Bitter harvest

1. В день, когда Чикка нашел артефакт, над равниной разразилась гроза. Бело-лиловые молнии, невыносимо яркие на фоне черных туч, врезались в бурое море высушенной солнцем травы. Трава шелестела и волновалась под порывами теплого ветра; мелкая рябь пробегала по ней, как лихорадочная дрожь по телу больного. Там, на западе, в эпицентре грозы, стоял грохот от сталкивающихся в небесах электрических разрядов, но возле лагеря археологов пока царила зловещая тишина, нарушаемая лишь хлопаньем брезентовых тентов двух небольших палаток. Палатки имели тот же рыжевато-бурый окрас, что и окружающая степь. - Нужно собираться, - сказала Циана. От накапливающегося в воздухе электричества ее палевая шерсть встала дыбом и еле слышно потрескивала. – Я не хочу, чтобы во время грозы моя макушка оказалась самой высокой точкой на местности. К тому же, может пойти дождь, и будет чрезвычайно обидно, если тысячелетний артефакт закоротит, когда он уже в наших руках. - Древние наверняка позаботились о защите, - возразил Яххен, в волнении стуча хвостом по земле. – Смотри, корпус даже не поцарапан. Он осторожно прикоснулся к находке. Корпус был сделан из светлого металла, гладкого и прохладного на ощупь. - Я все еще не верю, что нам повезло, - Циана покачала головой. – Может, это розыгрыш. Шутка парочки юных адептов техники. Сейчас мы откроем эту коробку, и там будет набор порнографических картинок. Вместо ответа Чикка нажал на какую-то незаметную кнопку, и артефакт раскрылся, подобно цветку. - Нет, - сказал он тихо. – Не... порнографических. Устройство развернулось, проецируя в пыльный, насыщенный озоном воздух, разноцветные сияющие линии. Затем раздался записанный голос, произносящий слова незнакомого языка, которые то и дело перемежались щелчками и потрескиваниями. Вначале красота открывшихся перед ними схем и чертежей заворожила Чикку, но приглядевшись, он понял, что линии и плоскости тоже как будто погрызены гусеницами, и полны дыр и черных лакун. - Оно все же повреждено, - хрипло прошептала Циана. Устройство продолжало тихо скрежетать, как будто оно надрывалось от усилия донести до них какую-то информацию. – И это несмотря на защитное поле, - Яххен вздохнул. – Ничего. Мы восстановим все, что сможем. Циана засмеялась, обняла его за шею. - Я думаю, - сказала она, пытаясь приласкаться, - что это устройство было оставлено здесь не просто так, и не просто так оно защищено портативным генератором масс-поля. Древние что-то хотели передать нам. Может быть, мы откроем секрет их исчезновения. - Один секрет мы уже только что открыли, - произнес Яххен с мрачной иронией. – Мы теперь точно знаем, что вовсе не яги были первооткрывателями эффекта массы. Циана вздрогнула и отстранилась. - Ты опять об этом, - сказала она укоризненно. – Я же говорила, что не хочу связываться с политикой. - Ты прекрасно знала, что монополия на археологические раскопки, так же как и на межзвездные перелеты, и на производство оружия, принадлежит Доминиону. Мы уже нарушили закон. И, клянусь предками, этот риск окупится. Чикка отвернулся, не слушая уже набившую оскомину перепалку своих товарищей, и вновь вперился в светящиеся линии, проецируемые артефактом. Теперь они не были похоже на схему. Скорее… на силуэт. - Зачем? – спросил он вслух, как будто артефакт мог ему ответить. Первые капли дождя упали в рыжую пыль. Чикка задрал голову вверх. Со дна раскопа, над земляными стенками, из которых торчали тонкие белесые корешки растений, было видно черное грозовое небо. Когда предки еще жили в хижинах из веток, на ночь обвивая насесты хвостами, чтоб не свалиться, они верили в богиню грозы, с белыми глазами и шерстью цвета ночи, что ездит по небу в колеснице с железными колесами, и колесница та едет сама по себе, без упряжки. Она мчится по небу, никогда не оглядываясь, и держит смерть в правой руке, и судьбу – в левой. - Отнесем это в палатку, - сказал Яххен. Кажется, они с Цианой уже помирились. – Ты идешь? Чикка машинально кивнул и, уже взявшись за поручень лестницы, обернулся и бросил прощальный взгляд на развороченную землю. О чем Древние хотели рассказать тем, кто придет за ними? Какие тайны вселенной готовы открыться? Над головой раздался оглушительный раскат грома. 2. - Человеческая жизнь между небом и землей мимолетна, как белый жеребенок, мелькнувший мимо дверной щели. Лиара молчала. Шепард стоял, уткнувшись лбом в стекло аквариума. В аквариуме кверху брюхом плавали толстые нарядные рыбки. Лиара удивилась себе: галактика агонизировала, но у нее еще осталась жалость для рыбок. - Человеческая жизнь, - повторил он, - между небом и землей... - Достаточно, - тихо сказала Лиара. Шепард обернулся. На прозрачном пластике аквариума осталось запотевшее пятно от его дыхания. Оно стремительно испарялось. - Мне страшно, Лиара. - Всем бывает страшно. В этом нет ничего постыдного. - Ты не понимаешь, - он покачал головой. – Век азари долог. Мордин бы понял. Он тоже остро чувствовал... время. - Саларианцы верят в реинкарнацию. Мы, азари – в единство всей вселенной. Круговорот жизни. - А некоторые люди до сих пор верят, что воскреснут во плоти, когда трубы архангелов возвестят начало последнего суда, - Шепард резко передернул плечами. – Придумывают какие угодно сказки, лишь бы не кричать по ночам от страха. Примитивные