***
Очень зря — Нанами пожирали внутренние требования и устои, когда в голове возникала даже мимолетная мысль о том, чтобы начать отношения с подростком, за которого он фактически несёт ответственность. Дело совершенно не в том, что Юджи весь из себя ребёнок и Нанами опасался самоназваться сетаконщиком — вообще нет. Юджи развит не только физически: чем чаще они встречались, тем чаще парень удивлял его разговорами об астрофизике, истории и концепциях буддизма, даосизма, конфуцианства, удивлял условно глубокими для подростка-то познаниями в идее цигуна и боевых искусств, из него развившихся. При том, что сам Нанами в этих вещах не вдуплял от слова совсем, потому что, в общем-то, ему самому это нужно не было, но в обычной беседе слушать было чрезвычайно интересно. — Откуда тебе все это известно? — задал он как-то вопрос юноше, на что Юджи пожал плечами и после пары секунд размышлений выдал: — Да как-то… Мангу читал, фильмы смотрел, где что непонятно — листал Википедию, потом доходил до статей, книжек, потом… — Я понял, достаточно. Не всякий подросток догадается взяться за разбор матчасти каких-то случайных фильмов или комиксов, и со временем Нанами понял, что сам по себе Юджи — тот ещё аналитик, и за результатом он будет всякий гранит копать. В общем-то, вызывает уважение. Ненулевое, которое априорно имеется у каждого человека, не совершающего покушения на спокойствие Нанами, а такое, доброе, плюсовое, на семерочку из десяти. Нанами, пока пытался понять, что творится в его собственной голове, пропустил момент, когда Юджи стал ночевать в его квартире. Они настолько не предполагали ничего нездорового по отношению к друг другу, что о гипотетической ненормальности происходящего Кенто догадался тогда, когда Годжо ткнул его в это носом. — Я говорил уже тебе в это дело не лезть, — вздохнул Нанами, прижимая пальцами напряжённые брови и маленько массируя. — Так я и не лезу, дорогой мой Нанами! Слухи ходить начинают, я вот о чем тебе! — Слухи?.. — Юджи все меньше ночует в общежитии, — Годжо оттянул повязку и многозначительно подмигнул. — Кстати, как у вас жизнь молодая? Ты же предохраняешься? Ой, я тебя знаю, конечно, предохраняешься! Ты же сама ответственность и забота! — Я. Тебе. Врежу. Нанами поймал себя на мысли, что ненавидит гадкое хихиканье этого сверхсильного создания. — Да ладно, я б знал уже, шучу-шучу! — Пошёл, пожалуйста, далеко и надолго. — Уже иду, там Юджи как раз с тренировки возвращается!.. Забери его как-нибудь менее палевно. — Пошёл вон!***
— Нанами, — проговорил негромко Юджи, неся на подносе ужин. Повадилось так, что он готовил по вечерам, когда бывал в чужом доме. — Ты выглядишь более замученным, чем неделю назад. — Ты видишь меня каждый день, откуда такая внимательность, Юджи? Подросток ставит поднос на кофейный столик, присаживаясь рядом с мужчиной, и заглядывает тому в глаза с невинным щенячьим видом. Нанами спокойно вздыхает — тёплый взгляд Юджи всякий раз умиротворяет, словно бы растворяя накопившийся в крови кортизол. Кенто качает головой, впервые за долгое время выдавая слабую улыбку. — Следующую неделю побудешь в общежитии? Взгляд Юджи становится испуганным. — Х-хорошо… А почему? — Годжо сказал, что директор стал задавать ему, как моему близкому товарищу, вопросы о нас. Каким бы чертом не был Годжо, он тактично опустил разговор. — Оу… — Вряд ли было бы беспокойство, будь ты альфой. За такими, как ты, следят тщательнее. — Но… Между нами только… Ну… Ничего такого, в общем? — Ты все ещё так считаешь? Юджи мгновенно вспыхивает под тяжёлым взглядом Нанами, лишь секундой позже замечая, что эта тяжесть — лишь усталость, и под ней вполне себе тёплый