жук

      Майское солнце греет землю для вытягивающейся потихоньку мать-и-мачехи, печёт тёмную макушку. В мае оно ещё дружелюбное и милое солнышко, но летом – машина для убийств. Федя не любит лето, и солнце тоже не слишком любит. Он лучше лишний раз сходил бы в школу, чем запекался в июле до золотистой корочки. С другой стороны, школа кишит идиотами, которых хочешь – не хочешь, а терпеть приходится. Десятый класс спокойный. ОГЭ позади, ЕГЭ только через год. Идиоты начинают взрослеть и успокаиваются. Смеются ломающимися голосами, юными и смешными, сбегают с уроков, курят за школой и ругаются с родителями, устраивают дешёвые любовные драмы. Подростки вообще любят драмы. Фёдор и за собой эту нелепую черту замечает и ненавидит всей душой. Ему, может, и шестнадцать, но он куда более взрослый и зрелый, чем эти… эти.       В каждом районе есть такое место, куда взглянешь и сразу понимаешь, где местная курилка школьников. Обычно половина подростков тянется в школу именно оттуда, а из школы – только туда. Фёдор не любит запах сигарет, и в целом никогда не понимал смысл курения. Не столько потому, что это вредит организму, сколько скорее из нежелания стать тупым зависимым шестнадцатилеткой, таким же, как его одноклассники.       Вспомни говно – вот и оно. Вспомни солнышко – вот и лучик. Вечно счастливая и вечно пахнущая дымом морда плывёт ему навстречу. Коля – такой же, как все эти придурки, но что-то его от них отличает. За ним любопытно наблюдать, словно каждый день в жизни одноклассника – это маленькое выступление для никого. Коля смеётся громче всех, так, что едва со стула не падает, строит козни математичке и выдумывает теории заговора трудовика с физруком, кривляется у доски, когда учительница ругает класс, и строит святую невинность, стоит ей обернуться. Как-то возмущённая, но весёлая учительница обозвала его жуком, и теперь для всей параллели он – Коля-жучара. Его смех заразителен до безумия, и даже Фёдору сложно сдержать ухмылку. Сейчас же он пытается проигнорировать одноклассника, как делает это всегда, но тот, заметив мрачный силуэт, кажется, целенаправленно устремляется к нему с хитрой улыбкой. – Приветули, – мило, без всякой злобы улыбается Николай и, развернувшись на пятках, идёт уже в одну с ним сторону. Феде это не нравится. Он редко надеется на шумную компанию по пути домой, а Коля – сам себе компания, человек-оркестр со смешными брелоками на рюкзаке и чертями в глазах. Тем не менее, сегодня он театр не разводит, идёт рядом молча, словно подстраиваясь, и разглядывает Фёдора с глупой щенячьей радостью. Дожидаясь, пока одноклассник выдохнет граничащее с раздражением «чего тебе?», хитро-хитро щурится, – Пошли покурим?       Фёдор оценивает его долгим нечитаемым взглядом. Для Коли он – загадка, которую едва ли возможно разгадать. Мрачный и патлатый, вечно уставший, будто мешки разгружал или пробежал кросс, молчаливый. Пару раз Коля замечал, как тот усмехается на его глупые шутки, стараясь не подавать виду. Это его раззадоривало, но как он ни старался, одноклассник всегда увиливал от разговоров, или, завидев его, сворачивал в соседний коридор, весь такой загадочный и мрачный. А потом снова украдкой фыркал с его выходок. Стоило однокласснику скривить искусанные губы в улыбке, Коля испытывал безумный восторг. Что-то его привлекало в этом ледяном лорде. – Я не курю. – Ну так начнёшь, – ещё шире улыбается он и кивает в подтверждение своей идеи. Мысль ему действительно понравилась. Бегать с Фёдором курить перед школой или после школы. Веселить… Ради этого даже сигарет не жалко, которых у Коли всегда мало. План у него появился прекрасный: подсадить Федю на табак (хреновенький, кстати), из-за чего он станет чаще ходить с ним курить, а потом будет зависеть от сигарет, а значит и от него, ведь кто продаст сигареты шестнадцатилетке? Коле самому семнадцать, но у него-то связи ого-го!       