его в коляску. Меня куда-то вывели и аккуратно запихнули. — А ты сзади садись, шлем одень. Отвечать еще за тебя. Цепляйся крепче, застеснялась она. Подтолкните сзади… … Очнулся я от гневного женского крика. Кто-то сердится? — ЭТО ЧТО ТАКОЕ! МАТЬ ВАШУ! — Ольга Дмитриевна… — Мику, какого хрена? Я все понимаю, даже то, что ты волосы обрезала и почему. Знаю, помолчи… Это что еще? Меня, похоже выволокли из коляски и посадили. Посмотрим. Лагерные ворота, я на скамейке. Ольга, недоуменные дежурные, пионеры. Приехали. Рядом Иван, пытающийся что-то сказать. — Принимайте… А я обратно, мне на рыбалку надо. Бензин будет? Да понял я, не ори только… Короче, ну вас нахрен, разбирайтесь сами. Я поехал… Ольга подошла ближе, поморщилась. — Где документы, я тебя спрашиваю? — У меня в сумке, вот. — Самурайка, дыхни. — Ольга Дмитриевна… Вы же знаете, я даже водку не пью, а там самогонка была. — Знаю. А там это где? Вот где он нажрался? Я попытался хоть что-то сказать, но меня опередила Мику. — У Михалыча. Там еще борщ был… — И сколько они успели? — Вроде пузырь. Да я следила что ли? Я вообще может борщ хавала, бля… Ольга проморгалась, покрутила головой. — Пузырь? Ванькиной самогонки? Оху… Ладно. Виктор, Сергей. Помогите этого… до его кровати доставить. Меня опять куда-то потащили. — Оль, тяжелый ведь… Положили на что-то мягкое. Кровать что ли? Я повернул голову. Ольга, вытащила из банки с водой, стоящей на столе, цветы. — Это тебе попить. Вздумаешь наблевать, весь лагерь мыть будешь. Спи. — Она вздохнула. — Скотина ты… Я закрыл глаз… … Очнулся от того, что кто-то бьет меня по голове. Отстаньте, я с похмелья. Сука… Сев на кровать, я дотянудся до банки с водой, попил. Где я вообще? В пионерском лагере. Кое-как я выбрался на крыльцо. Ну, вот этого мне только не хватало для полного счастья. На гвоздике в косяке висели, черный берет и ключ на веревочке. Уля… Найду и… Ладно, разберемся, что потом. Сейчас придется в медпункт идти. Провожаемый взглядами пионеров, я добрался до домика с красным крестом. Вошел. Сидящая за столом Виола только покачала головой. Рядом на стуле хихикующая Лена. Лешачка, кончай стебаться… — Виола… — просипел я. Она склонила голову, вздохнула. — Боец… Спирт я тебе не дам, даже не проси. Анальгин дам. Лена, выдавай этому… больному две таблетки. И воды налей, пусть запьет. Лена, изобразив на лице скорбь, вытащила из шкафа коробку, достала из нее упаковку. — Держи. — Протянула мне две таблетки. — Сейчас воды налью. Полечившись, я постоял, чувствуя как шум в голове понемногу успокаивается. Повернулся. — Боец, запомни на будущее. Ванькиного самогона полбутылки никто не осиливал. Ты смог. Силен. Все, свободен… Только по лагерю не шляйся. Выйдя из медпункта я остановился, пытаясь вспомнить. Вспомнил. Дойдя до умывальников, открыл кран и сунул голову под холодную воду… Встряхнувшись, я сделал вид, что причесался и пошел. Куда-то и зачем-то. Вышел я к музыкальному клубу. Сел на крыльцо и… задумался. «Скачет раненый Буденный На заплаканном слоне, А сзади — танки первой конной С образами на броне, Может, Бог им даст, похмеляться Кружечки по две, Только след хреновый стелется По ширяй-траве. Нет зерна, нет даже крошек, Вместо пива — мутный чай, Стаи злобных мандовошек Истребили урожай. В тесном кабаке за печкою Третий день обед, Все равно там делать нечего, Ни копейки нет. Только б утро пережить, Только б день перехворать, Только б