не трожь моё сокровище.

      Когда твоему парню совсем недавно исполнилось семнадцать лет, а сегодня он смеётся над тем, что не смог уместить тридцать первую свечку на твоём праздничном торте, — хочется лишь вздыхать. Потому что Чонгук невозможно милый, и на деле мало что понимающий. По-крайней мере, хотя бы то, что он семнадцатилетний омега, такой красивый, отзывчивый и яркий, а Тэхён не его ровесник. Чонгуку бы… Кого-нибудь его возраста. Такого же активного, как он, такого с кем не страшно попробовать, разочароваться, попробовать снова. А не Тэхён, которому за тридцать теперь и он не может позволить себе допускать ошибки, потому что потом — одиночество. В этом мире точно. Тэхён множество раз уверял себя, что Чонгук не безответственный мальчик, что он точно не играется, да и любви в его глазах и касаниях столько, что язык не повернётся назвать это игрой. Но Киму всё ещё сложно заставить себя поверить, что всё может сложиться гладко. Каждый день, когда он просыпается с ним, каждый день, когда забирает из училища и слушает его воодушевлённые рассказы о прошедшем дне. О том, что на самом деле устал, но он готов стараться и учиться усерднее. Когда видит его счастливое лицо, потому что он получил главную роль или слёзы из-за сильного разочарования или чувства несправедливости в свою сторону. Каждый раз, когда тихо выключает свет в комнате, находя Чона уже спящим в кровати. Он ведь актёр. И играет всегда совершенно разные роли. Тэхён видел. И Тэхён ему верит. Каждый раз, смотря со второго ряда на сцену. Не верит почему-то только настоящему Чонгуку. Который вот сейчас сидит совсем близко, зажигалкой поджигает свечи на торте и что-то совсем заинтересовано рассказывает, пока Тэхён только улыбается. Смотрит на него со всей нежностью и поверить не может, что правда нужен такому прекрасному парню. — Тэхё-ён! Ты меня совсем не слушаешь! — из мыслей вырывает звонкий, возмущённый голосок этого сокровища. — Прости, Чонгукки… Можешь повторить? — Тэхён притягивает его к себе, а тот никогда не против посидеть на коленях Кима. — Я говорю, что ты мой самый лучший альфа, хён, и надеюсь, что ты будешь становиться с каждым годом всё более счастливым, — обнимает того за шею и оставляет мягкий, звонкий чмок в щёку мужчины. Укладывает свою голову на его плече и позволяет обнять себя удобнее и покрепче, — и ещё, то что меня взяли на роль Маленького Принца. Я так счастлив, мы будем отыгрывать это через несколько месяцев… Я надеюсь, что хорошо справлюсь, но совершенно не уверен в том, что смогу сыграть с тем самым любопытством и лёгкой опечаленностью, которая ему присуще… Ещё и другие разозлились, что именно меня взяли на роль. Тэхён гладит его по спине, на сей раз слушая внимательно. Очаровательный. Как он вообще может сомневаться? Он ведь такой талантливый, умный и невозможно харизматичный мальчик! — Ну и пускай себе злятся, ты их не слушай главное. Тебе эта роль досталась, значит ты на неё подходил лучше всех, — одаривает его улыбкой, — и совершенно неважно значит, как другие думают. Я горжусь тобой, Чонгукки. Ты большой молодец. Чонгук так мило смущённо хихикает, жмурит свои глазки и ближе прижимается к его телу, что Тэхён совершенно не хочет это солнце отпускать. Его маленькое сокровище… Киму всё ещё трудно понять, чем же он заслужил его. Достоин ли он его вообще… Но всё равно не может позволить себе сейчас отпустить. Особенно после того, как он всё утро делал ему торт с любимой ежевикой. Вот как вообще можно считать себя достойным? — С днём рождения, хён, — улыбается ему, касается пальцем родинки на носу и тянется за поцелуйчиком. Он их, конечно же, получает. Множество в щёку, а самое главное в розовенькие губки. — Спасибо, сокровище моё, — отвечают Гуку тихо. Тот смеётся, любит это прозвище, кивает и снова тянется к столу. Зажигает последнюю свечку на торте и вскакивает с чужих коленок, чтобы убежать выключать свет на кухни. Такой забавный малый, всё же. Тэхёну ведь даже не тринадцать исполняется, тем более не три, чтобы свечки на торте задувать, но он всё равно это сделает. Нельзя Чонгука обидеть. Свет выключается, оставляя их во тьме, огонь от свечек слабый и освещает лишь лицо Тэхёна. Чонгуку это и нужно. — Погоди, хён! Я сейчас видео сниму, — телефон вытаскивает из кармана и торопливо нажимает на красную кнопку. Ким даже в темноте видит как широко тот улыбается, — давай, хён, загадывай