***
— Я убью тебя нахуй. Марко даже не поморщился, впечатавшись затылком в холодную стену коридора, и снова по-ублюдски заулыбался. Руки его почти аккуратно легли на комкающие желтую ткань кулаки и стали показательно успокаивающе поглаживать. Танатос зарычал и толкнул его еще раз. Его приводила в ярость безмятежность этого сученка. Его будто вовсе и не пугала возможность выйти отсюда с переломанными ногами и раскуроченным носом, а раскрасневшееся лицо напротив и вовсе веселило. Для него это было шуткой. Для него все было шуткой. — Да брось, потом забьешь. — Марко снова улыбнулся, обхватывая пульсирующие в агонии гнева запястья Танатоса. — Сколько этих матчей еще? Ну да, кубковых не так много, но в лиге-то всегда успеешь отличиться. Если повезет. Он засмеялся тому амбре, что скользнуло по багровому лицу, и послушно принял еще один толчок, вставая на носочки, чтобы Танатосу было не так тяжело тянуть его вверх. Он походил на кота, скинувшего любимую вещицу хозяина со стола — прекрасно знал, что нашкодил, и смотрел хитрющими глазами, дожидаясь реакции. И снова — для него это было шуткой. Танатос его ненавидел. Еще с первой встречи, когда этот ублюдок кинулся ему под ноги в подкате у самых ворот ненавидел. Это был его дебют, его шанс заявить о себе, а Марко во что бы то ни стало решил все испортить. Он сам ему об этом сказал — шепнул так, мимоходом, пожимая руку перед матчем. Танатос не знал, чем ему так не понравился, но выяснять или уступать в этой вражде уж точно не собирался. — Тан, зайка, время не бесконечное, кто-нибудь завернет в этот коридор и увидит, как ты меня тут лапаешь. Давай уже разойдемся. Марко по-птичьи наклонил голову и обаятельно улыбнулся, снова принимаясь поглаживать его затрясшиеся от бессилия кулаки. В чем-то этот ублюдок был прав — если увидят, как они здесь спорят, несдобровать обоим. Тренер Танатоса вообще обещал ему по десятку по-отцовски крепких оплеух за каждую новую выходку, неизменно сказывающуюся на репутации всей команды. — Не попадайся мне больше, — рыкнул Танатос, рывком отходя назад. Марко тут же закатил глаза и с важным видом стал поправлять заломы на футболке. — Мне за это деньги платят, Тан. Если ты не забыл, мы тут как бы в футбол играем, и моя работа буквально… попадаться тебе. Марко широко улыбнулся и снисходительно похлопал его по до судорог напряженному предплечью. Танатос тут же отпрянул и сложил руки на груди, будто боялся, что Марко как-то еще попытается к нему прикоснуться. Сейчас, когда тот вполне мог статься угрозой, Танатос предпочитал держаться на расстоянии. Уверенность возобладала в нем только тогда, когда жертва была загнана в угол и беспомощна. И пусть к Марко ни одно из этих определений никогда не подходило, даже иллюзия главенства придавала Танатосу сил. — Твоя работа — забивать мячи, — фыркнул он, хрустя шеей. — А это на другом конце поля. Ты форвард, а не защитник. — Что не запрещает мне мешать тебе, — справедливо отметил Марко, хитро ухмыляясь его разом испарившейся властности. — Нельзя же полагаться на тех придурков. У них вечно отчего-то коленки подкашиваются при виде тебя. Нет, я их прекрасно понимаю, конечно, но бедного Штефана с тобой один на один оставлять нельзя. В прошлый раз ты чуть не лишил его репродуктивных функций. — Не моя вина, что он кинулся на мяч. — Как скажешь, Тан. — Марко отступил, демонстрируя ладони, а ухмылка его стала совсем уж гаденькой. — Я просто хочу сказать, что не стоит ненавидеть меня лишь за то, что я выполняю свою работу. У меня ведь так много других качеств. И первое из них — мое абсолютное превосходство над тобой. Удар о стену в этот раз вышел куда более болезненным. Марко поморщился, даже не пытаясь отстранить схватившую скулы руку, и только шумно сглотнул, когда лицо Танатоса оказалось так близко, что весь обзор загородили его пышущие гневом синюшние глаза. — Ты изверг, Тан, я только разгладил футболку. Улыбка у Марко получилась ужасно. Взгляд его сделался бегающим, но каким-то… не таким, неправильно бегающим. Обычно люди, стоило Танатосу прижать их к стене, смотрели из стороны в сторону в поисках помощи, а Марко глядел вверх-вниз, и взгляд его фокусировался то на глазах, то на подрагивающих от злости бесцветных губах. Но хотя бы свою сраную язвительность он растерял. Танатос довольно хмыкнул, убрал руку и, почти ткнувшись в лоб Марко своим, в рот ему гневно прошипел: — Я клянусь, что убью тебя, если еще раз влезешь. Марко отчего-то засмеялся, и ресницы на его теперь плотно сомкнутых веках задрожали. Танатос нахмурился, но отступать не спешил — опасался снова проиграть этому ублюдку в их бесконечной борьбе. Если его смущает такая близость, что ж… так тому и быть. И пусть Танатосу это тоже все очень не нравилось, шанс задавить до победного он упускать не собирался. — Ты меня уже убил. Голос, пусть и звучал совсем