«Метафора – опасная вещь. С метафорами шутки плохи. Даже из единственной метафоры может родиться любовь.» Милан Кундера. Невыносимая легкость бытия. Чат «Шоутайм», 4 февраля 2001: Вопрос: «Допустим, Брайан исчезнет с лица земли, с кем ещё ты хотел бы увидеть Джастина и почему?» Рэнди Харрисон: «Думаю, Джастину пришлось бы учиться жить одному.»
***
«Каждый актёр хотя бы раз в жизни должен совершить паломничество к святым калифорнийским местам.» Кто сказал? Я. В Лос-Анджелес захотелось, в чёртов Голливуд. Как же. Несколько сцен на видео, два перелёта в ЛА и... добро пожаловать в «Северный Голливуд» — не слыхали? Анекдоты про канадцев осточертели. Подмостки после киношного бардака грезятся родным домом. Сидел бы сейчас в Нью-Йорке, по выходным допоздна валяясь в постели с Саймоном и бубликами на завтрак. А не торчал в стареньком трейлере. Зимой. На подвиги понесло. В Торо-бля-нто. Съёмки в телесериале, новый опыт, бла-бла-бла. По факту — мыльное барахло с кучкой недо-пидоров и одним единственным правильным геем. Мной. Один квир — неприметное нечто под одеялом. Два гея — телефонное хоум видео, непременно на кухне и без трусов, но обязательно в фартучках: дань кулинарному шоу от Босоногой графини. А соберутся втроём — планетарная коалиция, и чем больше в названии «букаф», тем меньше членов у членов движения. Всё, чего хочу — играть разные роли, и то, что сплю лишь с парнями, ни на что не влияет. Я не особый, не принадлежность к ебучим сообществам. LGBT, LGBTQ, LGBTQQ, SGL, МSМ, FABGLITTER, QUILTBAG... к чему отделяться, разве все мы не люди?***
Рэнди Харрисон больше никто. Не человек, а строчка в финальных титрах. Как я мог обмануться? Свежевыбеленный юнец в гримёрке будто мой брат-близнец, но ни разу не я. Все вокруг уверяют в обратном. «Эй, Джастин!» — бесконечно преследует после съёмок. Дебилы. Всё в нём бесит, кроме настойчивости. «ТЕЙЛОР, Я НЕ ЗАИНТЕРЕСОВАН». Я б себя трахнул — это не мой сценарий.***
За-е-ба-ло. Четвёртый сезон завоёвывать Брайана Кинни — так себе развлечение. Гейла Моргана Харольда, мать его, третьего? Скажем честно, сомнительный приз. Чувак церебрально и сам натянет любого. Непонятный. Непонятый. Дорогая шкатулка с потерянным ключиком — бесполезная вещь — не поломав, не открыть. За каким только хреном поначалу скрывал, что он натурал? А я ведь повёлся...***
Каст и массовка — кучка натуральных кривляк, мнящих себя актёрами. Миссионерами, блядь. Словно до их ебанины гомосексуалы, если и существовали, вряд ли знали, куда поэффектней присунуть. Доставучий Хэл... господи, что за имечко? Мне хоть с «матерью» повезло — деликатная Шерри, что на площадке, что после, не переигрывает. А вот Шерон, пусть и звезда — не отнять, ирландская кровь — «её мальчики» рта не успевают открыть. Дар судьбы тормознутому Майклу Новотны и проклятье для выскочки Спаркса. Скотт Лоуэлл — идеальное совпадение с ролью. Никчёмный запас нерастраченной молодости у обоих. Так бывает, когда наблюдаешь, а сам не живёшь. Вечный романтик реализовался бы быстрее, задержись он у зеркала на пару минут, для начала расправившись с волосами в носу. Хорошо, что мой Брай, чёрт, Гейл не такой, хоть и зауми в нём на сто Скоттов. «Профессор Брукнер», Роберт Гант. Он же юрист-терминатор, специалист по английской литературе и он же актёр с амплуа «сантехник из порно». Столько возможностей, для чего? Если б я не был актёром, не стоило жить. Девчонки не в счёт, у них вечно свои интересы. На площадке спасает лишь Пейдж — наше солнце в кармане, мистер «Улыбку-не-отодрать». Но и он временами несносен: проницательность и ехидство — не лучшее сочетание. Жаль, что его принцесса, Эмметт, практически травести. Всем досталось: Мэл — алчная злюка, Линдс — лживая приспособленка, Брай — откровенный мудак, Дафни — тейлоровский костыль без самостоятельного развития, Тед — ходячее недоразумение, Дебби — жертвенный фрик, удушающий безграничной непрошеной добротой, Майкл... с ним всё ясно уже по пилоту. «Ад пуст. Все бесы здесь.»***