мифы, как сказал бы наш четырехглазый друг. - Ты прав, - согласилась Лиара. – Я не понимаю. Она сидела на кровати, подогнув под себя ноги. Шепард улегся рядом с ней и умостил голову у нее на коленях. Жест скорее ищущего утешения ребенка, чем любовника. - Я не боюсь смерти, Лиара, - продолжал он. Голос его звучал немного глухо. – Ни своей. Ни чьей-то еще. Ты знаешь, я вижу сны – в тумане бродят мертвецы, они зовут меня и протягивают мне руки. Вероятно, я должен скорбеть. Но я отказываюсь, Лиара. Отказываюсь. Отдельная человеческая жизнь мимолетна, подобно белому жеребенку, мелькнувшему в дверной щели. Но и сами народы смертны: наши страхи, наши ошибки и победы, вся наша цивилизация. Все однажды истает без следа, растворится в океане энтропии. И вот это - это меня пугает. Лиара погладила его по волосам. Шепард перевернулся набок и прижался ухом к ее животу. - У тебя в животе урчит, - сообщил он невпопад, а потом добавил без перехода: - Жнецы – единственное бессмертие, которое нам предлагается. 3. - Мы не можем это продать, - сказала Циана - Конечно, будет нелегко, - Яххен потянулся, встопорщив на загривке шерсть. – Придется быть очень осторожными, иначе Доминион сдерет с нас шкуры. - Я не об этом, и ты это прекрасно знаешь. Мы не можем это продать. Циана в волнении прошлась по комнате. Ее хвост метался их стороны в сторону, разгоняя пыль, острые уши нервно дергались. - Я верю Древним, - сказала она. - Что-то страшное надвигается. Нам нельзя сидеть сложа руки, но и просто загнать артефакт какому-нибудь коллекционеру тоже нельзя. Яххен пожал плечами. - К сожалению, эта штука слишком ценна. Кроме того, она самим своим существованием компрометирует пропаганду Доминиона. Именно поэтому нам нужно от нее избавиться. - Стоит тебе выйти с артефактом на черный рынок, как мы окажемся под угрозой. - Мы под угрозой с того момента, как выкопали его из земли. - Довольно, - тихо произнес Чикка, до сей поры молчавший. Он поднял голову и обвел друзей усталым взглядом. – Мы не будем его продавать. Циана насмешливо зашипела. - Я знал, что ты со мной согласишься. - Но и орать о нашей находке на каждом углу и сеять панику мы не будем тоже, - продолжал Чикка, глядя на нее внимательно и строго. - Мы должны предупредить... - Нет. Чикка крайне редко повышал голос, но когда он это все же делал, ослушаться его было невозможно. - Мы должны продолжить изучение. Яххен сплюнул. - Отлично, сиди здесь, любуйся на это дерьмо. А жрать мы будем твои распечатки, да? Он вскочил и выбежал из комнаты. - Он наделает глупостей, - обеспокоенно произнесла Циана. Чикка вновь вернулся к распечаткам, которые изучал, и только рассеянно хмыкнул. - Яххен имеет наименьший приоритет в списке наших проблем, - сказал он суховато. – Ты понимаешь, что в любой момент может начаться следующая Жатва? Жнецы оставляют наблюдателей – возможно, один из них уже знает, что мы нашли предупреждение. Может быть, пока мы цапаемся между собой, в черном космосе собираются армады... - Прекрати, - Циана поежилась. – Может, мы просто выкопали отрывок из фантастической книги или какой-нибудь игры. - Отрывок книги, защищенный полем массы? - Кто их знает, этих Древних. Я предпочитаю надеяться, что на нашем веку не начнется никакой конец света. Да и что мы можем сделать? Армия и космический флот есть только у Доминиона. Чикка рассеянно кивнул, затем вдруг замер и заметно вздрогнул, как будто у него по спине проползла омерзительная многоножка. - Да, - сказал он очень тихо. – Ты права. К сожалению. Яххен не знал в точности, какое место покупатель занимает в сложной иерархии Доминиона, но место это было явно не последним. Он был высокопоставленным чиновником, а значит - ягом. Лоснящаяся черная туша, облаченная в такой же черный костюм, выгрузилась из сильно накренившегося транспортера. Покупатель внимательно огляделся вокруг восемью маленькими глазами. Его верхняя челюсть разломилась посредине, показав ряд острых зубов: это было эквивалентно приветливой улыбке. Как у всех ягов, у него было сложное многокомпонентное имя, которое с их щелкающего языка переводилось как Великий Прекраснейший, Попирающий Головы Побежденных, Топчущий Трупы Врагов. Понятие «скромный яг» было оксюмороном. Тем не менее, как уверял посредник с черного рынка, Топчущий Трупы был достаточно приятен в обхождении. Для яга. Представителя единственной разумной расы, которая не считала зазорным поедать представителей других разумных рас. А также, как говорили, своей собственной. - Я чрезвычайно счастлив своими глазами узреть сию находку, - сказал Топчущий, любуясь на гладкую поверхность артефакта. – Моя нежная душа полнится невыразимой надеждой, что этой вашей игрушке действительно пятьдесят тысяч лет. - Я передал вам все предварительные данные, экселенц, - ответил Яххен. – К сожалению, электроника хрупка и уязвима, и артефакт сильно пострадал от времени. Но нет сомнений в том, что он подлинный. - Я всем сердцем желаю, чтобы это было так, - мурлыкнул Топчущий. – Если все это было напрасно, то я буду печален, и горестные слезы оросят мои щеки. Пройдемся. Они направились вниз по аллее. Чтобы поспеть за ягом, Яххену пришлось перейти на рысь. Он не мог ничего с собой поделать, но ему казалось, что яг, несмотря на свои безупречные манеры и мягкий голос смотрит на него вполне