рядом, был похож на приглушенный шепот. Марко распахнул глаза и с вызовом поглядел Танатосу в лицо, точно всеми силами хотел показать, что не боится его давление так же, как не боялся угроз и тычков. — Что? Ожидал услышать что-то другое, Тан? Марко яростно ухмыльнулся и подался вперед, утыкаясь ему лбом в лоб. Танатос сжал зубы, нахмурился сильней и продолжил строить из себя каменное изваяние. — Нравится тебе зажимать людей, правда? Марко споро облизал губы, и Танатос почти почувствовал его горячий язык на своих. — Думаешь, что тогда они станут молчать, не найдя путей отхода? Давай, Тан, ударь меня по-настоящему. Ты же хочешь. — Марко сжал в кулаке его футболку, и из-под красной ткани показался кусочек напряженного живота. — Давай. В настоящей борьбе ты ничтожен, тебе нужно играть с полумертвым мышонком, а не гоняться за ним. Так давай же. Вот он я — полумертвый мышонок. Марко смотрел ему прямо в глаза, и Танатос совершенно забыл, как нужно держать удар или вообще поднимать руки. Теперь уже его напрягала такая близость. Может, потому что Марко был прав, и люди в действительности предпочитали молчать, когда он проворачивал этот фортель. Может, потому что впервые за всю их многолетнюю вражду Марко не отшучивался, а говорил серьезно, даже не пытаясь вернуть голосу ту привычную и уже почти родную иронию. Танатос отшатнулся, выдернул намотанную на кулак ткань и молча зашагал прочь. Он отомстит Марко в следующий раз, когда их команды схлестнутся за очки в таблице, а сейчас… Сейчас Танатос сомневался, что все его желания и мысли действительно принадлежат ему, а не тому выжатому лимону, что возвратился с поля. — Запомни свои слова, Тан, — крикнул ему в спину Марко, и голос его предательски дрогнул. — Потому что в следующий раз ты ничего не забьешь. Я клянусь. Танатос даже средний палец ему не показал, как делал то обычно, когда их перепалки заходили в тупик. Его широкая спина еще с пару мгновений мелькала в коридоре, а затем исчезла за чертовым поворотом. Это было финальным свистком. Дополнительного времени никто не добавил. Марко прижался лбом к холодной бездушной стене и ладонью тщетно попытался угомонить пробивающее грудную клетку сердце. Только бог знал, как сильно ему хотелось поцеловать Танатоса в то ужасное мгновение. Он был так прекрасен в гневе — с блестящими глазами, вытянутый, как вздернутая за хвост кошка, с выступившими мощными желваками на лице, взъерошенный и хмурый. Марко нравилось думать, что так же Танатос выглядит, когда кончает. А потому азарт и желание задевать его снова и снова крепли с каждым днем. Впервые с его дебюта, когда он весь побагровел от издевательского шепота на ухо, и по сей хренов день Марко не упускал возможности оказаться под ним. Пусть вертикально, пусть не в постели, а на стене, пусть без поцелуев, жарких ласк и всего того, что крутилось в голове долгими бессонными ночами, но Марко его получал. И сегодня — тоже. Даже больше, чем обычно. Жаль только, что бескостный язык свой за зубами не удержал. Обычно это удавалось ему так легко… Марко бы выдал себе медаль за то, как мастерски избегал сегодняшнего дерьма до этого. В голове беспрестанно крутилось «трахни меня», а на язык соскальзывали шутливые уколы. Танатос опять багровел и толкал его, а Марко прикрывал глаза и представлял, что тот вот-вот раздвинет ему ноги и вставит по самые яйца. Черт, сколько же фантазий у него накопилось… Однажды, пару сезонов назад, Танатос свалил его на газон, пытаясь перехватить мяч, и, не удержав равновесие, упал сам, едва не сломав Марко ребра своим телом. С тех пор тот стал мечтать, чтобы его отымели прямо на стадионе, хотя раньше считал эксгибиционизм хренью для извращенцев. А все их схватки на поле… Другие матчи казались ему посредственностью, тупой тратой времени и сил, но он все равно забивал так, как забивал бы на международных кубках, лишь бы не вылететь из основного состава до желанного момента, лишь бы пережить эти ощущения снова. Девяносто минут чистого наслаждения. В тех матчах не было никого на поле, только они вдвоем и хренов мяч. И Марко хватило бы просто бежать рядом с Танатосом до штрафной, чтобы первым увидеть эйфорию на его замечательном лице в момент гола, но он знал, что единственный способ обратить на себя внимание — испортить все в последнюю секунду. В ярости своей Танатос нравился ему не меньше, но все же Марко предпочел бы хоть раз увидеть улыбку в свою сторону, а не злобный оскал. Черт, когда-то давно он хотел даже перейти в его клуб, но быстро понял, что тогда для Танатоса он станет обыкновенным конкурентом, еще одним белым пятном на поле и в раздевалке, и единственный рычаг давления исчезнет. А Марко и так боялся, что рано или поздно Танатосу все это надоест.***
