Как баронесса за счастьем летала

Скоро сказка говорится, а времечко ещё быстрей летит. Уж два месяца минуло с той поры, как покинула драконица замок вампирский, что в Вутайских горах стоит. Лето красное за середину перевалило, вся природа в полном расцвете. Травы выше да гуще, грибы-ягоды зреют, у селян стада полнятся, урожай наливается. Особенно виноград удался, знатное вино будет. Барон от нетерпения весь извёлся, так охота ему винца молодого попробовать. И уж не сидит он сиднем, каждую ночь оборачивается и в полёте тренируется, форму поддерживает. На пользу пошла Годрику встреча с подружкой старинной, хоть и потрепала она его за то, что про тайну драконицы умолчал. Потрепала, конечно, по своему, по-женски. Барон потом неделю зелья для восстановления сил варил, но зато после между ними мир настал. Относительный, понятно, пока Годрик не накосячит чего, ведь бабуля-то всегда права. Так что повернулась жизнь к вампиру улыбчивым личиком, а вот к дочери его – совсем другим местом. Нет баронессе покоя ни днём, ни ночью, ничто не радует, не тешит. Только глаза прикроет, как встаёт перед ней красавец с огненными очами, и слышит она речи колдовские, чувствует силу чародейную. Вспоминает Юфимия прогулку под звёздами, посиделки над обрывом, где казалось ей, будто одни они на всём белом свете, сказки удивительные, что гость рассказывал, и заходится сердечко от тоски. Встретиться бы снова, заглянуть в очи огненные, услышать голос манящий, ощутить прикосновения, от которых внутри горит и кажется, что вот-вот пеплом рассыплешься. Вот только вместе со сладкими воспоминаниями и другие приходят, да такие, от которых в дрожь кидает и хочется в самую глубокую щель забиться. Насколько хорош Валентин в образе птичьем и человечьем, настолько и страшен котом и жутью неведомой. Не подступишься к такому. Располосует когтищами и как звать не спросит. Тоскует баронесса, совсем зачахла. Не милы ей ни полёты в высоком небе, ни купания в озёрах чистых, ни болтовня с ундинами. Даже кровушки и той не жаждет. Проводит она ночи на той галерее, где с Валентином повстречалась, днём в своей комнате запирается, и ни до чего ей дела нет. Вот только всю долгую вампирскую жизнь так не просидишь. Пострадала Юфимия, помаялась, ноготки погрызла и решила, что отправится путешествовать. Пора ей мир посмотреть, себя показать, а там, глядишь, и про Валентина может что узнает. Позволения родительского не спросила, совета тоже. «Сама справлюсь, без подсказок. Не маленькая». Сборы недолги. Чемоданы не нужны, всё при себе. Дождалась баронесса, пока солнышко за горы спрячется, обернулась мышкой летучей, крылья расправила и понеслась прямо на восток. А что? Разницы нет, откуда начинать. Гости весенние с восточной стороны явились и теперь они вроде как знакомцы, да и Энджел не чужая, надо же проведать, как она на новом месте устроилась. Расспросить, что да как, и мимоходом к нужному вопросу подвести. Вдруг такое про Валентина выплывет, что на раз откинет. Освободится тогда сердце девичье от страсти неразумной и будет ему вольная воля. Размышляет так Юфимия неубедительно, полётом наслаждается, вниз с любопытством посматривает, а что над головой делается – не замечает. Пронзило вдруг её болью, пискнула она и обмякла. А это сова беспечную мышку в ночи углядела и в когтистый захват взяла, на поживу. Только в одном вампирше посчастливилось. Желтоглазая сытая была и на запас её прихватила. Очнулась баронесса и понять не может, где это она. Лежать жёстко, рядом что-то большое шевелится и пахнет нехорошо. Поморгала, вспомнила всё и охнула мысленно. «Это ж надо так попасться глупо. Только того и не хватает, чтобы меня, наследницу знатного вампирского рода, какая-то сова схарчила». И обидно Юфимии, и страшно, потому как видит она, что дневной свет в дупло сочится. Попадёт солнечный луч и конец. Не будет больше ни ночей звёздных, ни озёр прозрачных, но полётов вольных, ни любви отчаянной. Убежало сердечко мышиное в пятки, но разум вампирский как-то удержался. «Тварь я дрожащая или право имею?». Огляделась баронесса, видит, что дупло вверх трещиной идёт, собралась с духом и поползла. Лапками цепляется, на крыльях подтягивается. «Только бы сова не проснулась». Добралась до самого верха, затаилась. Теперь ночи ждать надобно. Долог летний день, но всё ж не вечен. Спустились сумерки, сова на промысел отправилась и вылезла Юфимия наружу. Хотела взлететь, от совиного пристанища подальше убраться, да крылья не держат. Рухнула баронесса в густую траву мышкой, поднялась девицей и на ногах не стоит. - Давно крови не пила, ослабела. Дома упыри хоть из козы бы нацедили, а здесь никто не поднесёт. Но хоть и недалече замок – не вернусь. Своим умом жить хочу. Разговаривает сама с собой Юфимия, убеждает, вот только словами сыт не будешь. Пропитание сыскать надо, только вот где? Вдруг уловило чуткое вампирское ухо шум какой-то, голоса неясные, а затем ветерок разные запахи принёс. - Люди! Еда! Заскользила баронесса, словно тень, на лесную опушку выскочила. Смотрит, деревенька огоньками светится, а там гулянка идёт. Крики, хохот, музыка. Кто пьёт, кто поёт, а кто уже и под столом спит. В одном переулке дерутся, в другом милуются. Короче, в самом разгаре веселье. Не по себе немножко стало Юфимии. Это свои поселяне кланяются, чужие и дрыном осиновым приласкать могут, вот только с пустым животом не поспоришь и силы вампирские поддержать надо, иначе не обернуться будет. «Хоть чьей крови напьюсь. Коза, овца – всё равно, даже курица сгодится». Стыдоба, конечно, благородному вампиру курицу пользовать, а что делать, если от голода уже в голове мутится и в глазах темнеет. Подобралась баронесса к сараюшке, где живность разная обреталась, распахнула дверь и нос к носу с пузатеньким мужичком столкнулась. То хозяин к скотинке своей заглянул, перед тем как на боковую залечь. Мужичок тот, как и все прочие, совсем тёпленький был. Ноги кренделя вяжут, глазки в кучку, но душа ещё разворота требует и продолжения банкета. Увидал он сквозь винный туман девичью фигуру, руки растопырил и не успела Юфимия моргнуть, как её к стенке прижали. А мужичок уже и губёшки вытянул, причмокивает и лапает девицу пониже спины. Разозлилась баронесса. Как, её, знатную вампиршу, да какой-то пьянчужка за неупоминаемые в приличном обществе места хватает! Выросли клыки в мгновение ока и впилась она в обидчика. Рефлексы вампирские – добыча, кровь, сразу включились, и опомнилась Юфимия через десяток глотков, когда у неё в голове зашумело. Кровь-то пополам с винищем. Оттолкнула она мужичка, сгоряча мышью летучей обернулась, заметалась по двору, пару раз обо что-то ударилась и провалилась в темноту. Очнулась баронесса на рассвете. Смотрит, лежит она на пыльном чердаке посреди разного хлама, а сквозь окошко к ней солнечный лучик подбирается. Испугалась Юфимия, каждая шерстинка дыбом встала. «Спасите изначальные предки! Ещё чуть-чуть и закончила бы я, как мама. И никто бы не узнал, где сгинула». Спряталась она в самом дальнем углу и ругает себя. «И чего я столбом стояла? Пинка хорошего этой пьяни надо было дать, а не кусать. Теперь голова болит и пить охота, сил нет. А вдруг он болеет чем и я заразу подцепила? Вот и думай теперь. Может, зря я в бега подалась? Хоть и скучновато дома, зато безопасно». Вот с такими размышлениями баронесса кое-как день перебилась. То подремлет, то к незнакомым звукам прислушивается. Это в замке тишина, только ветер по коридорам гуляет, а здесь всякая живность голос подаёт, вода льётся, посуда брякает, хозяева ругаются, дети верещат. Чуть не оглохла вампирша, особенно от хозяйкиных воплей, когда та своего муженька на все лады чехвостила. Дожила Юфимия до вечера, а как стемнело да шум на дворе стих, вылетела мышкой, обернулась девицей и прямо в бочку с дождевой водой сунулась. Хлебает, торопится, оглядывается – не заметил бы кто. Утолила баронесса жажду – другая проблема нарисовалась. Желудок о себе напомнил, еды попросил. И опять самой добывать надо, никто стол не накроет, кушать не пригласит. Вот она, обратная сторона независимости. Пробежалась Юфимия по двору, принюхалась, сдёрнула несколько вяленых рыбёшек с сушила да пару яблок сорвала. Подкрепилась, обернулась мышью и рванула в лес, благо тот недалеко. Долетела, в густой ёлке спряталась и думает: «Отдышусь немного и в путь. Интересно, сколько ещё до Кощеевых владений?». И тут вампиршу словно молнией прошибло. «А в какой стороне его царство?! Где восток?!». Выбралась она из еловых лап, взлетела, головой вертит. Под ней тьма, над ней тьма, ничего не видать. Чёрные тучи небо заволокли, луну и звёзды скрыли, дождь начался. Сначала редко капал, затем проливным стал. Живо мышь до последней шерстинки промокла и пришлось ей опять в ёлку забиться. Завернулась в крылья, дрожит и снова дом вспоминает. Хорошо, что недолог летний дождик. Пробежали тучки, луна выглянула, посветлело. Перебралась баронесса на открытое место, обсохла, подумала как следует и решила гордость вампирскую до времени припрятать и помощи искать. Царь Кощей не мелкая сошка, кто-нибудь да должен про него знать. Вот только найти бы этого кого-нибудь. Поднялась Юфимия над лесом, но уже осторожничает: летит невысоко, оглядывается, прислушивается и чуть что – сразу вниз, прячется. Один раз едва не стала ужином, в другой не хочется. Долгонько она моталась без толку, наконец приметила среди деревьев водяной