определенным взглядом. Взглядом неисправимого хищника. И видит в нем, Яххене, не разумное существо, а прекрасно сбалансированный набор белков, жиров и витаминов. Иррациональный страх травоядного. От некоторых вещей очень сложно избавиться. Топчущий Трупы Врагов остановился напротив молодого деревца, густо усыпанного ярко-желтыми цветами с ароматом таким сладким, что кружилась голова. Он сложил руки на животе и умильно заворчал. Жестокие и высокомерные, яги парадоксальным образом ценили красоту. - Прелестно, - сказал он, наконец. – Очаровательно. Он подошел ближе, провел лапищей по гладкой сероватой коре. - С твоей стороны было чрезвычайно мудро продать нам свою находку. Просто поразительно, что можно найти, копая... как ты там сказал, Яххен? - Компостную яму, - ни один мускул на лице Яххена даже не дрогнул. - Да, вот именно. Компостную яму так легко спутать с раскопками черных археологов. - Я уверен, вы не совершите такой ошибки, экселенц. Яххен замялся. Уверенность Чикки в грядущем конце света его раздражала, но что-то мешало ему просто промолчать. Угрызения совести его не мучили – да, он решил продать артефакт за спиной у любимой и лучшего друга, но, в конечном счете, он делает это и ради них. Им всем будет лучше, лучше и безопасней. Но убежденная вера Чикки заслуживала чего-то... хотя бы упоминания. - Могу я высказать личное мнение? - Высказывай. - Косвенные признаки позволяют предположить, что этот артефакт является посланием, отправленным в будущее – то есть, нам – намеренно. Яг нагнулся к Яххену так близко, что тот мог видеть яркие золотистые точки в глубине его многочисленных глаз. - Ты мне нравишься, Яххен, - сказал он тихо. – Ты представляешься мне разумным, хотя и несколько корыстным, созданием. Только поэтому я сейчас предупреждаю тебя – держи язык за зубами. Яххен недоуменно моргнул. - Экселенц, я... - Доминион, да не зайдет над ним солнце, постулирует, что мы, яги, венец эволюции в галактике. Наша наука - вершина мысли. Наша культура – воплощенное совершенство. Тебя должны были учить этому еще в начальной школе. - Конечно, экселенц. - До нас, - медленно сказал Топчущий Трупы, - существовали лишь примитивные слабые твари, едва овладевшие силой электричества. Так учит Доктрина. Которую ты, как низшее существо, лишь милостью Доминиона признанное разумным, должен принять с благоговением. - Но, экселенц... - Ни слова, Яххен. Не все так лояльны к инакомыслию, как я. Этот артефакт – памятник древней примитивной цивилизации, которая едва додумалась до транзисторов и полупроводников. Текст, который мы расшифруем, будет содержать описания убогой технологии и смехотворных псевдонаучных воззрений. Он докажет наше превосходство и послужит благу Доминиона. Ты поступил чрезвычайно благоразумно, сообщив нам о своей находке, и, конечно же, будешь щедро награжден. Теперь он даже не пытался строить из себя обычного коллекционера. Яххен с опозданием понимал, что напоролся на Стража Доктрин. «А ведь Циана предвидела это», - промелькнуло у него в голове. Циана... Он должен предупредить ее. Ее и Чикку. Если только... Если у него будет такая возможность. Топчущий Трупы терпеливо ждал, наблюдая за сменой выражений на его лице. - Я надеюсь, - сказал он многозначительно, - что ты будешь столь же благоразумен и впредь. Мы проследим за этим. А теперь поблагодари меня за такую немыслимую щедрость. Яг выпрямился во весь свой огромный рост и ощерился. Яххен опустил голову, не в силах выдерживать взгляд восьми внимательных, недобрых глаз. - Благодарю вас, - медленно произнес он. – Благодарю вас, экселенц. 5. - Я предпочел бы, чтобы это было что-то очень простое, - сказал Шепард. – Например, гигантский камень с надписями. Чем проще устройство, тем оно надежней. Как бы ты не повторила ошибку протеан, Лиара. - Чтобы вместить весь объем информации, этот камень должен быть воистину циклопических размеров. К тому же, не забывай про эрозию. Протеанский маяк был в некотором роде совершенством... - Не считая того, что он оказался одноразовым и едва не сжег мне мозги, - Шепард поморщился. – Я понимаю твое нежное отношение к протеанам, но предвидеть, что существа другого цикла окажутся просто неспособны воспринять их предупреждение, они могли. - Поэтому я вложила сюда несколько обучающих программ, - Лиара предпочитала не спорить, мягко уходя от ответа. Протеане для Шепарда были больной темой. Хотя он вполне ладил с Явиком (настолько, насколько с ним вообще можно было поладить) протеан как таковых он ненавидел. Почему – оставалось загадкой. Не мог же тот маяк с Иден Прайм действительно быть тому причиной? - Не беспокойся, Джон. Я же была археологом. Я знаю, что делаю. Шепард откинулся на спинку дивана и закрыл глаза. - Ты думаешь, это поможет? – неожиданно спросил он. – Если мы не справимся... думаешь, это поможет тем, другим? - Мы должны по крайней мере попытаться. - А знаешь, что думаю я? – он резко подался вперед и уставился на нее лихорадочно горящими глазами. - Я думаю, это не поможет им, как протеанские маяки не помогли нам, и как Горн не помог самим протеанам. Что мы подобны курице, которая жила всю жизнь в теплом курятнике и думала, что в том ее предназначение, а после недоумевает, когда хозяин решил свернуть ей шею. Что надежды нет и не было с самого начала. Шепард говорил все тише. К