be my first

Ичиро задыхается. Такое чувство, что руки Саматоки успевают просто везде, а губы исследуют каждый сантиметр раскрасневшейся кожи. Жарко, слишком жарко. Он не готов к такому напору, рассыпается под градом прикосновений и теряется в своих же шатких выдохах. Саматоки натурально рычит, расстёгивая молнию белой кофты, цепляется за свои пуговицы на рубашке, но от чужих губ оторваться не может. Хочется больше, сильнее и ближе, но чёртов Ичиро медлит, мнётся и сжимается весь, будто бы не уверен в происходящем совсем. — Чего ты щемишься, как ебучий девственник? — Аохитсуги цедит, шумно выдыхая, смотрит в чужие глаза и почему-то не слышит ответа. Ответ напрашивается сам собой. — Блять… Ты что ли… У Саматоки внутри переворачивается что-то с этим осознанием и от вида такого Ичиро перед ним. Чёрные пряди разметались на подушках, дыхание сбилось окончательно, а румянец расцвёл даже на ушах. Греховно. Он боится выдохнуть лишний раз. Саматоки сейчас запыхавшийся хищник, который гнался за жертвой так долго, что не заметил, как сместился ракурс преследования. От мысли о том, что он у Ичиро первый, внутри просыпается какая-то буйная гордость, необузданное желание довести мальца до исступления, показать, насколько хорошо он может себя почувствовать. Поэтому он решает не спешить. Играя ответственного взрослого, Саматоки забывает про собственную эрекцию, уделяя всё своё внимание ощущениям Ичиро и его удовольствию. Сейчас они целуются совсем по-другому. Саматоки сохраняет свою силу и уверенность, всё так же вкладывая их в слияние губ, но появляется что-то совершенно новое в том, как плавным движением он убирает взмокшие пряди со лба Ичиро, как цепляется за разлёт чужих плеч и мягко толкается тазом, срывая сдавленный стон с пухлых губ. И это так тягуче, так сладко и притягательно, что не хочется останавливаться ни на секунду, лишь ловить всхлипы Ичиро, смотреть в его глаза и путаться пальцами в непослушных волосах. — Вот сейчас серьёзно, ты уверен, что всё нормально? Если нет, то даже не думай, сука, молчать. Мы остановимся и пойдём пожрём, а потом заснём под очередную бредятину, которую ты любишь смотреть. Саматоки всё-таки приходится оторваться, оправдывая свою позицию опытного взрослого, который должен проявить всю заботу и ответственность, на которую только способен. А Ичиро умереть хочется от неловкости, он закрывает лицо ладонями и бурчит что-то нечленораздельное. Саматоки от этого хочется лишь рассмеяться, но он делает скидку своему неопытному партнёру, отводит чужие руки от горящих в смущении щёк и игриво рычит «ничего не слышу, давай погромче». И это становится финишной чертой для младшего. — Я точно уверен, что хочу заняться с тобой сексом. — Выпаливает Ичиро. Саматоки в ответ лишь ухмыляется самодовольно. — И это осознанное решение, я очень давно этого хочу! — Ну-ну, герой-любовник, не надо мне льстить. Лучше свои штаны уродливые сними. — Они не уродливые! — Раздевайся давай. Тепло разливается где-то в груди Саматоки, когда он смотрит, как Ичиро неловко расправляется с ремнями и тянет вниз свои безразмерные брюки, попутно избавляясь от боксеров и носков. И это настолько очаровательно, что хочется сжать раскрасневшиеся щёки, не до конца утратившие детскую округлость, и осыпать поцелуями лицо Ямады. Саматоки не отказывает себе в этом удовольствии, действует быстро, несмотря на чужие протесты и ворчащее «ты всё настроение убиваешь». Ичиро нервно замолкает, когда его партнёр всё же избавляется от оставшейся одежды и тянется за смазкой. Приходится тяжело сглотнуть от вида чужого члена, влажного и твёрдого, с покрасневшей головкой. Ямада невольно зажмуривается, ожидая прикосновение скользких пальцев к своему входу. Но ничего не происходит. Он слышит шумный выдох, а затем раскрывает рот в немом вопросе, видя как Саматоки насаживается на свои пальцы. Завораживающее зрелище. Тонкие