блеск. «Озеро! А где озеро – там и ундины! Вот у них и спрошу, ведь они меня любят». По наивности своей решила баронесса, что ей рады будут, как в родном краю, и помощь окажут, да не тут-то было. Озеро не озером оказалось, а болотом, и владычествовал в нём вечно голодный змей. Был он величиной с корабельную сосну и вся живность трясину за десять вёрст обходила, только дурные жабы на кочках квакали да чёрные пиявки в тине роились. Ими змей и кормился, а от такой диеты добрыми не бывают, это вам не пироги с пряниками. Кружится мышка, ищет ундину, а её саму уже приметили. Затаился змей меж камышовых тростин, одни глаза торчат, выжидает момент удобный. Хоть и невелика добыча, а всё разнообразие в рационе. Всматривается Юфимия в воду и понять не может – где же местная хозяйка, почему не показывается. Да и озеро какое-то странное – тёмное. И запах от него неприятный. Может, оттого и пустое? Вот спустилась баронесса пониже, в последний раз проверить, и вдруг кинулось на неё из воды клыкастое чудище. Змей пасть пошире раззявил, чтобы уж наверняка добычу схватить, но не подвели в этот раз рефлексы вампирские, жить-то охота. Шуганулась Юфимия, как пущенная крепкой рукой стрела. Щёлкнул владыка болотный челюстями попусту и бревном обратно в воду плюхнулся, жаб и пиявок на версту вокруг всполошил. А баронесса от испуга ничего перед собой не видит, преград не чует. Впечаталась она в дерево, упала на землю, обернулась девицей и стонет: - Да что же это такое, что за невезение? Никакого почтения к вампирам нет. Кто сожрать норовит, кто облапать. Думала, нынешнюю ночь гостьей буду, за стол сяду, а на деле сама чуть ужином не стала, и уже во второй раз. А говорили, что до Кощеева царства всего три дня лёту. Один обман кругом! Домой хочу! Хоть Юфимия на умственные способности и не жаловалась, но оплошки иной раз случались. Три дня в голове зацепились, а что лёту-то драконьего – нет. Крылья драконьи не чета мышиным. Что для Горыныча три дня, для вампирши все тридцать три. Вдобавок ко всем огорчениям ещё и желудок голос подал. Рыба и яблоки не больно сытный харч. Добавку бы какую, поплотнее, да только где её взять? Живность, конечно, какая-никакая шныряет по лесу, но её сначала поймать надо, ошкурать, приготовить, а баронесса знала лишь как за накрытый стол садиться и кушать. Даже накануне в деревне насчёт козы или овцы она погорячилась, потому как дома в бокальчике подносили. Морщилась вампирша, но пила. Против природы не попрёшь, без крови не обернёшься, а без полётов совсем тоска. Недаром папаша винище глушит. Сидит Юфимия под деревом, пустой живот уговаривает, да вдруг как плеснёт на болоте. Подскочила она, озирается, прислушивается. - Ой! А чего это я здесь сижу, чего жду?! Того и гляди змеюка подкрадётся, что ему лопнуть! И светать вроде начало. Побрела баронесса вглубь леса, по сторонам поглядывает – не попадутся ли ягоды, хоть ими подкрепиться. Повезло, на малинник наткнулась. Малина спелая, крупная, душистая и много. Накинулась она на лесное угощение, ягоду за ягодой в рот кидает, на небо посматривает, чтобы восход не проворонить, и не замечает, что у неё компаньон имеется. Медведь молодой тоже ягодки обирает, лакомится, и идут они навстречу друг другу. Вот глянула Юфимия в очередной раз наверх, а как взгляд опустила, так мохнатую морду и узрела. Взвизгнула она и ломанулась сквозь кусты. Неважно куда, лишь бы от страшного зверя подальше. Медведь в другую сторону рванул, только перед этим землю хорошо удобрил. Бежит вампирша, а небо всё светлее. Оглядывается она на ходу, укрытие ищет, но нигде ни дупла не замечает, ни даже выворотня. Все деревья крепкие, здоровые. Дрожит баронесса, радёшенька бы и под камень забиться, если бы попался подходящий. - Помогите, изначальные предки! Вдруг лес впереди расступился и выбежала она на большую поляну, а на ней древние развалины, мхом и крапивой заросли. То ли крепость в прежние времена здесь стояла, то ли храм неведомых богов, то ли ещё чего, только вампирше не до выяснения было. Обернулась она мышкой, влетела под каменный свод и в самый тёмный угол забилась. Не успела Юфимия отдышаться и предкам благодарность вознести, как очередное потрясение. Послышался сверху голос, тихий и чуточку дребезжащий. - Я, Старейший и Мудрейший, готов внимать тому, кто жаждет ответов. Ойкнула баронесса и от неожиданности едва с уступчика, на котором пристроилась, не свалилась. Уцепилась она что было сил и шепчет: - Ты кто? - Как кто? – удивился Старейший. – Сама сюда пришла, а к кому – не знаешь? Расклеилась вдруг вампирша, носом зашмыгала. - Не знаю. Заблудилась я, а здесь от солнца прячусь. - Вот как, - снова удивился Мудрейший. – А ну-ка, дай взглянуть на тебя, деточка. - Я не деточка, - обиделась Юфимия. – Сам сначала покажись. Захихикал Старейший и Мудрейший, зашуршал и вылетел на свет, что из трещины сочился. Смотрит баронесса, а перед ней летучая мышь, седая и благообразная. По мышиным меркам, конечно. Уселся Мудрейший, крылья сложил и говорит: - Поглядела? Теперь твоя очередь. Спустилась к нему Юфимия, подальше от света устроилась, вздохнула грустно, и неизвестно почему потянуло её на откровенность. Начала она рассказывать про себя и папашу-барона, про драконицу и гостей весенних, про Валентина и свои приключения. Выслушал её Старейший и спрашивает: - И чего же ты желаешь? - Как – чего? – не поняла вампирша. - Освободиться от влечения неразумного или же соединиться с предметом страсти, - пояснил Мудрейший, - ибо причина твоего путешествия на поверхности лежит. Замялась баронесса, засмущалась, лапкой по камню скребёт и бормочет: - Не могу я в желаниях определиться. От воспоминаний то в жар, то в ледяную дрожь бросает. Поделись мудростью, расскажи, что тебе известно о коте, что человеком, птицей и чудищем оборачиваться может. Говорит Старейший: - Кое-что имеется. Давай-ка присядем поудобнее, разговор долгий будет. Расположились они. Юфимия вся во внимание обратилась и начал Старейший свой рассказ. - Смолоду я любопытен был и по сей причине неусидчив, на одном месте дольше нескольких дней не задерживался. Бывал я и на морских берегах, и на дивных островах, в горах и непролазных чащобах, и в наблюдениях набирался мудрости и познавал мир и вселенную. - Ты не про себя, про Валентина скажи, - перебивает баронесса. - К тому и веду. Как-то в непогоду залетел я в брошенное человеческое поселение и укрылся в большом доме, передышку себе дать. Устроился я на потолочной балке, в крылья завернулся, размышляю и вдруг заскрежетало что-то, да так громко, что я от неожиданности чуть не упал. Смотрю, в стене ход тайный открылся и явился оттуда огненный столб. Я, признаться, струхнул тогда не на шутку, да и кто бы на моём месте не испугался. Затаился я, а любопытство так и раздирает, и раздвинул я крылья на шерстинку. Вижу – в столбе фигура проявилась, схожая с человеческой, а рядом ещё кто-то стоит, весь в чёрном. Огненный шипит что-то негромко, а чёрный головой мотает и на потайной ход косится, вроде как уйти хочет, но тот, другой, не пускает и голос у него всё громче, только чёрный на своём стоит. Наконец сговорились они как-то. Шипун змеем обернулся да так полыхнул, что в доме каждый уголок высветлило, а на месте чёрного здоровенный кот появился. Вот тут-то я Баюна и признал. Существо это редкое, можно даже сказать – уникальное. Я о нём только неясные обмолвки слыхал и никогда бы не подумал, что воочию увидеть сподоблюсь. Замолчал Мудрейший на минутку, дух перевести, а Юфимия так и ест его глазами, продолжения ждёт. - Ну так вот. Сила у Баюна не в когтях и зубах, а в голосе заключена. Остальное сбоку добавлено. - Видела я это остальное. Как вспомню, так и трясёт, - ёжится баронесса. - Стены разрушить для него пустячное дело. Баюн, ежели захочет, над кем угодно может власть взять, любую мысль внушить. Заговорит, зачарует, и ты сама под солнце шагнёшь или колышек осиновый в грудь вонзишь в полной уверенности, что именно таково твоё желание. Но если он к кому в расположении, то совсем наоборот. Песни Баюновы не только любую болезнь изгнать могут, но и к жизни вернуть, коли душа далеко не отлетела. - А не ведаешь ли ты, Старейший, почему он Кощеевой семье так верен? – спрашивает Юфимия. – Мы с папашей чуть в вампирский рай не отправились, когда недоразумение вышло, а уж позору было… Мудрейший в ответ только крыльями развёл, головой качает. - Не ведаю. Вслух о таких тайнах не болтают, в книжках не пишут. - А откуда ты вообще про Баюна знаешь, если он такая редкость? – интересуется баронесса. - Много же у тебя, однако, вопросов. Ладно, расскажу, только объяснить не требуй. Волшебство не мой конёк. Юфимия вся во внимание обратилась. - Лет за десять, а может и побольше до того случая, занесло меня в странный лес – сплошь ёлки, высокие и такие густые, что лучу солнечному не пробиться. В том лесу обнаружилась небольшая полянка. В центре дуб раскидистый, всю её от света прикрывает, а под дубом избушка-землянка хоронится и по всему видать, что жилая. В уличном очаге угольки тлеют, бадейка с водой стоит, на ветках дубовых цветные ленточки и пёрышки птичьи полощутся. И как же я да не узнаю, чьё это обиталище. Меня же любопытство спалит напрочь. Ждать недолго пришлось. Как заря вечерняя угасла, вылез из землянки человек и по всему его виду понятно, что чародей. Мне вдруг почему-то неприятно стало и даже жутковато, холодом нереальным так и обдало. Я