***
В этот раз я паркую машину уже на территории школы, на специальной парковке, огороженной невысоким забором, чтобы ученики не смогли пролезть и сделать что-то с автомобилями учителей. Хотя, здесь только моя машина бросается в глаза, и если с ней что-то сделают, меня нисколько не удивит. Мисс Уолтер встречает меня на пороге здания, и я здороваюсь с ней, ощущая, как моё предплечье начинает ныть, напоминая о том, что ещё вчера эта женщина больно хватала меня за руки. Сегодня коридоры кажутся не настолько маленькими и старыми, и в глаза сразу же бросаются рисунки со стен. Мой кабинет оказывается там, где я вчера встретила Джастина, и я мысленно ликую, сама не понимая, почему. Я не спала всю ночь, прокручивала в голове рассказ миссис Хадсон, и твёрдо решила, что я сделаю для этого мальчишки всё, чтобы он чувствовал себя счастливым. Я постараюсь заинтересовать его своими уроками, заниматься с ним больше положенного и доказать всем, а в первую очередь его никудышной матери, что всё ещё не слишком потеряно. Я уверена, что Джастин сможет нормально развиваться и нагонит своих сверстников. Просто к этому придётся приложить чуть больше усилий. До звонка пятнадцать минут, а я ощущаю, как потеют мои ладони, поэтому тру их о юбку, делаю глубокие вдохи и выдохи, хожу из угла в угол, кусая нижнюю губу. Уверенность, с которой я переступала порог школы совсем недавно, пропадает, сменяясь лишь тревогой и страхом. А что, если не смогу? Должна. В голове гулом отзываются слова Эрика: «Ты обязательно справишься, Гвинет». Джастин входит в кабинет первым, и я даже замираю, когда замечаю парня, неуверенно топчущегося на пороге. — Хей, — я беру себя в руки и делаю несколько шагов к нему, расплываясь в улыбке, — пришёл посмотреть на птичек? — Нет, — он мотает головой, отчего чёлка падает ему на глаза, — пришёл быть грамотным. Миссис Пэлтроу научит писать своё имя, чтобы Джастин смог подписать птичку? Смеюсь и убираю мешающие волосы с его лица, заглядывая в карие глаза. — Конечно, но сперва нужно научить тебя писать твоё имя, чтобы ты мог подписывать всё самостоятельно и своим именем, договорились? — Джастин согласен. Джастина мама учила писать, но Джастин всё забыл, — он виновато поджимает губы. — Никогда не поздно научиться заново. Через пятнадцать минут в кабинете занято восемь парт, и все ребята оказываются возрастной группы Джастина, может, с разницей в пару-тройку лет. Почти все улыбчивые и любознательные, но некоторые всё же показывают мне свой характер, отказываясь знакомиться или выходить к доске, чтобы продемонстрировать свои знания. Я стараюсь не давить, никого не заставляю, но ощущение проигрыша роится где-то в глубинах подсознания. — Итак, раз никто не хочет писать своё имя на доске, может напишите их в своих тетрадях, а я пройду по рядам и посмотрю, как вам такая идея? На это предложение многие отреагировали положительно и принялись что-то черкать в своих тетрадях, один лишь Джастин смотрел на карандаш, явно не понимая, что ему стоит делать. Знаю, что выделять любимчиков среди учеников — плохо, но я ничего не могла с собой поделать, тем более, слова директора ни на секунду не выветривались из моей головы. Взяв лист и карандаш, я прошла и села к нему за парту, словив неловкий взгляд со стороны парня. — Давай, я покажу тебе, как писать твоё имя, — я провела карандашом и печатными буквами вывела ДЖАСТИН на бумаге. Парень нахмурился и начал всматриваться в каждую из букв, словно стараясь запомнить значение каждой. — Попробуешь? — протянула карандаш, но Джастин лишь покачал головой: — Джастин не сможет написать, забыл… — Но ведь стоит попробовать, чтобы вспомнить. Это, как кататься на велосипеде — стоит один раз научиться и больше никогда не разучишься. — Велосипеде? — переспросил он. — Почтальоны возят газеты на велосипеде, Джастин знает об этом. Нужно уметь писать своё имя, чтобы стать почтальоном? Джастин хочет велосипед! — он хватает карандаш и ведёт несколько кривых линий, что по итогу совсем не похоже на его имя. — Пробуй делать линии, как здесь, — показываю на свой лист, — а мне нужно проверить, как справились с заданием другие ребята. Результат меня впечатляет, все, кроме Джастина, смогли написать своё имя, даже фамилию и год рождения. Возможно, они делали это на автомате, как под копирку, вспоминая, что в них закладывали родители или первые учителя, но всё равно. С ними будет намного легче, они усваивают и запоминают информацию, возможно, потому что с ними не обращаются так, как обращались с Джастином. К концу урока мы успеваем разобрать несколько новых слов, и когда звенит звонок, ребята