концу тирады он почти шептал. - Человеческая жизнь, - сказал он, едва шевеля губами, - мимолетна, как белый жеребенок, мелькнувший в дверной щели. Лиара тихо вздохнула. Вздох вышел похожим на всхлип. - Я также полагаю, что лучше бы протеане никогда не посылали нам предупреждения, и мы встретили бы свой конец в блаженстве неведения. Он замолчал и ссутулился, отвернувшись и таращась на пустой аквариум. - Я приняла к сведению твое мнение, - спокойно произнесла Лиара. – Но это мое самостоятельное решение, и оно остается прежним. Вероятность нашей гибели действительно велика. Но я хочу, чтобы у тех, кто последует за нами, была надежда. - Надежда? – Шепард покачал головой. – Хотя бы не обманывай себя. Ты собираешься передать в следующий цикл эстафету отчаяния. Впрочем, как ты верно заметила, это твое решение. Интересно, какими они были? - Кто? - Предыдущие Шепарды. Солдаты прошлых циклов. Мы знаем протеан, но какими были прочие? У некоторых, наверное, были крылья, а у других – острые когти. Некоторые были умнее нас, другие – сильнее нас, и наверняка кто-то из них был добрее нас. И все они проиграли. - Пожалуйста, прекрати, - попросила Лиара. – Джон, пожалуйста. Он смотрел на нее в упор пустыми глазами, круглыми и холодными, как у одной из его рыб. - Ты же археолог. Тебе тоже должно быть интересно, док. В этот момент ей захотелось его ударить. Шепард моргнул, виновато улыбнулся. - Прости. Я просто устал от блуждания впотьмах. Мне все время кажется, что мы что-то упускаем. Что во всем этом есть смысл, который нам не виден. Улыбка сползала с его лица, как плохо пригнанная маска. - Всегда есть, - сказал он странным, неуместно довольным голосом, - есть нечто большее. 6. Чикка никогда не считал себя храбрецом. Он стоял на узком карнизе дома, в котором они с Цианой и Яххеном снимали двухкомнатную клетушку, в основном заставленную оборудованием. Вверх и вниз от карниза простиралась отвесная стена, местами разбавленная узкими высокими окнами. От страха Чикке казалось, что одно окно от другого отделяют континенты. Порывы холодного ветра грозили смести его с карниза легко, как насекомое. - Не смотри вниз! – крикнул он. Циана шла первая: перемещалась по карнизу, широко раскинув руки, будто обнимая стену, прижимаясь к ней щекой и используя хвост как балансир. Она, конечно, и без него понимала, что нельзя смотреть вниз, просто Чикке хотелось сказать ей что-нибудь ободряющее, а как это сделать, он не знал. Медленно и осторожно он двинулся вслед за ней, стараясь не думать о пропасти внизу. На самом деле, нужно просто расслабиться и не паниковать, тело само знает, что ему делать. Когда-то давно их с Цианой предки жили на деревьях. Они были маленькими, лупоглазыми, пушистыми существами, которые не знали агрессии и войн, и питались преимущественно фруктами и сочными молодыми побегами. Ночами они забирались на самые верхушки деревьев и смотрели на звезды и огромную зеленоватую луну своего родного мира. Они верили, что души их – это застрявшие в плоти частицы звездного света, и что луна – солнце мира мертвых. Она освещает им путь в вечном странствии по зеленым садам загробного мира, и сны умирающих полны лунным светом. Смехотворные донаучные воззрения, сказал бы яг. У ягов, по крайней мере, в тот момент, когда соплеменники Чикки их впервые встретили, религии уже не было. Была лишь доктрина Доминиона, преисполненная самодовольства. Яги молились лишь самим себе. Никогда прежде Чикка не решался критиковать существующее мироустройство даже в мыслях. Восстания – удел смелых и сильных духом. Он никогда не был смел или силен, держался подальше от политики, и, пожалуй, единственным, что по-настоящему его занимало, были старые кости и истертые временем камни, оставшиеся от цивилизации Древних. Яги могли сколько угодно твердить о своем превосходстве, но Чикка всегда знал, что Древние вовсе не были слабы или недоразвиты. Но знанием этим он ни с кем не делился, потому что собственного понимания ему было довольно. Нужно было что-то невообразимое, вроде послания, дошедшего сквозь эпохи, чтобы изменить это. После окончания дешифровки Чикка долго смотрел на вылезшую из печатного устройства ленту с иероглифами. Аккуратно заполнил смысловые лакуны в тех местах, где компьютер не справился с переводом. Потом прочел текст столько раз, сколько требовалось, чтобы заучить его наизусть. Он поверил Древним сразу. Безоговорочно. Циана, наконец, добралась до открытого окна. Чикка видел, как она исчезла в проеме, и вздохнул с облегчением. Ему нравилась Циана; возможно, теперь, когда Яххена нет... Лесные боги их народа учили – не собирай с ветвей больше плодов, чем ты можешь съесть. Яххен забыл эту простую мудрость, и за жадность свою, несомненно, расплатится. Вряд ли яги оставят его в живых. Перед тем, как вслед за Цианой спрыгнуть в открытое окно, Чикка не удержался и глянул вниз. С этой высоты улица казалась тоньше его собственного хвоста, суетящиеся пешеходы – меньше муравьев. Перспектива, подумал Чикка. Вот чего не хватило Яххену. Перспективы. - Быстрее, - раздался голос Цианы. – Полюбуешься видом в другой раз. Она в изнеможении прислонилась к стене. Ветер растрепал ее шерсть, но даже взъерошенная, она оставалась ужасно хорошенькой. Чикка осмотрелся. Они оказались в обычной квартире, почти такой же, как