Выбор в пользу прекрасного

Недавно в трущобах появился один богатый чудак. Выглядел солидно, на бандита не похож, поэтому, что он забыл в подобном месте, было совершенно непонятно. Тогда я сидел на бетонных ступенях, облокотившись на стену чьего-то жилища, и рисовал куском угля на картоне какую-то несуразицу. Незнакомец явно заинтересовался моими набросками. «Не думал встретить в подобном месте художника», – расхохотался мужчина, закуривая сигару. Он вдруг пристал ко мне с расспросами о прошлом, и как бы сухо я не отвечал, вопросы у него не заканчивались. В конце концов, он заказал у меня картину. Думал я недолго. Деньги были предложены неплохие, а времена нынче скверные. Дав мне срок в три недели и выделив необходимые средства на материалы, мужчина скрылся в сумерках. Я совсем давно не писал картин. Неприбыльное это дело, а краски, между прочим, денег стоят. Еще ведь нужно что-то есть. В первый же день я купил краски и холст. Во время работы над картиной я имел редкую возможность видеть что-то красивое. Богатый господин заказал алый закат. В памяти всплыли тысячи горящих солнц, что я за жизнь успел проводить за горизонт. Кисть воссоздавала пейзажи на полотне, набирая оттенки красного с палитры. Вид моей скромной ожившей мастерской и расписанного холста радовал глаз, но стоило только отвести взгляд в сторону окна, как сердце начинало кровоточить. Вид несуразных картонных построек, налепленных друг на друга меня угнетал. Вокруг только грязь, вонь и нищета. Тут никому нет дела до красоты. Никто не уверен в том, что доживет до завтра. Как только я подумал, что жизнь налаживается, у меня начали заканчиваться деньги. С каждым днем мне приходилось есть все меньше, а работать больше, ведь срок, данный мне тем богатым господином скоро должен подойти к концу. Ко всему прочему, сегодня у меня закончились краски. На улице воет порывистый ветер, призывая не выходить из своей коморки, но делать нечего. Я натянул на тощие плечи засаленный плащ и поплелся в город сквозь продуваемые всеми ветрами картонки. Придется потратить последние деньги. В доме нет и куска хлеба, но голодать приходится не впервые. Вдоль дороги сидят тощие дети, кутающиеся в тряпки. Один взгляд на них заставил меня замерзнуть еще сильнее. Они выглядят так ничтожно, что я брезгливо отвожу взгляд. Уже подходя к совсем пустынным районам, я удивился встретить здесь ребенка. Маленькая девочка сидит на бетоне, поджав под себя ноги и обхватив их маленькими ручками. На ней серая накидка с капюшоном, скрывающая лицо. Я подошел к ней совсем близко, и она вскинула на меня пару кристально чистых синих глаз. Я настолько поразился, что замер и не могу сдвинуться с места. На меня глядела невероятной красоты девочка: невинная, юная и прекрасная, совершенно не предназначенная для подобных мест. – У вас не найдется еды? – еле слышно спросила она дрожащим от холода голосом. Я, все еще пораженный ликом этого ребенка не нашел слов. Чуть приглядевшись заметил тонкие пальчики, обхватывающие острые колени, бледные щеки и блестящие от слез глаза. Видно, что девочка не ела несколько дней. Ее мольба звучала отчаянно. – Ты здесь одна? Хрупкое тело дернулось, испугавшись моего хриплого голоса. Вдруг взгляд ее похолодел, и вся она поникла. – Всех убили. Эти слова прозвучали без единой эмоции, отчего у меня побежал по спине холодок. Я вспомнил о недавней перестрелке. Погибло много людей. Все ходили слухи о девочке, что единственная выжила из своей семьи. Это ведь она. Осталась совсем одна, без гроша. Захотелось отдать этой девочке все, что есть у меня самого, но здравый смысл трубит в голове «пройди мимо». Назначенное вознаграждение за картину обеспечит мне долгое безбедное существование. Мне самому нечего есть, а я собираюсь отдать последние гроши незнакомой девочке? Торжество безумства. Дрожащими руками я вынимаю смятые купюры из кармана плаща и протягиваю их девочке. – Купи себе хлеба. Она лишь ошарашено смотрит прямо мне в глаза. Малышка вырывает деньги из рук и убегает прочь на негнущихся ногах. Мне остается лишь тяжело вздохнуть и побрести дальше по трущобской дороге. Я не смог позволить погибнуть чему-то прекрасному. Ее борьба за жизнь так отчаянна и печальна. В одиночку здесь не выживают. Быть может в моем поступке мало смысла, но теперь я смогу видеть алый закат каждый вечер. Так бы я отдал полотно, над которым корпел целых три недели, и продолжил глядеть на ущербные жилища и горы мусора. Не о чем горевать. Блуждая по дорогам, я набрел на то самое место, где встретил богатого господина. Мне вдруг стало так невыносимо тоскливо, что я сел на те же бетонные ступени и заплакал. Горькие слезы заструились из глаз, что смотрели куда-то вдаль, в сторону города. Я глубоко убежден, что мне есть место именно там, что не предназначена моя душа, желающая видеть в мир прекрасным, для трущоб. И этой девочке тоже не место здесь. Она могла бы быть прекрасной моделью, быть может актрисой или певицей. Как бы красиво ее тонкие пальчики бегали по клавишам рояля. Боюсь, этому никогда не суждено сбыться. Не знаю, сколько я уже сижу, но, видимо, достаточно долго, чтобы окончательно продрогнуть. Стремительным шагом я направился в сторону своей картонной коробки. Дорога тянется будто вечность. Ветер воет прямо в ушах и то и дело безжалостно распахивает полы плаща. Зубы бешено стучат, а живот отзывается жалобным урчанием. Все это наталкивает на мысли о собственной ущербности. Я ничем не отличаюсь от тех оборванцев, что сидят вдоль дороги, от которых я ворочу нос. Обогнув свой дом со стороны, я вышел сразу к входной двери. Сзади меня вдруг кто-то зашевелился. Обернувшись, я увидел уже знакомую серую накидку и дрожащие пальцы, сжимающие бумажный пакет, из которого выглядывала недоеденная половина батона. С полминуты мы стояли молча и смотрели друг другу в глаза, после чего девочка протянула мне пакет. Я тяжело вздохнул и, отворив хлипенькую дверь, впустил маленького ангела в свою коморку. Эхом в голове пронеслись мои же слова: «В одиночку здесь не выживают». Наше место не здесь, поэтому я обязан если не ради себя, то хотя бы ради нее выбраться из этого ада.