брови сходятся на переносице, пока алые глаза прикрыты трепещущими веками, мышцы перекатываются под тонкой кожей, на которой Ичиро непроизвольно замечает шрамы. Они почти бесцветными трещинами ползут по белой коже, невольно заставляя подумать о мраморных статуях с их высеченными формами. Ичиро приподнимается, полностью садится и обхватывает чужой торс руками. Саматоки замирает на мгновение, не ожидая объятия, а потом прижимается ближе, целует Ичиро в макушку. — Постарайся не кончить, как только войдёшь. — Аохитсуги не может упустить возможность поддразнить партнёра, неторопливо вынимая из себя пальцы. — Поблажек не даю. Ичиро кивает, пропускает мимо ушей издёвку, выглядя сосредоточенным до жути, смотрит за тем, как Саматоки тянется за презервативом, и пытается удобнее устроиться на кровати. Сложно держать глаза открытыми, когда на тебя сваливается столько удовольствия за один раз, но Ичиро не может оторваться от того, как приоткрывается чужой рот, как нахмурены брови, а плоская грудь вздымается от дыхания. Завораживает. Они начинают двигаться не сразу, проводят какое-то время, привыкая и пристраиваясь. А потом это превращается в их личное безумие, где Ичиро откровенно теряет голову, захлёбывается всхлипами и не знает, куда деть руки. Саматоки подсказывает: перекладывает их на свои бёдра и плавится от этого ощущения горячей кожи на его собственной. Толчки быстрые и отрывистые, даже судорожные, но Саматоки наклоняется за поцелуем, и у Ичиро на губах отпечатывается хриплое: — Не торопись. И он не может не повиноваться, хоть и хочется гнаться за этими мимолётными вспышками удовольствия. Ичиро всё-таки останавливается, позволяя Саматоки насаживаться самостоятельно. Так, кажется даже лучше. Горячей лавой степенное наслаждение разливается по венам, и тут Ямада уже бесстыдно жмурится, запрокидывает голову, улавливая то, как глухо стонет Саматоки. Аохитсуги же сжимается до невозможности, дышит прерывисто и думает, что видит звёзды. Ичиро сжимает крепче его поджарые бёдра и ведёт руками вверх, к бокам, оглаживает их, тянет Саматоки на себя и прижимает как можно ближе. И это так горячо, так нежно, что хочется забыться, раствориться в этом моменте. Но в реальность выдёргивает «я сейчас» от Ичиро. Оно сказано с придыханием, быстро и тихо, но бьёт под дых. Быстрый темп возвращается неожиданно. Пот скатывается по лбу Саматоки. Но это сейчас совершенно неважно. Их губы сталкиваются в очередной раз. Поцелуй слюнявый, неаккуратный и в какой-то степени дикий. Ичиро останавливается. Жмурится до разноцветных узоров на обратной стороне век и, кажется, перестаёт дышать. Но снова жадно глотает воздух и стонет, ведь Саматоки не перестаёт двигаться. Он тоже близко. Обхватывает собственный член, сжимает, двигая рукой, и забрызгивает вздымающуюся грудь Ичиро. Жарко, как же в комнате жарко. Но они не обращают на это внимание и обнимаются так, будто они не мокрые от пота, будто на раскрасневшейся коже не застывает белёсыми брызгами сперма. Целуются так, будто нежность в районе солнечного сплетения не заставляет согнуться пополам от новизны этого едкого но до жути сладкого чувства. — Предложение пожрать всё ещё в силе? — Ичиро прикрывает ладонью глаза, пока Саматоки аккуратно ложится рядом. — Я бы сейчас не отказался от тарелки горячего карри и «Стального Алхимика» на фоне. — Сначала в душ. — Аохитсуги усмехается, тянется за сигаретой. — Я вонючек на свой диван не пускаю. — Эй, ты сам сейчас не цветочками пахнешь! — Да я в принципе цветочками не пахну. Сигаретный дым устремляется Ичиро в лицо. Кашель вырывается из горла, вместе с возмущёнными возгласами. — Пошли мыться, герой-любовник. — А потом поедим? — Конечно поедим, как я тебя голодным оставлю? И Ичиро не может не обнажить зубы, улыбаясь, он ловит на себе тёплый взгляд алых глаз. Саматоки слегка растягивает губы, отвечая на чужую искренность.