Спокойствие

      В ногах чувствуется тяжесть, каждый шаг делается с трудом. Кажется, она падает. В ворохе осенних листьев затаилась очаровательная тьма, она разлетается с ветром, расползается с туманом, проворно забираясь в самые недра души, до которых даже камню не дотянуться. Ей кажется, что сердце, разбитое в миллионе возможных вариаций, уже не склеить, не починить, но крошечный уголёк надежды теплится в непомерно огромной пустоте, сотканной из боли и потерь. — Ощущая тепло. Перебирая нити мироздания, проживая сотни фатальных вариаций, в которых он всегда умирает, она умирает вместе с ним. Не физически. Морально. Поначалу это выматывает, потом возникает привыкание к бесконечному водовороту страданий. Она встаёт, отряхивается и влечёт дальше своё бессмысленное существование. Клинт приглашал встретить с ним Рождество. — Ты не отрёкся от меня, почему? Я сделала столько ошибок, принесла столько боли, — она морщится в попытке сдержать слёзы, но они катятся крупными каплями на устланную скатертью столешницу. В полупустой чашке она пытается уловить его образ. Он вздыхает и роняет тень улыбки. Ностальгической и грустной. Пока она была в заточении камня, у Клинта был кризис среднего возраста. Это он так шутливо объяснял уничтожение мафиозных группировок. — Все мы делаем ошибки: большие и маленькие, такова суть человека. Если человек признаёт ошибки — значит, он извлёк из них урок. Хороший или плохой — другой разговор. Прекращай мотать сопли на кулак, ты ведь знаешь, я этого не люблю. Ванда издаёт смешок, который выходит слегка истеричным. Вообще, восприятие радости у неё исказилось после… Уэствью. — Стрэндж искал тебя. Ванда ведёт плечом. Скрываться от мага сложнее, чем от спецагента. — Сказал, что по магическим каналам тебя не найти, поэтому решил пойти по дружеским. Ванда задумчиво обводит пальцем кромку чайной чашки. Слёзы высохли на щеках. — Он знает, где я. Знает, что произошло. Знает, что в моих руках Даркхолд. И ему страшно от этих знаний. Если Танос — вестник Апокалипсиса, то я и есть Апокалипсис. Бомба замедленного действия. Что-то пробудилось во мне после сражения с Агатой. Что-то плохое и необузданное. Путь ведьм для меня закрыт. Я почти мертва. — Ванда… Милый, милый Клинт. Как любила она его когда-то. Когда была потерянной девочкой в битве с Альтроном и после неё. Он был для неё потерянной семьей. Отцом, старшим братом, дядей. Она часто уезжала с ним на ферму, встречала Рождество. С Лорой они подолгу разговаривали на веранде, она плела ей косы, перебирая прядки с нежностью, пела колыбельные. Много воды утекло с тех пор. Всё изменилось. Они изменились, дом, дети выросли, Лора ушла. Ванда больше не была той девочкой. Едва ли она чувствовала себя человеком.       Но Клинт был таким же. Очаровательным мужчиной с печальными бледно-голубыми глазами. Он постарел. Несильно. Морщины стали чуть заметнее, в волосах проглядывается серебро. В целом, это был тот же Клинт, который стал для неё всем. — Не стоит заставлять их ждать. Сегодня праздник. Она уходит в гостиную, где шумно переговариваются между собой дети, сверкает рождественская ель и счастливо лает золотистый пёс. А он провожает её взглядом и думает, что видит её в последний раз. И отчего-то, эта мысль пробуждает в нём садистское спокойствие.