Придворный актёр умен и хитер. Я тут с давних пор Насквозь я вас вижу!
Король и Шут
И когда я успел влезть в это? Кажется, это было недавно. Да, помню как вчерашний день: уличный театр, как его… эх, чертяка, память подводит… карагёз! Как я мог забыть, позор. Кем я был? Мальчишка, якобы сын румынского купца, убитого османами. Представление было, пожалуй, неплохим, особенно Лале понравилось. Разумеется. Влада я узнал сразу. По светлым глазам, в которых потух свет, по заостренным клыкам, по многим признакам, которые люди — слепцы, не видели на своё счастье. Отдал весь свой свет малышке Лале, а она, глупышка, не понимала тогда ничего. Может быть, она и сейчас не понимает. Или понимает, но не до конца — все равно ей не хватает опыта. Сколько лет прожила она? Двадцать с лишним? Не больше тридцати. Это ничтожная цифра… А сколько прожил я и Влад? Пусть среди темных мы все равно считаемся молодняком, по сравнению с нами она — ничто. Временная***
Он раскрылся только когда Лале умерла. Бедная девочка. Не сказать, что я больно горевал. Сколько ещё девиц есть на свете? Сколько раз реинкарнация сыграет с шутку с бедняжкой Лале? Однако Влада это просто выломало. Выродился тот мрачный слабый мальчишка, раскрылся. Он умолял меня показать, кто убил его возлюбленную, грозился, в красках описывал, как будет расчленять этого мерзавца… А потом я показал, как Лале сама сбросилась с обрыва при новости, что сам Влад якобы погиб. Он был так восхитительно жалок в своей беспомощности. Ах, какая драма, на слезу прямо-таки пробивает! Сэру Уильяму Шекспиру тоже понравился этот сюжет, когда я ему рассказал это за чашечкой чая в лучших английских традициях. Как сейчас помню: ночь, тишина, негромкий шум листьев за окном, и только на месте Влада ничего. Тишина, но от него особенно мёртвая тишина. Настолько бесшумно, насколько я мог, я пробрался к окну. Влад, в одной легкой рубашке и брюках, босой, он быстрым шагом шёл в неизвестном направлении. Конечно, я поспешил за ним — все равно не спалось. На улице было чуть прохладно, я плотнее запахнул тонкую ткань ворота. Луна выглядывала из-за облаков, приветственно кивая мне. Мать-Луна – покровительница ночи, страха и всех тёмных. Светлоликая повелительница, единственный свет в жизни тёмных. Я провёл по волосам, ощущая, как холодком лунный свет щекочет пальцы и снова поёжился от пронизывающего ветра. Человеческое тело иногда такое неудобное… Я знал, куда он пойдет. Даже если бы я не был тем, кем я на самом деле являюсь, все равно бы знал. Он стоял, громом пораженный. Глаза не выражали ни единой эмоции, на мгновенье я подумал, что с ним случился удар. Шум водопада немного приглушал мысли, но я слышал, как громко кричала его душа, умирающая в мучениях, снедаемая тьмой, которую разгонять теперь было некому. Ноги его подкосились, и он внезапно рухнул на голую землю у водопада, где он так любил гулять с Лале. Забыв про холод, я ринулся к нему, отбивая коленки о мокрые ледяные камни, отполированные водной стихией. Я подхватил его и послушал пульс — ни звука. Он расслабился и свесил голову на грудь. Приподняв её, я напряжённо вглядывался в его лицо – безмятежное, спокойное. Непохожее на мертвое. Мертвецы выглядят по-другому. Мертвецы умирают раз и навсегда. Я рассеянно провел рукой по его лбу и волосам. Что-то долго... Часть меня уже начала беспокоиться. Но ведь не может такого быть! Он живой! Его лицо, пусть и похожее на посмертную маску, не может быть ей! Он живой, краска ещё не сошла с его лица! Он живой, его руки всё ещё тёплые! Он живой, он всё ещё пахнет войной