к дубовому стволу прижался, чтобы колдун этот меня не заметил, только он по сторонам не глядит, а своим делом занимается: бормочет что-то и руками водит. Спустя малое время замерцало всё вокруг зелёными огнями, по земле туман зелёный пополз, а в нём вихри чёрные, словно змейки вьются. Наловил чародей этих змеек, в клубок смотал и в землянку унёс. Я быстрыми перелётами за ним метнулся, под крышей притаился. Жду, что дальше будет. Подошёл чародей к книге, что на столе лежала, пальцем по строчкам водит, клубок тёмный мнёт и приговаривает: « Попался, Баюн. Моим будешь». Услыхал я прозвище неизвестное, любопытство страх пересилило. Подобрался ближе, смотрю, а в книге на одной странице чёрный кот с красными глазами нарисован, на другой – написано что-то. Только я людские письмена в то время не умел разбирать, позже эту науку осилил. Замолчал Старейший, а баронесса поторапливает. - Ну а потом-то что было? Что чародей с Баюном сотворил? - О том мне неведомо. Чародей немного погодя ушёл куда-то, а я малость выждал и убрался восвояси. Спаси покровители лесные такому на глаза попасться. Невесть чем может кончиться. - Теперь расскажи, что в том доме дальше случилось, - требует Юфимия. - В доме-то? О-хо-хо. Я, как превращение узрел, совершил движение малое, от неожиданности. Шелохнулся совсем чуточку, тише травинки растущей, но Баюн всё равно услыхал. Впился глазищами огненными в мой угол и тут бы мне и конец настал, да тот, другой, по имени его окликнул и велел не задерживаться. - Валентин? – подпрыгнула вампирша. - Валентин, - подтвердил Мудрейший. - А потом что? - А потом любопытство окаянное чуть в к погибели безвременной не привело, - вздыхает Старейший. – Ход-то потайной открытым стоит. Меня туда как на верёвочке потащило. Думал, гляну быстренько и обратно, да чуть насовсем не остался. В последний момент выскочил, едва не придавило. Только и успел разглядеть, что не ход это вовсе, а глубоченная яма, и на самом дне гроб каменный. - Как гроб? Зачем? – удивляется Юфимия. – Это что же, в том гробу Валентин обретался? Старейший опять крыльями развёл и рассказ свой так закончил. - С Баюном встретиться не довелось больше. Слухи только, что там мелькнул, здесь показался. В Кощеево царство тебе надо, раз сердечко за него зацепилось. - Сама знаю, - фыркает баронесса невежливо. – Вот только можно подумать, ждут меня там после всего. - Так ведь не твоя же вина. - Всё едино, - ворчит вампирша. – Никто нас не любит, всех под одну гребёнку стригут, и правых, и виноватых. - Покажи себя с лучшей стороны, тогда и стричь не будут, - советует Мудрейший. - Даже если и надумаю, то неведомо мне, где царство Кощеево, - говорит Юфимия. – И без подпитки кровяной силы в крыльях нет. - С этим могу поспособствовать, - молвит Старейший. - Себя, что ли, укусить дашь? – интересуется баронесса. Захихикал Мудрейший, отмахивается. - Какой от меня прок, кожа да кости. Я тебе провожатого дам до ближнего городка. Живёт там мастер один, Сидором звать. Большой спец по колдовским мётлам. Все окрестные ведьмы к нему в очередь загодя записываются. - Зачем он мне? Я своими крыльями обхожусь. - А затем, что за отдельную плату Сидор вещичку хитрую на метлу приспосабливает, такую, которая сама куда надо транспорт колдовской ведёт. Когда ведьмы с шабаша возвращаются, частенько ею пользуются. Наговорил адрес и только крепче держись, хи-хи. - А с пропитанием как быть? – спрашивает Юфимия. – Я уже еле держусь. - Да мало ли в городке пухлых девиц, - отвечает Старейший и снова хихикает. – Найдётся, кого покусать. - Фу, только чужого холестерина мне и не хватает, - ворчит вампирша. – Здоровье беречь надо, попостнее поищу. - Дело вкуса. И передай Сидору, что Отшельник послал, он тогда тебя без очереди примет. - А сущности моей не испугается? - Сидору сам местный чёрт не брат, что ему залётный вампир. Потянулся Мудрейший, крыльями встряхнул и зевнул сладко. - Ложись-ка спать, путешественница, остатки сил побереги. И я вздремну за компанию. Кивнула Юфимия согласно, в темноту подальше забралась и завернулась в крылья. Пошло солнышко на закат, лес сумерками накрыло. Можно и отправляться. Свистнул Старейший по-особому раз, другой. Выскочил из крапивных зарослей зверь неведомой породы. Мордой на льва смахивает, телом на собаку, в голове перья натыканы, на ляжках татуировки наведены, единственный глаз жёлтым огнём горит. Вытаращилась баронесса на эдакое чудо, а Мудрейший говорит: - Это дружок мой. Молодой ещё, но шустрый. До города живо домчит, а нужный дом сама найдёшь. Он приметный, весь двор железяками завален. Зверь язык вывалил, кивает. Старейший лапкой ему погрозил. - А ты не балуй. По оврагам не скачи, по сторонам не гляди, дело помни. Зверь башкой замотал. Ни-ни, понимание имеем. Поблагодарила Юфимия Мудрейшего и вцепилась невиданному зверю в загривок. Ломанулся тот сквозь крапивную поросль и понёсся через лес, да так быстро, что у вампирши ветер в ушах засвистел. Зажмурилась она, а в голове только одна мысль бьётся: «Помогите, предки изначальные, удержаться, не свалиться!». Добежал зверь до городской окраины, у ручья остановился – напиться. Скатилась баронесса на землю, распласталась, дышит часто. Зверь её деликатно к ручейку носом подтолкнул. Давай, мол, и ты хлебни водички. Освежилась Юфимия и говорит: - Благодарствуйте. Дальше я уж как-нибудь сама. Подмигнул зверь жёлтым глазом, рыкнул ободряюще и умчался в темноту. Чуть не ослепла в городе вампирша. Это в родном замке пара свечек и несколько факелов, а тут кругом фонари и так светло, что самую малость до белого дня не дотягивает. По теням пробираться пришлось. Отыскала баронесса нужный дом по указанной примете, обернулась девицей, выдохнула решительно и стукнула в ворота. Сидор поначалу грубовато принял, даже пару непечатных конструкций выдал, прежде чем успела Юфимия о Мудрейшем и о своём деле обмолвиться, но и потом поворчал. - Опять этот старый прохиндей своих блатников посылает. На меня потом жалобы пишут, что я, дескать, халтуркой мимо кассы подрабатываю и налогов с этого не плачу. Опешила баронесса от такого приёма, не знает, что и сказать. На её счастье хозяйка на шум вышла. Разобралась она что к чему и упёрла руки в бока. - Ты чего на девчонку напустился, болванка чугунная. От неё вон одни глаза остались, пока сюда добралась. Что же она, не человек что ли, пусть и вампирской породы. Сострадание иметь должно к такому юному существу. Нахмурился Сидор, рот раскрыл – ответно ругаться, да жена не дала ему и слова сказать. - На дворе спать будешь, с железяками своими любимыми, и скалка со сковородкой соскучились. Делом займись. Отчитала она супружника и к Юфимии повернулась. - Пойдём, милая, на кухню. Я сейчас что-нибудь из еды тебе соображу. Достала баронесса из тайного кармашка перстень алмазный, из семейной сокровищницы прихваченный, и подаёт его Сидору. - Возьмите за работу. Потянулся было тот за колечком, да жена на него так зыркнула, что руки сами отдёрнулись. - Потом в цене сговоримся, сейчас не надо. Сказал и быстренько в мастерскую юркнул и загремел там чем-то. Привела хозяйка вампиршу на кухню, чистую и вкусно пахнущую, за стол усадила и расспрашивать начала. Вопросы задаёт, сама на стол накрывает. - Как величать-то тебя, девонька? - Юфимия. А вас? - Шурой зови. Как же ты в наших краях оказалась? Не слыхала я, чтоб окрест вампиры водились. - Далеко отсюда мой дом, - вздыхает баронесса. – Не знаю даже, в какой и стороне. А оказалась я здесь от любви несчастной. Рассказала она всё как есть, во всех подробностях. Хозяйка только головой качает сочувственно. - Досталось же тебе, бедняжке. Да ты кушай больше, не стесняйся. Юфимия кусочки щиплет и опять вздыхает. - Нельзя мне много, летать не смогу. Для поддержки сил оборотных кровь требуется, а как её добыть без летучего образа. Никто к себе так просто не подпустит, шею не подставит. Я особой кровожадностью не страдаю, но и без этого никак. От сущности своей никуда не денешься. - Коли куриной не побрезгуешь, так я для начала цыплёнку мигом шею сверну, - предлагает хозяйка. – А потом и адреса подскажу. Есть в нашем городе личности, которым хорошее кровопускание совсем не помешает. Подкрепишься и лети себе, но обязательно возвращайся. Я тебе водички нагрею, в порядок себя привести, постель приготовлю. Не всё же на чердаках спать. Изумилась Юфимия от таких слов. В первый раз человек к ней с добром. - Неужели вы меня совсем не боитесь? - А нужно? – улыбается Шура. – В тебе зла нет, иные людишки похлеще будут. Сказала так и вдруг погладила баронессу по голове. - Своих деток Бог не дал, так хоть чужое дитя приветить. Авось зачтётся. Защипало тут у вампирши в глазах, захлюпало в носу. - Меня ещё никто… вот так. Не принято у нас. Обняла её хозяйка и тарелку поближе придвинула. - Ты покушай всё-таки, пока я с цыплёнком управляюсь. И показалась Юфимии горячая картошка с малосольными огурцами слаще всего на свете. Сидор хоть и характерный был, но жалость имел, и супругу свою уважал и временами даже побаивался маленько. К следующему же вечеру изготовил он небольшую метёлочку под стать, заговорил, как положено, и устройство, что само куда надо ведёт, приладил. Оплату принял под строгим жениным взглядом, слова для активации сообщил и добавил: - Место всегда чётко указывай. Хочешь к Кощею попасть, так и говори: «Дворец царя Кощея». Механизм тонкий, интеллектуальный, нельзя его в