Навсегда.

- Я тебе клянусь, ещё раз такое выкинешь и сядешь у меня на игру с женской командой! - Вадим почти никогда не рычит на своих игроков, за исключением тупизма на поле, ну или такого как сейчас. Серёжа понимает, что отговариваться бессмысленно. Огромная гематома на рёбрах все говорила за него. Синяк становился все чернее со дня травмы, а там кстати уже неделя прошла, пускай сломанные кости так и не срастались. Он только осторожно кивнул и сел, губу закусив. Вся эта чертова неделя. Сплошная боль, которая проходить, видимо, не собиралась. Своими крепкими когтями держалась за худые бока рыжего паренька, заставляла пропускать утренние тренировки, а после вечерних в ванной крик сдерживать. Больно, будто органы внутри выворачиваются, задевая нервные окончания и нажимая тревожную кнопку. Только вот это самую кнопку заклинило. Она больше не воет по ночам - только сдержанно стонет и скулит, словно брошенный пёс. Этой самой кнопкой Разумовский себя и ощущал, давая крикам вырываться в подушку изредка. - Вадим, я должен.. - парень смотрит на тренера жутко устало. Нижняя губа разбита, бровь рассечена. Олег бы убил Вадима, если бы видел, в каком состоянии Разумовский. Конечно," регби спорт не для хрупких", как любил повторять и сам Олег, но точно бы убил. Треснул об этот самый стол головой пару раз. -- Я должен выиграть этот кубок ради него. Я сдохну на поле, но блять возьму его. Серёжа говорил четко. Ему не страшно было умереть там, где погиб и сам Олег. Вот занести бы последний мяч и можно прямо там умереть от кровоизлияния внутри. - Серый, я все понимаю. Он был моим другом. Но то, что он ничего нам с тобой не сказал про патологию сердца и подделал свои анализы - не дает тебе права умереть там же. Играй за него всегда. Только подожди немного. Пока вылечишься, Сереж. Кости срастаются как раз к концу сезона, я выпущу тебя поиграть в последней игре... Вадим сидел перед Разумовским, словно перед ребёнком, не знающим, куда вдруг делась его сломанная игрушка, которая годилась только для помойки. И оправдывался блондин по тупому. Олег бы засмеял. - Это был его сезон. И я его выиграю, даже если мне придется играть полуживым. . ... . Разумовского пускают. Пускают на его последнюю звёздную игру. Он играет отменно, бегает быстрее всех и от атак уходит, скача между противниками зайцем. Вскрикивает только при последнем заносе и на землю падает. Желание кричать, так вьевшееся за эту неделю, резко отпало. Вот и Олег. Вот их тесная комната в общаге, где на столе в проводах можно запутаться, а в холодильнике.. Такую вкуснятину Серёжа пробовал только у Волкова. Брюнет действительно умел готовить, словно шеф-повар элитного европейскооо ресторана. Того самого, который бы назывался "кухни мира". - Ты хотел когда нибудь завести своё кафе? Рыжий растрепан, но так счастлив наконец сидеть рядом с любимыми карими глазами. - У меня есть ты и Вадим. Я буду кормить только вас. - спокойно отвечает Олег в своём привычном ритме. Волков такой плавный... Осторожный и предусматрительный, который точно смог бы следить за Сережей - вечным двигателем, который не был разве что только в Питерских "крестах". - Ты любишь меня? Сережа вообще часто этим интересуется. И всегда получает положительный ответ, например, как сейчас, в виде небольшой улыбки и кивка, после которого рыжий только радостнее становится. Как ребенок. - Я же останусь тут с тобой? В кухне нависает тишина грозной тучей,а после слышится звонкий смех, в ответ на очередной кивок. Олег знает, что неправильно. Но пускай рыжая голова будет лучше тут с довольной, детской улыбкой, чем в болоте серости под указателем "жизнь". - Теперь навсегда, Сереж.