Молчаливый сосед

Никто не скажет, когда это началось. В какой-то момент хозяйка его квартиры решила, что квадратных метров вполне хватит на двух постояльцев. В первый вечер Сергей всерьез думал о том, чтобы искать новое жилье. Однако, сосед попался на редкость спокойный. Даже слишком тихий, можно сказать. Впрочем, Разумовского это более чем устраивало. В этой квартире редко включался верхний свет. Первым звуком, который Сергей услышал из уст соседа, был удивленный свист, когда тот заглянул в холодильник. От пристального колючего взгляда молчаливого сожителя Разумовскому стало несколько не по себе. Ну подумаешь — целая полка занята банками с газировкой… У всех свои… дурные привычки. На следующий день в холодильнике помимо яиц, сосисок и салата появилось мясо. А во взгляде соседа Сергею почудилось что-то странное, смутно напоминающее благодарность. Но на то, чтобы изучать соседа с колючим взглядом у Сергея не было времени. Он писал коды. Почти сутки напролет. Если не нужно было выезжать на конференции и встречи с инвесторами. Как он ненавидел эти выезды… Толпы людей в лощеных костюмах и с туго набитыми кошельками, которые думали только о том, как бы завести еще несколько тугих кошельков. Долгие презентации выматывали Разумовского. В свою полутемную квартиру на последнем этаже старой семиэтажки в одном из тихих районов Питера он возвращался бледным и выжатым, как лимон. Но это было нужно. Это была его работа. В тот вечер что-то не шло. Проклятый баг никак не желал исправляться и обновленный код раз за разом выдавал ошибку. В прихожей звякнули ключи и Разумовский невольно подумал, что будет очень благодарен соседу, если тот продолжит свою игру в молчанку. У него, видимо, тоже выдался тяжелый день. Сергей мысленно одернул себя, когда едва не потянулся за небрежно брошенной на край дивана курткой, чтобы аккуратно повесить на крючок, по старой привычке. Сосед даже не посмотрел на него. Все также молча прошел к стоявшему в углу пианино, разминая крепкие плечи, и тяжело опустился на стул. Разумовский подобрался, стиснув зубы, приготовившись выслушать какофонию ужаснейшей импровизации. Но ее не последовало. Из-под ловких пальцев мужчины заструилась мягкая, обволакивающая душу теплым покоем мелодия. Сергей не знал, сколько времени он просто смотрел на чуть сгорбленную спину загадочного соседа, сколько времени пытался угадать, что за выражение сейчас написано на его выразительном мужественном лице. Он только знал, что баг наконец исправлен. Казалось, для того, чтобы стать совершенным коду не хватало только этой мелодии. Длинные тени оконной рамы и березовых стволов расчерчивали комнату, залитую приглушенным красноватым цветом. Загадочный мистер Ёж все играл. Сергей вдруг обнаружил, что до сих пор не удосужился узнать, как зовут его соседа. А ведь они делили одну крышу уже вторую неделю. Впрочем, быть может, это и хорошо? Зачем прерывать молчание, которое их обоих устраивает? Им и без этого хватает хлопот… Мистер Ёж все играл. На мониторе светился код программы, в котором больше не было бесячего бага. Сергей бесшумно поднялся и выскользнул на кухню. Блаженно прикрыл глаза, когда на разогретой сковороде зашипели яйца и четыре сосиски. Когда через десять минут он вернулся в гостиную с большой тарелкой яичницы — соседа там уже не было. Дверь в его комнату как всегда была чуть приоткрыта, и, как всегда, в ней был потушен свет, а у порога совершенно неаккуратно были пристроены потертые кожаные ботинки. «Обувь должна стоять ровно, — прозвучал в голове Сергея скрипучий голос из не такого уж далекого прошлого. — Или хотите, чтобы я вам ее обрезала?» По спине пробежала неприятная дрожь, и Разумовский вернулся на кухню. Его хватило только на четверть приготовленной порции. Аккуратно прикрыв оставшуюся яичницу фольгой, он убрал ее в холодильник и тоже отправился спать. По дороге через гостиную Сергей снова бросил взгляд на монитор — бага в самом деле больше не было. И это был прорыв. Очень значимый для молодого программиста. Наутро Разумовский не нашел в холодильнике своей вчерашней стряпни. Зато на ее месте лежал шоколадный батончик. И в пыльное окно старой квартиры словно заглянуло на минуту золотое солнце. Иногда Сергей шутил про себя, что у них с Ежом холодильник — вместо почтового ящика. Они по-прежнему молчали. Каждый был занят своей работой. Только по вечерам Ёж теперь подолгу играл, вынимая из черно-белых клавиш волшебные звуки. И код писался. Один за другим исправлялись баги и добавлялись улучшения. Инвесторы с каждой презентацией улыбались все шире и предлагали неплохие контракты. Сергей по-прежнему не любил эти встречи. Он возвращался домой будто в тумане, шагал чуть пошатываясь по таким разным улицам старого города, стараясь наступать на облетающие листья и улыбаясь их