прощаются со мной, собирают вещи и выходят из класса. Остаётся один лишь Джастин, который продолжает водить карандашом по листу. Я подхожу к нему сзади и со спины заглядываю в лист, где так и не появилось ничего, похожего на имя или хотя бы его производные. Он будто специально игнорирует существование своего имени, пишет его так же, как и произносит — неохотно и с толикой отвращения. Возможно, во всём виновата Лилиан. Нет, она точно виновата. — Думаю, на сегодня достаточно, — проговариваю, не в силах смотреть, как он мучается. — Но Джастин ещё не научился! — Тебе пора на математику, иначе мисс Уолтер будет ругаться, что я тебя задерживаю. — Мисс Уолтер сама отведёт Джастина, Джастин не ходит по коридорам, — повторяет он то же самое, что и вчера, продолжая вести кривые линии через весь лист. — У тебя есть второе имя, Джастин? — спрашиваю я, когда смотреть становится просто невыносимо. — Второе имя? Как это? — Да, — я присаживаюсь на соседний стул, — вот меня зовут Гвинет Кейт Пэлтроу, второе имя Кейт. Но мне нравится первое, Гвинет, поэтому вторым не пользуюсь. Возможно, у тебя есть второе имя, и ты мог бы научиться писать его, что скажешь? — Хм, — он откладывает карандаш и складывает руки на груди, задумываясь, — Джастин… Дрю Бибер. Так звали в больнице, когда бинтовали руку. — Дрю? — Мгм. Я хватаю лист и пишу его второе имя, а парень внимательно следит за каждым моим движением и с восхищением смотрит на коротенькое имя, красиво выведенное на бумаге. Карандаш снова оказывается между его пальцев и он, ещё раз взглянув на надпись, пишет свою, стараясь так же аккуратно выводить буквы. Спустя минуту на листе всё же появляется долгожданное ДРЮ, а Джастин расплывается в широкой и такой детской улыбке. — Джастин смог, да ведь? Я улыбаюсь в ответ, чувствуя, как собираются слёзы в уголках глаз. — Да, Дрю, ты смог, — треплю его по волосам. — Можно я буду так тебя звать? — Джастин Дрю разрешает. Миссис Уолтер забирает его прямо перед звонком, и он хвастается ей, что смог написать своё имя, на что она тоже улыбается и хвалит парня. Мне совсем не хочется, чтобы Джастин уходил, но нам всё же приходится расстаться. Лист с его первым написанным словом я кладу в свой стол.***
Спустя неделю уроки английского в стенах школы становятся для меня жизненно необходимой вещью, и я усердно готовлюсь к ним по вечерам, просматриваю кучу материалов и читаю литературу, которая помогает мне правильнее общаться со своими учениками. Эрик молчит, хотя я замечаю, что он не очень доволен сложившейся ситуацией. Ужины по воскресеньям теперь проходят в тишине. Джастин стал чаще приходить ко мне в класс задолго до начала урока, и я не могу сказать, что меня это не радовало. Сначала он просто сидел за своей партой, пытался рисовать, но постепенно мы перешли с ним к маломальскому, но общению. Мы пили травяной чай, который я приносила в большом термосе, а на переменах крошили хлеб на том самом месте на улице, чтобы в окно всегда было видно птиц. Парень немногое мог рассказать мне о себе, но с радостью слушал о моей жизни и всегда искренне смеялся, когда я рассказывала какие-нибудь неловкие истории, происходившие со мной. Конечно, многое мне приходилось чуть ли не разжёвывать, потому что некоторые слова Джастин совсем не понимал, но он был счастлив, когда я, заметив его нахмуренные брови, словно он производил мозговой штурм, пытаясь подобрать определение, останавливала рассказ и специально повторяла непонятное слово и его значение. И его любимым оставалось слово «мечтательный», с которым он всегда у меня ассоциировался. Джастин научился писать двадцать коротеньких слов за эту неделю, и я очень гордилась его успехами и сохраняла все листы, складывая их в верхний ящик стола. По моей просьбе, мы с миссис Хадсон поменяли группы учеников, распределив их не по возрастной группе, а по знаниям. Мне казалось бесполезным объяснять некоторым ребятам то, что они и так прекрасно знали. Многие болезненно восприняли переход от одного класса к другому, но через пару дней все свыклись, и уже не было никаких проблем с дисциплиной. Джастин оказался в группе с ещё двумя учениками, обе были девушками младше его на целых семь лет. На переменах я замечала, как девушки старались познакомиться с парнем, но тот молча уходил в коридор и становился у окна, наблюдая за птицами. Не знаю почему, но в такие моменты на меня накатывало облегчение — он идёт на контакт не со всеми. После уроков Джастин ждал меня у дверей класса, облокотившись о стену, засунув руки в карманы и пиная воздух носками своих ботинок. Я немного задерживалась, поэтому попросила парня