Фёдор молча наблюдает, как одноклассник с самодовольной коварной улыбкой тянет его за рукав, и тихо хмыкает. Он и не против. Наблюдать за Николаем забавно, да и внимание к собственной персоне последнее время удивляет. Сам король жуков перед ним чуть не на задних лапках танцует. Коля нелепый со своей косой и клоунскими ужимками, пытается быть смешным и заносчивым одновременно, но рядом с Федей странно затихает и задумывается, то и дело пытаясь заглянуть в глаза. Это сложно не заметить, но Федя очень старается.       Фёдор – с вечно уставшими серьёзными глазами, в старенькой чёрной рубашке с широкими рукавами. Его голова будто вечность не мылась, но волосы просто слишком сильно грязнятся, честно. Фёдор, и язык не поворачивается назвать его по-другому. Коля – со смешливым блеском под пушистыми ресницами, длинной белобрысой косой и в одежде, которая редко когда сочетается, но ему восхитительно идёт. Коля – он и Николай, и Колян-Кальян, и Жучара с проколотым ухом. В классе даже традиция появилась: если кто-то серёжку теряет, то оставшаяся достаётся ему. Коля эту традицию и придумал, а в обмен давал какую-нибудь конфету вроде «мишек в лесу», «ласточки» или «тёмной ночи». Конфеты никому не нравились, кроме самого Коли и тысячелетнего физика, которого парень не стеснялся ими подкупать.       Оба они будто были вырезаны из разных книжек – Фёдор из пособия для начинающих психотерапевтов, а Николай – из пособия для начинающих психотерапевтов, карьера которых не удалась и они подались в цирковое искусство. Вырезанные картинки эти приклеили к старому ржавому забору-сетке. Коля закуривает, смешно и воровато оглядываясь, будто собирается обокрасть завод норковых шуб, пока Фёдор задумчиво крутит Филипп Моррис в пальцах. У Коли что-то другое, тонкое. В его древнем, наверняка пережившем войну портсигаре напиханы самые разные сигареты, настрелянные у всех подряд, самокрутка с чаем, там же покоится серёжка-гвоздик, которую он нагло у кого-то увёл. Коля поднимает глаза, затягиваясь и протягивая Фёдору зажигалку, но вдруг останавливается. – Черника, апельсин, мята или вишня? – с хитрым прищуром интересуется он, садясь на корточки и расстёгивая рюкзак, долго роется и что-то достаёт. – Черника, допустим, – после некоторого молчания отвечает Фёдор, почти заинтересованный. Коля зачем-то забирает его, так и не зажжённую, сигарету, выуживает из барахла в рюкзаке ручку с обгрызанным колпачком, достаёт стержень и хитро-хитро поднимает взгляд на Фёдора. Тот садится на корточки напротив, наблюдая, как одноклассник стержнем от ручки проталкивает внутрь сигареты какой-то тёмный шарик. – Отравить меня решил? – он всё же принимает обратно сигарету со слегка помятым фильтром, заглядывает внутрь, прикрывая один глаз. Коля драматично вздыхает, выпрямляясь. – Если бы я хотел тебя отравить, я бы тебе в компот в столовке яду крысиного насыпал, – прикрывает глаза с умным видом, отдавая зажигалку и затягиваясь. Держит дым внутри, выдыхает и хмыкает, – Но! С другой стороны, что такое сигареты? А сигареты – это самый настоящий яд! Вот такой вот я бессовестный, даже капсулы вкусной не пожалел, чтобы обвести тебя вокруг пальца.       