у каждого одна канонная жизнь

однажды у томми была серия кошмаров. странных кошмаров, если бы он оценивал их. знаете, как обычно работали кошмары у томми? это были типичные «упал с высоты», «умер» (но не те моменты, где он почти умер, как в дуэли, а так, глупые и максимально не связанные с этим). обычные кошмары, которые сразу после пробуждения казались смешными и совсем не страшными. но, как можно предположить, всё со временем ухудшилось. сначала это были редкие «а что если...» включающие себя события л’манберга, погтопии, нью л’манберга. «что если в контрольной комнате кто-то попал стрелой в голову таббо?», «что если уилбур упал, строя л’манбергскую стену, и разбился насмерть?» потом, конечно, это переросло в более «эгоистичные», как томми их сам прозвал, кошмары (они чередовались с кошмарами о близких, но теперь ему было не менее страшно за свою, блять, жизнь. ещё бы! с дримом-то под боком) и слишком они зачастились. точнее, ни одна ночь мальчика не прошла без пробуждений в холодном поту и иногда даже паники. даже после своего побега к текно, он всё ещё не мог спать спокойно, хоть и понимал, что тот защитит его от всего. потом кошмары снова были про «что если» о таббо и финале войны за диски, были про падение л’манберга. к этому времени томми уже смирился. но, сами понимаете, умереть, пробыть в лимбо и быть воскрешённым — это весьма богатый опыт для генерирования новых кошмаров. блондин, теперь уже с белой прядкой, ожидал их, но и тут они застали его в расплох. его сны были про убийства. убийства его друзей, жестокие, очень. убийства его друзей, его же, блять, руками. в каждом из таких снов дрим каким-то образом получал контроль над ним, и тот твёрдой походкой направлялся в чей-то дом, держа в руке топор, меч, зелья отравления и урона, арбалет, лук или даже кирку, когда другого под рукой не оказывалось, и шёл убивать кого-то из близких и не очень. и каждый раз просыпаясь, он рыдал как маленький ребёнок. увидь его фил, он, наверно, сказал бы, что в последний раз томми так плакал, когда уилбур отобрал его любимую игрушку. ему тогда было три, наверно. паффи (на сеансах терапии он стрелял ей в сердце, когда она отвлекалась от него на записи), гостбур (он выливал на него вёдра воды. снова и снова и снова и снова), даже эрет, которого он не видел, наверно, год. но самое страшное для него было направляться в сноучестер. медленно идти, таща топор по недавно выложенным деревянным полам гигантского поместья, и направляться прямиком в комнату майкла. почему-то, дрим-из-сна (как же, блять, иронично) любил смотреть за смертью маленького невинного комочка, сгустка чистого счастья и радости. потом он любил рассматривать искажённые в глубокой скорби и отчаянии лица его родителей. ранбу всегда кричал. таббо всегда заливался слезами. иногда даже эндермен рыдал. тогда его лицо начинало гореть, плавиться, а он кричал, но не от физической боли, а от внутренней. когда они наконец переходили в атаку, решая отомстить за смерть их, блять, сына, ранбу неизменно ловил оружие бедного барана в сантиметре от лица томми, выворачивал мужу руку и ронял на колени так, чтобы голова брюнета идеально ложилась под топор блондина. ранбу тоже был на их стороне, всегда. быстрое движение оружия, иногда протянутого самим эндерменом, и под крики и мольбы таббо лишался головы. в конце концов, насмотревшись своей работой, ранбу тоже непоколебимо вставал на колени прямо рядом с трупом, и томми делал последний, на сегодня конечно, удар. томми было стыдно за эти сны. он был напуган до ёбаных чёртиков, но страх, что кто-то узнает об этом, был сильнее. он не поднимал эти сны на терапии, он боялся ходить рядом с другими, он перестал навещать майкла. ранбу даже писал ему, что, вот, мальчишка соскучился по его большому и сильному том-тому, но эти письма лежали нераспакованными в углу его комнаты. всё ещё в красивой бумаге, с красивой печатью с большой R, с аккуратно выведенными словами «для томми. от его друга, ранбу_беловеда». он боялся их открывать. он бояся поддаться, боялся, что это снова сон, что ранбу всё ещё на их стороне и это лишь повод «навестить» семью андерскор-беловедов. он не хотел такой смерти никому из них, если честно, побывав в лимбо, он теперь никому не пожелает просто умереть. в нём просыпалась совесть даже когда он думал о смерти дрима. он натворил много плохого, он ужасный человек, он не заслуживает прощения, но это? этого никто не выдержит. блондин быстро отгонял эти мысли. паффи говорила, что это часто встречающееся явление — сопереживать бывшему абьюзеру, но томми ненавидел думать. и спать он тоже теперь ненавидел. когда же это закончится?