и домашний Нанами, ожидающий честного ответа. — Мы… Я ведь даже обнимаю тебя с той же частотой, что и Фушигуро, Нобару, Годжо-сенсея… Да, блин, Тодо мне и тот своими объятиями ребра ломает гораздо охотнее, чем Фушигуро соглашается на телесный контакт в принципе! — Можно и почаще, не спорю, но я ответственен за тебя. Ты доверяешь мне свое сердце при том, какой вторичный пол достался тебе, и я честно не желаю разрушать это доверие. Юджи уставляется в эфемерную точку на стене, недоуменно моргая. — Подожди, так мы типа встречаемся все это время, что ли?! Нанами забыл, что такое смеяться: всякий раз Юджи умилял его лишь до сдержанной улыбки, но именно сейчас захотелось расхохотаться в голос. Кенто сдержал порыв, прикрыв лицо ладонями и усмехаясь в них. Юджи у него, считай, поселился, а задаёт такие смешные вопросы. Юноша не обижается от слова совсем — смеющийся Нанами согревает ему сердце. Итадори расплывается в счастливой улыбке, дожидаясь, когда Нанами вдоволь насмеется. Тяжело, но довольно вздохнув, Нанами падает спиной в подушки на диване. — Ты любишь цветы, Юджи? — Люблю. — Какие? — Да любые… Хотя, розы не понимаю. На кустах они красивее. — Понял. Принял. Обработал. — А?.. На следующий день в комнате Юджи стоял скромный, но невероятно красивый букетик гербер с запиской. «Свежие. Должны пожить эту неделю. Думаю, так ты лучше ощутишь, что я позволял тебе остаться в моем доме не от праздного потакания твоим желаниям быть чаще со мной. Я тоже хотел быть рядом». Герберы герберами пахли мало — Юджи стойко ощущал от них аромат одеколона Нанами и истинный запах, едва пробивающийся через искусственный и напоминающий сосновую живицу. Восторг одолевал его лишь три дня.***
— А где Итадори? — вскинула брови Маки, готовясь кому-нибудь крепко прописать — её тренировки пропускать себе дороже, и такую радость себе могла позволить лишь Нобара. Впрочем, Юджи и Мегуми никогда тренировок и не пропускали, а потому Маки звучала больше удивлённо, чем возмущённо. Но все равно возмущённо. То, что она услышала, она ожидала услышать скорее от других своих товарищей. — Ну… Его запах стал хорошо ощутим в моей комнате, так что я заподозрил… В общем, я даже стучать не стал. Маки и Нобара огорошенно округлили глаза. — А Годжо-сенсею сказал? Лекарства для гамм не завозили! — Сказал. Он говорит, что все решит. Тихо-тихо рядом с ними прозвучал голос Инумаки: «копчёный тунец». — Перекопченный.***
— Сознавайся, Нанами! — бесцеремонно заявляет в трубку Годжо. — Вы не спали? — Мы даже не целовались, ты с какой целью опять лезешь не в свое дело? — Тогда все понятно. Знали бы небеса, как сильно хотел Нанами бросить трубку ровно до этих слов и как сильно теперь хочет достать Годжо из неё и рядом поставить, побеседовать. — Теперь сознавайся ты. — У Юджи течка и мы понятия не имеем, куда деть его, пока не просекло начальство. А таблетки только на заказ через пару дней — гамм по миру раз-два и обчелся, дорогой! Новость рушится на Нанами не снегом — массивной доброй льдышкой, к чёртовой матери снося способность ровно дышать и формулировать адекватные вопросы. Внутренний разумный взрослый в нем продолжает бренчать в колокольчик, и Нанами, едва рыкнув от смешанных чувств, продолжил диалог. — Во-первых — почему твой тон звучит обвинительно… — Потому что если бы ты хоть раз трахнул его, ему было б не так больно сейчас! Раздраженный рык неволей вырывается снова. — Ты забываешься, Сатору. Сейчас я этого делать точно не буду. — Сейчас и не надо уже, Сёко его там отпаивает, чем может. Твой запах нужен просто, вот и все. — На что я нарвался… — На преданную гамму, которую всего лишь нужно было… — Заткнись. Нанами