Снова ревущий стадион, снова прохлада под линейку стриженного газона и снова дикой птицей бьющееся в горле сердце. Марко забрал у Танатоса уже два мяча, мастерски перекинув их на вражескую половину поля, и теперь так и норовил угнаться за третьим. Про хет-трик сегодня не могло быть и речи, но Танатос все равно его живьем съест, если не забьет хотя бы один гол. — Слева! — крикнул Марко ему в правое ухо, выпинывая мяч прямо из-под ноги и пасуя вразрез через половину команды. — Повнимательней, Тан, а то так и будешь на ноль на табло пялиться. Танатос вперил в него пышущий праведным, но каким-то притупленным гневом взгляд, а Марко, как обычно лучезарно улыбнувшись, послал ему воздушный поцелуй и побежал вслед за сокомандниками, успевшими уже дважды сменить направление из атаки в оборону. И все-таки совет свой Марко считал справедливым. Сегодня Танатос был сам не свой — мало гнался за мячом, предпочитал пасовать его другим, не добегая и до штрафной, не нарушал строй, и даже привычная ярость его выглядела вымученной. Сперва Марко и внимания на это не обратил, но после первого отбора, когда Танатос не кинулся вслед за ним, как делал то обычно, а так и остался сверлить взглядом ворота, заволновался. Ему казалось, что у Танатоса случилось что-то очень серьезное, и невозможность поддержать или хотя бы спросить жгла ему ладони. И все же игру свою Марко продолжал, надеясь… хоть на что-то? Их команда тоже ничего не забила, потому что Марко, невольно переняв неясное ему настроение Танатоса, перестал гнаться за голами и отдавал мяч при первой же возможности. Так что табло глядело на болельщиках двумя совиными глазами, а спины футболистов жгли разгневанные взгляды тренеров. Марко бежал почти по краю поля, выцепляя из однородной толпы белесую макушку, когда под ноги буквально бросился мяч. Тот, кто его пасовал, что-то крикнул вдогонку и тараном побежал на понесшегося следом врага. Времени до финального свистка оставалось совсем немного, и Марко знал, что отдать мяч не выйдет ни под каким предлогом, а потому пришлось перестать разглядывать пресс под прилипшей от пота футболкой и заняться делом. А жаль. Танатос только разошелся, и Марко с удовольствием бы поглядел на то, как мастерски он обходит соперников и своих, силясь успеть до ворот первым. Тоже понял, поганец, к чему все идет. Он хотел ему отомстить. Собственная игра не прельщала его весь матч, но это… Марко был вроде тряпки для быка на корриде. Один только его вид — и лицо багровело само по себе. Эта встреча не была важной, никакого кубка впереди не намечалось, а позиции свои в таблице команды заняли так прочно, что не помешали бы и два-три проигрыша, и все-таки стимул у Танатоса был более чем огромный. Он обогнал даже защитников, одного из которых практически бросил на соперника, пытаясь поспеть к штрафной первым. Марко обвел мяч между ног бросившегося на него игрока и тоже ускорился, чувствуя, как восхитительная смесь адреналина и азарта захлестывает его с головой. Танатос будет чертовски зол, если он забьет. Может, даже снова станет зажимать его в коридорах, сыпля бесполезными угрозами. Хоть бы так. Он не успел буквально на секунду. Подлетел разъяренным коршуном и с каким-то утробным ругательством едва не сбил Марко с ног, стараясь выбить мяч, но было уже поздно. Тот, описав в воздухе неровную спираль, улетел прямиком в сетку, и вслед за ним рванула многотысячная толпа на трибунах. Все вокруг завыло, завизжало, загрохотало, заглушая пульсацию в висках, и Марко краем глаза увидел, как бегут к нему радостные сокомандники. Танатос стоял прямо посередине штрафной и неотрывно глядел ему в лицо, точно разом сделался мраморной статуей. Даже не побагровел. Наоборот — стал белым, как полосы на газоне, и затрясся от усталости и бессилия. Марко и сам едва на ногах стоял. Им обоим пришлось бежать через половину поля, и вряд ли это по легкости своей походило на глупые школьные эстафеты. И все же Марко стоял. Чувство эйфории, поселившееся в каждой обессиленной клеточке его вспотевшего тела, держало его изо всех сил и продолжало биться в голове потоком несвязных мыслей. Он с самого начала не думал о голе, но сейчас… Танатос наконец обратил на него внимание, и Марко мог только жалеть, что не додумался до такого хода раньше. Трибуны все еще ревели, как запущенный по ратушам сигнал о катастрофе, и Марко вздернул вверх плотно сжатый кулак, точно хотел собрать все это восхищение, подстегнуть себя этой беспрекословной поддержкой. Рев усилился и загудел в ушах, и импульс этот понесся с кровью по венам. Марко широко улыбнулся, подмигнул растерянному вратарю и, готовый уже бежать к команде, вдруг развернулся к Танатосу. Футболка у того была жутко влажной, точно ее только что вытащили из стиральной машины, но Марко это ни капли не смутило. Он сжал ткань в кулаке, оставляя на пальцах несколько капель, рывком притянул к себе и, не давая кому-либо здесь опомниться, коротко, но как никогда в своей жизни горячо чмокнул Танатоса прямо в губы. Визг сменился криком и улюлюканьем. Марко, краем глаза ловя ухмылки команды, ушел раздавать воздушные поцелуи зрителям, лишь коротко и на прощание шепнув: — Я свои клятвы выполняю, Тан. А ты?***