и та, которую они снимали, которая, однако, казалась просторней благодаря отсутствию громоздкой электроники. На их счастье, хозяева ушли, оставив окно открытым. Глаз зацепился за брошенную посреди комнаты пеструю детскую игрушку, за скомканное цветастое покрывало. - Слышишь? – одними губами шепнула Циана. Он слышал. Стражи Доктрин, конечно, не полезли на карниз вслед за ними, а проверяли квартиру за квартирой – на всем этаже. Через закрытые двери доносились их голоса. Вот в соседней квартире лязгнула, открываясь, дверь, раздался возмущенный женский голос, и тут же смолк, когда хозяйка разглядела, что за гости стоят у нее на пороге. - Я... больше не полезу в окно, - сказала Циана. Шерсть ее стояла дыбом. – Я больше не могу. Чикка кивнул. Это и не поможет. Нужно что-то... Он снова обвел взглядом помещение. - Вентиляция, - бросил он отрывисто. – Скорее. Возьми это, здесь все данные по артефакту, мои расшифровки. Циана не двинулась с места. - А ты? Чикка нетерпеливо махнул рукой. - Я закрою за тобой решетку. Скажу им, что ты сорвалась, выиграю тебе время. Быстрее. - Они убьют тебя. - Не сразу. Кроме того... Он запнулся. - Приближается Жатва. Остальное... уже неважно. Топчущий Трупы встретил его в своем кабинете, округлой комнате на самой вершине башни. Он стоял, повернувшись спиной ко входу, и смотрел на закат. - Чикка, - сказал он без предисловий, - моя работа тяжела невыносимо. Ежедневно меня ожидают разочарования и скорбь. Мне плюют в протянутую руку. Черной неблагодарностью платят за великодушие. Чикка промолчал. В золотистом луче заходящего солнца плясали невесомые пылинки, и он подумал: это ли не метафора всей жизни в галактике? Яг обернулся. - Но вопреки всему, я не теряю веры в порядочность и совесть. И потому даю тебе дружеский совет – сотрудничай с нами. Помоги сохранить законность, мир и процветание. Где твоя женщина? Где данные ваших исследований? - Я не знаю. - Где? – повторил яг. - Я не знаю, - Чикка неловко переступил с ноги на ногу. – Не утруждайте себя красноречием, я прекрасно знаю, что за добрыми словами последуют химикаты, которые выворачивают память наизнанку. Но я не знаю, где Циана. Надвигается великая Жатва, и это единственное, что имеет значение. Ваши игры смешны, экселенц. Яг склонил голову набок. - Гордыня, - заметил он. - Гордыня, непозволительная для такого маленького и уязвимого создания. - Древние показали мне перспективу. - Жаль, что Древние заодно не наделили тебя капелькой ума, - Топчущий Трупы уселся за стол и сложил лапы на животе в своем любимом жесте. – А ведь вначале ты показался мне довольно-таки сообразительным. Я всегда считал, что нельзя допускать низшие расы до получения образования. Он оскалился тремя рядами острых треугольных зубов. - Скажи мне, Чикка, - продолжал он задумчиво, - не доводилось ли тебе слышать о Жнецах когда-либо прежде? - Нет, экселенц. - А как ты думаешь, почему? - Найденные нами артефакты Древних малочисленны и не содержали ничего подоб... Чикка осекся и моргнул. Яг ухмылялся, оттопыривая тройные губы. - Этот ваш артефакт был пятым, - сказал он. – Разной степени сохранности, и обнаружены на разных планетах, но на всех один и тот же текст. Древние были настойчивы в своих предупреждениях. Все артефакты, разумеется, уничтожены. О существовании их знают лишь немногие, и в их числе я. А теперь, ответь еще – как ты думаешь, почему я обсуждаю совершенно секретные материи с низшим существом вроде тебя? - Скажите мне, экселенц. Топчущий Трупы гулко вздохнул. - Я верю Древним, - сказал он просто. - Тогда мы на одной стороне. Жнецы угрожают всем, - ответил Чикка. – Доминиону тоже. Почему он отрицает их существование? Яг вздохнул снова, еще глубже и громче, дружелюбно моргая гроздьями глаз. Моргали они вразнобой. – Ты не понимаешь Доктрину Доминиона. Мы удерживаем власть над тысячью и тысячью миров не только силой оружия. Мы заставили другие виды принять наше превосходство, как нечто само собой разумеющееся, чтобы у них – у вас, Чикка – не возникало даже соблазна восстать. Так мы поддерживаем мир, а мир – залог процветания. - Под вашей властью. - Совершенно верно. Легенда о том, что именно мы, яги, создали масс-ретрансляторы, служит этому делу исправно. Мы всемогущи, мы – почти волшебники, и нет силы такой, которая может угрожать нам. Известие о великой Жатве, о многотысячелетних тварях из черного космоса, уничтожавших великие цивилизации древности так же легко, как я давлю насекомых, разрушит миф о нашей неуязвимости. Раньше Жатвы Доминион будет уничтожен внутренними восстаниями. Древние не могли предвидеть, как это все обернется, но вопрос сей чрезвычайно деликатен, и, увы, связан с политикой. Поэтому я не допущу, чтобы мелкие, хвостатые, чрезмерно любопытные паскудники вроде тебя подставили меня своей неуместной активностью. Как видишь, Чикка, я чрезвычайно откровенен с тобой. Чикка поднял голову. - Я высоко ценю вашу откровенность, экселенц. - Но недостаточно высоко, чтобы ответить взаимной откровенностью. Яг помолчал, прошелся по кабинету, вновь уселся за стол. Кабинет его походил на внутренность раковины: округлые плавные линии, бело-розовые стены, отсвечивающие перламутром. На этом фоне массивный хозяин кабинета, с его толстой черной шкурой и восемью глазами, казался уродливым, чужеродным наростом. - У