Мимо проезжает машина, и Коля на всякий случай будто невзначай поворачивается спиной к дороге. О, со спины-то его узнать невозможно. Зажав сигарету губами, Фёдор не спешит её поджигать, задумчиво изучает зажигалку, не поднимая на довольного-довольного Колю взгляд. Не то, чтобы он поддавался плохому влиянию, он и сам – влияние не самое хорошее, но попробовать всё же хотелось. Парень решительно щёлкает колёсиком зажигалки, втягивая дым и раскуривая. Нащупывает капсулу и лопает с некоторым сомнением под блестящим от удовольствия взглядом одноклассника. Снова медленно вдыхает дым. С черникой намного приятнее, чем просто так. – Даже кашлять для виду не начнёшь? – Коля подходит ближе на шаг, с глупым любопытством следя за его реакцией, солнце блестит в волосах, в и без того светящихся глазах. Смотреть на вечно радостное лицо утомительно. Фёдор морщится, щурясь в ответ, выдыхает дым в лицо, на что тот только тихо смеётся, глядя всё так же оценивающе, с особенным старанием втягивает дым и аккуратно тянется к нему, боясь спугнуть, придерживает щёку вмиг оторопевшего одноклассника тёплой ладонью. Фёдор поддаётся почти без размышлений, сигаретный дым с непривычки кружит голову, и, кажется, именно он щекочет в животе. Коля на пробу касается его губ, слегка склоняя голову и заставляя одноклассника сделать то же, прикрывает глаза и медленно выдыхает дым в неуверенно приоткрытый рот… И тут же, резко отпихивая Фёдора от себя, набирает полные лёгкие воздуха и заходится глухим кашлем, подавившись дымом. Фёдор отскакивает на шаг, распахивая глаза почти обиженно, выпускает изо рта такое же изумлённое облачко. Кашель мешается с нервным смехом, на глазах Коли выступают слёзы. Предательский дым всё ещё щекочет лёгкие, и он, откашлявшись наконец, шумно вдыхает воздух, вытирает глаза и смотрит виновато-весело, едва сдерживая рвущийся смех. – Я хотел, чтобы было секси, – только и выдыхает он сипло, неловко подходя к оторопевшему, удивлённому и, кажется, развеселённому Фёдору. – Ты идиот? – он спрашивает тихо, боясь выдать себя дрожащим от волнения и желания рассмеяться голосом. Щёки обоих розовеют, но если у Коли есть оправдание в качестве полуминутного кашля, то Фёдор уже зарыл себя с головой. Он остаётся на месте, поедаемый самыми разными эмоциями, не в силах отвести взгляд от чужих блестящих слезами и странной нежностью глаз, не решаясь предпринять что-то ещё, вертит в пальцах тлеющую сигарету. – Можно вторую попытку? – Коля снова подступает к нему с довольным кошачьим прищуром, заглядывает в растерянные глаза. Фёдор мечется испуганным взглядом с его губ к глазам, от глаз к земле под ногами, медленно куда-то уходящей, старается унять щекочущий жар в затылке, шумно сглатывая. Одноклассник наблюдает за ним с любопытсвом и надеждой, боясь двинуться лишний раз, пока Фёдор не кивает рассеянно, отводя взгляд, – Закрой глаза.       Николай аккуратно придерживает его лицо обеими ладонями. Его руки тёплые и мягкие, как и губы, с трепетом и нежностью коснувшиеся чужих. Сердце Фёдора стучит где-то в висках, и он изо всех сил жмурится, борясь с желанием открыть глаза, поддаётся движениям одноклассника, не зная даже, куда деть собственные руки, держит их по швам, сжимая подол рубашки вспотевшими ладонями. Его губы, сухие и искусанные, неуверенно подчиняются чужой воле. Всё это до безумия нежно и целомудренно, совсем по-детски. Николай медленно отстраняется от него, вызывая секундное разочарование, разглядывает его с улыбкой. Если бы Фёдор сказал, что ему не понравилось, то соврал бы, но и противоположного говорить не очень хотелось, и потому он молчал в неловкости. Глаза Коли светятся от радости, он аккуратно убирает упавшую прядь волос Фёдора ему за ухо и неуверенно прокашливается: – Знаешь, что сказал слепой, входя в бар?