желания и задувай свечки! А потом будешь пробовать торт. Ким смотрит в камеру чуть сощурившись и немного наклоняется к торту. Я хочу, чтобы ты был счастлив со мной. Он задувает свечки под звонкое чонгуково: «поздравляю!», который сразу же откладывает телефон и торопливо включает свет. Видео получилось яркое, Тэхён это видит заглядывая в чужой новенький телефон. Ким там выглядит скорее смущённым, нежели счастливым, каковым его прямо сейчас называет Чонгук. Но… Да, он всё равно счастлив. Когда его обнимает это сокровище, он просто не может не быть счастливым. Так много слова счастье. Может не стоит сомневаться, Ким Тэхён? Смотрит как Чонгук аккуратно нарезает торт, самый большой кусочек откладывая имениннику, улыбается ласково, пока льёт по пузатым кружкам горячий зелёный чай. — Ешь, хён, я очень старался, надеюсь тебе понравится, — садится напротив и пододвигает к нему ближе тарелочку. — Конечно, — Ким и не медлит. Не будет же он расстраивать парнишу тем, что только и делает, что смотрит. Словно только Чонгуку нужно это всё. На самом деле, Тэхёну и вправду ничего этого не нужно. Достаточно этих любящих взглядов и улыбок, желательно, как можно на подольше, чтобы Тэхёну сидеть и смотреть… Любоваться, восхищаться с этой невозможной красоты и очарования. Торт вкусный. Кто бы сомневался? Кисло-сладкий и нежный, как Ким и любит. Может потому он полюбил целовать мягкие губы Чонгука? — После мы пойдём гулять вдвоём по набережной… Там такая красота сейчас! Когда я ехал недавно с практики — видел. Сугробы, фонари, гирлянды, украшения… А сейчас ещё и темно! Точно должно быть особенно красиво. Я очень хочу постоять с тобой под аркой для влюблённых! Говорят, что там можно загадать желание на будущую совместную жизнь и оно обязательно сбудется! — размахивает руками, посмеивается чуть смущённо и сам ест торт. Тэхён, конечно же, говорит да. Пойти погулять на морозе, поздно вечером, только ради того, чтобы постоять под аркой влюблённых — да. Ким слушает эти планы на сегодняшний вечер, усмехается даже изредка. Какое нормальное кафе работает в десять? Неизвестно. Но Чонгук уверяет, что точно знает. Говорит, что там продают самое вкусное на свете какао, а потом смущённо говорит, что самое вкусное после того, что делает Ким, конечно же. Тэхён не выдерживает, смеётся, чуть вскинув голову и качает головой на все слова. Ну что за забавный малый? За какие заслуги, м? Тэхён молчит, но уверен, что сделает после того, как они вернуться большую кружку какао для него. Пускай радуется и улыбается чаще. Каждое утро готов его делать. У Чонгука жёлтая шапка с пушистым помпоном. Её ему, кстати, Тэхён подарил. И такие же жёлтые перчатки. И их тоже, кстати, Тэхён подарил. Он завязывает шарф на его шее и пониже тянет шапку. — Хё-он! Я сам! — конечно же, но Ким всё равно мажет по пухлым губам бальзамом. Застёгивает серую куртку и замирает. Чонгук его сам целует, требовательно, бесстыдно заставляя глубже вдыхать запах сладких феромонов. — Мне не пять лет, Тэхён. Мне очень приятна твоя забота, но сегодня твой день рождения, позволь мне хоть сегодня самому позаботиться о тебе, — не требует, аккуратно просит, укладывая ладошки на любимые щёки и чмокает быстро в переносицу. Потом под хрипловатый смешок Тэхёна одевает на его шею тёплый шарф и стягивает с вешалки чёрное пальто, которое Ким надевает сам, не смотря на стремления Чонгука одеть его. — Выходи, Гук, вызывай лифт, тебе жарко уже должно было стать, а на улице холодно. Мало ли, заболеешь, — и Чон слушается, выходит из квартиры, оставляя Кима одного. Вдох-выдох. Волнительная тряска в руках раздражает. Смотрит на себя в зеркало и морщится. Кто ты? Альфа или тряпка? Выходит из квартиры, благополучно забывая про дурацкие перчатки, потому что слышит, как открываются двери лифта. Не нужно заставлять его ждать. На улице морозно, мужчина сразу поджимает плечи и смотрит на омегу рядом. Тот прячет очаровательный носик в складках шарфа. Значит тоже холодно. Переплетает с ним пальцы и тянет в сторону набережной. Снег валит крупными хлопьями, а лёд трещит у них под ногами. Как бы не поскользнуться! Тэхён уже отбил себе задницу, и больше не хочет. Это Чон сколько не падает — всё смеётся и легко встаёт на ноги. А Тэхён ещё поползает сначала и ёбнется несколько раз подряд. Благо район у них благополучный. Ну по крайней мере днём тут никто подозрительный не шастает. Да и ночью