— Он идет, — уведомил Штефан, скользнув в раздевалку. — Сваливай быстрее, а то в прошлый раз своими брачными играми вы сломали мне кресло. — Это не брачные игры, — лениво отбрехался Марко, причесывая еще влажные волосы. — И в этот раз мы ничего не сломаем. Иди. — Серьезно? Иди? Предлагаешь мне вас здесь вдвоем оставить? Слушай, сними номер, если нужно потрахаться, раздевалки для другого предназначены. Ну или… хотя бы не на родном стадионе, ладно? В следующий раз свои дела сделаете. — Штеф. — Марко со стуком отложил расческу и развернулся на низких каблуках парадных туфель, пришедших на смену убранным под кресло бутсам. — Я ударю тебя, если ты еще раз намекнешь на эту херню. Серьезно. Первые разы было смешно, сейчас — нет. — Я и не шучу. Клянись, что просто поговорите и уйдете. Марко вперил нечитаемый взгляд вратарю в лицо и даже не подумал ответить или хотя бы моргнуть. Штефан разочарованно выдохнул и уже у дверей бросил: — Я скажу тренеру. — Лучше сразу мамке, Штеф, а то тренеру-то неудобно будет тебя под юбкой прятать. Аккомпанементом хлопку стало «ты ужасен» или что-то вроде того. Марко не разобрал, потому что не хотел, и потому что Штефан имел привычку мямлить, когда ему что-то не нравилось. Плевать. Все мысли сейчас все равно занимал Танатос. Он наверняка придет жутко злым. Или хотя бы недовольным. И от картинки этой все внутри разом подобралось. Вообще, Марко разочаровался, не встретив никого в тех безлюдных коридорах, с безмолвного договора обоих ставших их личной ареной, но теперь… Черт, они лишь раз ходили к друг другу вот так. И это было… волнительно. И ощущалось как первое свидание. И если оно было так, то Марко уж точно не стал бы строить из себя недоступную девственницу. Снова хлопнула дверь, едва он успел сделать вид, что безумно увлечен защелкиванием манжета на рубашке. Атмосфера в раздевалке разом сделалась тяжелой и тягучей, точно над головой собралась грозовая туча, и вдохнуть удалось с превеликим трудом. — Только не говори, что убьешь меня, если я еще раз забью, — ухмыльнулся Марко, поворачиваясь к замершему у входа Танатосу. Тот в ответ пропустил что-то вроде оскала. Марко редко его так видел — в брюках и рубашке, а не форме, прилизанного и пахнущего парфюмом, а не взъерошенного и потного. И тот, и другой Танатос ему нравился, потому что энергетика, исходящая от него, никогда не менялась. Он все еще выглядел так, точно за любое лишнее слово мог свернуть шею, и ощущение это отдавалось щекоткой в животе. Как в одной клетке с тигром. — Не стану запрещать тебе то единственное, что ты вообще умеешь. — Как благородно. Ты настоящий джентльмен, Йохан. Понабрался, когда был в аренде у англичан? Марко осклабился в ответ на его смешок и незаметно перевел дыхание. Он искренне думал, что его пристрелят на месте за упоминание настоящего имени Танатоса. Им его, кажется, не называли уже лет сто, и Марко казалось, что половина болельщиков и вовсе не в курсе, что оно существует. — Мама так воспитала. Танатос шутливо нахохлился и сунул руки в карманы, подходя чуть ближе. Марко закивал. — Замечательная женщина. Только он успел увериться, что ничего того, что обычно случалось в коридорах, не произойдет, как перед лицом уже была стена, а в затылок, не давая шевельнуться, упиралась широкая ладонь. Ушибленный лоб жгло, а спину мгновенно сковало судорогой из-за неудобного положения, но Марко даже не пикнул. Ему на плечи будто стеганное зимнее одеяло набросили — тут же стало так жарко и тяжело, что воздуха показалось мало. Танатос блокировал ему пути отхода упертыми по обе стороны от плеч ладонями и прижимал к стене так близко, что Марко вот-вот должен был слиться с ней на молекулярном уровне. А еще он копчиком чувствовал, как мерно вздымается чужой живот и как в лопатки то и дело упирается мощная грудь. Как жаль, что Танатос только сейчас додумался прижимать его вот так. — Что это было? — прошипел он ему на ухо, и Марко колени подкосились от его горячего дыхания у себя на шее. — Там, на поле. — Что именно? — Он постарался усмехнуться и сделал вид, что брыкается, чтобы прижаться к Танатосу еще ближе. — Ты про свой грандиозный провал, что ли? Его еще крепче прижали к стене. Ожидаемо. Но не менее волнительно. Марко незаметно прикусил нижнюю губу, когда Танатос на мгновение мазнул бедрами ему по заднице. — Тан, мы уже говорили об этом. И вообще, ты не можешь заходить в эту раздевалку, как к себе до… — Какого хрена ты вытворил? — грубо оборвал его Танатос, резким движением проталкивая руку под грудью и хватая за скулы, чтобы повернуть к себе голову. — Праздновал победный