Невероятная жизнь Скарамуччи или обыденные деньки Венти

Хруст льда — это определенно не то, что ожидал услышать Скарамучча. Ступив на какую-то заснеженную ледяную дорожку, он максимум боялся поскользнуться на ней, но черт возьми, как там подо льдом оказалась вода? Ноги промокли моментально. Дернувшись в сторону, чуть не упав при этом на том же треклятом льду, Скарамучча потерянно смотрел на свои потемневшие от воды ботинки. Ноги уже начало сводить от холода, а у Скарамуччи все еще не было плана. Он далеко от дома, а денег на такси нет. — Божечки-кошечки! Скарамучча, все в порядке? Нотки характерные только одному человеку. Венти кажется запыхался — бежал что ли? На нем был все тот же бирюзовый берет, странная, не по размеру огромная куртка и зеленые пушистые тапочки на голые ноги. Секундочку, что за хрень… — В п-порядке. Как отсюда быстро д-добраться до Иназумовской? — стуча зубами, протараторил Скарамучча. — Ну уж нетушки, тебе тут пешкодрапом минут двадцать шпехать. Пойдем, у меня просохнешь. — Ещ-ще чего, — насупился Скарамучча, хотя мысль отогреться стала чертовски привлекательной, — к-куда ты там г-гово-р-рил мне идти н-надо? — Если ты думаешь, что я такой мудак и позволю тебе разгуливать в таком виде, то ты очень, — сделал он паузу, — о-очень ошибаешься. Возражений не принимаю. Схватив за руку уже не особо упирающегося Скарамуччу (кажется тот пробурчал что-то для вида), Венти преспокойно утащил его в свой подъезд. К слову, живет он на пятом этаже, поднятие куда стоически вытерпел Скарамучча. Венти же словно порхал по этим ступенькам, не запыхался даже. — Та-ак, раздевайся! — у Скарамуччи аж глаза круглыми стали (а он между прочим азиат), таким оптимизмом звенела эта фраза. Первым делом стянув промокшую обувь, которую Венти оперативно утащил вместе с сушилкой, он наконец-то облегченно вздохнул. — И носочки давай сюда. — протянув вместо них тапочки, совсем уж расхозяйничался Венти. Наверное нечасто представлялась возможность побыть великодушным хозяином. Хотя это странно, ведь Скарамучче казалось, что у Венти всегда шумно, всегда кто-то есть, и может быть у него несколько сестер с братьями, но в реальности все совсем по-другому. Квартира выглядит так, будто тут бывают раз в неделю, и то только переночевать. Она полупустая, но в то же время по углам распиханы какие-то непонятные вещи. Одинокий непонятного происхождения маленький зеленый росток в огромной вазе, явно не предназначенной для того, чтобы туда землю засыпали; старый, полуживой баян (интересно, играет ли на нем Венти?), грустненькая сломанная лира рядом; ящик с десятком упаковок дорогого чая и зернового кофе и тут же на полу стоит кофемолка. Такой вот странный интерьер. Удивительно, что тут вообще вешалка на нужном месте стоит. — Проходи, — учтиво показывает хозяин дома путь на кухню, которая, к слову, очень просторная. Скарамучча, все еще чувствуя себя немного неловко, садится на первый попавшийся стул. — Чай? Кофе? — улыбается, в глазах искорки, — потанцуем? Может быть Венти придумал какую-то игру, где прибавлял себе мысленно пять очков, когда уши Скарамуччи начинали алеть, а тот об этой игре даже не предупрежден? Все может быть, ведь, судя по довольному лицу Венти, именно этого макового цвета на чужом лице он и добивался. Паразит какой, но отступать уже было некуда, тем более без обуви, тем более в ноябрь. Поэтому Скарамучча надел свою самую очаровательную улыбку и сказал: — Все же предпочту чай. Без сахара. — Как вы можете столь жестоким образом разбивать мне сердце, о прекрасный юноша, только об одном лишь танце прошу вас, даже не надеясь ни на что боле. — драматично откинув голову, звенящим шепотом ответил Венти. — Как же вы холодны ко мне. — Кажется один театр потерял своего главного актера, какая жалость. — Кажется небо потеряло свою главную звездочку, и теперь она у меня. Ни капельки не жаль. — усмехнулся Венти, прислоняясь к столешнице, но, наткнувшись на предупреждающий взгляд (и заметив покрасневшие щечки), примирительно вскинул руки. — Ладно-ладно, вот он твой чай. Без сахара. А себе заварим кофейку. Кофеек мой, кофеек. — Мурлыкал он себе под нос, пока высыпал из пачки дешевый растворимый кофе 3 в 1. И зачем спрашивается в этом доме кофемолка? — Как же вовремя я вышел сегодня покормить птичек, — начал Венти. — Высыпал я им значит старого хлебушка, и тут я вижу совершенно знакомую мне шапку, единственную и неповторимую. Клянусь, такую только у тебя видел. Так вот, — не обращая внимания на насупившийся носик Скарамуччи, он продолжил, — подхожу ближе — и в правду ты! Ты не представляешь, блин, как я рад нашей встрече. В смысле, грустно конечно, что ты брякнулся под лед, на зато какие теплые у тебя будут воспоминания об этом