заблуждение вводить, иначе внутренний сбой произойти может. Заряжать не забывай. С утра на солнышко выставляй, вечером забирай. Тебе ведь метла днём без надобности. Под дождь попадёшь или по иной причине намочишь – суши сразу, но не на печи. Древко потрескаться может. Крепёж почаще проверяй, чтобы аварии в воздухе не случилось. - Сколько всего, - растерялась баронесса. - А ты как думала? – подбоченился Сидор. – Транспорт уход любит и ласку. Имя красивое дай. - Какое? - «Ласточкой», к примеру, чтобы быстрая была. Как назовёшь, так и полетишь. - Недалече окажешься – заглядывай. Мы тебе всегда рады, - добавляет Шура. Сидор кашлянул, скосил на жену глаз и подтверждает: - Да, да, заглядывай, баронесса. А у той опять в глазах защипало, в груди зашаяло, только вот негоже знатной вампирше так явно свою чувствительность людям показывать. Поблагодарила она сдержанно, обернулась, в метёлочку, как в спасительную соломинку, вцепилась и отправилась в путешествие скорое. До рассвета надо успеть до места добраться. Поглядим теперь, что в вампирском замке творится, пока Юфимия по белому свету гуляет. На четвёртую ночь, как покинула баронесса отчий дом, заявился к Годрику Кирасагийскому гость незваный. Опустилась на замковый двор мышь приличной упитанности, обернулась вампиром дородным внешности не сильно привлекательной. Годрик в ту пору отсутствовал – с ближними поселянами о винных поставках договариваться полетел, а прислужник горбатый, как узрел гостя, задрожал и скорее чёрным ходом выскользнул, хозяина предупредить. Остались в замке только глупые упыри, с которых взятки гладки. Отыскал прислужник Годрика, сообщил новость неприятную. - Сам Дон Корнелий пожаловал, а он просто так никогда не приходит. Что-то ему от тебя, хозяин, надобно. Шевельнулось у Годрика предчувствие нехорошее. Заплатил он поселянам за вино не торгуясь, монетку сверху накинул, чтобы покупку прямо сейчас доставили и рванулся в обратный путь. Никого не боялся барон, но Корнелия всё же опасался. Дон кровь только человеческую пил и по выбору, оттого силу имел. Многие его недолюбливали, но не связывались. Хитёр был Корнелий, коварен. Лишь собственные хотелки его интересовали, мнение остальных побоку. Вернулся Годрик домой, а незваный гость в хозяйском кресле сидит, ухмыляется. - Приветствую, собрат. Вот, мимо пролетал, решил заглянуть, о здоровье справиться, о делах. Зачесались у барона клыки, когти непроизвольно полезли – слова вежливые, да тон нехорош. Однако сдержался. Не в конфронтацию вступать надо, а обиняком выяснить, зачем этот субъект пожаловал. Щёлкнул Годрик пальцами – упыри мигом другое кресло принесли, попроще. За спиной у хозяина прислужник горбатый встал. - Какие мои дела? В глуши живу, в одиночестве, никого не вижу, новостей не знаю. Скучновато, конечно, но зато на свежем воздухе и продукты все натуральные, для здоровья полезные. Особенно вино местное хорошо. Бодрит знатно. Выпьешь и словно сотню лет скинул. Кстати, бочонок привезли, не желаешь ли попробовать? У молодого вкус особый. Корнелий рот до ушей растянул, губами толстыми чмокнул, пузо поглаживает. - Отчего не попробовать? Для хорошего винца всегда местечко найдётся. Барон на прислужника только один взгляд кинул и мигом на столе кувшин ведёрный появился и разная снедь: вдруг гость незваный закусить пожелает. Гость пожелал и между кубками как бы невзначай и спрашивает: - Отчего же ты, собрат, говоришь, что в одиночестве живёшь? Ведь у тебя дочь имеется. Напрягся Годрик. «Вот она, причина». А Корнелий продолжает: - Наслышаны мы про неё. Умница, красавица, сложением хороша, нравом энергична. - Всё как есть, не отнимешь, - отвечает барон. – Только молода ещё, ветер в голове. - Это дело поправимое. Главное, что девица чистокровная. Мало таких осталось, - вздохнул гость притворно и хлебнул из кубка. – Снизили мы планку, до людей опускаемся, чтобы страсть удовлетворить, да только я не таков. У меня большие планы по возрождению нашего племени имеются и для этого дела молодые девицы потребны и желательно отменного здоровья. Так что, зови дочь, собрат, хочу на неё взглянуть. Холодна вампирская кровь, но тут вскипела. Образно выражаясь, конечно. Заскрипел зубами Годрик, когти в стол впились, а Корнелий знай губы в улыбке тянет. Уловил прислужник горбатый хозяйское затруднение и тут же у кресла возник. - Извините за вмешательство, только госпожа баронесса отсутствовать изволит. Непоседа она у нас, по несколько дней дома не бывает. - Коли так, то я и подождать могу, - заявляет гость. – Поживу здесь, от суеты передохну, кровушки сельской, на натуральных продуктах, попью. Барон аж с лица спал, но сумел выговорить: - Почту за честь. - Вот и славно, - отвечает Корнелий. – А пока слуги твои мне комнату готовят и гроб повышенной комфортности, я крылышки разомну. Улыбнулся гость широко, клыки острые показал и вылетел в окно мышью упитанной. Проводил его Годрик недобрым взглядом и послал прислужника в деревню, предупредить. - Пускай двери крепче запирают, на улицу не выходят, колья осиновые наготове держат. Этот кровосос ради развлечения всех понадкусает, а мне здесь жить. Прислужник стрелой выскочил, а барон призадумался. Для противостояния открытого силы не те. Хитрость надобно измыслить, чтобы дочь от гарема вампирского уберечь, только вот какую? «Ровно басурманином заделался, нетопырь лысый. Девиц приглядывает чистокровных, как кобыл на развод. Серебра тебе в печёнку, а не мою девочку!». Бегает Годрик взад-вперёд, голову ломает, а на ум ничего не идёт. А коли у мужика путных идей нет, он всегда проблему на женские плечи перекладывает. Как наладились у него отношения с бабулей, она на самое лучшее золотое блюдо чары связные навела. Постучишь по донышку условным образом – из бабкиного блюдечка звон пойдёт. Можно и поговорить, и поглядеть друг на друга. Со всех ног кинулся барон в дальнюю комнату, где его гроб стоял, из внутреннего потайного кармашка блюдо вытащил и с подругой связался. Выслушала его бабка и говорит: - Ну вот как был ты телятина, так и остался. Другой бы за родное дитё в клочки порвал. - Не могу я, - стонет вампир. – Если он в моём доме сгинет, то его подручные замок по камешку раскатают, меня серебром до смерти истинной запытают. Что тогда с моей кровиночкой станет? - У меня и без твоего Дона проблем полно, - гнёт своё бабка. – Кощей со своим милым на экзотические моря укатил: на песочке поваляться, в водичке тёплой поплескаться, пальмы посмотреть, ракушки пособирать. А кто за царством приглядит, пока они отдыхают? Тут глаз да глаз нужен. Нечисти лесной нельзя слабину давать, совсем распустятся в отсутствие царя законного. Вдобавок, котик мой запропал. Боюсь, как бы худа не приключилось. Вспомнил Годрик Баюна, содрогнулся и бормочет: - Что с ним сделается? Твой котик кого хошь на мелкий лоскут порвёт не запыхавшись. Нагуляется и придёт. - Да что ты про него знаешь! – взвилась старушка. – Не смей моего любимчика трогать! - Да я ничего, - пошёл барон на попятную. – Могу даже в своих краях порасспросить, может, кто видел или слышал чего. Помоги, подруга, а уж я расстараюсь, отработаю. Поворчала что-то ещё бабка, да только отходчиво женское сердце, и себя показать захотелось. Ну и коллекции царевичей-королевичей прибавление эксклюзивное не помешает. - Ладно, - бурчит старушка, - завтрашней ночью приберу я твою страшилку под своё крылышко. Но уж ты мне должен будешь за это. Годрик на радостях весенним зайцем заскакал, блюдо целует и лепечет: - Всё, что угодно, - чмок, чмок. – Всё, что в моих силах, - чмок, чмок. – Джиночка, милая, дорогая, любимая, единственная. Захихикала бабулька. - Ишь ты, как заговорил. Даже имя моё вспомнил. А барон уже чуть ли не земные поклоны бьёт. - Хорош, полюбовничек, - командует старушка. – Башку побереги. Всё, отбой. Я думать стану, а ты своего гостя на другую ночь в восточную сторону посылай. Замолчало золотое блюдо. Не успел Годрик его на место положить, как явился прислужник и отчёт дал. - Поселяне колья осиновые приготовили, двери и окна крепко заперли, а перед тем дома чесноком свежим обвешали и сами наелись. Не по вкусу придётся Дону здешний народ. Барон от удовольствия руки потирает, но расслабляться не след. - Неси вина, но не молодого, а старого. Из самых дальних углов доставай, самое выдержанное. Скоро явится гость, надо его до кондиции довести. Годрик как в воду поглядел. Не прошло и часа, как плюхнулся Корнелий посередь зала, обернулся и шипит: - Что нынче за люди пошли? Три деревни облетел и ни в одной поживиться не удалось. По летнему времени молодёжь гулять должна, а на улицах ни души. Попытался в дома сунуться – так от чесночного духу чуть глаза не повылезали. Барон мину постную скроил, гостю вина самолично налил и говорит: - Уж такой здесь народ. Дикий, нецивилизованный. По солнцу живут, никого не боятся, а ежели кто не по нраву придётся, в том сразу лишние дырки образуются, для здоровья не шибко полезные. Пришлось в своё время миром договариваться. Это вы, городские, крылом махнули и нет вас, а у меня здесь вотчина, каждый камешек почти родня. Куда я из своего дома? Посмотрел Дон на собеседника презрительно. - Совсем ты забыл, что мы высшие существа, в деревню превратился. Годрик руками развёл и лицо самое простодушное сделал. - В глуши живу, вот и стал приземлён. Хорошо выпить, хорошо закусить, а больше и не надо ничего. - Где же мне человеческой кровью