не уследил за часами, но из города успел добраться меньше, чем за тридцать минут, разрушая всевозможные рекорды по путешествию до колледжа. — И что делать будем? — ухмыляясь, спрашивает Годжо, словно бы в жилом помещении общежития сейчас не загибается от боли его ученик, наполняя запахом ромашки все пространство. Нанами чувствует его даже в гостиной. Точно сладкий ромашковый чай, черт возьми. — Предлагаю втихую увезти его к Нанами, — машет приветственно Сёко, входя в помещение. Той же рукой она держит сигарету, и за ней струится запах отвратительного дымка, который Нанами недолюбливает, если не курит сам. — Солидарен! — поднимает руку в согласном жесте Сатору, и Нанами внутренне понимает, что лучше бы согласиться тоже, но его колотит от мысли, что в этом действительно он виноват. — На неделю? Начальство тогда точно будет излишне нервничать, — предполагает Кенто. — Нет, не на неделю, — дует губы Сёко и делает ещё затяжку, прежде чем объясниться. — На пару дней, пока с Сахалина не доставят лекарство. — И ты тоже будешь в эти дни выходной! Я тебя прикрою! — игриво добавляет Годжо. Нанами обещает себе, что когда-нибудь что-нибудь неприятное совершит в адрес Годжо Сатору.***
— А это обязательно?.. — хнычет Юджи, прячась в одеяле. — Я бы тут пересидел… — Твой запах без таблеток не подавишь, а те, что для омег, могут сказаться совершенно иным образом. Если рядом в тех же мучениях забьёт Фушигуро лишь от этого… — А может?! Сёко вздыхает, кивая сдержанно, мол: только так, только так. — А сам Нанами…-сенсей? — А он взрослый, физиология подростков несколько сложнее и плохо сдерживается поведенческой корой, тут уж до зрелого возраста не попишешь. — Кошмар… Ай! Юджи прикусил губу. Кто бы мог подумать, что подобное мучение сравнимо с глубоким ножевым — его словно бы вскрывают внизу живота с особой периодичностью, и в отличие от удара в бою, эта боль неожиданная. — Ладно, я согласен. — Тебе нужно побыть рядом с ним, — кивает Сёко. — Нанами хороший человек, он не позволит себе… — Да я не переживаю об этом! Я просто… Стыдно мне. — Что естественно, то не безобразно! — разводит девушка руками. — Тампон сам поставишь? Только как приедешь — обязательно вытащи. Юджи мрачно кивает, смущённо глядя на упаковку. Как до этого дошло — он понятия не имеет, но спросить искренне стесняется. Он чувствует, что подставляет своих наставников, а особенно — Нанами, к которому испытывает глубокие и, слава богам, взаимные чувства. Одетый в тёплую толстовку от того, что его морозит, Юджи выходит в гостиную и елозит немного бёдрами — ощущать внутри себя какую-то хрень искренне неприятно, и он уже сто раз успел пожалеть о том, что родился гаммой, а не альфой. А что, однополые отношения, даже во вторичном смысле, ещё никто не отменял. Смотреть на Нанами стыдно, но Юджи очень старается улыбнуться вопреки боли, вновь схватившей, когда он подошёл к Сёко. — Молодцом держишься, Юджи, — машет ему Годжо. — Вас Сёко на своей машине отвезёт. Кроме нас троих и Мегуми никто ещё не в курсе, так что тшшш. — Мне бегать и кричать, что я тут в омегу превратился, по-вашему? — недовольно дует губы Юджи. — Я от стыда помираю больше, чем от боли. Нанами снимает очки, впервые позволяя себе проявить теплоту при других, и его голос по телу Юджи буквально жаром разносится. Мальчишке становится совсем-совсем стыдно. — Не вини себя за то, кто ты есть. В происходящем виноваты только мы, а особенно я. — Нет, Нанами, это же мой выбор! — возмущается Юджи, чувствуя, как тампон внутри него напитывается влагой. Кошмарно испытывать что-то подобное в окружении взрослых, а особенно рядом с объектом обожания. — Я уже говорила тебе, что головушка твоя ещё не способна контролировать, выбор это или не выбор, — тыкает бывшая фельдшер мальчишке в лоб. — Не хнычь. Поехали.***