нас нет времени, - продолжал он спокойно. – Если ты расшифровал текст, то знаешь, что Жнецы появляются вскоре – по историческим, разумеется, меркам – после того, как будет получен сильный ИИ. - Что произошло сто лет назад. И обломки той планеты до сих пор болтаются в космосе в назидание всем прочим, - Чикка кивнул. – Да, я знаю. Жатва может начаться хоть завтра. - На моей родине, - яг в задумчивости поскреб когтями по столешнице, – есть такое блюдо: берут самку дзззаррана - мелкого плацентарного млекопитающего - на последних сроках беременности, и запекают ее вместе с плодом. Искусственный интеллект – это плод, который рано или поздно вынашивает каждая цивилизация. Жнецы предпочитают пожрать его вместе с «матерью». Я думаю, им так вкуснее. Чикка сглотнул. Аналогия была тошнотворна. - Итак, ты сам понимаешь, - Топчущий Трупы удовлетворенно усмехнулся. – Жатва приближается. Жнецы следят за нами из темноты, и Доминион – единственная сила в галактике, способная им противостоять. Да, - повторил он, - Доминион - единственная достаточно мощная сила, и для того, чтобы он таковой оставался, мы должны ревностно хранить наши секреты. Топчущий Трупы вдруг резко встал из-за стола, подошел к Чикке почти вплотную. - Скажи, где Циана и данные, - шепнул он. – Мы на одной стороне. Я не думаю, что смогу помочь вам, но в моих силах использовать вашу информацию... для блага Доминиона. Жатва надвигается, как ты только что сказал. Чикка открыл рот, потом снова закрыл. Яг смотрел на него и проникновенно урчал. - Принцип меньшего зла, не так ли? – Чикка облизнул пересохшие губы. – Жнецы или Доминион? Он вновь сделал паузу. - Мне очень жаль, экселенц. Я предпочту Жнецов. 7. - Один человеческий писатель однажды сочинил рассказ. Было это в двадцатом веке по нашему счислению, двести лет назад, значит. Кварианцы уже создали ИИ и успели хлебнуть с ним лиха, а у нас только-только появлялись первые компьютеры, заслуживающие этого названия. На электронных лампах. Огромные. - У нас такие с тысячу лет назад были. - Так вот, этот человек жил в эпоху, когда космос и все прочее были сюжетами для фантастики. У турианцев есть фантастика, Гаррус? - У нас есть все. - Извини. И вот, он написал рассказ, про то, как люди создали первый ВИ. И два дежурных техника по пьяни решают задать ему вопрос – как обратить энтропию. - Пфф. - «Недостаточно данных для разумного ответа», говорит им ВИ. Потом проходит время. Человечество выходит в космос, и задает этот вопрос ВИ нового поколения. И получает такой же ответ. - Довольно скучная история. Как думаешь, может пригласить к нам вон ту синенькую? - Ага, и Лиара меня прибьет. Слушай дальше. В конце концов, человечество сливается в единый сверхразум, и объединяет его с ВИ. Миллионы лет спустя. А звезды уже гаснут, Гаррус, понимаешь? И в конце концов не остается ничего, только тепловой хаос, и великое всегалактическое вычислительное устройство, которое все эти миллионы лет работало над тем самым первым вопросом. Как обратить энтропию. - И чем все заканчивается? - Тебе правда интересно? - Нет. Однако ты не оставишь меня в покое, пока не выскажешься. - Ты похож на ворчливого дедулю. Можно подумать, у тебя полно неотложных дел. Калибровать «Таникс», калибровать «Таникс» и – как я мог забыть! – калибровать «Таникс». Черт, я в говно. - Трезвым ты немногим лучше, Шепард. - Пей и молчи. Ну так вот, всюду воцарилась энтропия. Остался только огромный ВИ. И он все решал и решал эту проблему, и, наконец, решил. И тогда он сказал... - Ну? - «Да будет свет». И стал свет. Ты понял, в чем мораль сей притчи, Гаррус? - Не думаю, что я хочу ее понимать. Потому что тогда мне захочется дать тебе в морду. - Жнецы могут быть тем самым единственным путем. Может, они – огромный галактический искусственный интеллект, который наращивает свою мощь от цикла к циклу ради того, чтобы однажды решить какую-то огромную, немыслимую по нашим меркам задачу? - Нет. - С точки зрения пшеницы, жатва – это тоже геноцид. Но кто спрашивает пшеницу? - Шепард, тебе достаточно. - Черта с два. Выпьем, Гаррус. - Выпьем. 8. Обосновавшись в древних катакомбах Илоса, протеане ограничились минимумом изменений. Длинный подземный коридор под развалинами храма служил инусаннон кладбищем: в уходящих ввысь стенах были выдолблены десятки тысяч погребальных ниш. Протеане вытащили из них старые кости, ломкие и сухие, покрытые мелкой серой пылью, и заменили каменные саркофаги инусаннон своими криокамерами. Если смотреть снизу, со дна коридора, это было похоже на улей, на ячейки сот, полные мертвых насекомых. Статуи инусаннон были все одинаковы, лишь беспощадное время пометило каждую из них по-особому. У одной отваливались руки, у второй щеки изъязвила эрозия, у третьей были отбиты ротовые щупальца. Мертвые инусаннон скорбно смотрели на протеан пустыми глазницами. Статуй протеане не тронули. Не из сентиментальных соображений – ради маскировки. Инусаннон хранили тела умерших, а значит, верили в какое-то посмертие. В этом, думал Ксад Ишан, было что-то невыносимо глупое. Научный центр был отрезан от остальной империи. Никаких сообщений не передавалось и не получалось. Единственный передатчик находился в собственном кабинете главного инженера, и он не собирался им когда-либо пользоваться. Их задача была ясна и без того, любая