побаловаться? – спрашивает Корнелий. Барон маковку почесал, вроде как вспоминает. - К востоку отсюда большое поселение имеется, со всех деревень туда на воскресную ярмарку народ ездит. Оживился Дон. - А нынче у нас что? - Суббота. - Славно. Будет мне развлечение. А что, отменное у тебя вино, собрат. Наливай ещё. Просидели вампиры за кубками до самой зари, слуги-упыри еле успевали бутылки подносить, а как рассвет занялся, Дон на боковую в гостевой гроб отправился. Годрик вслед улыбался, но как только дверь закрылась, сплюнул сердито и к себе скорей побежал, узнать, что подруга скажет. Бабка сразу отозвалась, видать, караулила. - Всё ли сделал, как надо? - В точности исполнил. Прямую дорожку указал, не заблудится, - отвечает барон. - Продолжай хозяина любезного изображать, чтобы промашки не случилось. Эх, опять я тебя из беды выручаю по сердечной склонности. - Когда это ты меня выручала? – удивился Годрик. - Забыл, вампир трухлявый? А от твоей драконицы и тебя, и замок твой кто спас? – возмутилась старушка. - Хорошо спасение, - ворчит барон. – Я потом неделю пластом лежал. И вообще, если бы не ты, то ничего бы и не было. Жили бы и жили мы с дочерью на спокое, если бы ты про драконицу не растрепала. - Та-ак, - протянула бабка и голос у неё, как вековые льды стал. – Пожалуй, нет у меня времени с тобой возиться, своими делами займусь. Сообразил Годрик, что не в ту степь полетел, и заюлил. - Джиночка, милая, не кидай меня на серебряные кресты, не губи. Это ведь и тебя касается. - И каким же боком? – спрашивает старушка с сарказмом. – Что нам до вашего Корнелия? Решил барон приврать чуточку и начал краски сгущать. - Этот тип такой, что не остановится. Сегодня запад подомнёт, завтра на восток лапы протянет. Вампирская ниша у вас не занята, конкуренции никакой. Не успеешь оглянуться, как на ваших землях самопровозглашённый король объявится и не только с собой вампиров приведёт, но и местную живность обратит. Будут белки-вампиры по деревьям скакать, мыши-вампиры в подпольях пищать, волки-вампиры по лесам рыскать. Даже бабочек вампирами сделает, а потом за население местное возьмётся, и получите вы вампирское королевство под боком. Оно тебе надо? Охнула бабка. - Вот с этой стороны я и не глянула, да только попутал берега ваш Дон. Наши это земли, от гор и до моря. Не бывать здесь кровососам пришлым. - Верные твои слова, - маслит Годрик, - и искусство твоё колдовское велико. Что тебе какой-то там Дон, ты бы и с самой Царицей Ночи справилась, если бы та воскресла. Собеседнице лесть живой водой на душу пролилась. - Ладно. Интересы наши взаимовыгодные, вместе действовать будем. Гони своего гостя в мои сети, оторвусь. Пролетел день во снах обещающих, вечер настал. Корнелий из гостевого гроба бодренько вылез, винца на дорожку хлебнул и только его и видели. Хозяину за стол обильный и спаньё комфортное ни слова, ни полслова, но тот не в претензии. Помахал рукой вслед – лети, мол, лети, глаза б мои тебя не видели. Несётся Дон над лесами, над лугами, крыльями изо всех сил машет, обещанное выглядывает, да только тьма кругом сплошная, лишь полная луна в небесах сияет. «Где же это сборище людское? Не мог Годрик солгать. Может я с направления сбился?». Поднялся Корнелий повыше и вдруг приметил огонёк меж деревьев. Правда один всего и слабенький. «Ничего, где огонь, там и люди. Закушу и дальше полечу». Подобрался он поближе, рассмотреть – что и как, и чуть глаз не лишился от увиденного. Челюсть у него отвисла, слюни потекли, клыки полезли – настолько зрелище завлекательное. «А может и не полечу». Озеро лесное лунными бликами мерцает, лилии в тёмной воде, как звёзды, между ними туманные кружева вьются и посреди этого великолепия девица, да какая. Костерок на берегу неярко горит, самую малость фигуру освещает, но луна и воображение дорисовывают. Плечи округлые, грудь налитая, талия тонкая. Об крутые бёдра вода плещется, то скроет, то покажет филейную часть, весьма аппетитную, и передок соблазнительный. Купается девица, брызгается, смеётся. Играет волна, качаются белые лилии, светятся в лунных лучах и от самой красавицы словно бы свет исходит. Глотает Дон слюну, глазами девицу ест и прямо-таки видит, как горячая кровь под кожей переливается. Загорелось в нём желание нестерпимое и решил он: «Моя будет. Любой ценой». Решить-то решил, да как подъехать? Слетел Корнелий с дерева, обернулся, костюмчик одёрнул, остатки волос пригладил и в прибрежных кустах затаился. А девица как раз из воды выходит, лилии в руках держит. Волосы серебристые, длинные стройное тело облепляют и вроде как прикрывают, а на деле взор дразнят неимоверно. Бёдра и грудь покачиваются плавно, завораживающе. Тут у Дона не только клыки выросли. Вышла девица на берег, оделась, из цветов венок сплела, а потом взмахнула руками и затанцевала вокруг огня. Кружится, изгибается, подпрыгивает. Волосы серебряным туманом плывут, подол пышный волной гуляет, рукава расшитые как крылья и всё это в полной тишине, только костерок еле слышно потрескивает. Смотрит Корнелий на лесную красавицу и растёт у него томление внутреннее и в глазах мутится. Шагнули вперёд ноги сами по себе и пошёл вампир, как барашек на верёвочке. Идёт, а взор к девице так и прилип, и не замечает он ни огня зловещего в её очах, ни улыбки тонкой. Всё застила горячая кровь, что в молодом теле бьётся, и совсем рядом, прямо перед ним. Никуда больше лететь не надо, никого искать. Вот он, источник жизни. Вывалился Дон из кустов, перед костром на коленки стал. Остановилась девица, ладошками всплеснула, на лице изумление изобразила. (Задуматься бы вампиру, отчего не испугалась, не вскрикнула, но такая мысль ему даже в голову не впала). - Ой, а вы кто? Как оказались здесь? Корнелий от нежного голоска как свеча восковая потёк и еле-еле на ноги поднялся. - Я… так, прогуливался неподалёку. (Да, да, просто гулял. При полном параде, ночью, в глухом лесу). Засмеялась красавица колокольчиком хрустальным и заплясали яркие звёздочки в вампирских очах. - Случайно всё вышло, но я безмерно счастлив, что встретил такое чудо. Сама судьба свела нас здесь, на берегу этого дивного озера, в такую прекрасную ночь. Позвольте приблизиться, чаровница, позвольте приложиться к нежной ручке, поцеловать лилейную шейку. Сыплет Дон комплиментами и сам себе удивляется, с чего это он вдруг так разговорился. Вроде бы раньше совсем по иному было, без слов. Подлетел, куснул, напился досыта и адью. Нечего с пищей болтать. Что же сейчас случилось? Что произошло? Неужели он с кем-то сильнее себя столкнулся? Шевелятся в вампирской голове смутные подозрения, лысина в складки собралась, клыки ещё подросли, а девица словно и не замечает ничего. Снова колокольчиком рассмеялась, в ладоши захлопала и говорит: - Попробуйте. Сыграем в догонялки. Кто кого поймает, того и шейка, и ручка, и всё остальное. Корнелий ещё и дел не осознал, а ноги сами побежали и закружились они по поляне. Кажется вампиру, что вот-вот красавица у него в объятиях будет, один шажок остался, а она то вдруг за спиной у него очутится, то в стороне, и всё подзадоривает. Не может Дон остановиться, тело не подчиняется, и дошло наконец до него, что не с человеком он играет, а с ведьмой, и что повёлся он на чары возбуждающие, как глупый молодняк, и что небо уже розоветь начало. Превозмог страх смерти истинной колдовские путы, рванулся Корнелий изо всех сил и сумел мышью оборотиться, и уже взлетел было, да только кто ж его отпустит. Метнулись серебряные пряди, словно змеи, оплели крылья, прижали к земле. Присела девица рядом и шепчет жарко: - Вот ты и попался, толстячок. Мои теперь и шейка, и ручка, и прочая требуха. Давно я вампирского мясца не кушала. Разделаю я тебя на окорок, рульку, грудинку. Голова и пальчики на холодец пойдут, рёбра на суп, филей на шашлык, ливер на колбасу. Жирок перетопим, уши закоптим. Самая лучшая закуска к живой воде – копчёные уши, а уж вампирьи… Деликатес. Из костей погремушек наделаем, деткам играться, зубки точить. А из твоих собственных я ожерелье изготовлю и хвастать буду, какой экземпляр отловила. Нагнулась девица и увидел Дон не красу-молодушку, а жуткую старушку. Вампир и без того в шоке был, а как превращение узрел, глаза закатил и лапки кверху. Ушёл в несознанку. Улыбнулась бабуля довольно, заклинание замораживающее наложила и свистнула лихо – ступу позвала. - Ну, теперь порядок. Пустовали у меня два местечка, но теперь полдела справлено, а там, глядишь, ещё кого добуду. Или может Годрика прибрать? Будет у меня сладкая вампирская парочка. Тут ступа из кустов выскочила, перед хозяйкой встала. Загрузилась бабка и отправилась в свои леса. А барон тем временем всю ноченьку метался, на золотое блюдо поглядывал. Мало ли какие тузы у Корнелия в рукавах припрятаны. Может, на подмогу отправиться? Взмоет он под потолок и обратно падает. Страшно, и подруга велела не соваться, удовольствие не портить. Не одну бутыль выхлебал Годрик для успокоения, прежде чем перед самым рассветом высунулся из блюда палец с длинным ногтем, погрозил и знакомый голос о долге напомнил. Барон от облегчения всё блюдо поцелуями обслюнявил и настолько его счастье велико было, что про дочь и не вспомнил даже. Ну а мы к баронессе вернёмся и посмотрим, как у неё дела. Не отнимешь мастерства у Сидора, расстарался он на славу. Как шепнула Юфимия заветные слова, понеслась метёлочка быстрее ветра в указанном направлении. Вампирша