гол. Что, нужно было реверанс всем отвесить или что-то более банальное? Танатос не ответил. Только плотнее его прижал к хреновой стене. Марко едва успел сделать вдох перед тем, как грудь его вдавилась в лакировку с такой силой, что ритм невыносимо ускорившегося сердцебиения стал отражаться во всем теле. Жар теперь ощущался не одеялом, а сплошным коконом, и Марко без труда мог почувствовать, какой пьяняще сильный запах идет от Танатоса. За парфюмом четко проглядывался аромат газона, и от того в голове вставали все те картинки, которыми упивался Марко весь матч. По шее, еще крепче приклеивая рубашку к телу, сигали капли пота, лишь изредка сбиваемые горячим дыханием дальше, к неустанно подрагивающему кадыку и яремной впадинке за расстегнутой пуговицей. — Ты меня сейчас раздавишь, — пожаловался Марко, успев поймать еще один раздирающий пульсирующее горло вдох. — Тебя? Танатос засмеялся так, как смеялся обычно, стоило Марко неудачно огрызнуться на шутку или улететь в молоко во время подката, и, толкнувшись грудью еще раз, по-собственнически ухватил его за бедра и отодвинул их на себя. — А так нормально? Многого стоило не застонать. Глупо было думать, что он не заметил, но стыдиться этого Марко станет позже. Потому что… черт, потому что правда, Танатос не его чуть не раздавил, а хренов стояк. Это раздражало. Как и тогда, в коридоре, Марко захотелось сквозь землю провалиться, потому что чувство было такое, словно он застуканный родителями за дрочкой подросток. Он даже брыкнулся, но быстро понял, что идея эта провальная, потому что Танатос, только давший ему хоть немного пространства, тут же вновь сравнял его со стеной. И все же подрагивающие от напряжения бедра так и остались прижаты к нему. Марко думал, что хуже уже быть не может — ему не дернуться, все внутри зудит, поясницу уже свело, Танатос даже и не думает уходить, все шуточки из головы вылетели, а член так больно упирается в ширинку, что перед глазами все расплывается. Проблем было и так выше крыши, на новые бы места не хватило. И все же, как известно, хуже всегда есть куда. Или лучше. Или все же… Блять. Ладно, оба варианта. Марко не смог выбрать, потому что мозг его в ту минуту находился далеко не в голове. Внутри все еще горело колючее пламя, а в уголках глаз собралось полотно виньетки, когда на член опустилась такая крепкая хватка, что весь воздух мгновенно вылетел из легких. Марко почувствовал, как его затрясло, точно после многочасовой тренировки, и ткнулся потным лбом в уже давно влажную стену, стараясь то ли толкнуться в руку, то ли насадиться задницей на чужой стояк. — Ты вот, вроде, языком трепать умеешь прекрасно, а просить о чем-то — так лучше сдохнешь, да? — хрипло усмехнулся ему на ухо Танатос, и ладонь его сжалась еще крепче. — Пошел ты, — почти беззвучно выплюнул Марко, кусая губы, чтобы не стонать. Ладонь тут же пропала, а внутри образовалась такая пустота, что стало страшно. Марко горячечно потянулся к паху сам, но руки его перехватили и завели за спину, отрывая от стены, чтобы не вздумал тереться об нее. Попытки вырваться пошли крахом. Запястья саднило от силы впившихся в них пальцев, а дрожащие бедра бесполезно мазали по воздуху. Марко чувствовал себя сучкой во время течки — в голове не было ничего, кроме пульсирующего вместе с кровью желания ползать по полу, чтобы хоть как-то снять зуд. — Ну вот нахуй ты пришел? — в пустоту всхлипнул Марко, выгибаясь в спине в тщетной надежде вывернуться. — Хотел посмотреть, как ты будешь выкручиваться, — со всей честностью ответил Танатос, нетерпеливо дергая его назад, чтобы успокоился. — На шуточки твои надеялся. И где? — В пизде. Отпусти. Марко предпринял еще одну попытку — такую же бессмысленную, как и другие. Танатос тягуче рассмеялся и, удерживая его руки теперь только одной ладонью, снова схватил за скулы. — Да скажи ты уже, не ломайся. Я весь матч на тебя смотрел и знаю, что ты только об этом и думал. Его дыхание снова сбило пару капель пота, и те, сорвавшись с ключиц, прочертили горячую дорожку по изнывающим соскам. Марко тихо заскулил и опять задергал бедрами, из последних сил стараясь огрызнуться: — Учитывая, кто из нас забил, об этом думал скорее ты. — Спорить не стану. — Танатос усмехнулся и быстро провел языком ему перед ухом, слизывая солоноватую испарину. — Но воздух трахать тут готов именно ты. Так что? — Какая же ты мразь, Тан. Марко снова заскулил, жмурясь от спазма внизу живота. Ноги уже болели от бесполезных движений, а разрядка так и не наступала. Темнота в глазах собиралась все активней, затмевая даже ту, что была под веками. — Невероятная… феноменальная… гнида… Пустота внутри была невыносимой. Марко махнул бедрами в последний раз и, почувствовал перемешанную с потом сучью слезу на губах, почти сорвался на крик: — Блять, ладно, просто сожми меня уже, а то я сейчас с ума сойду. Та