подождать ещё, на что он бодро согласился, ведь я обещала пойти кормить уток на пруд. — Дрю никогда не видел уток, — пролепетал он, когда от меня невзначай поступило предложение. — Мама не разрешала ходить на пруд, там может быть опасно. — Твоя мама была права, — согласилась я, поджав губы, так как одно лишь упоминание о Лилиан вызывало у меня злость, — одному на пруд ходить нельзя. Но мы ведь пойдём вместе, так что бояться нечего, — я снова потрепала его волосам, только сейчас осознав, что делаю так постоянно. — Сейчас, я заполню журнал, и мы пойдём, — проговорила я, когда начала понимать, что долгое ожидание может утомить парня, и он может начать капризничать. С его истериками я ещё дел не имела, поэтому остерегалась их, как огня. — Можешь пока посидеть за партой, потренироваться прописи. Эта идея впечатлила Джастина, и он почти влетел в класс, садясь за парту, что находилась напротив моего стола. Я усмехнулась и достала листок с карандашом, передавая его в чужие руки. — Хочу написать «мечтательный», — произнёс парень, стуча карандашом по парте. — Можно Дрю сам напишет? — Конечно, — я кивнула, тем более, что мы успели разобрать весь алфавит за эту неделю, и Джастин запомнил почти все буквы. И он принялся что-то усердно выводить, высунув язык и по обыкновению нахмурив свои брови. К журналу я так и не притронулась, потому что неотрывно смотрела, как на бумаге постепенно появляется МИЧТАТИЛЬНЫЙ, аккурат выведенное печатными буквами. Уток в пруду не оказывается и я, кажется, расстраиваюсь больше самого Джастина, который весело оглядывается по сторонам и восхищённо поглядывает в сторону пруда, но от меня далеко не отходит, как мантру вспоминая слова Лилиан о том, что на пруду опасно. Мне не остаётся ничего, как купить сахарную вату и сесть с парнем на лавочку, отщипывая по небольшому кусочку и кормя его со своих рук, потому что я боюсь, что, возьми он эту вату сам, никаких салфеток не хватит, чтобы его отмыть. Прохожие кидают на нас косые взгляды, но мне, если честно, плевать. Я хочу заботиться о Джастине. Вместо него самого, его слабака-отца и уж точно вместо Лилиан, разрушившей жизнь сыну. — Дрю, а с кем ты живёшь? — интересуюсь я, протягивая очередной пучок ваты парню. Тот открывает рот, и я кладу вату ему на язык, чужие губы касаются моих пальцев, слизывая остатки сахара, что заставляет меня одёрнуть руку. Знаю, что он совсем не имел ввиду ничего плохого, когда так сделал, но ощущения неправильности его действий непроизвольно врезаются в голову. — Дрю живёт с бабушкой Мартой и её черным котом. Кот писает по углам, и бабуля бьёт его тапком, — Джастин улыбается, явно довольный своими воспоминаниями. — Дрю нравится жить у бабули, она делает вкусные блины. — Очень надеюсь, что Марта не обижает тебя. — Бабуля ругается, если Дрю портит штанишки, поэтому Дрю должен быть хорошим мальчиком и проситься в туалет, — проговаривает парень, болтая ногами. — Ты очень хороший, Дрю, — я снова касаюсь его волос.***
Два месяца моего пребывания в стенах школы пролетают слишком незаметно, и только тринадцатого декабря я понимаю, что уже началась зима. Я всегда любила декабрь, потому что впереди меня ждали Рождество и Новый год, но в последние несколько лет Эрик слишком занят на работе, поэтому мне приходилось отмечать праздники заграницей, с моими так называемыми подругами, общение с которыми теперь мне претит. В этом году я жду праздников, как никогда, потому что у меня будет шанс поздравить своих учеников, подготовить им подарки и, главное, провести праздник по-семейному, потому что теперь я каждого здесь считаю своей семьёй. Джастин по обыкновению ждёт меня у окна, разглядывает ворон, которым теперь это место нравится больше, ведь там всегда насыпаны хлебные крошки. Одетый в бежевый свитер с оленями и болоньевые штаны, парень кажется мне довольно забавным, и я не сдерживаю легкого смешка, что заставляет его обернуться. Он расплывается в широкой улыбке и машет мне рукой, и я машу в ответ, сокращая между нами расстояние. — Миссис Пэлтроу! — он подбегает ко мне почти вплотную, ожидая, что сейчас я снова поглажу его по волосам, и я не заставляю себя долго ждать, пропуская сквозь пальцы мягкие русые пряди. Кажется, я слишком привязалась к нему, но ничего не могу с собой поделать. — Бабуля купила Дрю новый свитер, — он тычет в нарисованных оленей, и я одобрительно киваю. — Дрю теперь сможет понравиться девочке? — Ты и без свитера мог, — улыбаюсь я, — но с таким свитером шансов куда больше. Перед нами возникает миссис Хадсон, кидая пару взглядов на Джастина и прося меня зайти в её кабинет. Выглядит она довольно