в древко крепко-накрепко вцепилась, не упасть бы. Не расшибёшься, но средство передвижения потеряешь. Смотрит она одним глазом, как леса тёмными тучами проплывают, реки лентами вьются, города и деревни огоньками мелькают. Поминает баронесса предков и только о том думает, чтобы затемно успеть. Ночь-то к концу идёт. А метёлочка словно почуяла, что хозяйка беспокоится и скорости прибавила. Небо только чуточку посветлело, как затормозила она перед высокой замковой стеной и на землю опустилась. Отдышалась немного мышка и взлетела на ближайший куст, оглядеться, только недолго ей любопытствовать пришлось. Лешие нахлобучку начальственную не забыли, царство от пришлых строго охраняли. На всю округу засвистели, заверещали: «Чужой, чужой!». Юфимия от неожиданности на землю шлёпнулась, обернулась девицей и кричит: - Никакая я не чужая! Мы свою Энджел за вашего Горыныча замуж отдали, я проведать её прилетела! Не слушают лешие, гудят, да так, что у баронессы в голове звенит и не замечает она, что еловые верхушки уже осветились. Вдруг подбросило её, словно вихрем, куда-то швырнуло, обо что-то ударило и понесло. Испугалась Юфимия, обратилась, думала вырваться, но её только ловчее перехватили да ещё и рыкнули: «Не дури, девка!», а потом куда-то в качающуюся темноту сунули. Пискнула она и сознания лишилась. Очнулась баронесса, смотрит – лежит она на кровати в обычной комнате. Окна занавешены плотно, ни один лучик не проникнет, на столе в углу свеча горит, а напротив неё сидит кто-то. Пригляделась Юфимия, а это папашина подружка: глаза светятся, волосы змеями, рот до ушей растянула. Подпрыгнула она, заметалась, хотела в какой-нибудь щели схорониться, да в балдахине запуталась. Хихикает бабка: - Какие нынче вампиры нежные пошли, чуть что и сразу без чувствий валятся. Обращайся, баронесса, поговорим. Плюхнулась мышка на кровать, стала девицей и на старушку уставилась. - Ну, рассказывай, зачем явилась. - Драконицу проведать. Я же с ней выросла и знать хочу, как она устроилась, - мямлит Юфимия. - Хорошо устроилась, но не только за этим ты сюда пришла. Правду говори, девица, я же тебя насквозь вижу. Поёжилась баронесса под бабкиным взглядом и решилась, хоть и покраснела, как свёкла. Авось не съедят за спрос. - Ещё про Валентина хотела узнать. Нахмурилась старушка, спрашивает с подозрением: - Про котика моего значит? А что тебе до него? Посмотрела на неё Юфимия и вдруг всхлипнула. Сидит, глаза трёт, чтоб вконец не разнюниться. - О как, - удивилась бабка. – Да ты никак влюбилась в Баюна. - Ещё чего! - взъершилась вампирша, а сама носом шмыгает. – Да чтобы я, да в этакое чудище влюбилась?! И пускай от одной мысли о нём внутри всё плавится, и пускай взор огненный сердце пронзает, и пускай он красавец, какого свет не видывал! Подумаешь! Твой Баюн меня чуть сиротой не сделал, до сих пор как вспомню, так и трясёт. Папаша от его имени заикаться начинает, упыри в обморок падают! И чтобы я влюбилась? Да-а-а. Не выдержала баронесса и заревела. Стыдно, а слёзы так и текут в три ручья. - Не сама я, не хотела-а. Он меня зачарова-ал. Покачала старушка головой. - Баюновы чары недолги, пара дней и развеялись. Видать, настоящие твои чувства, коли ты сюда добралась. - Не хочу я этих чувств. Ни днём, ни ночью покоя нет, только о нём и думаю. Как я раньше жила. Пусть и скучновато, но свободно, а сейчас на ум ничего не идёт, только Валентин в глазах стоит. Помоги, бабуля, от любовных оков избавиться, сердцу волю вернуть. - Если бы всё так просто было, - вздыхает старушка. – Я вот отца твоего уже лет триста забыть не могу. Нет таких заклинаний или снадобий, чтобы истинную любовь уничтожить. Только ты сама, если духу хватит, через боль её из себя вырвешь и до конца жизни страдать будешь. А проживёшь, я думаю, недолго. - Почему? - От тоски в солнечный свет сама шагнёшь. Совсем поникла Юфимия, плечи опустила, в комочек сжалась и шепчет: - Что же мне делать? - Поговори с Баюном. Вдруг и ты ему не противна. Может поладите. - Где он? – встрепенулась вампирша. – Здесь? Пожевала бабка губами и молвит: - В том-то и закавыка, что нет, но об этом мы позже побеседуем. Хлопнула она в ладоши и встала перед ней троица домовых. Замерли и ждут. - Всё ли готово?- спрашивает старушка. - Всё, - отвечают домовые в голос. – И вода, и одёжа. - Ну, коли так, то кыш отседова. Нечего на девичьи прелести таращиться. Хихикнули домовые и исчезли. Указала бабка на дверцу в уголке и советует: - Ступай, прибери себя, а то подумают, что в Кощеевом царстве гостей не добром встречают, а палками привечают. И отдохнуть тебе надо. После наше дело обсудим, много в нём разных моментов имеется. Послушалась Юфимия, потому что у неё уже никаких сил не осталось. Миновал день, пришёл вечер. Проснулась баронесса, потянулась сладко и думала ещё поваляться, да вспомнила, где находится. Вскочила она с кровати, смотрит – на столе блюда салфетками прикрыты, на кресле её одежда лежит, чистая. Натянула Юфимия свои вещички и только успела румяными блинами со сметаной и чаем с мёдом подкрепиться, как возникла на пороге троица домовых. - Велено проводить. Девица их чуть с ног не сбила. - Так давайте скорее. Покатились домовые мохнатыми клубочками по коридорам, перед резными дверями встали. Волнуется баронесса, то волосы пригладит, то блузку поправит, а двери уж отворяются. Воззвала она к предкам, выдохнула и вошла. Почему-то думала Юфимия, что увидит зал большой, наподобие, как у неё дома, убранство пышное, ковры, гобелены, золото, хрусталь и обязательно трон – дворец-то царский, а узрела обычную комнату, правда очень уютную. Мебель вся из светлого дерева, на окнах занавески весёлые и цветы в горшках, в углу печь изразцовая. Из роскоши – люстра с блестящими висюльками. И никакого трона. Хлопает глазами баронесса. Думала она, что только с папашиной подругой разговаривать будет, а тут, похоже, вся семья собралась. На диванчике Кощей с Клавдием, пораньше из краёв южных вернулись ради такого дела, по левую руку – бабуля, по правую женщина, до того с царём схожая, что сразу ясно – мама. И все на Юфимию строго смотрят. Оробела малость вампирша, потом о приличиях заученных вспомнила и поклонилась царствующим особам на западный манер. Щёлкнул Кощей пальцами, подбежала к девице мягкая скамейка. Присела она, молчит. Чувствует, что не след первой голос подавать. Хозяева тоже молчат и пристально гостью разглядывают. Наконец молвил царь серьёзно: - Рассказывай баронесса, ничего не таи. Правда – твоя лучшая защита. Сама понимаешь, что не друзьями мы расстались, пусть ты за отца и не ответчица. - Понимаю, - вздыхает Юфимия и ёжится под изумрудным взглядом. – Никогда бы не решилась я вас потревожить, кабы не забрали вы с собой мой покой, и не оставили взамен любовь безнадёжную. Нет мне жизни с той поры, ничто не мило, ничто не радует. Хочу ещё раз увидеть того, с кем в ночном небе летала, хочу ещё одну сказку услышать, хочу заглянуть в глаза пламенные. - А ведомо ли тебе, кто тот, к кому твоё сердце рвётся? - Нет, только это меня не остановит. - А не боишься ли предков изначальных раньше времени узреть? - Боюсь, но если Валентина вперёд увижу, то будь что будет. - А не страшишься ли ответа холодного? Чужая душа – потёмки. - Не хочу больше в неведении жить. Истинный вампир один раз любит, но не берёт ни силой, ни чарами. Что хорошего, когда другой бессмысленным телом становится, которое только и может приказы исполнять. - А если даже и не взглянет на тебя Валентин или силу применит, чтобы избавиться, как от надоедливой мухи? Что тогда? - Не знаю. - А если… Посмотрела баронесса на Кощея. У того вид суровый, но в глазах что-то мелькает такое… Подскочила Юфимия, возмущается. - Что вы меня стращаете и недомолвками изводите! Скажите, где Валентин? Я, пока сюда добралась, столько всего вытерпела, один полёт… Ой! А где моя метла?! Предки изначальные, неужели потеряла?! Всего разок только на «Ласточке» и прокатилась! Удивился Кощей и остальные переглянулись. - «Ласточке»? - Да-а. Имя такое посоветовали, чтобы быстрее летала-а. А-а-а! - Успокойся, баронесса, - говорит бабуля. – Лешие твою метлу подобрали и во дворец принесли. Сидора работа? Вампирша глазами хлопнула. - Да. - Хорошая вещь. Ты с ней поаккуратнее будь, не бросай, где попало. - Я и не бросала, - обиделась Юфимия. – Сначала лешие на меня накинулись. Чужой, чужой! - Это их обязанность, царство моё от посторонних охранять, - вставил Кощей. - А потом меня неизвестно кто схватил, потащил да ещё и обругал. Как я могла за метлой уследить? - Это я, - улыбается бабка, - но для твоей же пользы. Ты пока с лешаками пререкалась, времени не замечала. Не узнай я тебя, да не прихвати, лежала бы сейчас пеплом под кустиком. Вампиршу будто ледяной водой окатили. Упала она обратно на скамейку, взгляд растерянный. - Сама не знаю, что со мной. Все мысли вразброд. - Бывает, - отзывается старушка. - Казалось мне, что прилечу в ваше царство и все проблемы сами собой исчезнут. - А вот так как раз и не бывает, - замечает бабуля. – Создал проблему – решай, вляпался – расхлёбывай. - Самое точное слово – вляпался, - вздыхает баронесса. – Только неведомо, как расхлёбывать. - Серьёзное это дело, - говорит старушка. – Много ниточек в нём сплелось и вокруг Валентина завилось. - Расскажи, бабуля, откуда вообще Баюн взялся, - просит Клавдий. – Я раньше про него только в сказках слышал, а самому неловко вызнавать. Кощей