хрусту под подошвой. А потом заходил в бакалейную лавку на краю рынка и покупал полкило шоколадных конфет и говяжий стейк. А чуть дальше — на перекрестке — шаверму без картошки. И длинные тени расчерчивали город, залитый красноватым светом. *** Перебор клавиш пробивался будто сквозь туман. Строчки на мониторе разбегались в разные стороны. Над городом собирались тяжелые тучи, а деловой обед с представителем серверной компании переваривался не слишком хорошо. Сергей проснулся от шелеста дождя по стеклу. Шея до сих пор не затекла только потому, что кто-то заботливо подложил ему под голову подушку. И укрыл ноги пледом. Монитор давно погас и в гостиной было темно — хоть глаз выколи. И Разумовский улыбнулся, по-детски счастливо, не опасаясь, что кто-то подсмотрит эту улыбку. А утром в холодильнике лежали круглые песочные печенья с шоколадной крошкой. *** Они были все ближе, их голоса звучали все громче. Сережа забился в угол, но стены не могли полностью спрятать его. — Что, птенчик, попался! — Думал, ты самый умный? — Или самый крутой? — А ну-ка иди сюда, сученыш! … — Сергей Разумовский, я говорила, что нужно соблюдать порядок? — Да, Варвара Григорьевна… — Я говорила, что драки с учениками запрещены? — Говорили… — Но тебе, как я погляжу, закон не писан! Или ты хочешь сказать, что это мальчики сами вздумали на тебя одного втроем кидаться? Молчишь! Вот и молчи! А теперь… Кто-то вдруг осторожно обнимает маленького Сережу за плечи, и Варвара Григорьевна испуганно пятится от огромного ежа, который грозится утыкать ее своими колючками. — Тшш… тише, птенец… Все хорошо, спи… Сергей улыбается, натягивая одеяло по самые уши, и открывает глаза. Сквозь тонкую щелку в его комнату из гостиной проникает узкая полоска тусклого света. Молчаливый Ёж тихо играет мягкую мелодию, и на душе становится тепло… Разумовский перевернулся на спину, откидываясь на измятую подушку и втягивая воздух сквозь зубы. Воздух, пропитанный табачным привкусом. Он часто курил. Куда чаще, чем сам Сергей. Сидел в продавленном кресле у книжного шкафа, листая какой-нибудь потрепанный том, и кутался в горький дым. Он жил будто в какой-то другой вселенной. И так странно было сознавать, что где-то их вселенные пересеклись. Он чертил странные схемы и непонятные графики. Таскался с толстыми папками и пил слишком много кофе без сахара. И никогда не следил за порядком. Во всяком случае, так казалось Сергею. Варвару Григорьевну хватил бы инфаркт, если бы она увидела Ежа и то, как он бросает обувь у порога спальни. От этой мысли Разумовскому хотелось смеяться. Код писался. Комбинации выстраивались. Создавалось нечто новое, большое и многообещающее. Создавалось Vmeste. Сергей долго думал над названием, но в какой-то момент оно пришло само. Сотканное из дивных мелодий, что бежали из-под пальцев загадочного соседа. Пахнущее шоколадом и табачным дымом. Он сделал это не один. Они сделали это. Вместе. … В то утро он собирался на очередную встречу. Уже многое было сделано. Оставалось совсем немного. Через полтора месяца он сможет перебраться из полутемной квартирки в новую башню, которая уже возвышалась над Питером и куда сейчас завозилось новейшее оборудование. Соцсеть запускалась и инвесторы уже предвкушающе потирали руки — это была бомба. Сергей не сразу понял, что происходит. Пролетом ниже кто-то сидел на ступеньках — лохматый, в мятой рубашке и с сигаретой в зубах. Эту спину и русую шевелюру Разумовский узнал бы из тысячи. В груди что-то кольнуло, но он совершенно не знал, как обратиться к молчаливому соседу. Однако, этого и не понадобилось. Еж обернулся — видимо, услышав шаги на лестнице. Сергею показалось, такого потерянного взгляда он еще никогда не видел. Сердце рванулось из груди, забившись раненой птицей навстречу этому одинокому ежику, и он сам не понял, как шагнул к мужчине, осторожно протягивая к нему дрожащую руку и почти одними губами шепча: — Тиш… А в следующую минуту в потерянном взгляде вспыхнуло нечто — неверие и безумная надежда, или что-то еще… Еж рывком подорвался с холодной ступеньки, качнулся — и очутился в трясущихся руках кинувшегося поймать его Разумовского. Темный подъезд никому не выдаст тайны, которая связала в это утро двух мужчин из квартиры на седьмом этаже. И охочая до сплетен соседка не разнесет по окрестным дворам щедро приправленные богатой фантазией слухи, как горячие пирожки, потому что в такой ранний час она еще спит. Горящие от поцелуев губы жадно хватали горький воздух. Напряженные руки крепче сжимали мужское тело, комкая рубашку, вороша короткие пряди… И в груди не хватало ни дыхания, ни слов… Только глаза и движения говорили куда красноречивей любых изысканных фраз. Это был первый раз, когда Сергей Разумовский опоздал на деловую встречу. Но ему впервые было наплевать на строгий порядок.