уставшей, и я думаю, что это связано с новой проверкой, которую к нам собираются прислать на следующей неделе. Уже не раз она просила меня подключить к делам Эрика, чтобы тот занялся школой, ремонтом, но она просто представить себе не могла, какой разлад настал в нашей семье из-за этой школы. — Миссис Пэлтроу, присаживайтесь, пожалуйста, — рукой она указывает на кресло, на которое я незамедлительно сажусь и, сложив руки перед собой в замок, настраиваюсь на серьёзный разговор. — Гвинет, я хотела поблагодарить Вас. — Меня? — вскидываю брови, не совсем понимая, о чём толкует женщина. — Да-да, — она кивает, — то, как Вы носитесь с Джастином, это дорогого стоит. Никогда я не видела этого мальчишку таким счастливым и полностью отданным какому-то делу. Вы потрясающая женщина. — Что Вы, — я отмахиваюсь, ощущая, как алеют мои щёки. Но происходит это совсем не от смущения, а от стыда. От стыда, что я так сильно привязалась к Джастину, что выделяю его среди всех учеников, хотя они такие же, они точно так же хотят внимания, прогулок в парках и сладкой ваты. — Пожалуйста, только не бросайте Джастина, не увольняйтесь, даже если нас замучают проверками, и Вы устанете от всего этого. Прошу Вас, не повторяйте ошибок его матери. — Я никогда не стану такой, как Лилиан, — хриплю я, ощущая горечь на языке от этого имени. — Мисс Пэлтроу ругали? — интересуется Джастин, когда я выхожу из кабинета директора и возвращаюсь в свой класс. Он сидит за партой, где я его оставила, рисует что-то на листе, но отрывается от своего занятия сразу же, как только я переступаю порог. — Нет, что ты, — качаю головой и подхожу поближе к парню, присаживаясь на соседний стул, — всё отлично. Миссис Хадсон просто захотела поговорить со мной, послушать парочку историй из моей жизни, — улыбаюсь и снова тянусь к чужим волосам, смахивая чёлку со лба. Джастин улыбается в ответ, как кот ластится к моей руке. — Бабушка Марта хочет, чтобы Дрю позвал миссис Пэлтроу домой, — почти шепотом проговаривает парень, но я слышу. — Мисс Пэлтроу с радостью пойдёт к тебе в гости. Дрю живёт в трёх кварталах от школы, но я всё равно решаю доехать на машине, чтобы позже он не шёл провожать меня обратно. Парень очень неуютно чувствует себя в автомобиле, а когда я пристёгиваю его ремнём безопасности, вообще начинает капризничать, поэтому поездку приходится отменить. Лёгкую истерику мне ещё удалось успокоить своими объятиями, но вот что делать, если на него накатит приступ, я не знаю. Что же, не страшно, дойду пешком. По улице мы идём за руку, Джастин прыгает через небольшие сугробы и ловит пальцами снежинки, каждый раз расстраиваясь, потому что те сразу же таят, не позволяя взглянуть на них поближе. Прохожие не перестают на нас пялиться, какие-то придурки насвистывают, когда я прохожу мимо, но я упорно стараюсь не обращать внимание. Плевать, что думают другие, главное, что я знаю, что Джастин в безопасности. Парень живёт в стареньком доме, скорее всего, в одном из первых построек. Штукатурка в подъездах осыпалась, деревянные ступеньки скрипят, поэтому я стараюсь ступать аккуратно, боясь провалиться. Но Джастин ведёт меня за собой уверенно, продолжая крепко сжимать мою ладонь в своей. Между третьим и четвёртым этажами мы встречаемся с каким-то парнем, который, при виде Джастина, усмехается и кривит лицо в гримасе отвращения. — Неужто дебил нашёл себе подружку? — он прыскает в кулак. — Привет, Роб! — Джастин расплывается в улыбке и машет парню, на что тот лишь ещё больше кривится и сильно толкает его в плечо. Не держи я Джастина за руку, он бы пролетел один пролёт так точно. — Сколько раз я говорил тебе не обращаться ко мне, дебил? — Роб злится, я замечаю, как напрягаются его желваки, а кулаки сжимаются. Мне становится страшно. Страшно за жизнь Джастина настолько, что я, не думая, прячу его за свою спину, желая лишь одного — защитить. -Так ты ещё и боевая киска? — обращается он ко мне, противно скалясь. — И что ты сделаешь? Выцарапаешь мне глазки своими коготочками? — он делает шаг вперёд, и я машинально наклоняюсь в противоположную от него сторону. Сердце отбивает чечётку, больно тарабаня по рёбрам. — На кой чёрт ты общаешься с этим дебилом? Не смогла найти компанию получше? Мой язык прилипает к нёбу, прямо, как тогда, в первый день в школе. Я не могу сказать ни слова, просто смотрю на парня напротив, матеря его в своей голове. Слабачка. Как я хочу защитить Джастина, если элементарно не могу защитить себя саму? — Оказывается, не такая уж и боевая, — Роб снова прыскает со смеху и, подняв руки в знак капитуляции, сбегает вниз. — Удачи вам с дебилом! — уже