с матерью тоже к просьбе присоединились. Бабка в ответ молвит: - Многое мне об этом мире известно, но не всё. Расспрашивала я Валентина о прошлом, только он мало что помнит. Говорил, что пробиваются обрывками дремучие чащи и солнечные луга, плеск воды и ветер прохладный, а ещё пустые дороги, на которые он словно с высоты смотрит. Но больше всего в памяти мрачный лес засел, а в нём странное место, из которого он никак уйти не может, словно стеной невидимой отгорожен. Иногда там человек появлялся, смутно и без лица, и как только он приходил, Баюну как будто кинжал в грудь вонзался. - Ой, - перебила старушку Юфимия. – А я, кажется, про это знаю, если только не совпадение случайное. - Какое совпадение? – спрашивает бабка. – Говори, девица, что тебе известно. Рассказала баронесса про Мудрейшего и про его любопытство неуёмное, и про неприятного человека, что из чёрных туманных змей клубок лепил и между делом Баюна помянул. Выслушали вампиршу внимательно. У Кощея лицо посуровело, зелень в глазах вспыхнула. Клавдий на супруга любимого с удивлением смотрит, а мать Кощеева вздохнула с грустью и платочек достала. Говорит старушка: - Твой черёд, внучек, события прошлые припомнить и гостье нашей рассказать. Сошлись у царя брови и обнял он молодца для успокоения, а Юфимия аж дыхание затаила. Вот они, страшные тайны, о которых она мыслила. Может, как раскроются они, так и перегорит у неё любовь. Может, неправа бабуля, не настоящие это чувства, а заблуждение по неопытности. Думает так баронесса, а Кощей между тем речь ведёт. - Молод я был тогда, многого не знал. Чуял, что нехорошее в лесу деется, словно ветер дурной запашок несёт, но пока лешие не доложили, что в самой чаще тьма зашевелилась, не понимал. Зато теперь известно мне, как злое колдовство пахнет. Папаша в гордыне своей замахнулся, да не по себе кусок отхватил. Не сумел Баюна подчинить и не справился с тем, кем он стал. Вздохнул Кощей, оглядел присутствующих и продолжил: - Чуть не опоздал я. Ещё немного и остались бы от папаши кровавые ошмётки, а в наших лесах безумное чудовище появилось бы. Сковал я обоих чарами бессознательными, лешие во дворец доставили. Бабуля с Харитоном быстро разобралась – вычистила из головы мысли ненужные и отправила с глаз долой в Руфимово царство, волхвовать безобидно, хоть по моему, место ему на дне болотном, а вот с Валентином пришлось повозиться. Чуть чары ослабишь – он из стати в стать безвольно перекидывается и кричит так, что сердце рвётся. - А как же ваш волшебный сундук? – спрашивает Клавдий. – Он ведь все болезни и раны лечит. - Сундук только тем помогает, в ком хоть немного нашей крови есть, - напомнила бабка, - а Баюн в ту пору неведомым существом был. - Если бы не мама…, - говорит Кощей. – Она в затуманенный разум вошла, успокоила, а потом уж мы взялись. - Расскажи, Лукерия, нашей гостье, чтобы знала она, с какой задачей ты справилась, - молвит бабуля. Юфимия во все глаза на Кощееву мать уставилась и даже рот приоткрыла, а та кивнула и говорит: - Сложно было. Не человек, не зверь, да ещё и Харитон руку приложил. Сын момент улучил и четвёртую стать, самую страшную, поймал. Взяла я когтистую длань и начала слова заветные шептать. Поглядела баронесса на маленькие ладони Лукерии, представила лапу с когтями-кинжалами и вздрогнула, а Кощеева мать продолжает: - Через день образ на человеческий поменялся, проще стало. Рассмотрела я взором внутренним хаос чёрный в груди, словно змеи клубком вьются, ощутила страдание и слёзы безмолвные. Пробовала я тех змей наружу вытянуть – не смогла. Пришлось сознанием внутрь идти и зашёптывать-усыплять, хотя бы на время, чтобы объяснить, что мы не враги и помочь хотим, а как вернулось к Валентину понимание, так и бабулина очередь подошла. Перевела Юфимия глаза на старушку, а та голос понизила и говорит таинственно: - Тебе, девица, как существу вампирской породы, сила крови ведома. Много чего она в себе несёт и великое множество заклятий и чар на ней делается. Вот и я извлекла из глубин памяти своей обряд кровавый, зловещий. У баронессы глаза округлились, сердечко в груди запрыгало. Шепчет она: - Какой обряд? Тут Лукерия на бабку рукой махнула: «Будет туману напускать, нет в том обряде ничего страшного», и объясняет: - Мы все трое свою кровь с живой водой смешали и Баюну выпить дали, а потом он в наш волшебный сундук лёг. Риск, конечно, был, ни одно колдовское действо без этого не обходится, и привязывали мы его вроде как к себе, только Валентин сказал, что терять ему нечего. Пролежал он в сундуке три дня и всё казалось ладно прошло, справилось тело со злым волшебством, но из памяти-то ничего не стёрлось. Баюн вида не показывал, молчал всё, а однажды просто исчез. - Я всей нечисти лесной, всем зверям и птицам допрос учинил, - добавляет Кощей, - но один только старый ёж Валентина видел, в самой чащобе. Стоял он в образе человеческом, в небо смотрел, а потом обернулся вороном и улетел неведомо куда. Искали мы, да разве найдёшь того, кто не хочет найденным быть. - Только через семь лет наш котик вернулся, - продолжила старушка, - и заметили мы, что в любом обличье у него рубины присутствуют. Стали спрашивать – сказал, что подарок это от огненного змея, чтобы тоску отгонять. Подпрыгнула Юфимия на своей скамейке. - Подождите, подождите. Мудрейший про змея огненного упоминал, а ещё про заброшенный дом и яму с каменным гробом. - Да у нас сегодня день чудес, - восхитилась бабка, - а ты, девица, кладезь секретов. Ну-ка, ну-ка, что тебе этот Мудрейший наболтал? Рассказала баронесса, что слышала. Задумались все, друг на друга поглядывают. Не припомнят они такого дома в округе, знать, где-то далеко. - Может ли быть, что Валентин снова туда направился? – спрашивает Клавдий. - Вероятность такая имеется, - кивает старушка, - но только вероятность. Он где угодно находиться может. Давайте-ка завтра об этом поразмыслим. Ночь поздняя, спать пора. - А мне что делать? – растерялась Юфимия. - Ты наша гостья, - говорит Кощей. – Можешь во дворце остаться, можешь Энджел навестить. Они с Горынычем недалеко живут. От ворот всё прямо, не заплутаешь. - Подружке твоей нынче не до сна, - улыбается бабка. – Детки скоро вылупятся. Стережёт она их пуще глаза, так что ты поаккуратнее. - В лесу насчёт тебя предупреждены, не тронут, - добавляет Лукерия. Разошлись все по своим комнатам. Поглядела баронесса, как Кощей с супругом за ручку идут, с какой любовью друг на друга смотрят, вздохнула завистливо и решила действительно драконицу проведать. Удивилась Энджел неожиданной гостье, обрадовалась. Рассказала про себя и Горыныча, пещеру показала, деток, что ещё в скорлупках сидели, и расспрашивать начала вампиршу, каким ветром её в Кощеево царство занесло. Поведала Юфимия свои приключения, а драконица и говорит: - Помнится, видела я брошенное людское поселение, недалеко от вашего замка, в соседней долине. И дом там большой был, на отшибе маленько. Баронесса чуть не заплакала от досады. Сколько всего пережила, а Валентин, может, всё это время рядом был. Закусила она губу, носом шмыгнула, глазами заморгала, но тут дошло до неё, что если бы она в путь не пустилась, с Мудрейшим не повстречалась, сюда не добралась, то и не узнала бы никогда, что мужчина её мечты пропал. И Энджел про заброшенное селение никогда бы не вспомнила, потому как это ей совсем ни к чему. - Отнеси меня туда, - просит Юфимия. - Как отнести? – изумилась драконица. – А сама что? - Ты большая, сильная. Я месяц лететь буду, а тебе трёх дней хватит. И даже бы если я сама добралась, то как я поселение найду? Свет дневной для меня погибель, а в кромешной тьме и я ничего не увижу. Поглядела Энджел на вампиршу, вспомнила свою девичью маяту и супруга, что недалече в три носа сопел, легонько хвостом шлёпнула. Шесть глаз мигом открылись, три головы заоглядывались. - Кто? Что? Где? - Мне по важному делу отлучиться нужно, деньков на пять, - говорит строго драконица. – За детей всеми головами отвечаешь. Вытянулся Горыныч в струнку и молвит на три голоса: - Не подведу, но ты всё-таки быстрей возвращайся. Я уже скучаю. Облизались нежно супруги на прощание и опять баронессе завидно стало. Приготовилась она было повздыхать, да Энджел не позволила. Отыскала драконица в хозяйстве мешок из толстой кожи, закинула его на спину и говорит: - До рассвета недолго осталось. Прячься и полетим. Оборотилась вампирша мышкой, забралась в мешок и отправились они в путь-дорогу. Не пожалела сил Энджел и на вторую ночь на место прибыла. Вылезла Юфимия из мешка – лапки не держат, голова кружится, крылья тряпочками повисли. Нелегко ей скоростное путешествие далось. Драконица на ближнюю к лесу окраину указала. - Туда ступай, а я отдыхать буду. Вспорхнула вампирша, к драконьей морде прижалась на минутку, поблагодарила и отправилась свою любовь искать. Ночь звёздная, половинка лунная светит, дом один торчит, как пень на поляне – не промахнёшься. Залетела баронесса в открытое окно, осмотрелась. Вроде бы по описанию похоже и стена подозрительная имеется, вот только… - Ах, я глупая! Даже если это тот самый дом и даже если Баюн в той яме с гробом скрылся, как я туда попаду-у?! А-а-а! Обратилась она девицей, на кучу мусора шлёпнулась и заревела. Обидно ей за собственную дурость. Лунные тени совсем немного сдвинулись, как устала Юфимия пустые слёзы лить и начала соображать. «С обеих сторон проход тайный должен открываться. Каждый