и румынскими сладостями! Он... Так он лежал пару секунд — мало, но достаточно, чтобы отправиться на тот свет и вернуться. Когда рука моя скользнула по черным, как смоль прядям к затылку, чужая рука резко перехватила мою. Сердце его вдруг снова забилось в бешеном темпе, бабочка, которая из последних сил пытается выбраться наружу. Я довольно улыбнулся и отошёл в сторону, когда он бросил душить моё запястье. Глаза открылись, налитые кровью, вспыхнули кристаллами лалл¹. Ногти на руках заострились, клыки выглядывали как при оскале. Он обречённо-спокойно посмотрел на свои руки и поднял взгляд на меня. Я снова улыбнулся, хищно, не по-человечески, разведя руки в стороны, как дирижёр, произнес: — Gaudeamus igitur². Да будет так. Цепеш слишком слаб. Он самоуверен и тщеславен. Этой ночью Влад Цепеш умер. Остался только Дракула.³ Влад хотел подняться, но я его остановил, когда он встал на одно колено. Откуда-то в моей руке оказалась шпага (даже не знаю, где я её успел достать). Мягко, но повелительно, я опустил его голову, заставляя приклониться. Металл шпаги коснулся одного плеча... Другого... Всё. Наш король прошёл своё "крещение". Я галантно подал ему руку и помог подняться. Влад взглянул на меня – немного затравленно, но больше решительно. Да, я знаю этот взгляд. Когда-то я глядел так, сидя на качелях в доме родителей. Но не будем об этом. Влал стал темным рука об руку со мной. Держу пари, он уже не помнит, как закончилась та ночь. Наверное, мы вышли из пещеры, безмолвно, Луна поприветствовала своего нового протеже, мы проследовали к дому, где жили, и... Всё. Пока что. Мы вместе ходили по свету, наблюдали за тем, как рушились державы и создавались новые легенды. Влад возмужал, обосновался на Родине, в замке, а я… сколько чистых душ я растлил, сколько сердец разбил… Фу-ух, у меня безумно много дел! С этого момента началась сказка, которую впоследствие я рассказал Лайе по ходу моего спектакля. Как-то раз, не давным-давно, но не вчера, веке в пятнадцатом, низший сброд темных, даже не нечисть — недоростки, плебеи. Как все отбросы они были глупы, неспособны держать себя в узде и выдали себя. Люди начали охоту на ведьм и прочих… существ. Вот тогда-то жил в Карпатах Влад… И стал королем. Нечистые провозгласили его своим повелителем за то, что он накормил их людской кровью, а люди за то, что избавил их от врагов. Мой король, наконец, занял своё место… я чувствовал, что так будет. Он должен был сыграть свою роль. А я, как и всегда, остался серым кардиналом и верным советчиком. Хорошие были времена, вспоминать стыдно — ведь какое мне до него дело? Очередной человечек, перетянутый на темную сторону. Но, как говорится, «потерявши — плачем». Влад мог стать уважаемым тёмным, великим, неуязвимым. Как же я его убеждал, чтобы он остался с нами. Для него это было лучше, сам Влад привязался ко мне и, казалось бы, не хотел рвать связь, но… Что он сказал? — Я не хочу быть таким как ты! Таким, как я. Кажется, я тогда впервые ощутил человеческую обиду. Лицо Влада выражало праведный гнев, я услышал в его голове мысль: «А не слишком ли это жестоко?» Но мысль эту задавила эгоистичная тоска по милашке Лале, которая едва ли вернётся. Она не должна возвращаться. Он тем временем опустился до тех примитивных монстров, кем он управлял раньше, он забыл всё, что было. О-о, как ты мог, Влад? Что скажет Лале, когда увидит, каким уродцем ты стал, м-м?***
Между тем Влад осознал мои намерения раскрыть все карты и наступил на свои же грабли. Пожалуй, я запишу это в его хобби. Из жизни в жизни он это делает. Ваше Величество, что же вы искры из глаз мечете? Мамочка не научила, что нужно говорить правду?***