вечере, правда же? — Наверное. — на автомате ответил Скарамучча, используя свое любимое слово. — В смысле, спасибо за чай. А твои родители не против, что я…? — Пф, что за бред, я могу водить сюда кого хочу, мы же не собираемся устраивать репетиции рок-группы. Хотя было такое дело, но не думаю, что ты играешь на барабанах, так что сегодня без происшествий. Тем более мои родители приедут через неделю, или две… — задумался Венти. — Ты один сейчас живешь? — Выходит так. Ну, с голоду не умер и ладно. Так бы у деда ночевал, но оттуда до школы добираться с утра, конечно, идиотизм высшей степени. Кстати говоря, — замялся Венти, — хоть я и притащил тебя сюда, но ты никуда не торопишься? Я ведь даже не спросил. — Вроде как тороплюсь, но, знаешь, я даже рад, что так вышло. — улыбнулся Скарамучча, смотря в свою кружку с недопитым чаем. — Что ты имеешь ввиду? — подался вперед Венти. — Меня ждет гребанное пианино, и если бы ты знал, как мне лень. А так времени останется только на подготовку к экзаменам. — Так не играй, если не нравится. — он сказал это так, будто это была самая очевидная вещь на свете. Скарамучча закатил глаза и отхлюпнул чай. Если бы все в этом мире работало так, как в голове Венти, ни у кого бы не было проблем. Он уже представляет, как приходит домой и встает в суровую позу, как на одном из агитационных плакатов (при его-то низеньком росте), и заявляет, громогласно: «Я говорю пианино нет! Я чувствую, что это не то, чем я хочу заниматься!» А мать ему: «Правда? Да что же ты раньше не сказал, конечно, больше никакого пианино, только если ты сам захочешь.» И никаких больше двухчасовых практик на этом инструменте. Ага, спит и видит. С другой стороны, он ведь действительно больше не хочет этим заниматься. — И правда, не нравится. И почему я такой ленивый… — чуть тише добавляет он. — М-м, так это и не лень. Еще чаю? Скарамучча кивает, и ему подливают еще кипяточку. Он смотрит на Венти, у которого мир прост и понятен как три копейки, и у него в голове возникает абсолютно идиотская идея. Может быть сегодня он попробует поговорить насчет этого злосчастного пианино дома. Стремно немного, но из дома его за это не выгонят, так что попробовать можно. — А ты поговорить об этом пробовал? — Венти словно читает его мысли. — Нет на самом деле… — Ну вот и ответ. — Венти соединяет на правой руке большой палец с горстью оставшихся, другой рукой делает то же самое, и с помощью них изображает разговор. — Больше слов! Скарамучча заметно расслабился, тем не менее он все еще немного осторожничал, рассказывая о себе. У него практически нет свободного времени, а сегодня он намеренно выбрал длинный путь до дома, хотя бы так имея время, которым он может свободно распоряжаться. Помимо подготовки к экзаменам он успевал учить китайский и заниматься игрой на пианино. И если желание выучить другой язык у него как-то совпадало с тем, что желает его мать, то чертово пианино никак не входило в его планы на жизнь. Мама его была пианисткой, у которой все никак не получилось дотянуться до некоего идеала, как итог за нее впрягается Скарамучча. Его жизнь текла монотонно, с точностью до минутки была выверена. Пока этот строгий ряд дней, идущих один за другим, не разбавил Венти. Они виделись редко — раз или два в полгода. Каждая из таких встреч была случайной, у них все еще не было контактов друг друга, и даже Венти было бы сложновато найти его специально. Венти — яркое взбаламошное пятно, со своей свободной философией жизни и ясным взглядом на мир, человек, который с юмором реагирует на неудачи, улыбается от души, занимается любой ерундой которой хочет. В прошлом году он коллекционировал пуговицы, наверняка где-нибудь в его комнате эта коробочка стоит. А еще, как выяснилось он часто сажает косточки от фруктов, в надежде, что что-нибудь вырастет, а тот маленький росток в коридоре — это будущее апельсиновое дерево. Скарамучча в свою очередь не может просто взять и заниматься любой ерундой, какой ему хочется. До некоторого времени он вообще считал идиотами тех, кто непродуктивно распоряжается своим временем. Но после общения с Венти, такого непродолжительного и редкого, он начал замечать, что любит прогуливаться в одиночку. Просто так, без какой-либо цели, куда глаза глядят. Каждый раз, когда он может урвать такую прогулку, он чувствует будто обманул систему: смотрите, я занимаюсь своими бесполезными делами и ничего не теряю от этого. Более того ему дико нравилось чувство независимости от внешних обстоятельств. Он не хотел себе в этом признаваться, но как бы то ни было, именно смотря на Венти он начинал понимать себя. Громкий стук в дверь прервал их скромное чаепитие. — Странно, я вроде никого не ждал, — Венти встал из-за стола, чтобы открыть дверь. Скарамучче