кирпичик проверю, а не найду – так разнесу всё в пыль. Энджел поможет». Подобралась баронесса, нос утёрла, рукава засучила и решительно к подозрительной стене направилась. И оказалось, что все её переживания напрасными были. Кирпичик опалённый на фоне остальных очень даже явственно выделялся. Поругала себя вампирша шёпотом, поклялась никому не рассказывать и кирпич вглубь утопила. Заскрипели тайные механизмы, да так, что у Юфимии клыки заныли, задрожал пол и сдвинулась стена на три ладони. Дальше не идёт, только скрежещет, но баронессе и этого довольно. Хотела она мышкой внутрь нырнуть, но вовремя рассказ Мудрейшего вспомнила и камень в проём сунула. «Не хватало ещё попасться, если ход закроется. Вот позорище бы было. Хорошо, что тут промашки не дала. Ну, помогите, изначальные!». Обернулась Юфимия и в темноту подземную отправилась. Оправдались предположения драконицы, дом тот самый был, только вот Мудрейшему яма и гроб от необычности обстоятельств показались. Простой погреб под домом располагался, сухой, чистый, и не гроб вовсе там стоял, а что-то вроде люльки, только большой, и спал в ней Кот Баюн на сенном ворохе. Сладко спал, мурчал потихоньку и усами пошевеливал. Возмутилась баронесса: «Все о нём переживают, а он дрыхнет себе», и давай его будить. Тормошит, за хвост дёргает без всякого страха, в носу щекочет, только Баюн и ухом не ведёт, сопит себе, а теплом от него так и веет, и перина сенная так и манит. Не осталось у Юфимии сил. Крови давно не пила и обеды из грибов с ягодами не больно сытные. Упала она Коту под бок, стала девицей и заснула, как убитая. Мало ли, много ли времени прошло, но почуял Валентин, что не один он. Вроде как лежит кто-то рядом, хоть и неоткуда в его убежище чужому взяться. Приоткрыл он рубиновый глаз – увиденному не поверил, второй распахнул, лапами протёр. Прижимается к нему та самая молодая вампирша, которую он по заданию бабки отвлекал, когда их компания за невестой для Горыныча отправилась. Заморенная вся, потрёпанная. Потеребил её Баюн лапой – не просыпается, дыхнул жарко – спит, а наверху вдруг грохот раздался, как будто упало что. Обернулся Кот вороном, полетел разузнать и нос к носу с Энджел столкнулся. - Ты куда баронессу дел, чудовище? – рычит драконица и хвостом бьёт. - Никуда, - каркает ворон сердито. – Она сама ко мне в постель залезла, там и спит по сию пору. Забирай её и неси куда хочешь. - Ну уж нет, - отказывается Энджел. – Она из-за тебя впроголодь сидела, в поисках тебя крылья трепала, чуть совиным обедом не стала и много ещё чего. - И зачем же я понадобился? За каким делом? Разные у нас пути, она сама по себе, я сам по себе. Покачала головой драконица. - Умный ты, Баюн, но дурак. Влюбилась девчонка, а первая любовь самая крепкая. Переметнулся Валентин в боевую стать, крылья багровые распахнул, когти кинжальные выпустил и оскалился: - Влюбилась? Никогда не поверю! Вдруг послышался тонкий писк. - Сама не ведаю, как так вышло, но только с первого взгляда. Кинулась мышка к Валентину, на плечо села и шепчет прямо в ухо: - Вампир один раз любит и нет мне теперь без тебя жизни. Баюн от растерянности в человеческий образ перешёл и назад отшатнулся. Мышка девицей стала. - Я же отца твоего чуть не погубил. - Но ведь не погубил. И вообще это недоразумение было и всё уже забыто. - Я совсем про себя ничего не знаю, кто я и откуда. - А мне это без разницы. - Я могу контроль над собой потерять и опасен для тебя буду. - Не боюсь я ни когтей твоих, ни зубов. - Я… Хотел Валентин ещё причины назвать, почему им нельзя вместе быть, но Юфимия не позволила. Самым известным способом. Драконица отвернулась деликатно, а через минутку говорит: - Солнце едва клониться начало, здесь пока побудем, а после заката я вас в замок отнесу. - Кушать хочется, - вздыхает баронесса. – Три дня уж прошло, как я нормально ела, а про кровь вообще молчу. - Тут, неподалёку, озеро есть, - молвит Баюн, - и хозяйки в нём не скупые. Всегда рыбкой угостят. Пойду, наведаюсь. Обернулся он котом и скользнул на улицу чёрной тенью. Понятное дело, сложившееся положение обдумать надо, а присутствие причины не даст. Подвернувшийся повод грех не использовать. Загородила Энджел вампиршу крылом, чтобы случайный лучик не попал и говорит ей: - Лихо ты Валентина в оборот взяла, как бы не сбежал. Ищи потом. Такие, как он, по жизни одиночки. Справишься ли? - Да я и сама понимаю, - отвечает Юфимия. – Только сердцу не прикажешь. Любви оно хочет взаимной, ласки, слов искренних, взглядов нежных. Смотрю я на Кощея с супругом, на тебя с Горынычем и больно мне. Почему у меня не так? Почему меня никто не обнимет, за руку не возьмёт, в глаза не заглянет? Потому что я вампир? Если я кровь живую пью, то значит чудовище, любви не достойное? Драконица баронессу по голове гладит сочувственно, а та уже чуть не плачет. - Если нет у Валентина ко мне никакого чувства, то и жизнь мне такая без надобности. Поднимусь в небо перед рассветом, солнце с улыбкой встречу и пусть простят меня изначальные предки. - Не хорони себя раньше времени, - говорит Энджел строго. – Об отце подумай. - А что мне отец? Он-то как раз отсутствием любви не страдает. Мне Кощеева бабка сказала, что она его за триста лет не забыла. На этом разговор и оборвался, а вскоре и Валентин вернулся. Драконица для Юфимии своим дыханием рыбку аккуратно пропекла, сама с Баюном сырой закусила. Баронессу от еды разморило маленько и задремала она у тёплого драконьего бока. Валентин в сторонке устроился, смотрит на девицу и разговор, что не для его ушей был, вспоминает. Непривычно ему было такое слышать. Как солнышко за лес закатилось, отнесла Энджел Юфимию и Баюна в вампирский замок, а сама домой, к деткам отправилась. Помахала девица ей вслед, затем к спутнику повернулась. - Кривых слов говорить не буду, только правдивые. Если я тебе не нраву – сразу скажи, не томи. Знаю я, что насильно мил не будешь, так зачем мне сомнением мучиться. Чувства мои тебе известны, давеча открылась, теперь хочу тебя услышать. Смутился Валентин. Никто с ним так прямо не говорил, да и не было у него собеседниц задушевных. Одной только Кощеевой семье Баюн верил, потому как они его без корысти спасли, других сторонился, и не знал он сейчас, что ему делать. Скрыться бы от неловкости, обернуться вороном и назад, в убежище, да только как уйдёшь, когда вампирша тебя глазами тёмными насквозь прожигает и ответа ждёт. - Не знаю я, что сказать. Обижать тебя не хочу и обещать ничего не могу. Неведомо мне, есть ли у сущности моей способность к чувствам, не выгорело ли всё внутри. Ты речи мои слышала, во всех статях на меня насмотрелась… - А вот и не во всех, - хихикает баронесса. – Без шкуры ещё не видала. Валентин от такого откровения только глазами захлопал, а Юфимия схватила его за руку и чуть не бегом в главный зал потащила. Как увидел Годрик, кого дочь привела, так чуть с вампирским Кондратием не обнялся. Прислужник горбатый мышью в потолочную щель забился, упырей словно буйным ветром снесло. Поздоровалась девица, велела гостя достойно встречать. Подскочил барон так, что кресло повалилось и бутылки с вином попадали, хотел отповедь гневную выдать, но Юфимия и слова сказать не дала. Топнула она ножкой, нахмурилась и заявила: - Если я тебе дорога, то примешь ты любовь мою, а если нет твоего согласия, то не будет больше и дочери. Уйду я с любимым на край света и никогда ты меня не увидишь. Хоть тыщу лет жди – не дождёшься. Ты своё счастье имеешь и я хочу. Встопорщился Годрик, клыки с когтями выпустил, но тут Валентин вперёд выступил и глаза у него золотом засияли. Схватился тогда барон за то место, где сердце должно быть, на пол осел и стонет: - Нет в тебе жалости, ты чувства мои отцовские растоптала. И за что же ты со мной так? Чудовище рядом с тобой стоит, ведь порвёт же оно тебя без раздумий. - Можно подумать, твоя подружка – ангел небесный с крылышками белыми, - фыркает девица. – Да она пострашнее всех нас вместе взятых будет. - Подружка! Джина! – вскочил старый вампир на ноги, схватил золотое блюдо, что на столе лежало, и стукнул в донышко. Зазвенело переливчато золото, послышался голос бабулин: - Чего тебе? Аль соскучал? Так совсем недавно всю ночку веселились. Ах ты, шалунишка. - Не до веселья мне! – взвыл барон. – Твой Баюн мою дочь… Не верю я, что она сама. Нет на то моего отцовского и вампирского благословления. - Ах, нет, - голос у бабули стал, как иголка острая. – Значит ты, кровосос трухлявый, моего любимца хочешь счастья лишить? А про долги свои помнишь или позабыл? Кто в ножках валялся и блюдо слюнявил? Корнелий ещё не до конца промёрз, могу и оттаять. Побледнел Годрик, хоть вроде больше и некуда, схватил непочатую бутыль и снова на пол сел. - Иди, непослушная дочь, предки с тобой. А ты, любимчик бабкин, береги её. Погрозил барон Валентину бутылкой и добавил: - А не то Джиночке на тебя пожалуюсь. - Вот и умница, - звенькнуло блюдо. – За это я тебя по-особенному полюблю, в самое ближайшее время. Выдохнул вампир обречённо, откупорил бутыль и прямо из горла хлебать начал. То ли горюшко залить, то ли счастье спрыснуть. Вылетели из замка Валентин с Юфимией вороном и мышкой, и решили в путешествие по всему миру отправиться, потому что общая дорога – самый верный способ узнать, смогут ли жизненные пути сплестись без узлов и изъянов. Пусть же никогда не устанут нести их крылья и не познают сердца разочарования друг в друге.