Это была точка невозврата. Я всего-то решил поразглагольствовать с Милли на площадке замка. Ветер обдувал нас, чую, как мурашки бегут от холодных порывов. Он приносит запах горных цветов, тумана и тайны. Так пахнут Карпаты. Так пахнет дом Короля. Не прошло и десяти минут, как девчонка ожидаемо струсила и сбежала. Её место занял злой, как безумец в грозу⁵, Влад. Хотя он и вправду безумец — силится поймать то, что никогда не будет принадлежать ему. Я был этому также безумно рад. Человеческие повадкии ударили в мозг, что-то в голове помутилось, когда он прижал меня к каменной стене, держа за горло. Банально, признаю, каюсь. Но приятно. Чья это придумка? Кажется, Асмодея⁶? Хорош чёрт. Я испустил короткий смешок, смешанный со полустоном наслаждения. — Ну… зачем же так грубо? Влад продолжил попытки просверлить взглядом дыру во мне и лишь беззвучно сжал ладонь. Жар от этого взгляда заикрил на кончиках пальцев электрическими разрядами, которые люди никогда не ощутят. Серые глаза. Ледяные. Ненавидящие. Туманные. Цвета озера в лунную ночь. Цвета самого темного закутка Мирового океана. Я запомнил все оттенки. Глаза — зеркало души. И персонально для меня эта душа была особенно непроглядной тьмой. Я ничего не предпринимал — все равно он сам знал, что я могу раствориться в любой момент. В его расширенных от адреналина зрачках отражалась моя двусмысленная ухмылка. Заклокотало то, что люди называют, кажется, «чувствами»: что-то похожее было, когда я его поцеловал шутки ради, изображая Лале. Он не помнит этого. Память, наверное, подвела. В тот момент он мог сделать что угодно, черт подери, азарт туманил рассудок, но Лайя снова сломала все своими нежными белыми ручками. Её ждет приключение с плохим концом, меня — клетка из зачарованных каменных стен. Как и всегда, меня теперь от него ждет только клетка. Ваше Величество так боится правды? Quod noctu fit, interdiu apparet⁶, недолго ты меня будешь держать замурованным, как несчастную девицу из твоей любимой румынской легенды⁷.***
За ночь все перевернулось. Я ненавидел, тьма внутри меня требовала мести. Кажется, та сентиментальная беседа с Шекспиром не прошла даром для моей речи. Милли, конечно, поддалась чарам, Валентин совершенно случайно на мою удачу перепутал травы и вот, наконец, кульминация. Лайя достаточно долго не могла очнуться после схватки. Ну, шутка ли — простому человеку сражатся с темными, пусть даже такими недоносками, как эти. Королева-Луна светила мне в спину, когда я старательно связывал мисс Бёрнелл. Не зря я когда-то связался с тем боцманом, он научил меня вязать хорошие узлы. Да, Шимус⁷ был славным малым. Повернувшись к Луне, я вопросительно уставился на неё. Кажется, Она не оценила мою идею, неодобрительно качала круглой головой. Призраки прошлого шатались вокруг, казалось, она сама их притягивает. Пожалуй, так и было. Я оглянулся на замок. Отражение луны внезапно как-то отразилось в блестящих окнах и мне показалось, будто кто-то падал с самой высокой башни. Я отчаянно моргнул. Показалось.***
Король на троне, принцесса спасена, дракон повержен. Принцесса же, к слову, изрядно удивила меня. Кто знает, возможно, сейчас я прозябал бы своё «навсегда» в соседстве с Балауром, если бы не Лайя. — Всё, что он совершал, он делал от пустоты… Быть может, она не так глупа?***