рука, что сжимала скулы, тут же опустилась вниз и впилась в член так сильно, что перед глазами искры брызнули. Марко в бреду вырвал руки и, одной вцепившись в ладонь Танатоса, уперся в стену, чтобы не упасть. Едва не упустил момент, когда Танатос сделал то же самое, переплетясь с ним пальцами. Это так было похоже на бред. На все те картинки, что представлял Марко после матчей, вдалбливая себя в постель игрушками. Он всегда знал, что Танатос именно такой — ужасно властный, шепчущий ему на ухо непристойности и контролирующий процесс от начала до конца. Но не знал, что это настолько великолепно вживую. Он просто грубо сжимал ему член через брюки, но этого с лихвой хватало, чтобы кончить дважды и так ярко, как Марко не кончал в период полового созревания. И даже позорное пятно на ткани казалось ему вершиной блаженства. А болезненный укус на шее — тем более. Танатос, не успел он еще отойти от оргазма, нетерпеливо отбросил его на низенький столик посреди раздевалки, под которым обычно оставляли коробки с водой, и снова развернул к себе спиной. Марко проехался влажными ладонями по лакировке и послушно ткнулся лбом в предплечья, слыша, как звенит застежка ремня и как бренчит выброшенный на стол лубрикант. — Ноги раздвинь, — рыкнул Танатос, отвесив ощутимый шлепок по заднице. Марко тут же задергался, стараясь переставить ватные ноги, и сильней прогнулся в пояснице, когда на взъерошенный затылок легла тяжелая ладонь, еще плотнее придавившая его к столу. Волосы больно сжали и потянули под таким углом, что показалось, что выдерут вовсе. Марко сначала зашипел и заметался по столу, но Танатос схватил его за яйца, и из груди стали вырываться лишь стоны. Танатос насмешливо хмыкнул, выпустил его волосы и, снова ухватившись за скулы, рывком склонился ближе. Кончик его носа практически неосязаемо коснулся щеки, а рот призывно раскрылся, и Марко только-только потянулся за вожделенным поцелуем, как в лицо ему ударил горячий воздух с привкусом мятной жвачки. Танатос хрипло, рычаще рассмеялся настолько жалким попыткам коснуться его губ и, коротко прикусив хрящик на ухе, отстранился. Хорошо, что он вел себя так. Нет, правда, будь оно иначе, окажись Танатос сопливым романтиком, Марко бы ушел, наплевав на свою глупую влюбленность. Он все эти годы мечтал, чтобы его выдрали именно так, и другой расклад стал бы для него полнейшим разочарованием. Член больно шлепнулся о живот, когда Танатос, снова отбросив покатившийся по столу лубрикант, вставил в него сразу два пальца. Марко вскрикнул и тут же прикусил себя за тыльную сторону ладони. Танатос, конечно, ублюдок, но если решит, что ему больно, то обязательно остановится, а этого, пусть больно действительно было, хотелось меньше всего. — Так что, я не первый, у кого ты уводишь мячи? — Танатос снова рассмеялся своим этим смехом, от которого в яйцах гудеть начинало. Марко обессиленно покачал головой. — Да ладно, мог бы и не врать. — Это правда. Я… ни с кем… Голос предательски сорвался. Марко раздраженно выдохнул и снова ткнулся лбом в предплечья, чувствуя, как щиплет и без того бордовые уши. Он и так тут не в лучшей форме, а еще и мямлит… — Значит, сам? — Танатос вновь подался вперед, прижимаясь к его боку, и издевательски замедлил темп. — И о чем думал? — Как будто ты, блять, не знаешь. Марко фыркнул и, сдув со лба челку, зло зыркнул поблескивающими глазами из тени рук. Танатос широко улыбнулся, вогнал пальцы до последних фаланг и, в который раз схватившись за скулы, оставил влажный поцелуй на искусанных губах. — Это за то, что язвительность не растерял. А то я уже испугался, что тебя подменили. — Ублюдок… — Второй не получишь, не старайся. Он снова рассмеялся и, отстранившись, отвесил звучный шлепок. Марко спрятал улыбку в рукавах рубашки и стал подмахивать бедрами, так и не решившись попросить о большем. Что-то справедливо подсказывало, что тогда Танатос придумает очередную пытку. — Дай руку, — попросил он чуть позже, вдоволь наслушавшись протяжных стонов. Марко с готовностью вложил свою ладонь в его и уже приготовился дрочить, как пальцы оказались в вязком лубриканте. — Покажи, как делал сам. — Что? Внутри все натянулось струной. Марко боязливо одернул руку, но Танатос с силой направил ее ниже, приставляя пальцы к пульсирующему входу. Спорить тут же расхотелось, но и уступать желания не было. — Мне повторить? — Танатос провел его пальцами по сжавшейся в предвкушении дырке и чуть надавил. — Я хочу посмотреть, как ты растягиваешь себя. — Конкурсы у тебя херня, чтоб ты знал, — шикнул Марко, в рукав жмурясь от удовольствия. — Ну, могу уйти. Пальцы тут же оказались внутри. Марко знал, что он никуда не уйдет, но даже повода ему давать не хотел. Танатос одобрительно хмыкнул и уперся руками в стол по обе стороны от его распластанного в агонии эйфории тела, наслаждаясь видом. — И о чем ты