Недопитый кофе.

Казалось, что снег за окном шёл уже в сотый раз. Утро, около семи. Обычно в это время город, несмотря на зимнюю темень, потихоньку начинает оживать. Фонари гаснут, уступая ещё не взошедшему солнцу, а снегоуборщики чистят дороги. Юра никогда не понимал, зачем они это делают, ведь снег всё равно пойдёт снова. Сидя на подоконнике с чашкой свежего горячего кофе, он наблюдал, как выходят из домов люди, проезжают мимо машины, гаснут те самые фонари. Потерев глаза тыльной стороной своей ладони, Юра остановил её недалеко от глаз и начал рассматривать шрамы. Белые, бугристые, прямо как снег, навалившийся под окнами. Спускаясь, Плисецкий в который раз споткнулся об опустевшие бутылки. Он знал, он помнил, что их нужно убрать, но всё никак не мог дойти даже до входной двери. Поставив чашку на стол, Юра лениво прошёл в ванную, чтобы хотя бы умыться. Зеркала у Плисецкого не было. Он разбил его неделю назад — устал видеть свою пропитую рожу. По крайней мере, он так думал. Собрав волосы в хвост, Юра несколько раз окунул своё лицо в воду, будто пытаясь его смыть. Он даже не заметил, как начал плакать. Боль подступила к горлу, образуя огромный ком. Страх безысходности поглощал Юру, высасывая из него всю душу. Он не знал, когда свернул не туда. Может, когда ушёл из фигурного катания? Когда начал употреблять? Или, может, когда скончался его дедушка? Он не знал... Слёзы постепенно начали переходить в душераздирающий крик. Парень сжимал край раковины так сильно, что вот-вот он мог треснуть. Каждый божий день Юра себя ненавидел. И даже когда он перестал понимать за что, он продолжал. Казалось, Плисецкий проваливался в эту бездну уже сотый раз. — Я не могу больше, это выше моих сил, я устал, — слёзы стекали с его ресниц, и камнем падали в воду грязной раковины. Он повторял это каждый раз, будто пытался себя в этом убедить. Касаясь подушками пальцев своих вен, Юра представлял, как по ним проходит лезвие ножа. Всего один порез, и всё будет закончено. Но он боялся. Даже думать об этом было страшно, но Юра понимал — "Когда-нибудь всё так и закончится". Глаза у него теперь всегда были красными. То ли от наркотиков, то ли от недосыпа, разобраться было сложно. Раньше в этих глазах сияла уверенность, дерзость. Сейчас там ничего нет. Бездна. Когда парень вышел из ванной, на улице стало чуть светлее. За окном были слышны гудки машин и говор холодного ветра. На стекле были видны маленькие снежинки, давно превратившиеся в стекающие вниз капельки воды. Кофе на столе уже давно остыл, но Юра не обратил на это внимание. Сев обратно на своё место, он зажёг сигарету и прикурил. Зимний Питер был прекрасен. Юра любил свой город и всё что в нём было. Все маленькие забегаловки, кофейни, парки, каждый мост, которые он лично проходил не раз. Всё это. В квартире Плисецкого было достаточно холодно, но её житель будто не обращал на это внимание. Сидя в одной футболке и штанах, он поворачивал голову к окну и выдыхал дым, смешанный с паром. Юра не жил, а выживал. Каждый день он только и делал, что убивал себя и искал отмазки для владелицы квартиры. Но однажды кое-что всё же поменялось. Через пару недель после смерти Николая Плисецкого Юру решил навестить Яков. Поднимаясь по ступенькам, бывший тренер не мог и представить, что его ждёт. Дверь Юра никогда не закрывал, потому Яков смог спокойно пройти. На приветствие никто не ответил. Уведев горящий свет в ванной, тренер направился туда. И не ошибся. Юра и вправду был там — точнее, то, что от него осталось. Тощее тело лежало в наполненной водой ванной и не подавало признаков жизни. Плисецкий умер 11 февраля. Передозировка. Уже лёжа в ванне, он всё ещё держал в руке нож. Видимо, хотел сделать всё раньше таблеток. Рядом стояла кружка, скорее всего, только налитого кофе. Юра ненавидел кофе. Хотя сложно было сказать, что он не ненавидел.