А ты смог бы?..

Лана не только вышла из душа, но и успела подсушить волосы до того момента, как Том, вымыв посуду, пришёл в спальню. На миниатюрной шатенке с невероятно среднестатистической внешностью («И как ты меня только узнаёшь?!» — шутила она) был наброшен лёгкий халат, и тонкие, изящные ноги Ланы уже покрывались гусиной кожей. Длинные волосы, уже почти сухие, в беспорядке разлетались, создавая вокруг головы пушистый ореол. Том засмотрелся, всё ещё стоя в дверном проёме. Машинально поправил свои волосы, опять выкрашенные в чёрный для роли, пригладив их рукой. — Что стоишь? — перекрикивая шум фена, спросила Лана. — Так лучше? — улыбнулся Том, проходя к кровати. Лана выключила фен, выткнула вилку из розетки и положила прибор в нижний ящик тумбочки. Том тем временем подполз (он надеялся, что тихо и незаметно) к любимой и, закрыв крупной мужской ладонью всю верхнюю половину её лица, второй ладонью пригладил «нимб» прямых каштановых волос. Хиддлстон даже слегка позавидовал, что даже сырыми Ланины волосы не вьются. Лана, смеясь и пытаясь достать до ладони Тома губами, откинулась назад, небольно ткнув его плечом. Хиддлс и сам хихикал, растягиваясь с девушкой поперёк кровати. «Повязку» с глаз он, конечно, уже опустил, и любовники горячо целовались, словно не виделись годами. Язык Ланы прошёлся, чуть нажимая, по ровным зубам Тома, столкнулся с его языком (влюблённые обменялись хитрыми взглядами) и выскользнул, обводя тонкие губы. Руки искали сквозь футболку тугие, но не слишком выпуклые мышцы, обводили кружки сосков. Лана чувствовала, как тяжелеет в животе, а промежность теплеет, обволакиваясь смазкой. Она стянула с Тома футболку, прервав поцелуй, и принялась вновь исследовать его торс. За пару недель Том не изменился: по-прежнему светлела нежная кожа, выдавались тёмные, твёрдые соски, а волоски на груди были сбриты для очередной роли. Лане нравилась эта «шёрстка» — воздушные, тоненькие кудряшки, золотистые при свете лампочки. Том очень аккуратно снял её халатик, но, поглощённый открывшимся телом любимой, бросил махровую тряпку куда-то назад. Она упала с мягким шелестом. В промежности всё уже пульсировало, пока Том целовал, поглаживал языком небольшую, упругую грудь Ланы, одной рукой забираясь в мокрые глубины, большим пальцем осторожно касаясь треугольничка клитора. Лана застонала, сжимая плечи Тома и поглаживая его сильную спину. Если бы мысли не вертелись вокруг руки, чуть щекотавшей её половые губы, она бы заметила, что Том всё ещё в штанах, из-под которых виднелась чёрная резинка трусов. Но мысли путались, пульсация усиливалась, рука Тома была вся мокрой, клитор распух. Волны тепла и холода мурашками растекались по телу, как льнёт к песку разбившаяся в пену волна. И вдруг время остановилось, позвоночник словно прострелили, и в череп ударил жар. Пальцы сжались, оставляя на плече и спине Тома два «веера» белых, краснеющих и вспухающих царапин. В ушах шумело, нос слегка покраснел, дыхание сбилось. Том дождался, когда вокруг его пальцев начнут сжиматься мягкие, но упругие мышцы, а вдохи любимой стали ритмичными, и вынул мокрые пальцы. Чуть лукавым взглядом он встретился с девушкой, она повернулась набок и пошарила по ящикам прикроватной тумбочки, доставая упаковку влажных салфеток, в которой осталось совсем немного. Том достал одну, протёр руку и бросил мокрый комочек в корзину, как всегда снайперски точно, пока Лана убирала пачку рядом со смазкой, вибратором и прочими интересными вещицами. Озарённая внезапной идеей, она достала мягкие наручники и ключик, повернулась к заглядывавшему за её плечо Хиддлсу и хитро спросила: — А ты сможешь кончить, если я во время орального секса не коснусь головки? Том поймал хитрый взгляд девушки и улыбнулся: — Если смогу, утром ты завтрак готовишь. Лана пристегнула запястья Тома к изголовью кровати (у него имелась нехорошая привычка, забываясь во время минета, руками подталкивать голову девушки глубже) и, положив ключ на тумбочку, подползла к изножью кровати. Не без помощи выгнувшегося Тома сняла домашние брюки, бросила