Матриарх

...Матриарх покоилась под просторными сводами музея уже четвёртый десяток лет. До того она почти двадцать тысяч лет пролежала в земле. А ещё раньше она была живой. Долгие сезоны она водила семью: дочерей, внучек и совсем уж крохотных, меньше центнера весом, правнуков по тундростепи. Старая мамонтиха была для своего стада всем: оплотом мудрости, символом постоянства. Она знала где найти соль и куда идти на зиму, чтобы холодные ветра меньше трепали шерсть. Она здоровалась со своими старшими дочерями и знала их запахи и голоса наизусть. Её бивни, хоть и не такие крупные, как у самцов, бродивших поодиночке, пугали и пещерных львов, и гиен, и медведей. Когда однажды она легла и не встала, сверкающий снег укрыл её желтоватую, как облака вечером, шерсть. Стадо долго не уходило от тела. То подталкивали ободряюще, мол, вставай, идти пора. То недоверчиво ощупывали хоботом с маленьким, чувствительным пальчиком: холодная? Быть не может! То зачем-то клали сверху на тело мелкие веточки и комочки снега, пока не укрыли матриарха целиком. Весной тело снесло в озеро, там оно и пролежало, пока члены геологического кружка, крепкие парни и улыбчивые девчата, не освободили её от толщи наносов. В музее ласковые руки препараторов проклеили кости, а художница нарисовала реконструкцию скелета. Немало пришлось потрудиться мозолистым рукам рабочих, чтобы сварить опорные конструкции и надёжно закрепить на них скелет. Матриарх снова возвышалась над землёй. И снова вела, пусть и не своё стадо. Она вела людей в мысли о далёком прошлом. С неё начинался путь самых разных учёных: геологов, биологов и, конечно, палеонтологов (которых, конечно же, было немного). Начинался путь неосознанно для них самих, когда дети, впервые пришедшие в музей подимали голову от пола, сильно-сильно вытягивали шею, но не могли одним взглядом охватить её целиком. Ууу, большой мамонт! Дальше начинались расспросы. Почему мамонты — не динозавры? Кто был больше? Как давно они жили? Вдруг ещё где-нибудь живут?.. Вопросы, уйма вопросов. С них начинались многие дороги. Однажды такая дорога оборвалась, не успев толком начаться... — Мама! Мне так нравится этот динозавр! Это мамонт, да? — щебетала малышка, украдкой поправляя сползшие колготочки и покачиваясь на слишком высоких для неё каблучках. — Я буду раскапывать динозавров, когда вырасту! Свет вокруг костей будто бы стал ярче: матриарх радовалась, когда кто-нибудь из них, двуногих, берётся разогнать тьму времени. — Вот глупости какие! В грязи ей копаться захотелось! — оборвала восторженный вопль ребёнка ярко накрашенная женщина. — Давай, фотографируйся быстрее и пойдём поскорей, а то в модельную школу опоздаешь. Зря я, что ли, за занятия плачу? Малышка, уже без особого азарта, нажала кнопку на смартфоне. Раздался щелчок, будто ножницы лязгнули. Через минуту мать и дочь ушли из музея. Остался свет прожекторов. А вдоль стен стояли тени. Тень мамонтихи. Тень старушки-австралопитека Люси из олдувая. Тень Мери Эннинг, задумчиво поглаживающей детёныша-плезиозавра. Тени, миллиарды теней ушедших от нас людей и зверей, сливались в единую тьму времён.