Нанами впервые чувствует страх перед собственным домом. Он пока оставил Юджи наедине с собой, в надежде, что его запах достаточно пропитал квартиру, чтобы юноше было комфортно. На данный момент первостепенной задачей Нанами было отыскать травы, которые написала ему Сёко, и заодно набрать шоколадок, которые Юджи любит. Первый вечер прошёл гораздо легче, чем Нанами ожидал — Юджи смиренно ждал его на своём футоне и, наверное, избавился от той девичьей хрени, которую ему подсунула патанатом, потому что кроме собственного запаха в носу буквально застрял аромат ромашки. Это не прям ромашка, просто больше всего в этом запахе слышно её, и как бы там взрослому альфе не было хорошо и замечательно сдерживать свои порывы вне установившегося гона, Нанами все равно было чуть тревожно от того, насколько родным стал этот запах. — Ты как? — ближе ко сну спрашивает Кенто у юноши, подсев к тому на диван. — Поспи на моей постели, я побуду на футоне. — Холодно, да… А можно с тобой?.. — неловко спрашивает Юджи, высматривая в зеленом взгляде отказ, но так его и не видит. — Если тебе так будет легче, то хорошо. Юджи кажется, что он задыхается — счастье отзывается пугающе приятным чувством внизу живота, стесняющее и преуменьшающее боль. Итадори забирается мужчине под руку, ткнувшись носом в грудь и обхватив кольцом крепкий торс — хорошо. — Спасибо. Нанами заботливо кладёт на спину подростка ладонь, успокаивающе поглаживая. Тревогу сменило чувство уверенности: все под его контролем, Юджи под его контролем, Юджи с ним рядом не будет плохо, и это не может не радовать прежде измученного невротичным волнением Нанами. Годами измученного. Сильный с виду Юджи был сейчас слабым комочком ласки, и Нанами с особым трепетом принимал чувства умиления и нежности, возникающие от этого всецелого к нему доверия. Удивительно, что такое возможно. Нанами потерялся во внутреннем монологе. «Надо же, Ю, а облегчить так страдания тебе я не мог… Тогда нас всеми усилиями разлучали, а теперь под моё крыло даже дали юношу», — жизненно необходимый тяжёлый вздох вырывается из крепкой груди. — М?.. — Юджи поднимает голову, сонно глядя на мужчину и ожидая каких-то слов. — Всё в порядке. Спать? — Угу… Для Юджи Нанами достаёт второе одеяло, однако тот все равно пробирается ему под бок. Нанами понимает — так теплее, но чувствовать влагу подростка на собственном бедре убийственно неловко. «Что ж, все же, в этом ничего сверхъестественного нет», — успокаивает он себя и впервые засыпает без лишних мыслей, усыпленный тихим тёплым сопением Юджи в его ключицу.***
— Я ж сказал, что эти дни ты выходной! — буквально возопил Годжо, видя перед собой Нанами в колледже. — Мы договорились с Юджи, что он справится. — О боги… Ну посмотришь! — Не заговаривай мне зубы. Я должен был досмотреть твой отчёт, чтобы не дай Ками там не было твоих стратегических художеств. — Ради Юджи я отказал себе в этом удовольствии, между прочим! — Я ценю твой жест. Давай сюда бумаги. В этот день Нанами не просто не желал сверхурочных, он практически молился, чтобы время не спешило, а дела делались гладко. Всего восемь часов — вряд ли что за этот отрезок может произойти, Нанами очень уж верит в выдержку и силу Юджи, честно обещая себе привезти ему пионы и отдать себя на растерзание — в бесконечно крепкие объятия, то есть, пренебрегая даже чувством голода, которое точно будет пожирать его к концу дня. Ведь Юджи не догадается, как обычно, что-то приготовить?***
— Ууу, слабак, — хихикает на щеке Сукуна, когда Юджи в очередной раз издаёт стон от боли. Как бы хорошо не было у Нанами в квартире, без него самого юношу одолели боли снова, да с большей силой — будто сам Сукуна там подливает масла в огонь, разнося все, что можно. — Мммм, пошёл в жопу. — Рядом с тобой такая шикарная альфа живёт, в конце концов, и там не пришлось бы сдерживаться, понимаешь?.. — Заткнись, пожалуйста, я не хочу думать о сексе с Фушигуро. Да даже с Нанами не хочу сейча-а-ас, я не гото-о-ов! — Да ты слабак просто. Юджи тяжко вздыхает, выбираясь из постели. — Нанами через полчаса будет, голодный, как волк. Надо пожрать чего придумать. — Лучше бы страстный, как волк, я твоё омежье состояние уже ненавижу. — Ну заткни-и-ись! Сукуна с усмешкой исчезает, а Юджи всерьёз отправляется исследовать холодильник, удивлённо замечая, что кроме полуфабрикатов и выпечки есть ещё и нормальные продукты, с которыми он и похулиганит. — Хехе! — потирает юноша ладонями и принимается за дело, не подозревая даже, что именно сейчас его сил на это однозначно не хватит. Однако горячий ужин преданно ждал хозяина квартиры на плите. *** — Юджи, ты… Нанами едва шагнул за порог, как в нос ударило смешение аромата ромашки с карри, и второе ну уж точно было просто едой. Недовольство отразилось на лице морщинкой между светлых бровей, и Нанами спешно поскидывал с себя обувь и одежду, оставил даже в коридоре цветы, скорее умыл руки и тогда только вошёл в спальню. Юджи сжался в позе эмбриона и, кажется, у него не было сил даже поднять голову. Он выглядел совсем изнеможенным, и недовольство, которое прежде граничило с заботливым гневом, сменилось острым сочувствием. Нанами сел рядом, положив на прикроватную тумбочку очки. — Не нужно было себя мучить сегодня, — проговаривает спокойно Кенто. — Я привёз поесть. Хочешь? — Нет… Прости, — выдыхает Юджи, глубже прячась под одеяло. — Пожалуйста, поешь сам… Я полежу. Смотреть стало невыносимо. Нанами достал из кармана брюк смартфон и быстро накидал Годжо сообщение. «Завтра меня не будет». Ответ себя ждать не заставил. «А я говорил!» После чего Сатору написал ещё несколько сообщений, которые Нанами удостоил игнором. Прохладная ладонь мужчины аккуратно касается руки Юджи — его кожа безумно горячая, сродне лихорадочному состоянию. Нанами склоняется над подростком и почти по-отечески оставляет на влажном горячем виске поцелуй, внутренне себя изнуряя — он очень перед Юджи виноват. — Прости, что оставил тебя. — Нет, нет… Я… Иди ешь. — Не могу просто позволить тебе мучиться, пока утоляю собственные потребности. — Загугли пирамиду Маслоу и иди кушать, я подожду тебя. Всё хорошо, правда, Нанами. Янтарные уставшие глаза улыбчиво глянули над одеялом. — Хорошо, — сдаётся Нанами — если Юджи заговорил терминами, то где-то он, похоже, прав. Пока Кенто поглощает привычное уже, крепко полюбившееся карри, он находит все-таки пирамиду Маслоу и понимает, что хотел ему Юджи сказать. В переводе на здоровый японский это должно было звучать как: «пожалуйста, позаботься о себе, чтобы у тебя были силы и желание позаботиться обо мне». В очередной раз Нанами понимает, как на самом деле умен Юджи, и как сильно его внутренний взрослый быть этим взрослым устал — слишком уж рано мальчик повзрослел, и именно поэтому сейчас наглость и ребячество прорываются вперёд, словно бы добирая, чего в детстве юноше не досталось. Нанами, прежде чем вернуться к Юджи, отправляется в душ.***