их к халату, медленно погладила ноги мужчины, ощущая, как щекочут ладони тоненькие, прозрачные, вьющиеся волоски. Прорывавший ткань трусов член напомнил ростки, пробивающиеся через асфальт, растрескивая серый камень. Вновь с помощью возлюбленного Лана сняла и этот предмет одежды, и Том тоже оказался обнажённым. Над вставшим членом темнел ромбик волос (хоть их не сбрили продюсеры, будь они прокляты!). Лана прикинула «стратегию» и, послав Тому насмешливо-горячий взгляд, уткнулась носом в корень члена, впитывая крышесносящий запах — что-то неуловимо сексуальное, терпкое, отчего в животе тяжелеет, а между ног стекает липкая капелька. Медленно, словно примеряясь, Лана взяла в рот правое яичко, короткие волоски защекотали нёбо, и девушка провела по ним языком, всё так же мучительно медленно и сладко, одной рукой поглаживая напряжённый живот Тома. Тяжёлое дыхание и лёгкий перезвон цепи заменили просьбу об ускорении. Чуть усмехнувшись и нечаянно задев мошонку зубами, Лана взяла и второе яичко, погладила языком. Её руки продолжали гладить живот и ноги Тома, покрывавшиеся мурашками возбуждения. Девушка посасывала мошонку, языком перекатывая яички под нежной, тонкой кожей и стараясь не касаться зубами уязвимого места любимого. Том тихо, хрипловато застонал и неосознанно чуть выгнул бёдра навстречу влажному, горячему рту, дарившему болезненно медленное наслаждение, граничевшее со сладкой пыткой. Лана хитро улыбнулась Тому скорее глазами, чем мокрыми, припухлыми, красноватыми губами, медленно выпускавшими из восхитительного плена мошонку. Девушка спустилась взглядом по телу Тома, остановилась на стоявшем члене, ниже которого опустилась мокрая от слюны мошонка. Тоненькая прозрачная нить ещё соединяла её с насыщенно-розовым, влажным и горячим ртом, а умелые губы уже припали к основанию члена, оставляя на нём прозрачный след. Лана чувствовала, как сладостно сжимаются мышцы её влагалища, выдавливая прозрачную, горячую смазку, которая растекалась по розовой коже, возбуждённой, едва оправившейся от бурного оргазма. Она покрыла ствол члена лёгкими, мелкими, частыми поцелуями, но остановилась, не доходя до крайней плоти. Одна рука девушки ласкала мошонку Тома, другая — живот. Том постанывал и тянул цепочки наручников, слегка извиваясь. Лана коснулась члена губами где-то посередине, углубила поцелуй, посасывая и облизывая кружок кожи, разрезанный руслом вены. Бёдра Тома вновь выгнулись, и девушка коснулась члена зубами, одновременно несильно шлёпая кончиками пальцев по мошонке. Яички притянулись к промежности Тома, он кончил быстро, изгибаясь и натягивая цепочки наручников. Сперма с хлюпаньем упала за плечо девушки, на простынь, и Лана потянулась к тумбочке, понимая, что зря убрала салфетки и надеясь, что семя не выпачкало свежевымытые волосы. — Яичница из двух яиц с помидором, ломтик бекона — обязательно хорошо прожаренный! — и чай с мармеладом. И да, наручники-то сними! — невозмутимо сказал Том, глядя на Лану насмешливо и нежно. — Есть, сэр! — она шутливо взяла под козырёк, не выпуская пачку салфеток. Стёрла липкое семя с ткани, поточнее прицелилась и попала шариком из грязной салфетки в мусорное ведро. — Хорошо, — лениво поднял бровь Том, глядя на успешный бросок. — Правда? — фыркула Лана, качая головой. У него мусор всегда летел в корзину — ночью разбуди! — Я бы оценил этот бросок ещё благосклоннее, если бы ты развязала мне руки. Девушка закатила глаза, но, медленно покачивая не слишком выпуклыми бёдрами, поползла в сторону ключей. — Зануда, — изображая старую, вечно недовольную бабку, пробурчала она. Цепь щёлкнула, выпуская на волю жилистые запястья. Не сдерживаемый больше наручниками, Том прижал Лану к матрасу, наваливаясь сверху. — Повтори-ка, что ты сказала? — смеясь, потребовал он, и горячо поцеловал добычу, одной рукой удерживаясь на весу, а другой ища наручники. — Это требует наказания… — А спорим, что ты не сможешь довести меня до оргазма, не касаясь клитора? — насмешливо глядя на любимого, спросила Лана. — Спорим. Но завтрак всё равно готовишь ты…