на первом этаже орёт он, и я снова слышу его громкий и мерзкий гогот. — Роб мой друг, — гордо отзывается Джастин, и я не сдерживаю слёзы, срывающиеся с глаз. Крепче сжимаю чужую ладонь и прошу его постоять немного, чтобы успокоиться. На его лице нет ни единой плохой эмоции, и я начинаю плакать ещё сильнее. Ну как можно быть настолько «мечтательным»? Бабушка Марта, как её называет Джастин, оказывается совсем не старой, и я в очередной раз осознаю, насколько парень ещё ребёнок. Она приглашает меня за стол сразу же, как только мы переступаем порог квартиры и Джастин громко оповещает о том, что он привёл с собой миссис Пэлтроу. Марта — родная тётка Джастина, ей слегка за пятьдесят, не замужем, именно поэтому взвалила на свои плечи такую рутину, как заботу о парне. — Лилиан переехала в Австралию два года назад, — проговаривает Марта полушепотом, пока Джастин вышел из кухни, чтобы принести и показать мне коллекцию пластмассовых птиц, купленных «бабулей» на один из его дней рождений. — Я, конечно, пыталась связаться с ней, пыталась достучаться до её здравого разума, чтобы она наконец приняла Джастина, позаботилась о нём, ведь он всё ещё её единственный ребёнок, но сестра даже слушать ничего не хочет. Бросает трубки сразу же, как только я затеваю этот разговор. — А что его отец? Он так и не попытался заново возобновить общение? Марта качает головой, давая понять, что никто из родителей не хочет принимать своего ребёнка, и это звучит по-настоящему ужасно. — На самом деле, Джастин в последнее время очень изменился. Стал более осмысленным, что ли. Думаю, это всё благодаря тебе, Гвинет, — она улыбается и сжимает мою руку, лежащую на столе. — Впервые попросил у меня книжку, где кроме картинок есть ещё и текст — учится читать. Ты вдохновляешь его. Врачи говорят, что шансов на его развитие практически нет, что все детские травмы, которые он старательно блокирует в своей голове, не дадут ему нормально развиваться. Но знаешь, — она смахивает накатившие слёзы, — я верю, что с твоей помощью Джастина ждёт хоть и не большое, но очень светлое будущее. Я ощущаю, как после её слов по моему телу разливается тепло. От осознания, что Джастин привязался ко мне точно так же, как и я к нему, что он усердно учится и старается стать умнее. Я очень горжусь им и хочу, чтобы все вокруг испытывали то же самое. — У Джастина очень большой потенциал, и я постараюсь продолжать развивать его. Он схватывает всё на лету, только нужно найти подход, заниматься с ним чуть больше, чем с остальными. Думаю, Лилиан в будущем пожалеет о своём решении. — Вряд ли, но время покажет, — шепчет Марта и вытирает мокрые от слёз щёки, потому что Джастин уже несётся к нам с фигурками птиц в руках. Я ухожу из их дома около восьми вечера, запретив Джастину меня провожать, хотя он рвётся пойти со мной, почти истерит, и мне приходится долго успокаивать его. Внутри меня растёт страх, что он снова может пересечься с Робом, и стычка, произошедшая сегодня в подъезде, продолжится и вытечет во что-то большее. Марта просит приходить почаще, обнимает на прощание и благодарит за мою помощь. Я обещаю ей быть рядом всегда. Уже на улице я даю волю слезам и не могу перестать плакать даже, когда сажусь в свою машину. Меня душит обида, вперемешку с разочарованием, которое я испытываю по отношению к родителям Джастина. Я впервые в жизни кого-то так сильно ненавижу, и мне даже не стыдно за свои чувства, потому что Лилиан не достойна большего.***
Мы ссоримся с Эриком двадцать третьего декабря, в воскресенье. Всю неделю я ощущаю себя подавленно, потому что Джастин заболел и не посещал школу несколько дней. Марта уверяла, что всё в порядке, но трубку парню не давала, а приходить запрещала, ссылаясь на то, что я могу заразиться. По правде говоря, мне было плевать, заразись я, проваляйся я с температурой или ещё что похуже, потому что желание увидеть Джастина было слишком большим. Но здравый рассудок твердил, что замены на мои уроки нет, и другие ребята точно так же нуждаются в знаниях. — В это Рождество я решил взять выходной, — проговаривает Эрик, разрушая полнейшую тишину, в которой проходит ужин. — Может, махнём куда-нибудь в горы, покатаемся на сноуборде, будем пить глинтвейн и спать до обеда? Как тебе такая идея? — Не хочу, — я поджимаю губы, продолжая ковырять вилкой в тарелке, потому что еда не лезет в горло. — Марта обещала позвонить, но так и не набрала. Вдруг что-то случилось? — я поднимаю взгляд на мужа, который смотрит на меня с непониманием, никак не осознавая, что я могла отказать ему. Три года он пропускал Рождество, и все три года я обижалась на