же попытка снестись с внешним миром поставит проект под угрозу. Жнецы чутко отслеживали все виды и способы связи. Возможно, именно эта отгороженность от всей галактики, была причиной того, что на Илосе не верилось в войну. Тропические растения роняли листья, устилая землю влажным ковром, постоянно моросили мелкие серые дожди. Тепло, влажно и сонно, и только иногда в джунглях, окружавших древний храм, резко вскрикивала какая-нибудь птица. Ксад Ишан вставал, когда над Илосом разгорался бледный рассвет, и липкий туман укрывал развалины, как одеялом. Делал гимнастику, быстро завтракал, работал до обеда, после обеда работал снова. По вечерам иногда выдавались свободные минуты, и тогда он запрашивал метеосводку. Если вечер был ясным, что случалось нечасто, он поднимался из подземного комплекса наверх, дышал влажным воздухом Илоса и смотрел на звезды, раскиданные по полосе Млечного Пути. Там, меж звезд, шла война. Там умирала протеанская империя – медленно и мучительно трудно, как умирают большие сильные животные. По утрам, после ежедневной планерки, Ксад Ишан говорил своим людям – мы сражаемся за империю. Традиционная формула выхолащивалась с каждым днем все сильнее, и, глядя на звезды, он думал: империи больше нет. Империи, возможно, никогда и не было. Был лишь липкий налет органической жизни, похожий на сизую плесень Илоса, что образуется на нижней стороне крупных листьев. Были лишь самоуверенные существа, возомнившие себя хозяевами галактики, но мечущиеся слепо, как ночные насекомые, выхваченные из темноты лучом фонаря. Жнецы – лекарство от гордыни, средство от иллюзий, холодный душ пробуждения. Джана была всего лишь одним из младших лаборантов. Ничего особенного в плане интеллекта или внешности, ничего, что могло бы привлечь внимание в толпе. Лишь глаза ее были красивы, большие и золотистые, все время слегка затуманенные. Она двигалась медленно, как если бы шла сквозь воду, и говорила мало, и когда Ксад Ишан предложил ей стать его любовницей, согласилась легко и как будто безразлично. Любовь протеан – единение умов, взаимопроникновение сознаний, а разум Джаны был похож на туманы Илоса, на глубокие катакомбы инусаннон, полные старых костей, и в нем Ишан хоронил свое отчаяние. Ночами, когда время будто замирало, они иногда разговаривали, медленно и лениво роняя слова, и Джана шептала: то, что мы делаем – мы делаем ради будущего. Для тех младших братьев, что сейчас еще плавают в морях Тессии или копошатся в пещерах Земли, для тех, кого мы не знаем. Ишан никогда не соглашался с ней вслух, но в глубине души эта мысль приносила утешение. На следующее утро каждый из них возвращался к работе. Случайно встречаясь днем в коридорах, они были друг с другом вежливы и официальны. В день, когда передатчик в кабинете главного инженера ожил, чтобы сообщить о поражении и затем замолкнуть навсегда, Ксад Ишан поднялся на поверхность в последний раз. Начинался сезон дождей. Илос оплакивал своих хозяев-инусаннон, оплакивал гостей-протеан, и слез его хватало на всех. Вскоре после этого Ишан лег в капсулу стазиса. ВИ «Страж» спросил у своего создателя – будут ли внесены какие-либо изменения в списки приоритетов энергоснабжения? – и в этом вопросе послышалась насмешка, которой там быть не могло. Джана была всего лишь младшим лаборантом, и он ответил – «нет». Когда крышка капсулы закрылась над ним, и ледяной холод стазиса проник под кожу, в последнюю секунду перед тем, как потерять сознание, Ксад Ишан думал о будущем. 9. - Не могу сказать, что он сразу мне понравился. Конечно, я была благодарна за помощь на Теруме, уважала его, но не более того. Просто человек, солдат. Может - хороший солдат, хороший человек. Я никогда не любила военных, у них обычно не хватает воображения, но из любого правила есть исключения. - А потом... он смешной был, добрый, заботливый. Я подумала – почему бы и нет? - и предложила ему «объятья вечности». И сама не поняла, как влюбилась. - Когда он вернулся через два года, я боялась встречи. Думала – что если «Цербер» что-то в нем изменил? Но он был такой же, как и прежде, только половина костей титановые, и из-за этого он при каждом шаге топал, как робот, а так – такой же. Показывал мне «Нормандию», а у него в каюте аквариум и рыбки эти дурацкие, жирные, и он все жаловался, что они дохнут, хотя он их регулярно кормит, а потом выяснилось, что секретарша тоже кормит, и рыбки дохнут от объедания. И водил по-прежнему как пьяный ворча, и танцевал хуже элкора, и опять на какую-то безумную миссию подписался, чтобы на ней умирать. - Когда мы уже летели на Палавен, он пришел и сказал: Лиара, я похерил целую звездную систему с тысячами живых батарианцев. Батарианцы, конечно, тоже не пушистые котята, но я превратил их в радиоактивную пыль – не ради победы даже, а ради отсрочки. Лиара, сказал он еще – всегда есть нечто большее, и спросил потом: ты все еще будешь меня любить? И я сказала – да; и в тот момент я уже знала, что он чудовище, и не в батарианцах дело, совсем не в батарианцах, но в том, что есть нечто большее, и это большее всегда будет для него на первом месте. - Я не знаю, что с ним случилось. Там, в Лондоне, я не знаю, что с ним случилось. Мне хочется верить, что он был одурманен, обманут. У него не было причин для предательства, он – не Призрак, и никогда не желал себе власти. Судьбы миллиардов мы вложили в его руки. Я не хочу допустить даже мысли, что он мог по собственной воле так ими распорядиться. Иначе – я никогда не знала его. Иначе – он принял правду Жнецов, какой бы она ни была. - Интересно, найдет ли кто-нибудь эту запись, но какое значение это теперь имеет. Он заговорил в последний раз, транслируя свою передачу на все корабли, и СУЗИ сообщила, что входящий сигнал имеет сигнатуру Жнецов, но это были его интонации, его голос. Он сказал тогда: не сопротивляйтесь, пусть хоть один раз жатва будет милосердна. И еще: никто не спрашивает пшеницу. - Говорят, что за последней чертой, когда иссякает надежда, уходит и страх. Это неправда. Мне очень страшно. Мне все еще очень страшно. 