обычно думаешь в такие моменты? Что представляешь? — Тан! Марко вывернулся, раздраженно заглядывая ему в самодовольную рожу. Танатос только улыбнулся, и все ругательства в голове поплыли. Наконец он сделал это так, как всегда мечтал Марко — без злобы, без издевки. Просто… нормально улыбнулся. Как будто даже и неподходяще к ситуации. И все же этого было достаточно, чтобы спасовать. — Черт, я… — Марко уложил голову обратно, для вида закатывая глаза. — Не знаю, как мы трахаемся. Это очевидно. — Подробности, зайка. Ты правила игры не знаешь или как? Танатос усмехнулся ему на ухо и запечатлел короткий, подначивающий поцелуй на плече. Как плата. Марко разочарованно выдохнул, жалея, что не стянул рубашку. Вместо поцелуя на коже бы замечательно смотрелись укусы. — Я… Он сглотнул, пытаясь придать голосу твердости, и только после продолжил: — Думаю о том, что каждый раз, вместо ругани на поле, ты мог бы ставить меня на колени и иметь в рот. Один раз за каждый угнанный мною гол. Мы бы могли… трахаться в раздевалках, когда все уходят. Как сейчас. Еще вместо ебучих празднований было бы здорово развлекаться в отеле после матчей. Я уверен, что ты бы вел себя, как животное из-за моих подначек на поле, а я бы только этого и хотел. Так нормально? Или заставишь меня описывать все вплоть до клизмы? Танатос смешливо выдохнул и кивнул. Марко ответил тем же. Ладно, его игра действительно была хороша, но он ее все равно ненавидел — пустота внутри только разрослась, а член уже болезненно пульсировал от отсутствия ласк. На руку вновь надавили, вдалбливая пальцы как можно глубже. Марко прикусил себя за язык, чтобы вырвавшийся из горла писк был не настолько жалким, и рывком подался назад, впуская внутрь еще два пальца. Танатос растягивал его вместе с ним же, и от осознания этого становилось еще хуже. Или лучше. Марко снова не смог выбрать. Он развел совершенно переставшие слушаться ноги еще шире и небрежно утер протянувшуюся ото рта до ладони ниточку слюны о влажный рукав. Единственные звуки, оставшиеся в его мире в то мгновение, то перемежались, то наслаивались друг на друга — тяжелое дыхание Танатоса и влажное хлюпанье смазки. Марко не слышал — и слава богу, — как временами жалко взвизгивает, изнывая от жажды и желания, когда сразу три пальца нащупывают простату. Такого никогда не было. Ни с игрушками, ни с собственными пальцами. Все те ощущения, некогда бывшие пиком блаженства, теперь казались совершенно ничтожными. А потом и вовсе забылись, стоило Танатосу отбросить его руку и вынуть свои пальцы, оставив Марко метаться по столу от нетерпения. Он чувствовал, как следом за покатившейся по яйцам каплей смазки спускается горящий взгляд. А еще чувствовал, как от осознания этого растянутая дырка начинает пульсировать с удвоенной силой. Если в конце концов Танатос ему не вставит, то Марко сойдет с ума. — Ты бы, блять, знал, — он оттянул кожу на заднице, растягивая вход еще сильней, и Марко едва не сломал себе хребет, прогибаясь в пояснице, — как мне хочется тебя вылизать. — А мне хочется, чтобы ты уже вставил наконец! — не выдержал Марко, в который раз подаваясь назад и встречая лишь пустоту. — Я сейчас умру нахрен. — Что ты сказал? Танатос тут же выпрямился, сложил руки на груди и уселся рядом с ним на стол. Марко приподнялся на локтях и, взглянув в недобро заблестевшие глаза, с призывом повторил: — Я… я сказал, что умру, если ты не вставишь. Пожалуйста. Тан, пожалуйста. С изначальным планом вышло не очень. Он хотел быть брутальным даже в таком сучьем — во всех смыслах — положении, но снова не выдержал. Желание заполнить пустоту внутри перевесило самолюбие. Танатос широко улыбнулся. Так, как улыбался раньше в коридорах. И Марко знал, что ничего хорошего это не сулит. И был как никогда прав. Потому что Танатос легко соскочил со стола и, сунув лубрикант обратно в карман, зашагал прочь. Просто собирался уйти. Бросить его тут, в таком виде. Чертов ублюдок. Марко не нашел в себе сил ринуться следом, а лишь развернулся, снова упираясь локтями в стол, чтобы не упасть, и постарался подтянуть брюки с разъехавшихся коленей. Танатос уже дергал ручку. — Не уходи! Блять, Тан, что угодно сделаю, хоть мяч тебе на блюдечке приносить каждый матч стану, только не уходи. Пожалуйста… Дотрахай меня хотя бы пальцами. Тан! О самолюбии никакой речи уже и не шло. Марко был готов в ногах у него валяться и туфли ему вылизывать, лишь бы он остался. Хотелось упасть на пол и свернуться калачиком, забыть все это, как страшный сон. Забыть, как тупо он все испортил. Просто помолчать, Марко. Просто, блять, помолчать. Какого черта твой сраный язык никогда не держится за зубами? Он выглядел ужасно жалко — потный, в просвечивающей натертые соски мокрющей рубашке, с пятном на брюках и блестящей от смазки задницей. Как какая-то брошенная посреди трассы шлюха. Еще и в тупых