опять стало неуютно, будто он лишний человек в этой квартире, и захотелось в эту же секунду убраться отсюда. К тому же его прекрасно было видно с коридора. Замок щелкнул, и на пороге появился парень с взлохмаченными иссиня-черными волосами и знакомой повязкой на глазу, в руках он держал авоську с неизвестным содержимым. — Кабзда сковородкам, дядя Данслейф приезжает! — выпаливает Кейа. — Оу. — только и выдает ему Венти. — Я тебе несколько раз звонил, телефон для лохов придумали или как? — Возможно… — виновато улыбнулся Венти и полез в карман за кнопочным телефоном. — возможно я забыл его зарядить. Чего это он так внезапно приезжает? — Да хер тебя дозвонишься, когда было иначе. Данслейф буквально пару часов назад позвонил и предупредил, что с утра приедет. А у нас такой бедлам, короче, мы с Альбедо там… — взгляд Кейи скользит на кухню, а гаденькая улыбка сама собой расползается на лице, — Оппа, всем Скарамуччам-олимпиадникам сердечный привет. Я полагаю, своим визитом сломал вам всю романтику, нехорошо получилось. Кейя мазнул взглядом по Скарамучче, надеясь на реакцию с его стороны, но тот лишь вскинул брови на эту маленькую провокацию и посмотрел на него как на идиота. Видимо только у Венти была привилегия смущать его. Цыган облокачивается о косяк и все с той же довольной лыбой и прищуренным взглядом продолжает говорить. — Ла-а-адно, я собственно зачем пришел. Венти, держи Чернушку, — он пихает ему в руки ту самую авоську, которую все это время прижимал к груди. — Не буду мешать вашему свиданию, мы с Альбедо сами справимся. Салют. Он махнул рукой и свалил так же быстро, как и появился здесь. Скарамучча вообще не понял, что произошло, и кто такая Чернушка? (И эта дурацкая фраза о свидании…) Венти же преспокойно прошел обратно на кухню, будто к нему сплошь и рядом залетают в квартиру цыганы. Авоська начала пищать. Венти с невозмутимым видом вытащил из нее черную кошку. Кошку, которую серьезно потрепала жизнь: она слепа на один глаз, ушки отморожены, еще и не хватало задней лапки. В общем, страшненькая кошка-калека, которую тем не менее такая транспортировка в другой дом не напугала. — Знакомься, это Чернушка. Как видишь, она настолько страшненькая, что брать ее никто не хочет, поэтому она живет у Кейи. В смысле, у него много кошек живет, но их перед приездом ревизора приходится разгонять. А вот эту вот, — он приподнимает кошку, которая уже начала тихонько тарахтеть на его руках, — выгонять жалко, кто знает, что с ней там случится, поэтому она у меня обычно живет. — Капец, вы на приколе. — только и сказал Скарамучча. А потом понял, что эта фраза совершенно не в его стиле, но он уже сказал ее. — Живем-живем. — Я могу ее на руках подержать? — Конечно, она не царапается. Чернушка теперь тарахтела как трактор — столько комплиментов она в жизни не слышала. На руках у незнакомого человека ей было совершенно комфортно. (А у Скарамуччи видимо был тактильный голод). Кошка была поглажена и расцелована в макушку. Поцеловать Венти хотя бы в щечку он отказался, но надежда умирает последней, поэтому этот несносный балбес выпросил чмок в макушку. — Подожди, сколько сейчас времени? — Ну-у, мы с тобой часа три чаи гоняем, темнеть начинает. — Скарамучча перевел взгляд на окно. Солнце еще светило, но вот вот должно было закатиться за горизонт. Ему точно голову оторвут, если он еще сильнее задержится. — Так, мне лететь надо. Венти пришлось подсуетиться и быстренько одеть Скарамуччу. — Шарфичек завяжи нормально, там холодно, — и даже не спрашивая, начинает поправлять шарф сам, пока Скарамучча едва заметно краснеет от чужой заботы и еле слышно фыркает «спасибо». — Ну все, в добрый путь. На дорожку присядешь? — В следующий раз обязательно. Дверь хлопает и Венти остается один. Он чертовски, чертовски доволен этим днем. Разворачиваясь на кухню, он вспоминает кое-что очень важное. Венти бежит обратно в коридор, напяливает куртку как попало, хватает берет и бежит вниз по ступенькам. Скарамуччу он замечает, едва выбегая из подъезда. — Ты же дорогу не знаешь. — выпаливает Венти. — Спросил бы у кого-нибудь… — Скарамучча явно не ожидал его еще раз увидеть. — Ну уж нет, я провожу тебя. — В тапочках? — Ой… Я сейчас, я быстренько, никуда не уходи. Всю дорогу Венти светился, как новая лампочка. А Скарамучча не понимал почему он начал считать того красивым. Были бы хоть какие-нибудь причины на то, а то ведь Венти этот ходит с двумя хлюпенькими косичками, губы его обветрены, а перчатки он не носит из принципа, поэтому кожа на руках тоже обветривается. Рост невысокий, на лице эта вечная улыбка, прям сочащаяся оптимизмом, глаза эти вечно смотрят внимательно. Как ни крути, а от этого странного непривычного чувства Скарамучче не избавиться.