10. Еще никогда в жизни Циане не было так одиноко. В огромном городе, полном самых разных существ, она чувствовала себя как потерпевший кораблекрушение на необитаемом острове. Компьютер Чикки, до отказа набитый запретной информацией, оттягивал сумку так, как будто был сделан из цельного куска гранита. Кроме этого компьютера у Цианы не было ничего. Личный коммуникатор она выбросила, чтобы ее нельзя было выследить с его помощью. Наличных денег хватило лишь на место в общественном инфо-центре, да кружку горячего травяного настоя, в котором плавали сладкие черные ягоды. Явно недостаточно для выживания. Но Циана и не рассчитывала выжить. Она должна была лишь продержаться достаточно долго, чтобы сделать то, что было необходимо. То единственное, что имело значение. Теперь она понимала, почему Чикка спас ее ценой своей свободы и, вероятно, жизни. Из них троих именно она специализировалась на электронике и компьютерных сетях. Окажись на ее месте Яххен или Чикка, они были бы беспомощны. На самом деле, она вовсе не думала, что это поможет. Пусть даже тысячи пользователей получат ее сообщение, лишь один из миллиона в него поверит. Да даже если другие поверят – разве они смогут что-нибудь изменить? Но это было единственным, что она вообще могла сделать – транслировать предупреждение Древних на всю галактику через общую сеть. Нагадить Доминиону напоследок, и затем, конечно же, умереть. Циана глубоко вздохнула, допила уже остывший травяной отвар. Ее лихорадило. Когда она нажмет на последнюю кнопку, отправляя в сеть свое послание, у нее уже не будет шансов. Ее вычислят в два счета, а она так устала и так одинока, и ей совершенно некуда бежать. Нажимая на кнопку, она вдруг поймала себя на мысли, что Жатва вовсе не пугает ее. Возможно, подумала она, этот цикл заслуживает Жатвы. - Прошу прощения, - сказал кто-то за ее спиной. Циана едва не подпрыгнула на месте. Нет, это еще не арест, прошло слишком мало времени, они не могли так быстро... Молоденький парнишка, покрытый красивой дымчатой шерстью, смотрел на нее и безразлично улыбался. Один из здешних служащих, конечно же. - Вам сообщение, - он кивнул головой в сторону кабинок коммуникаторов. Сейчас все они были пусты – большинство предпочитало пользоваться портативными личными аппаратами. Циана удивленно дернула ухом. - Мне? - Пользователю за двенадцатой машиной, он сказал. Так что – да, вам. Нажмите синюю кнопку и говорите. Они не могли меня найти так быстро, подумала Циана, направляясь к кабине. Она плотно прикрыла за собой прозрачную пластиковую дверь и нажала на кнопку. Экран коммуникатора оставался совершенно черным, и в первый момент она подумала, что звонок сорвался. Конечно, это ошибка. Они не могли так быстро... Потом Циана услышала треск, похожий на обычные радиопомехи, и еще какое-то резкое сухое пощелкивание, и сказала: - Слушаю. И в этот момент, еще не получив ответа, она уже знала, что это не охотящиеся на нее Стражи Доктрин. Пусть смилуются над ней лесные боги, потому что это не Стражи, это... То единственное, что имеет значение. - Слушаю, - повторила она. – Кто ты? В динамике коммуникатора гудел солнечный ветер. - Мы – Наблюдатель. Тягучая тишина глубокого космоса. Голос, чужой и бесконечно далекий. - Это вы? – от волнения Циана едва могла говорить. – О вас предупреждали Древние. Вы – смерть из черного космоса. Чего вы хотите от нас? - Мы – Наблюдатель, - повторил голос. – Мы – глашатай вашего бессмертия. - Почему вы уничтожили Древних? - Не уничтожили. Мы и есть – Древние. Мы – Жнецы, и время жатвы настало. Мы – нечто большее. В крошечной пластиковой кабинке шелестела вселенная. - Зачем? Зачем вы делаете это? Что-то хрустнуло, заскрежетало, как будто где-то застонал и заплакал металл. - Человеческая жизнь между небом и землей мимолетна, как белый жеребенок, промелькнувший в дверной щели. - Я не понимаю, - прошептала Циана онемевшими губами. – Не понимаю. Коммуникатор замолчал, даже помехи исчезли. Циана обернулась. Через прозрачные пластиковые двери была видна поднявшаяся в помещении суета, как будто все искали что-то... или кого-то. Циана вжалась в стену, точно это могло помочь. Ей было страшно, очень страшно и одиноко. Она одна против целого мира, и рядом с ней в последнюю минуту лишь молчание орбиты, тишина вечного вакуума. - Ты еще здесь? – спросила Циана, и сама удивилась тому, как жалобно прозвучал ее голос. – Я не хочу быть одна, я боюсь. Прошу, чем бы ты ни был, просто поговори со мной. Ты слышишь меня? - Да, - сказал мертвенный голос. – Я слышу тебя. Пауза. - Я слежу за тобой.