Cry from the heart

Когда это случилось он находился в ванной. Ничем не примечательный вечер, можно наконец отдохнуть после тяжелой миссии, размять ноющие плечи и наконец погрузиться под поток горячей воды. Но до чуткого демонического слуха доносится то, как Ямато с легкостью и точностью рассекает пространство. Лязг. Секунда и тишина. Все шло гладко, что же заставило близнеца снова покинуть его? Рой мыслей тут же поднялся в голове, словно стая насекомых, что поднимается в воздух, перебирая крыльями и издавая противное жужжание; нужно найти ответ, а иначе стрекотание становится громче — их мелкие ссоры по утрам из-за кофе или ремонта, который так был необходим агентству, стандартные обмены колкостями, несколько словесных перепалок по поводу Неро… Хриплый, насмешливый голос нашептывает и подкидывает все больше новых мыслей, заставляя охотника невольно жмурить глаза. А рой был все ближе. — Что, Данте, думал он останется рядом? — хриплый шепот будто доносится в правом ухе, заставляя резко развернуться. — Думаешь тебя можно так легко терпеть? — тот же голос, но уже в правое ухо. Руки крепко сжимаются на бортике раковины, будто их обладатель мог упасть под тяжестью навалившихся из неоткуда существ. Они перебирают своими лапками, заползают под кожу, заставляя тело напрягаться — словно струна скрипача — и запуская мелкую дрожь. Тяжёлый выдох. Воздуха будто стало меньше. Взгляд устремлен лишь на кран, с которого каплями падала вода, словно в замедленной съёмке. Дыхание становится прерывистым, рваным, а после ему и вовсе тяжело делать вздох. Голос он повсюду. Внутри. Снаружи. Обволакивал всего охотника, давил. Что-то липкое, крепко сжимающие внутренности, оно совсем рядом, тело пробивает дрожь, а устоять на ногах помогает лишь раковина в которую вцепились крепкие пальцы, настолько сильно, что костяшки побелели. Данте не нравилось это чувство, никогда не испытываемое ранее. А в голове уже во всю силу гудит рой. Но ещё ярче играет осознание — он настолько сильно привязался в близнецу за время, что они провели вместе без ругани и разногласий. Они наконец-то смогли разобраться в том, что тяготило их не один десяток лет, понять позиции друг друга и принять. Но всегда что-то идет не так. Капля, что собиралась на ободке крана падает вниз. Это было впервые, когда Вергилий ушел не предупредив. Данте чувствует себя беспомощным, словно котенок, которого жалко утопить, но и в доме ему нет места. Таких выбрасывают, ведь если умрет это уже не будет на руках того, кто ушел. Иллюзия чистой совести. Данте закрывает глаза. И через силу заставляет себя сделать хриплый, явно измученный вдох. Паника проходит также быстро как и пришла, но оставляет за собой физические страдания и открывает шрамы на сердце, что почти затянулись с прошедших лет. Видимо прогнать ее помогает вовремя проснувшийся демон, отрезая все дурные мысли прочь. Тот тихо рокочет внутри, будто успокаивая, разливая по венам жгучую, почти зудящую лаву. Голос не покидает его, продолжая нашептывать слова, заставляя подчиняться и слушать. Внутри зарождалось что-то темное, неприятно жужжа перепончатыми крыльями. Данте лишь хрипло отсмеялся стараясь отмахнуться от неприятного наваждения: — Черт, он же мог просто уйти по своим делам. Данте, ты зависим. — утешал он себя. — А тебе спасибо, дружище. Ты во время. Внутренне погладив собственного демона, охотник несколько судорожно выдохнул, выпуская несчастную раковину из хватки и разминая затёкшие пальцы. Мелкая дрожь все же плавно разливалась по телу вместе с липким чувством страха и тревоги. Где-то далеко все ещё слышалось еле уловимое гудение насекомых. — Нет, Вергилий, на этот раз ты не посмеешь меня оставить. — смотрит в зеркало на свое отражение, но не видит наливающуюся алым радужку глаз. ************ Вергилий вернулся в агентство спустя неделю… Данте уже успел несколько смириться с уходами близнеца, но тот как ни в чем не бывало ступал на порог агентства, поднимая на поверхность все недовольство. Внутри зажигалось пламя гнева. Возвращение из Ада было долгим и муторным приключением, но они оба справились. Оба. Вот только в душе Данте этот путь оставил нечто темное и оно набирало силу. Внутри что-то сломалось. И это что-то стало началом конца… Жаркий летний день. Солнце практически обжигало кожу, заставляя прятаться в тени, хоть и та не очень-то и спасала. Данте, лениво прислонившись ладонями к плитке в ванне, стоял под холодными, почти ледяными струями воды. Темные волосы намокли и липли к коже. Все было тихо. Вергилий явно смирившись с близнецом и его изменениями, оставался рядом. Но этого было мало. Мало времени. Так мало, что младший теперь ревновал ко всем, кто заимеет большим вниманием Вергилия. Он будто жаждал этих комментариев, холодных фраз — ВНИМАНИЕ — и раздражался, когда это достается другому. Детская обида, упущение длинною в жизнь. Ревность. Все скапливалось в огромный ком и каждый раз выливалось в раздражение и гнев. Вариться в этом котле было невыносимо. Взгляд испепелял все вокруг, алая радужка глаз горела, в них отражался не прикрытый пожар эмоций бушующих внутри, но не находящих выхода. Он был безумен. Он был зависим. Зависимость растекалась по венам, пекла кожу изнутри, заставляя судорожно хватать воздух и сдавливать зубы. Появлялись первые расчёсы. Мысли, что раньше не покидали голову переросли в нечто больше. Он сам стал этими мыслями. Душа раскололась, и было поздно что-либо сделать. Солнце постепенно сдавало свой пост, плавно уходя за горизонт. Данте удобно расположился на диване в ожидании. Напряжение росло. А Вергилий будто нарочно подливал масло в огонь. В последние дни старший будто избегал Данте, перекидываясь лишь парой сухих фраз уходил, и возвращался к приближению ночи. Будто не замечал, что происходило с братом. И вот сейчас когда в агентстве стояла полная тишина, входная дверь глухо скрипнула, впуская в полумрак лобби статную фигуру. Сегодня он задержался. Выдержка Данте сорвалась, позволяя волнам жаркой ярости подступать все ближе и ближе отключая мозг, туманила разум. Он не думал о последствиях. — Данте? — тут же ловит блеск алых глаз из полутьмы лобби. — И долго ты собираешься гулять, дорогой братец? — приторно-сладкий голос, пленительный, с едва заметной хрипотцой из последних сил сдерживая раздражение. — Я кое-что заметил в магазине и засмотрелся. — Да? И что же ты там увидел? Данте плавно поднялся с дивана и легкими шагами, будто боясь спугнуть добычу, направился на близнеца. Вергилий же чувствуя угрожающую ауру стал отступать назад. Это заставило губы растянуться в самодовольной усмешке. Язык сам прошёлся по нижней губе, будто предвкушая, чувствуя и питаясь чужим страхом. — Ну куда же ты, дорогой брат, хватит бегать от меня. — Ты не в себе, Данте. — Да! Я чертовски не в себе! — кулак со всей силой крошит стену возле головы Вергилия которого прижали к ней загоняя в угол, не давая возможности сбежать. — Хватит убегать от меня, Вергилий, и расскажи наконец в чем, черт возьми, дело?! Неукротимое, жалящее чувство разгоралось внутри, ища выхода. Хотелось все сломать, но перед глазами стоял лишь близнец и навязчивая картинка, от которой гнев подступал к горлу, удушая своей мертвой хваткой. Он любил своего близнеца абсолютно не так как нужно. Рука неосознанно потянулась к горлу, схватившись цепко, заставив старшего вжаться в стену сильнее. Охотник видел эту сцену будто со стороны, паниковал. Нет, это вовсе не он. Совсем не он. Он не причинит вреда Вергилию. Он не… Темный плотоядно облизывался и еще сильнее давил ладонью. Вергилий же глухо хрипел, цеплялся за чужое предплечье, стараясь оттянуть. Данте пугается самого себя, но не в силах остановиться. Его темная сторона сейчас сильнее, она у руля и даже не думает отступать. Паника охватывает душу, но тело продолжает двигаться само по себе. Ладонь крепко и надежно сжимает горло человека напротив, который все еще пытается прохрипеть его имя и, возможно, успокоить. В ушах бурлит кровь, заглушая все остальные звуки, а в висках с силой пульсирует тупая боль. Вергилий хрипит, старается вырваться и кажется все еще зовет его, но алые, нахальные глаза издевательски прищуриваются, а губы расползаются в опасном оскале. — Не стоило тебе уходить, Вергилий. Но прими мою благодарность. Благодаря тебе он решил отдохнуть оставив мне место, — хриплый, почти безумный шепот проходится рядом с ухом близнеца, — Ничего, я оставлю тебя навеки рядом с ним. Рядом с нами. Паника промелькнула в постоянно холодных голубых глазах лишь на секунду, но этого было достаточно. Не заметив сопротивления со стороны, ладонь еще крепче сжимается на горле, почти прижимая кольца трахеи к шейным позвонкам. Вскоре послышался легкий хруст, а за ним жадный, надрывный вздох через силу. Рука разжалась, позволяя телу с грузным стуком опуститься на пол. Вергилий хрипел, хватаясь за саднящее горло. Данте даёт отдышаться, но стоит первым порывам регенерации схватиться за больные места, как пальцы вплетаются в растрепавшуюся укладку и, зачесав пряди назад, цепко сжимают у корней и грубо тянут, заставляя и без того саднящее горло натянуться, вызывая новый приступ кашля и боли. — Ну что же ты, братец. Какого черта ты не смотришь на меня?! Звонкая пощечина проходится по щеке, лишая возможности слышать на короткое время. Силы будто покидали тело старшего, оставляя перед охотником лишь беззащитную оболочку. Тьма не желала даже и слышать оправдания. А в голове с новой силой пульсирует жажда. Резкие грубые движения. Когда звон от пощечины плавно стал проходить, как место