Меньше всего мужчина ожидал увидеть так называемое гнездо — он слышал об этом, конечно, но всерьёз не принимал. Говорят, давно уже омеги подобным не грешат, особенно, когда технологии экстренной контрацепции так продвинулись вперёд. Но Юджи хаос на постели можно было простить — он испытывал подобное впервые и почти в одиночку. — Юджи… — Так твой запах ярче… Прости, — в который раз извиняется Юджи, зарываясь в гнездообразный кокон из одеял и подушек. Нанами трёт напряжённо переносицу — он чувствует, что ему стоит обнять Юджи и побыть с ним, не разрушая нечаянный порыв инстинкта, свойственного подростку. Вот так по-древнему — поваляться в «гнезде» и утешить слабое дитя, за которое он взял на себя ответственности ещё больше, чем планировал при их знакомстве. Юджи не зовёт его, но Нанами ненастойчиво садится на постель рядом, ожидая, когда ему дадут добро на объятия и прикосновения. Итадори выглядывает из-за подушки виновато: он выглядит заплаканным, и от этого Нанами буквально сжимает сердце в тисках. Он и предположить не мог, сколько боли может принести ответным чувством. Юджи, будто читая эти мысли, даже улыбается, и убирает подушку в сторону, освобождая для мужчины место. В теплом домашнем он уже спокойно забирается к подростку, тут же прижимая к себе и пряча от собственной ошибки. — Я очень перед тобой виноват, Юджи. — Что естественно, то не безобразно, — повторяет он за Сёко. — Никто не виноват, получилось так… Ох. Юджи плотнее жмется к груди Кенто и хнычет — видимо, вновь схватило болью. Нанами успокаивающе гладит юношу по спине, но тот, недолго думая, перехватывает руку и кладёт на свой живот. — Так лучше, — вздыхает Юджи. — Прости, если тебе как-то… — Мне не как-то. Мне на тебя измученного смотреть больно. Завтра я остаюсь дома. Крупная, но аккуратная ладонь послушно поглаживает живот, размягчевший от обилия эстрогенов в юношеской крови. — Нанами… — М? — Можно… Можно ты меня поцелуешь? На мгновение Кенто зависает, не зная, принять это или нет: сейчас Юджи так податлив и под ударом гормонов может желать чего угодно. Согласиться — равно воспользоваться, но другой своей частью души Нанами понимает, что Юджи будет, вообще-то, легче. И ещё легче было бы, если бы они вообще переспали, но это совсем уж. Настолько совсем, что у Нанами даже контрацепции никакой нет — он просто не полагал это возможным в ближайшее время, настолько не полагал, что, черт возьми, не думал. Только сейчас подумал — и не от забившего нос запаха сладкой ромашки, а от понимания, что это облегчило бы мальчишке жизнь. Нанами тычется носом в горячую румяную щеку, как бы прося юношу поднять лицо, чтобы не пришлось отстранять ладонь от болезненного места. Юджи послушно поднимает и получает желаемое — поцелуй кажется буквально сладким и с привкусом живицы, от которой Итадори сносит крышу. Страшно, непривычно, но он принимает прикосновение прохладных губ с тихими стонами. — Больно… — шепчет страдальчески Юджи. — Я не был готов… Так долго… — Тише. Будет легче, — убеждает Нанами, выключив по собственной воле пачку своих внутренних требований и с облегчением усыпая румяное лицо мягкими поцелуями. На нем чужая боль, и кажется, чем сильнее Юджи от неё стонет, тем более она настоящая в самом Нанами. Как же он перед мальчишкой виноват. — Прости меня, Юджи, — снова повторяет. — Я старался не позволить этому случиться, но… — Мне было бы без тебя плохо, — хнычет Юджи. — Мне бы на душе было больнее, если бы… Ты меня просто отверг и не подпускал к себе. Тиски, сжимающее сердце взрослого, кажется, обрели шипы. Бедный юноша — сожаление и сочувствие Нанами выражает в полную силу, поглаживая, целуя, шепча, что все хорошо и ни за что он Юджи не отвергнет. Как он может его оставить — преданного, доверившегося, нуждающегося в заботливом взрослом, который дал бы чувство безопасности в этом круговороте смертельных битв. Нанами не сразу замечает, что его руку перехватили