него, молила остаться, а сейчас сама отталкиваю. Зажмуриваюсь, когда вилка с ножом с грохотом падают в тарелку. — Ты обещала, что ничего не изменится! — вскрикивает Эрик. — Ты, блять, обещала, что всё будет, как обычно. Но изменилось всё, Гвинет. Изменилась ты сама, наши с тобой отношения, даже этот взгляд, которым ты на меня всегда смотрела, изменился! У меня складывается ощущение, что ты больше не нуждаешься во мне, что ты так просто нашла замену, вышла замуж за свою работу и этого Джастина, историями про которого ты кормишь меня ежедневно! — Как ты можешь так говорить?! — кричу я в ответ, заглядывая в чужие глаза. — Ты ведь ни черта не понимаешь, зачем так говоришь?! Ты не знаешь, насколько трудно Джастину, и как сильно он нуждается во мне, Эрик! Ты чёртов эгоист! — я подрываюсь из-за стола и несусь прочь из столовой, слыша, как в спину меня догоняют слова мужа: — Я ведь тоже нуждаюсь в тебе, Гвинет!***
Джастин появляется после двух недель отсутствия, и все эти две недели я ощущаю персональный ад, созданный из моих собственных страхов. Новогодних каникул в этой школе не предусмотрено, поэтому мы продолжаем учиться в обычном режиме, пропуская учёбу лишь в Рождество и Новый год. Но для меня эти выходные становятся ненужными, потому что Эрик так и не взял отгулы, как собирался. С того самого воскресенья мы больше не обмолвились ни словом, а наша общая кровать стала моей личной — муж всё время спал в кабинете или гостевой комнате. В среду, я, как обычно, молча зашла в свой класс, кинула вещи на стол, но замерла в оцепенении сразу же, как только заметила знакомую фигуру, сидящую за третьей партой. Джастин что-то писал и совсем не обратил на меня внимания, слишком погрузившись в свои мысли. Мне даже пришлось ущипнуть себя, потому что происходящее вполне себе могло стать моей галлюцинацией. Но нет, парень действительно сидел в классе. Его русые волосы стали немного длиннее, а бежевый свитер сменился на тёмно-синий, с высоким горлом. — Дрю… — шепчу на выдохе и несусь в его сторону, тут же крепко обнимая его. — Миссис Пэлтроу, — он хихикает и по-детски обнимает меня в ответ, носом зарываясь в мою шею, отчего его горячее дыхание вызывает табун мурашек на моей коже. — Дрю болел, но уже выздоровел. Бабуля Марта отвела Дрю в школу. — Я очень, очень рада видеть тебя, — сквозь слёзы проговариваю я, посильнее прижимаясь к парню. Мой мир снова перестаёт быть серым и унылым, и я понимаю, что всё это связано с моим учеником, сидящим за третьей партой и усердно старающимся в написании диктанта. Я много и часто улыбаюсь, отвлекаясь от диктовки текста, и те самые девушки, которые теперь были одноклассницами Джастина, несколько раз оповещают меня, чтобы я продолжала. Но кажется, нормально преподавать сегодня материал у меня всё равно не получится, потому что меня переполняют эмоции. — Ты не замёрз? — интересуюсь я у Джастина, когда мы по-обычному крошим хлеб на улице. Я делала это каждый день его отсутствия, чтобы птицы не перестали прилетать, но с ним это занятие кажется намного увлекательнее. — Не-а, — он мотает головой в разные стороны, отчего бубон на его шапке смешно скачет, — Дрю надел тёплые штаны. — Как только станет холодно, скажи, не хочу, чтобы ты снова простудился. Без тебя было очень грустно. — Дрю весельчак? — интересуется он, и я киваю. — Дрю нравится веселить людей. — Я хочу подарить тебе подарок. Хотела отдать в Рождество, но бабуля не разрешила прийти, поэтому, вот, — я достаю из сумки коробку и протягиваю её парню, который на секунду замирает, а потом, выронив остатки хлеба на землю, уверенно тянется к подарку. Его губы расплываются в широкой улыбке, когда он открывает коробку, а глаза пару раз бегают от содержимого ко мне и обратно. — Это птица! — он достаёт мягкую игрушку и прижимает её к себе, пару раз чмокнув. — Дрю любит птиц! — Как ты её назовёшь? — Хм, — он задумывается, внимательно смотря в вышитые глаза игрушки, — мечтательный. — Отличное имя. Через три дня я нахожу на своём столе письмо. Сложенный в несколько раз листок лежит прямо на моих учебниках, поэтому сразу бросается в глаза. Я неторопливо разворачиваю лист и читаю написанное там, ощущая, как внутри меня всё сжимается: «Я лублу Гвинет». Кривоватый и размашистый почерк выдаёт Джастина, и мне приходится закрыть глаза, чтобы успокоить бушующее сердцебиение. Я одновременно счастлива, что Джастин стал более открытым и может выражать свои чувства, но и несчастна, потому что опасаюсь ранить его тем, что всё это является невозможным. Прячу лист в первый ящик стола. Мне нужно быть аккуратнее с нашей общей привязанностью друг от