Если я язычник старых добрых времен

Первые сутки отпуска — привыкание и всеобщее недовольство. Ричард ворчит, что от палящего солнца у него непременно разовьется рак кожи: — Я же говорил, что в Риксгрансен лучше. Там горы, снег и лыжи. Ли ворчит, что его задолбали беспредметные жалобы: — Пеняй тому, кто это солнце подвесил, и дуй за Полярный круг хоть сейчас. Карл ворчит на местного кота-вожака — меховой шар размером с Чили платит Карлу взаимностью. Все на нервах — ну ещё бы. Ли только что представил на суд зрителей новый сериал со своим участием и старается не следить за рейтингами, но подозрительно часто хватается за планшет. Ричарда в Лондоне ждет не дождется суровое (с большой буквы) испытание — театральный дебют длиной в полтора месяца, два спектакля в день, один выходной в неделю. Кошмар на кошмаре, но вот однажды Ричард просыпается раньше всех — Ли под боком, Карл в ногах, все на месте, — и слышит Дыхание. Симфонию, сплетенную из шумов и энергии океана, божественный напев самой природы. К завтраку готова мелодия — подобрал на айфоне, теперь у них есть свой незатейливый, но эксклюзивный саундтрек для отпуска. — Как назовем? — «Утро»? — Звучит. А еще? Вообще-то, у Ли есть еще. «Полуостров покоя и взаимной любви в бурном графике съемок, досъемок, начиток и премьер». Тот факт, что любимый мужчина может сочинить песню — мимоходом, чистя зубы и возюкая по щеке электробритвой, — доставляет почти физическое наслаждение. Нечто подобное — трепетное восхищение, щекочущее самые потайные желания и даже страхи, — испытывает Ричард, наблюдая, как Ли завязывает узелком хвостик коктейльной вишни. Без рук, само собой. Как Ли умеет восхищать руками — отдельная история. Иногда Ричарду достаточно просто смотреть на его руки, чтобы чувствовать себя абсолютно удовлетворенным. Богатое воображение, сенсорная память, здоровая лень — святая троица, выручит в любой ситуации. А Ли даже слова такого не знает — «лень». Застукать его за ничегонеделанием не представляется возможным. Но можно приманить кувшином охлажденного вина и насильно удерживать на шезлонге, пока не захмелеет. — Признайся, Ли, тебе в детстве ставили диагноз «гиперактивность». — Не помню, мама редко водила к медикам — я от них всегда убегал, особенно от этих… Садистов… — Что, прости? — От дантистов. — Ты читаешь что-то интересное? — Переписываюсь. С твоей, между прочим, публицисткой. — А ничего, что я просил не … — Без нервов, я первый её спросил как дела. — И как у Рут дела? — Лучше всех. Говорит, нам с тобой пора заводить твиттер-хуиттер. — … — Что? — Сангрия чуть носом не пошла, вот что! Один на двоих твиттер? — Господи Иисусе, нет, конечно! — Ты сам сказал — «нам пора». — Отдельные твиттеры, Рич. Рут не сумасшедшая. — Факт из разряда оспоримых, но проехали. Как ни крути, твиттер — рабочая необходимость… — Угу. Поэтому ты первым заводи. — Лучше давай ты, у тебя же сериал, замечательный сериал! М-м-м, будешь постигать, что Джейн Доу из Глухоманьшира думает о форме и густоте бровей Джо Макмиллана. А если повезет, еще и рисунки на эту тему увидим! — Опять мои брови. Да я каждый день вижу мужиков с Такими Бровями, что мои покажутся ниточками! — Да-да, а в Мексике тебя бы дразнили «безбровым мальчиком». — Гы. Ладно, давай серьезно. Ты первый, Рич. Так сказала Рут, а мы прислушиваемся к мнению профессионалов. — А давай решим сами, без Рут. — Ты что-то задумал… — Честное мужское состязание — это по-английски. — Слушай, можешь считать меня изнеженной нью-йоркской феей, но терпеть не могу соревнования из серии «кто дальше пописает» и «кто дальше блеванет». Мужланство, бррр. — Такая же фигня, Джульетта. Давай, кто быстрее переплывет бассейн, тот получает отсрочку до августа. Идет? — Но у тебя фобия из детства, всё такое… — Просто ответь — идет? — Ты сам напросился, — хитро улыбается Ли. Сделав три шага, он, не глядя, «падает» в бассейн. Карл, заливисто лая, бросается следом Вскоре оба выныривают у бортика. — Засекай время! Ли уверен в победе на сто десять процентов — сияет глазами, светится веснушками и улыбается так ярко, что вот-вот затмит солнце. Ричард торопливо делает несколько снимков — «будут согревать… дома.» — Какая красота, впервые вижу тебя в трусах на улице при свете дня! — Ли безнапряжно уложился в минуту и теперь беззаботно болтает ногами в воде, всем видом предрекая Ричарду поражение. Тот невозмутимо разоблачается. — В первый и последний раз… Он аккуратно спускается по лесенке. Когда уровень воды становится по грудь, страдальчески вздохнув, командует: — Засекай! В раннем детстве Армитидж едва не утонул в пруду и с тех пор боится глубокой воды. Обычно это проблема, но… — Пятьдесят девять и десятая секунды! – с досадой объявляет Ли. — Как ты умудрился? — Это всё лень, мой сэр. Твиттер? Буэ, рациональная лень не позволяет мне тратить время на подобную чепуху. Рич уже возле шезлонгов — с легким остервенением растирается полотенцем. Ли трудно понять, что тот чувствует, но он сочувствует всей душой. — Ладно, я лошара на этот раз, — смиренно констатирует он. — Но ведь твити... твиттерить не сложнее, чем есть китайскими палочками? — Сложнее. Ли обиженно выпячивает нижнюю губу. А где утешения? — Ты справишься, — снисходительно роняет во_всем_знаток_Ричард. И вдруг, ни с того ни с сего, наклоняется и нежно целует Ли в шею. — Знаешь секрет успеха? — «таинственный» шёпот и влажные касания дразнят ушную раковину. — Не зависай в соцсетях, когда пьян или расстроен. — Когда ты зависнешь в Лондоне, я перманентно буду пьян или расстроен! — Пиши смс-сообщения. — Ты их не читаешь. Лучше буду изливать эмоции в песнях и постить их на ютюбе. Вот послушай. Ли ударяет по струнам воображаемой гитары, и с очень_серьёзным_лицом освежает текст ирландского хита: — У моего любимого есть чувство юмора, он как хихиканье на похоронах, каждое воскресенье мрачнее предыдущего, каждую неделю свежий яд! Отведи меня в церковь! Оу, Ричи, отведи меня в церковь, я буду поклоняться, как сурикат, твоему пресветлому лику, оуууееей! — Оууууей! Ричард подпевает, положив голову на плечо Ли. Ричард смеется. Пройдет совсем немного времени, и он заимеет мрачную привычку слушать «Take me to church» на бесконечном повторе. Песня, которая будет воскрешать в памяти многое, воскрешать его самого. И дело не в словах, конечно. Каждый человеческий день — это маленькая жизнь, а каждая ночь — маленькая смерть, и бесконечное счастье — знать, что кто-то близкий верит в твое воскресение. «Если я язычник старых добрых времен, то мой любимый — солнечный свет. Единственный рай для меня — быть наедине с тобой. Я родился больным, но мне это нравится. Прикажи мне исцелиться. Аминь, аминь, аминь…»