вновь. До него доходит тогда, когда становится жарче и пальцы сжимает резинка чужого белья. Отрезвление пронзило сознание стрелой. — Юджи, — Нанами ненастойчиво сопротивляется, вытягивая ладонь вновь на низ живота, но очень уж крепкая хватка делает ему больно. — Пожалуйста, Кенто, — жалобно выдают ему в щеку. — Только это. Больше ничего. Честно. Просто… Там тоже больно, а самому… Стыдно. Звук имени пронзает Нанами второй стрелой. Такими темпами ему к черту отрубит мозолистое тело, но сохранять способность к сознанию важно. — Нельзя. — Ну почему… И впрямь — почему? — Ты ведь… Ты же взрослый. Ты сдержишься. Ты не возьмёшь меня, а просто сделаешь легче. Да?.. — Мгх… Юджи, хотя и сам не в полноценном сознании, ловко давит на слабые места Нанами. Да — он взрослый. Да — он ни за что не сделает Юджи больно и не воспользуется им (да одна лишь мысль об этом вызывает к себе отвращение). Да — он в данный момент больше всего хочет, чтобы Юджи было легче. Странная, непривычная анатомия его удивляет. Едва прохладные пальцы касаются головки некрупного члена, а Юджи уже забывает как дышать — ему не отказали. В голову ударяет бешеный восторг, делая чувство привязанности намного ярче. — К… Кенто, — Юджи прикусывает губу, смущённо пряча лицо в чужом плече. Ему правда неловко, хотя все тело охватывает жар и желание. Физическое больше — умом Юджи совсем не хотел спешить, но ему больно, а внутренний голос Сукуны едко язвил, чтобы Итадори наконец позволил природе взять верх. Вместо того, что в теории должно быть у мальчика-альфы, Нанами обнаруживает половые губы, обнимающие основание ствола, а под ним — вполне девичье влажное преддверие. Он следит за Юджи внимательно, а сам вдруг понимает, насколько ему самому от этого легче, ведь вот уже мальчик не хнычет так болезненно, дышит ровнее и жмется ближе своими силами. Еще и так тепло по имени зовёт. Внутри Юджи мягко и не так уж тесно — вероятно, так влияет течка. Не то, чтобы Нанами хорошо знал, как это должно быть наощупь, потому что юноша-омега в его жизни был один, а секс удавался максимально втихую вне гона и течки. Юджи тихо пискнул. — Тшш… Больно? — Не двигай. Оставь, до упора… Все, — Юджи вздыхает, осторожно закидывая ногу на бедро Нанами — так легче быть в обьятиях и чувствовать при этом внутри себя длинные пальцы. Юджи млеет, неловко прячась в плече — ему становится все легче, боль понемногу отходит, правда, возбуждение все ещё острое. Но он себя убеждает — ублажаться совсем не время, когда-нибудь потом. Сейчас ему горячо, хорошо, но все ещё стыдно. — Тебе, наверное, неловко так со мной. — Нет. Меня не напрягает происходящее до тех пор, пока ты чувствуешь себя лучше, а не хуже. Подросток издаёт вздох, окончательно расслаблясь рядом с тем, в кого так яро влюблен. Боль практически отступила, а усталого Юджи стало клонить в сон. Минут десять они лежат молча: Юджи головой уместился на плече Кенто, и тому было удобно и хорошо поглаживать парня по влажным от жара волосам, прибирать немного прядки, чтобы они им не мешали, целовать румяное лицо, чувствуя, как спадает температура. Его пальцы все ещё внутри подростка, но тот, вопреки страхам самого Нанами, действительно не упрашивал большего. Кроме того — безобидно уснул. — Честный малыш, — с улыбкой шепчет Кенто. — Как я мог думать иначе. Юджи, словно бы в подтверждение, сопит чуть звончее, едва ли не похрюкивая от спокойного сна. Нанами уверенно, но неспеша достаёт из влажного влагалища пальцы, мгновенно укладывая ладонь на бедро юноши и аккуратно его с себя убирая — так удаётся Юджи лучше и ближе обнять. Последние сутки перед доставкой лекарств проживаются ими намного легче.