друга. Эрик заезжает за мной в тот же день, решая, что ссора слишком затянулась. Впервые за семь лет мы не разговариваем так долго, и я понимаю, что начинаю скучать по своему мужу. Возможно, я действительно слишком отдалилась от него в последние месяцы, и это нужно исправлять. Джастин задерживается допоздна, и я замечаю его у окна, находящегося возле кабинета миссис Хадсон. — Джастин? — зову я парня, и он оборачивается, снова расплываясь в широкой улыбке. — Почему ты ещё здесь? — Бабуля не сможет забрать Дрю сегодня. Дрю хотел пойти с миссис Пэлтроу. В тот момент я совсем забываю о том, что Эрик ждёт меня на улице и, взяв парня за руку, веду его к выхожу из школы. — Гвинет! — Эрик перехватывает меня у ворот и целует в щёку, тем самым говоря, что он устал от этой ссоры. Мне неловко от его действий, и я отхожу на шаг назад, всё ещё не выпуская руку Джастина из своей. Парень косится на Эрика, и я ощущаю, как его тело напрягается. Воздух вокруг нас сильно электролизуется. — Мне нужно провести Дрю домой, — говорю я мужу, на что тот вздыхает, но истерик не закатывает. Всё же, в нём ещё остался здравый рассудок, и он понимает, что сейчас не время выяснять отношения. — Давай отвезём его, — предлагает Эрик, на что я лишь отрицательно качаю головой: — Он не поедет на машине. Пожалуйста, просто подожди меня здесь, я скоро вернусь. — Я пойду с Вами, — он блокирует машину. — Нет, Эрик, я пойду одна. — Но уже темно! — не унимается мужчина, переходя на повышенные тона. Ситуация начинает выходить из-под контроля, и мне становится страшно. Не за себя. Мне становится страшно за Джастина, который может воспринять Эрика, как угрозу. Я боюсь панических атак парня, потому что никогда не сталкивалась с ними, и не знаю, как себя вести. — Просто жди меня здесь, — твёрдо проговариваю я и делаю несколько шагов в сторону дороги. Джастин идёт за мной следом, всё ещё не отпуская мою ладонь. Он тяжело дышит, пинает снег носками ботинок и молчит. — Довести тебя до квартиры? — спрашиваю я, когда мы останавливаемся около подъезда. Я кидаю взгляд в их окна, замечая, что ни в одном не горит свет. Надеюсь, с Мартой всё в порядке. — Тот дядя злой, — хрипит парень, впервые произнося слова за всё это время. — Он ругается на миссис Пэлтроу. Дрю он не нравится. — Он не такой плохой, просто устал на работе, — спешу я оправдать своего мужа, но Джастин отказывается меня слушать, качая головой. — Плохой, плохой, плохой! — почти кричит он мне прямо в лицо. — Джастин, послушай… Но он не даёт мне договорить, вырывает свою руку из моей и скрывается в подъезде, громко хлопая входной дверью. Я стою неподвижно ещё несколько минут, чувствуя, как горит моя ладонь. И только, когда в одном из окон их квартиры зажигается свет, я делаю несколько шагов в противоположную от подъезда сторону. Уходить не хочется, но и оставаться здесь слишком неправильно. Кажется, в моей жизни больше не остаётся ничего правильного. Эрик ждёт меня на том же самом месте, стоит на улице, неспешно курит, хотя бросил несколько лет назад. Видимо, наш с ним разлад вернул в его жизнь плохие привычки, за что мне становится стыдно. Я подхожу к мужу почти вплотную, через куртку ощущая жар от его тела, и громко выдыхаю. — Ты слишком привязала его к себе, Гвинет, — хрипит мужчина. — Ты ведь понимаешь, что всё это чертовски неправильно, да? Я не отвечаю. В голове непроизвольно всплывает содержание записки, лежащей в верхнем ящике стола.***
Джастин попадает в больницу. Я узнаю об этом от Марты, которая звонит мне как раз в тот момент, когда я еду в школу. Узнавать такие новости за рулём, особенно на заснеженной дороге очень опасно, потому что я тут же жму на педаль тормоза и практически становлюсь причиной аварии, когда хриплый женский голос шепчет в трубку: «У Джастина открытая черепно-мозговая, Гвинет… Я не знаю, что мне делать. Пожалуйста, приезжай». И я еду. Наплевав на школу, уроки, своих учеников, я несусь в больницу, потому что не могу позволить Марте переживать всё в одиночку. Руки трясутся, сердце колотится, как бешеное, и я еле сдерживаю себя, чтобы не начать рыдать. В голове рисуются ужасные картинки произошедшего, и я пытаюсь собрать всё в единый паззл. Почему это должно происходить именно с ним? Господи, ну почему? Почему ему просто нельзя быть счастливым? В больнице отвратительно пахнет медикаментами, и меня начинает мутить от этого запаха, поэтому мне приходится немного сбавить шаг и схватиться за стену, чтобы случайно не рухнуть на пол. — Вы в порядке? — какая-то молоденькая медсестра подбегает и хватает меня под руку. — Вам плохо? — Джастин… — хриплю я на