ладони заменил резкий удар кулака. Инстинктивно Вергилий пытается увернуться, но лишь способствует попаданию уже по виску. Охотник внимательно наблюдал как взгляд его близнеца плывет, но продолжает крепко удерживать, нанося все новые удары, наслаждаясь хрипами и вдохами разносящимися по всему лобби. Сколько это продолжалось, понять было сложно. Сознание кричало что пора остановиться, но ноги неторопливо направились к столу. Данте не мог это контролировать. Ладонь еще крепче сжала волосы, таща за собой бессознательное тело. Оставив ношу на полу подле стола, Данте неторопливо шагнул за него, будто оттягивая момент и наслаждаясь им в полной мере. Пальцы нащупывают стакан, а затем и бутылку с янтарным алкоголем. — Знаешь, Вергилий, а ведь все могло пройти не так, — сев на край стола, неторопливо крутит в руке стакан, а после залпом выпивает содержимое, — если бы ты уделил ему достаточно своего внимание. Шумно вздохнув, тьма легко опускает стакан на стол и спрыгивает на пол. В руке по первому призыву возникает Демонический меч, одаряя охотника приветливым жаром и зудящей на подкорке сознания жаждой крови, меч полностью разделяет желания хозяина. Подойдя ближе, еще какое-то время смотрит на близнеца, успевшего немного прийти в себя, и обхватив рукоять двумя руками, поднимает выше. Голубые глаза блеснули смесью непонимания и даже страха. — Ты останешься со мной. Навечно. — Данте… Голос Вергилия хрипит и почти не слышен, а занесенные руки опускаются вниз со всей силы. Меч плавно входит в податливую грудь, разрывая и обжигая ткани. Тело прогибается, голос хрипло стонет, слышится бульканье подступающей крови. Оба тяжело дышат. Вергилий сплевывает кровь и из последних сил поворачивает голову на близнеца, смотря на него с такой теплотой и горечью, будто принимает то, что получил сейчас. Данте на это лишь хмурится и рычит, наблюдая, как ослабленная рука плавно скользит под плащ доставая оттуда средних размеров коробку. Но не успев полностью ее достать, как та вываливается из ослабленной руки. Вергилий закрывает глаза больше не делая ни одного движения. С секунду Данте смотрит на близнеца, а после опускается рядом. Руки тянутся к коробке. Подняв ее ближе, внимательно ее осматривает, а после резко открывает тут же задыхаясь. Там рядом друг с другом два ожерелья. Копии. Но в подсознании всплывает образ матери. Тот день. Она дарила их им на восьмой день рождения. Два ожерелья похожих друг на друга, но такие разные. В ушах, будто где-то совсем рядом слышится недовольный детский, капризный голос: — Мама! Почему у Вергилия золотое, а у меня серебряное? — Потому что ты еще не достаточно умен, чтобы носить такое, — отвечает за мать второй мальчишка и украдкой показывает кончик языка. Туман воспоминаний тут же рассеивается. Сознание возвращается, позволяя волосам избавиться от черноты, а глазам — вернуть чистую синеву с задорным огоньком где-то внутри. Осознание реальности приходит не сразу. Коробка отлетает в сторону, а охотник кидается к близнецу, старается его растормошить. — Вергилий! Вергилий, очнись! — руки судорожно скользят по плечам, стараясь привести в сознания. Тормошат плащ. Оглаживают скулы. А картинка перед глазами начинает предательски плыть, — Джил… Вергилий! Открой глаза, черт тебе дери! Руки, подрагивая, тянут меч, вытаскивают его и, откинув его сторону, крепко подхватывают расслабленное тело. Данте судорожно зовет старшего, но тот все так же не реагирует. Находясь в панике, сознание ведет его в ванную, и каждый след оставляет на холодном полу крупные алые капли. Опустив тело близнеца на кафель, Данте, стараясь унять дрожь во всем теле, пытается найти что-то острое. Старая, но очень хорошо заточенная бритва находится как нельзя кстати. Пальцы путаются, но расстегивают плотный жилет брата, с удивлением замечает что регенерация не желает подступиться к умирающему телу. — Нет, нет, нет, нет, — губы судорожно шепчут отрицание, а голова слова пропускает острую боль. Тихий всхлип. Картина перед глазами становиться чуть более четкой. Лезвие метко проходится по предплечью, позволяя крови плавно подступаться к ране. Данте подносит руку к лицу близнеца и, открыв ему рот, позволяет темно-алым дорожкам стекать меж бледных губ. В детстве это помогало избавиться от ран, значит и сейчас поможет? Смотря на все с замиранием сердца, вздрагивая и изредка всхлипывая, Данте ждет, что кровотечение остановится, но этого не происходит. Его демон будто не желал просыпаться. — Нет, Вергилий, не оставляй меня, — возле переносицы начинает жечь с большей силой, сдерживать крупные, соленые капли горечи и обиды уже невозможно, и он позволяет им скользить по щекам. — Да, Данте, теперь он останется с нами навсегда, — услужливо шепчет голос повторяя одну и туже фразу. — Навсегда…