Я вернулся к себе. Восстанавливался, как реставратор восстанавливает древние холсты. Влад явился ко мне вновь. И вновь из-за Лайи. Как же неприятно, колюче было видеть его взгляд — ледяной, ненавидящий. Хотя я и привык к этому. Я снова ударился в банальщину. Но это не есть самое неприятное. Хуже то, что она увидела. Узнала. Она таращится на меня своими глазами цвета горького шоколада, а я поспешно прячу по-человечески напуганное лицо, отворачиваясь. — Ты влезла, куда не следует. Внимательно слушаю её: разочарование? Отвращение? Насмешка? Нет. Глупый, глупый Ноэ. Она действительно самое светлое существо, которое я видел за всю жизнь. «Он принял твою помощь. Принял тебя» Я рассмеялся — как делают люди в неловкие моменты. Смотришь на неё и понимаешь: да, Влад, как же тебе повезло. Цени же, черт возьми, пока не потерял снова. Я не смогу тебя вытащить, никто не сможет, кроме неё. Раньше её свет ослеплял меня, а теперь лишь теплом разливается по венам. Забавно. Ты всё ещё король… но не мой. Никогда не был моим. Но когда Лайя пулей вылетает из его комнаты я немного усомняюсь в своих философских рассуждениях, скептично следя за проносящейся мимо девушкой. Ну, так хорошо всё начиналось! Мои губы трогает улыбка, так, что оголяются человеческие клыки и прикрываю дверь в комнату хозяина замка. — Ноэ. Железные нотки его голоса переплетаются с серебром, которое так страшно для всех темных. Наступает ступор. — Подойди, пожалуйста, — вроде просьба, а не откажешь. Королевская кровь, м-м? Я выдыхаю, морщусь, но следую за дверь. Влад стоит спиной. Светло-голубым отливает кожа на нечеловеческих кистях его рук. — Чудесно выглядишь, дружище, — произношу с каким-то нервозным смешком. Дракула оборачивается. — Как только я убедился в твоей правоте, в том, что она не поймет, не примет меня, ты перешел на противоположную тебе же сторону. Я расслабленно пожимаю плечами и облокачиваюсь на стол. — Кто знает причину своих деяний? Лицо вампира, тем временем, медленно просветляется, становясь все более человеческим. — Ты же знаешь, что когда пытаешься меня отчитать, то только больше интерес раззадориваешь. Влад опускает глаза и усмехается. Смешок его похож на звериный рык. — Она слишком слаба. — Поверь, она сможет. — С чего ты взял? — Могу задать тебе тот же вопрос. Он снова отворачивается. В разговоре чувствуется недосказанность, он чувствует её также, как и я, но молчит. Я убираю пряди со лба, ероша себе волосы, и делаю шаг к двери. — Спасибо. Голос звучит набатом в голове. — Я благодарен, Ноэ. За всё. Я склоняю голову к плечу. Пожалуй, это подходящий момент, но я медлю. Берусь за ручку двери. — Наконец-то ты осознал мой потенциал, — говорю я, смеясь, и чувствую легкое электрическое покалывание в районе пальцев рук. Любви нет. Особенно у тёмных любви нет. Есть только только электричество. Влад тоже чувствует это. И знает, что это значит. Готов поспорить. — Обращайся, дружище, — на последнем слоге голос вздрагивает, но уже все равно. Хлопнув дверью, я вдыхаю аромат ночи и пыли. У Влада пахнет совсем не так. Влад пахнет хорошим красным вином, старыми книгами и старыми ранами, до которых чуть дотронешься — они снова кровоточат. Я уже не помню, как добрался до балкона своей комнаты. Ветер колышет мою растрёпанную шевелюру. — Да, старик. Как ты мог так вляпаться? Как говорил Шекспир… Я прерываю сам себя и удивлённо ловлю первую за тысячи лет слезу. Капля переливается дивными цветами меня на руке. Одернув себя, я стряхиваю её, как драгоценность, потерявшую свою красоту, и углубляюсь в комнату. Беру со стола недопитый бокал вина и не спеша возвращаюсь. Она упадёт в землю крохотным семечком и, наверняка на её месте когда-нибудь вырастет куст черных, как моя душа, лилий.