выдохе, заглядывая в чужие голубые глаза. — В какой палате лежит Джастин Дрю Бибер? Марта сидит у кровати, держа ладонь парня в своей, и о чём-то едва слышно шепчет, мне даже кажется, что она поёт, хотя слов разобрать не получается. В палате стоит неприятный писк и запах от лекарств, и я чешу нос, стараясь его перебить. Женщина обращает на меня своё внимание лишь тогда, когда я становлюсь рядом и громко всхлипываю, смотря на лежащего на кровати парня. Голова перебинтована, лицо опухшее, под глазами громадных размеров синяки. Я обессилено хватаюсь за предплечье Марты, она кладёт руку поверх моей, принимаясь легонько гладить тыльную сторону ладони большим пальцем. — Что…что произошло? — Я сама толком ничего не знаю, — говорит Марта. — Мне позвонили уже из больницы. Кто-то напал на него, ударили чём-то тяжёлым. Непонятно только, зачем. Он ведь… — она всхлипывает, прикрывая рот рукой, — с него нечего взять. — Что говорят врачи? — Операция была слишком долгой, они боролись за его жизнь всю ночь, Гвинет. Они не уверены, не хотят делать преждевременных выводов, но у Джастина сильное повреждение мозга. — Всё обязательно будет хорошо, — перебиваю я её, не дав закончить мысль. Мне кажется, не произнеси Марта вслух то, чего мы так боимся, этого никогда не случится. — Джастин сильный, он справится со всем. Проходит ровно неделя. Неделя моего персонального ада, который я проживаю, как на иголках. Толку от меня становится слишком мало, и миссис Хадсон даёт мне отгулы. Я благодарна ей за это, хотя бы потому, что быть вдали от Джастина, когда он может в любой момент очнуться, становится невыносимо. Я ночую в больнице. Сплю у его кровати, держу за руку и бесконечно плачу, словно мои слёзы смогут помочь. Марта приходит каждый день, но только вечером, когда заканчивается рабочая смена. Она бы тоже хотела проводить в больнице чуть больше времени, но потерять единственный источник заработка не может. Джастин открывает глаза утром пятницы. Непонимающим взглядом он осматривает палату, хмурится от дневного света, пробивающегося сквозь окно, и смотрит на меня, как бы пытаясь понять, кто я и почему сижу здесь. А я расплываюсь в широкой улыбке и хватаю чужую руку, крепко сжимая ладонь. Парня это не устраивает и он вырывается, пряча руки под одеялом. — Хей, — шепчу я, — привет. Ты здорово напугал нас, знаешь? Но Джастин продолжает молчать, глядя на меня, как забитый в угол клетки маленький кролик, заметивший хищника. Он не даёт к себе прикоснуться, прячется под одеялом, а в какой-то момент начинает истерически плакать, всё ещё не произнося ни слова, поэтому мне приходится вызвать медсестру, та колет ему успокоительное. — Он не узнаёт меня, — говорю я Марте уже в понедельник, пока Джастин спит под снотворным, потому что во времена бодрствования он почти всегда закатывает истерики, когда видит меня. — Он никого не узнаёт, Гвинет, — пытается успокоить меня женщина, но я вздыхаю и качаю головой. — Он узнаёт тебя. — Дай ему время, — просит Марта, и я соглашаюсь, хотя внутренне понимаю, что никакое время ничего не изменит.***
Я увольняюсь из школы в апреле, не дав миссис Хадсон уговорить меня остаться хотя бы до конца рабочего года. Меня начинают душить эти стены, а особенно рисунки на них; я не могу спокойно смотреть на пустующую третью парту в своём классе, и не могу проходить мимо окна, в которое уже не видно птиц, так как хлеб я больше не крошу. Мне становится трудно проводить уроки, концентрировать своё внимание на материале и поддерживать дисциплину в классе. Я разваливаюсь на части. Эрик умоляет уволиться, и, в конце концов, я его слушаюсь. Мы улетаем на полгода в Париж. — Очень жаль, что Вы нас покидаете, миссис Пэлтроу, — мисс Уолтер стоит в дверях, грустно наблюдая за тем, как я пакую свои вещи в коробку. — Остались бы хоть до конца года. Детишки очень будут скучать по Вам. — Я больше никогда не соберу себя воедино, если сейчас не уйду. Мисс Уолтер понимающе кивает и уходит оставляя меня одну. Я собираю все учебники, оставляю дополнительную литературу, по которой обучала детей, чтобы следующий учитель мог ей пользоваться. Рука машинально тянется к верхнему ящику стола, и мне с болью в сердце приходится его отодвинуть. Он полностью заполнен листами бумаги, и я хочу, не глядя, выбросить все, поэтому выгребаю всё за раз и швыряю в мусорное ведро. На пол падает один лишь аккуратно сложенный листок, и я беру его, сама не зная зачем, разворачивая. Истерика накатывает сама по себе, и я даже не стараюсь её остановить. Слёзы капают прямо на текст, криво написанный на листе, буквы расплываются от влаги. «Я лублу Гвинет»