Отсчёт на секунды. Ещё миг — и я снова пиздёныш, его рай — мой личный адок. НЕНАВИЖУ. Эгоистичный инфантильный невротичный нелогичный подросток, добровольно увязший в созависимых отношениях с местечковой легендой с гадкими принципами, магическим членом и подозрительно выносливой печенью. Обе роли противны — целлулоидная штамповка. Вместе с Харольдом мы заперты в них. Vice versa. Равнодушная камера не заметит — здесь я «плохой парень», а Гейл... он хороший. И вовсе не Брайан, хоть старается наверстать в перерывах. Не выйдет, давно его раскусил: раскаяние за «подвиги» Кинни частенько мелькает в глазах. С моим опытом проще — мгновенно перевоплощаюсь в любого, и так же обратно. Но блондинистый бесхребетник умудрился прокрасться внутрь. И, блядь, остаться. Его жалко и хочется отомстить. Врезать душке МакКлюру — гомофобному Хоббсу, подъебнуть вездесущего Пейджа, наплевать в пиво Спарксу, обхамить Джона Фьюри — экранного папочку Крейга. Но больше всего — трахнуть ни в чём не повинного Гейла и тотчас съебаться в морозный канадский туман: «ни оправданий, ни извинений, ни сожалений»? Как тебе, Брай, досмотрим нежданный спин-офф в своих снах? Джастин должен быть сверху. Иначе неправильно. Гей-отношениям необходима взаимная смена ролей, и не только ради сексуального опыта. Я хотел, чтобы он… мне казалось... да блядь, я играю дерьмо, написанное для женщины! После первого сезона всё для себя решил: нельзя поменять сценарий, но можно сыграть, меняя Тейлора изнутри. Моя личная сверхзадача — простодушное влюблённое Солнышко, сладкий зефирный капкейк сделать перверзным токсичным нарциссом. Достойный любовник для Кинни: вы́ходит, затянет в свою паутину, заполнит пустоты, вытащит слабости и только тогда выкажет настоящую суть. Противоядие не отыщется. Гарантирую, старик Станиславский мне в помощь. Сценаристы — ведомые овцы, вечно не знающие и двух эпизодов вперёд, как вам, сам Брай, молящий о браке? Мой главный сюрприз.***
— Picture is up! — Помреж уже у руля. Следом спешит второй ассистент с хлопушкой у объектива: — Roll sound! — Sound speeds! — собственной партией отзывается звуковик, в ответ слыша номер сцены и дубля. Запускается камера. Всё, кончай, Рэндс, понеслась душа Джастина в рай. — Camera speed!— вторит всем оператор. — Mark! — снова подхватывает ассистент. Звук хлопушки в миллионный раз бьёт по ушам. Рэндольфа Кларка Харрисона никогда не существовало. Есть лишь подросший мальчишка, тот самый, с Либерти авеню, всё ещё нуждающийся в понимании и поддержке. Доверии, сука. — Camera set! — не унимается оператор. Воображение не требует декораций. «Вавилон». Откуда все они, здесь? Неважно. Если б не тот звонок, из клиники... Чёртов Кинни, как он мог не сказать мне? Такой бледный, уставший — почему я раньше не замечал? Глупый... показушно клеит парней, а в глазах пустота, в их черноте столько боли. Чувствую даже на расстоянии. Увести бы упрямца отсюда. Любой ценой. Соври, сейчас он поверит. — Sound set! — объявляет бум-оператор. Мы уже в лофте, и живот теперь «не болит». — Action! — стартует помреж.***
Я их не слышу, но рефлекторно подчиняясь неведомому сигналу, вкрадчиво начинаю: — Расскажи мне про Ибицу. — И кожей чувствую вздох. За который убью. — Я словно умер и попал в рай для гомосексуалов… Прекрасные парни, все в белом… И куда бы ты ни пошёл… везде пахло… лимонным освежителем воздуха. — Здорово. — Я даже трахнул матадора… — Да ладно! Эту ложь готов слушать вечно — только б он жил... Такой уязвимый и непривычно послушный. Кажется, сейчас могу вылепить из него что угодно. Кого захочу. И понимаю, что мне нужен вот этот. Бог, в которого когда-то случайно влюбился. — Оле… Обнимаю, боясь прикасаться. Обнимаю, боясь потерять. Обнимаю, боясь не услышать. — Cut!***
— Снято, вашу мать! — снова орёт режиссёр. Бесполезно. Магия пантомимы, все будто исчезли. Мы точно. «Это лишь время.» Остановилось? Ты врал мне, его просто нет. Ценность нуля бесконечна. Здесь и сейчас, в этом мире, лишь двое. Ад или рай — безразлично. Я просто люблю.