My monster has feelings

Утро за утром Галлант просыпается в постели один. День за днем ему приходилось развлекать себя, пока Майкл не вернулся домой. Он чувствовал себя грустным щенком, сидящим у двери и ждущим, когда вернется его хозяин. Каждая минута отсутствия Майкла была минутой, в которую Галлант страстно желал оказаться в его объятиях. Он медленно открыл глаза и улыбнулся, почувствовав, как Майкл прижимается к нему. Даже в те дни, когда они были нужны друг другу, проснуться и почувствовать Майкла рядом было редкостью. Майкл был жаворонком, а Галлант — нет. Проснуться рядом с ним — такое же чудо, как и найти иголку в стоге стена. Галлант снова улыбнулся, когда руки Майкла крепко обняли его. Единственные разы, когда он мог по-настоящему сказать, что чувствует себя в безопасности, это те моменты, когда он находился в объятиях Майкла. Такие утра напоминают ему, как далеко зашли их отношения. Когда они только начали встречаться, они были идеальным примером пары «как они терпят друг друга». Галлант был приставучим, а Майкл на вид был бессердечным ублюдком. Майкл не хотел прикасаться к Галланту в любые другие разы, кроме секса. Поскольку Галлант был одним из самых изголодавшихся по прикосновениям людей, которые когда-либо существовали, то это часто приводило к тому, что они ссорились. Тогда Майкл говорил бы что-нибудь глупое, что доводило бы Галланта до слез. Затем Майкл попытался бы извиниться только для того, чтобы сказать более глупую фразу и заставить его плакать еще больше, что оставило бы Майкла в бесконечном замешательстве. Галлант знал, что не может винить его за то, что он не понимает эмоций или привязанностей. Он знал, что у Майкла было не лучшее детство… или даже целая семья, раз на то пошло. Какой отец скажет своему собственному сыну, что его семья ужасна, а затем бросит их? Довольно сильное обвинение исходит от гребаного школьного стрелка. Какой типаж людей мог совершить самоубийство только потому что не хотел заботиться о ребенке? Антихрист он или нет, это не имеет значения. Галлант был искренне убежден, что единственным человеком, который заботился о Майкле, кроме него самого, была его приемная мать. Он вспомнил, как впервые взял Майкла за руку, как впервые обнял его, и то, каким растерянным тот выглядел. Бедняга был лишен почти всех тактильных контактов. Галлант и сам знал, каково это — иметь пренебрежительную семью. Быть единственным геем в семье белых гомофобов очень тяжело. Когда вас обзывают и регулярно подвергают словесным оскорблениям, это может негативно сказаться на психике. Иногда ему хотелось, чтобы это было физически, потому что, по крайней мере, тогда ему было бы больно снаружи. Он много лет жил в тени своей бабушки. Из всех них она была наименее гомофобной. Все, чего она когда-либо хотела от него, — это побольше внуков. Просто больше людей будет находиться в ее тени, подумал он. Он был не из тех, кто любит детей, и он был почти уверен, что Майкл тоже не из таких. После убийства Эви они до раннего утра разговаривали обо всех травмах, которые нанесли им их семьи. Обычно это заканчивалось тем, что один из них начинал плакать, а другой — успокаивать. Майкл был единственным, с кем он действительно мог дать волю чувствам. Конечно, еще была Коко, но она не поймет так, как понимает его Майкл. Он никогда по-настоящему не был счастлив до встречи с Майклом. Каждое мгновение с Майклом было чем-то, по иронии судьбы, сродни раю, и эти мгновения были самым близким. Они были неразлучны. У него за спиной раздался тихий стон. — Я слышу, как ты думаешь, — говорит Майкл, целуя Галланта в плечо. Галлант почувствовал, как его сердце наполняется радостью, как всегда происходило, когда Майкл говорил с ним. — М-м-м! Майки! — Галлант простонал, дразня слегка женственным голосом. Майкл провел рукой по боку Галланта. Майкл усмехнулся: — И тебе доброе утро, принцесса. — Галлант повернулся к Майклу. Он, должно быть, встречался с самым красивым мужчиной на свете, и сейчас он принадлежал только ему.