к вечеру не пить, Чтобы, ночью не орать.» — Сидишь? — знакомый голос. — Совсем охреневший? — Самурайка… Вот хоть ты… Мику мило улыбнулась. — Не буду. Отдыхай, типа. Голова болит? — Честно? Хорошо хоть у Виолы анальгин нашелся. Спой-ка песню, друг сердечный, Славный курский соловей Мне б похмелье покромешней, Да горячки побелей. Затряслось со страху зеркало, Эка напугал, Хоть к портному на примерку мне, Хоть под самосвал. Вижу горы и долины Да скалистые поля, Там крылатые скотины Опыляют тополя. Я живой, а мне не верится, Как же это так, Ведь вчера же кто-то целился С виду не дурак. Только б утро пережить, Только б день переболеть, Только б к вечеру не пить, Чтобы ночью помереть…» Посидели еще. Мику внезапно хлопнула себя по лбу. — Забыла ведь совсем. У меня для тебя кое-что есть. — Пиво? Она легонько шлепнула меня по затылку. — Дурак. Не угадал. — Достала что-то из нагрудного кармана. — Колокольчики. Японские. Говорят, по поверьям, они злых духов отгоняют. Сейчас… Ага, с похмелья самое то. Она наклонила мою голову и ловко вплела подарок в волосы. Поцокала языком, мол, красиво, и неожиданно, вздохнув, положила голову мне на плечо. Ласково спросила. — Знаешь, что ты ебанутый? На всю голову, между прочим. Отстранилась. — Как бы Алиска не увидела, а то еще заревнует. Не хватало еще… — Не заревную. — Послышалось рядом. — Здорово. И ты… Алкаш, блядь. Мать, вот скажи мне, честно, как я могла в такого… влюбиться? Мику задумчиво посмотрела на нее. — Лиска… Новый Год. — Ладно, кончай, может я не в настроении просто. Кстати, вы малую не видели? — Кого? — Да эту мелкую рыжую. Увидете, скажите, чтобы на глаза мне не попадалась. Увижу, пришибу. Потом плакать буду. А ты… — Алиса покачала головой. — Вали в столовую, давай. Ольга просила передать. Все, меня нет. Напомнила ведь. Я хотел было встать, Мику удержала меня. — Посиди. У меня она, в клубе под матрасами ревет. — Я зайду и… — Куда, блядь. Лучше не суйся, только хуже сделаешь. — Забрала берет и ключ. — Я ей сама потом отдам. — Что с ними вообще случилось, не въезжаю. Тяжелый вздох. — Бабские дела, бля. Ебанная акселерация. Слушай, иди в столовую, нахер… Если вежливо просят надо идти. Я пошел. … В пустой столовой меня ждали. — Наконец-то явился. Садись за стол да хоть поешь. Ольга обернулась к раздаче. — Люська! Ты там обещала… — Сейчас принесу. Выйдя с кухни, повариха поставила передо мной стакан с мутной жидкостью, в которой плавали веточка укропа и лист смородины. Повздыхав, ушла обратно. — Что это? — типа я не понял. Ольга, сидящая рядом, нахмурилась. — Рассол. А ты думал, что тебе водки нальют? Давай, приходи в себя. Думаешь мне больше делать нечего, только с тобой возится? Я отпил рассол, чего-то пожевал. — Что случилось? — Из лестничества сообщили. То ли циклон, то ли… Связь такая, что… Короче надвигается грозовой фронт, усиление ветра, ливень… Хорошо хоть без снега. — А Алиса с Ульянкой? — Вот… И это тоже. Из-за тебя кстати. — Да я вообще тут не при делах! Ольга погладила меня по руке. — Да знаю я. Извини. Это наше женское уже. Она отстранилась. — Короче, Седой. Допивай… лекарство, доедай и спать. Ты мне завтра нужен будешь. Здоровый и соображающий. Понятно? — Понял. — Я допил остатки и встал. — Я тогда пошел. Ольга махнула рукой. — Давай, спокойной ночи. Придя в домик, я посидел еще немного на кровати, приходя в себя. Разделся, лег. Что за жизнь… Спим. КОНЕЦ ТРЕТИЙ ЧАСТИ.