тоже вроде. Только вот сейчас праздники. Тридцатое декабря, как-никак. А значит и пьяниц на пятьдесят процентов больше, чем раньше. Замечает это Ким не сразу, кажется, только тогда, когда Чонгук скользит по льду вперёд, а рядом с ним нарисовывается какой-то низенький мужчина. Дальше всё яснее. Он даже без разговоров хватает за талию парня, который так же резко перестаёт смеяться и улыбаться. А Тэхён злится. Блять, как же он злится. Впервые за их отношения каждым миллиметром его тела ощущая, что трогают его. Что Чонгук только его, а этого смеют касаться. — Эй! А ну руки свои убрал от него, ублюдок! — идёт быстро и уверено, сильно сжимает кулаки и морщится, их покалывает от холода. Ещё хоть раз он выведет Чонгука поздно вечером на улицу! — А это что, твой парень? Поделишься шлюшкой? — усмехается мужчина, когда проскальзывает ладонью под куртку, кажется специально. Но ничего, Тэхён только посильнее ударит. Ярость пылает в нём, по глазам видно, которые застилает чернотой. Он выдёргивает Чона из чужих мерзких рук, грубо отталкивая, за то он извинится, обязательно. Впервые он и его звериное нутро принимает Чонгука, как своего омегу, который не позволит никому коснуться его сокровища. Замахивается он резко и бьёт жестко сильно, головой о собственное колено прикладывает и хватает за короткие волосы. Даже не замечает, как тяжёлый кулак прилетает по его лицу (ну почти). Лишь с рычание бьёт ещё раз, отталкивая от себя пьяное тело. — Если ещё хоть раз его тронешь — я тебе все пальцы переломаю, гнида, — пинает его со злости и резко разворачивается к Чонгуку. Ему страшно. Вдох-выдох. Стоит успокоиться. Иначе он может натворить дел, уже избил человека, нужно быть чуть аккуратнее по отношению к нему, блять. — Пошли домой, Гукки, я погрею тебя в своих объятиях, хорошо? — медленно шагает к нему разводя руки в стороны. В них тот почти влетает. Блять, хоть раз он ещё раз позволит подобному случиться. — Всё хорошо, Гукки, он тебя больше не тронет. Никто тебя больше не тронет, мой хороший. Тэхён никому не даст его тронуть. Тэхён никому его не даст. Адреналин всё ещё бушует в крови, даже, когда они уже вдвоём заходят в лифт, а Чонгук почти плача утирает кровь с чужого лица. Хорошо что нос не сломал. Но спокойнее. Чонгуку ведь в его объятьях ничего не угрожает. Бесит лишь этот едва ощутимый, на деле, запах чужого альфы. Дома Гук долго моется. Ким не торопит, вставляя салфетки в ноздри и делает младшему какао, чтобы тот точно был спокоен и согрелся. Чонгук закутавшись в большое белое полотенце с рисунком шаркает голыми мокрыми ногами по полу и это заставляет улыбнуться. Салфетки летят в мусорный бак, что остаётся для разгоряченного омежки не замеченным. Ставит на стол кружку и разводит руки в стороны. — Ты моя радость, — шепчет Ким во влажную макушку, — всё хорошо? Усаживает на свои колени и даёт в руки какао. — У него запах противный… — через какое-то время подаёт тот голос. Такой миленький воробушек. Полностью успокаиваться в его крепких объятьях и даже улыбается, пока пьёт вкуснейший и любимый напиток. Ким кивает, чмокает в макушку. Самое главное, что не плачет, Тэхён не может терпеть его слёз. Прикасаясь к мягкой коже, он всё больше и больше уверял себя в том, что, если кто-то ещё, хоть раз коснётся её (кожи), Тэхён не обойдется несколькими ударами. — Тэхён, — зовёт тихим, смущённым голосом, — я хочу чтобы ты поставил мне метку, — выпаливает так быстро, вскидывая голову. Метку. Чтобы Тэхён поставил ему… Метку. И смотрит такими умоляющими глазками. — Ты… Ты уверен? Ты ведь понимаешь, что это очень серьёзно? А если ты поймёшь, что на самом деле не любишь меня? А что если… — Ким Тэхён, — кружка оказывается на столе быстро, потому что Чонгук обхватывает его лицо ладонями и смотрит своими красивыми, большими глазами в его, — ты мне веришь? — и Ким, конечно же, кивает, — тогда прямо сейчас ты поставишь мне метку. Потому что я твой омега, и я люблю тебя, и я хочу этого, хорошо? Тэхён опускает взгляд на его шею, смотрит на местечко, которое так и тянет, чтобы оставить там свой след. Прямо сейчас значит… Ладно. Тэхён, либо сейчас, либо никогда. Оттягивает в сторону полотенце и неуверенно целует чувствительную горячую кожу. Чонгук над ним дышит судорожно, укладывает ладонь на его макушку и поглаживает волосы. Тэхён наконец-то кусает. Чонгук теперь только его. А Тэхён, конечно же, только альфа Чонгука.