слезах. Танатос оглянулся, смерил его довольным взглядом и рассмеялся. Марко затрясся от ярости, ненависти и невероятного вожделения к нему и смог только слабо осклабиться в ответ. Танатос, напоследок играючи огладив ручку, оставил дверь в покое и лениво зашагал назад, заставляя выпрямиться. А потом снова развернул лицом к столу и сунул руку Марко за спину. — Мне?.. — Да. Он послушно стал двигать в себе пальцами, боясь намекнуть, что говорил о другом. Свободную руку Танатос самолично уложил ему под щеку, так что и ни о какой дрочке речи не шло. Марко оставалось только попытаться разработать простату, чтобы кончить, как в дешевой порнухе — без рук. Танатос вновь широко улыбнулся, медленной поступью хищника обошел его по кругу и замер на противоположной стороне стола, упираясь в него по-школьному сложенными руками. Марко обиженно засопел, зажмурился, тычась носом в предплечье, и задвигал пальцами быстрее. Он все еще жутко злился, но такая близость Танатоса, его запах и жар могли очень помочь поскорее все закончить. Сквозь хлюпанье прорезался рычащий смех. Танатос аккуратно взял Марко за подбородок, вынуждая податься вперед, и, оказавшись так близко, что сперло дыхание, прямо в губы проговорил: — Видишь, Марко, я тоже выполняю свои клятвы. И он снова рассмеялся и по-прежнему тигриной походкой ушел обратно за спину. Марко обессиленно рухнул, до крови прикусывая щеку. Он должен был догадаться, что ему отомстят. Танатос не был бы Танатосом, если бы просто спустил это на тормоза. Руку вновь отбросили. Марко хотелось кричать, но он только послушно кивнул и впился пальцами в локоть, чтобы не иметь соблазнов. Танатос отвесил ему четыре распаляющих шлепка и чем-то хрустнул. Марко мало разбирал звуки, сосредоточившись на боли в сочащемся члене. Если он сейчас же не кончит, то устроит этому ублюдку золотой дождь. Марко постарался подглядеть, пересилив порыв, но тут же лоб его болезненно соприкоснулся со столом. Танатос опять вцепился ему в затылок и потянул за волосы вбок, чтобы даже не думал рыпаться. А после снова отошел, оставляя в мерзкой тишине и пустоте. Марко был готов умолять. Он никогда этого не делал, но ради этого сукиного сына и его пальцев начал бы. И пусть прекрасно знал, что испытает лишь унижение, что все просьбы обратят против него, сделав с точностью наоборот, все равно начал бы. Но не успел. Рот только открылся для мольбы, как из горла вырвался крик — одновременно облегчения, боли и наслаждения. Танатос, в последний раз потянув его за волосы, мертвой хваткой впился в бедра и рывком вставил на всю длину. Все тело тут же прошибло волной эйфории, точно после долгой тренировки Марко забрался в горячую ванну. Он активно задвигал бедрами, пытаясь подстроиться под дикий темп Танатоса, и совсем по-песьи заскулил, когда рука его наконец сомкнулась у него на члене и задвигалась в такт. Марко отдаленно слышал, как низко и утробно стонет Танатос, и от звуков этих глаза в удовольствии закатывались. Он опять заскулил, стал подмахивать сильней и чуть не вывернулся наизнанку, тщетно стараясь ухватить Танатоса за шею. Тот не стал его тыкать в стол, как нашкодившего кота, а напротив — перехватил под грудью и прижал ближе, утыкаясь лбом в плечо. Так трогательно тянувшуюся руку же уложил себе на бедро, точно хотел, чтобы Марко понял, что от него тут что-то тоже зависит. Чем быстрее билось сердце в его прижатой к позвоночнику груди, чем безумнее становился темп, тем больше он зверел. Укусы, сначала красневшие на истерзанной шее, приходились теперь сквозь ткань, и Марко с каждым новым чувствовал, как пропитывается кровью рубашка. Ему не было больно. В ту минуту для него существовал лишь толстый член, рывками долбящий прямо по простате. Может, еще плотно сжатый кулак у яиц. В остальном — абсолютная пустота. Марко в последний раз вскрикнул, приподнимаясь на носочках, когда бедра начали неконтролируемо дрожать, и задергался в каком-то неясном припадке, стараясь толкнуться в пустоту. — Танатос! Тан… Йохан! Хватка кулака ослабла. Танатос чуть замедлился, сжимая задницу его с такой силой, что кожа побелела и тут же стала краснеть, а затем по-животному зарычал в самое ухо. Марко, тихо стараясь отдышаться, изо всех сил удержался на ногах, позволяя сполна использовать себя для оргазма. Он думал, что Танатос отбросит его, как и раньше, но вместо этого тот снова перехватил под грудью и аккуратно усадил к себе на колени, занимая одно из кресел. Марко благодарно улыбнулся и повис на нем, пытаясь по крупицам собрать себя заново. Рука, десятком минут ранее вырывавшая ему волосы, осторожно их пригладила и улеглась на подрагивающем бицепсе. Танатос, позволив уложить голову себе на плечо, вскоре тихо, но по-прежнему твердо и решительно проговорил: — Если теперь ты станешь мне поддаваться, Марко, я тебе никогда этого не прощу. Клянусь.