Поручение

Ветер гуляет в высоких кронах и кричат, улетая, птицы. Они-то свободны держать путь за стены. Не то, что люди в своей мышеловке. Петра отрабатывает новые приемы на полигоне. Отдаляющееся от земли солнце всё ещё печет, и ей жарко, пот течет по спине, а воздух на такой высоте рывками вбивается в лёгкие, и немного мутит от скорости. Сейчас она очень быстра. Это ощущается, как будто она - пущенная стрела. Это ощущается, как будто она раскалённая комета. За нею тоже в воздухе след. Снизу кажется, над деревьями летает какая-то птица. Ханджи подошла к полигону. Вообще-то у нее есть к Петре дело, но сейчас просто - любуется. Смертоносное изящество. Круги и ломанные, выписанные Петрой над кронами, как магия, как сила, очаровывают. Петра заметила, спустилась вниз. Подбегает, чуть запыхавшись. - Что-то хотели, мэм? Да, хотела. Но на секунду ученая даже почти забыла свою просьбу. - Петра, поможешь мне? Я хочу поймать титана на следующей вылазке. Но твой отряд отказывается сотрудничать. Если ты поговоришь с капитаном.. - Да, без проблем. - кивает. Ей Петра всегда готова услужить, всегда. - я его попрошу. Если хотите, могу лично помочь вам в вашей работе с поимкой титана, мэм. - она говорит ровно, без каких-либо эмоций. Так и должно быть. Только вот Ханджи знает, эмоций Петра скрывает предостаточно. Она давно знает, что эта маленькая женщина чувствует к ней - осторожные взгляды и полуоборот головы, то, как пытается выслужиться перед старшей, даже игнорирует слова своего капитана. То, как поспешно отворачивается, стоит Ханджи перехватить взгляд. - Если ты сделаешь это для меня, я отблагодарю тебя. Попросишь о любой услуге. - хоть Петра и пыталась это скрыть, глаза сияют. Как у ребенка, впервые попавшего на городскую ярмарку и увидавшего сладкую фигурную карамель на прилавках. Она молча на этот раз кивает, и по-солдатски выверено обернувшись, возвращается к тренировкам. От простого разговора в груди ее учащенно стучит. Петра действительно просит капитана, да и весь отряд, помочь учёной. Она настойчива. И несказанно убедительна, если хочет добиться своего любыми средствами. Красноречие и симпатичное личико делают свое дело. - А тебе не кажется, что в сей просьбе есть интерес для тебя самой? - спрашивает Нанаба. Петра мотает головой отрицательно. Ей было б не слишком приятно, если бы все только так подумали. Так что подтверждать подобное подозрение нельзя. Она делает это не только ради Ханджи, но и из уважения к ее труду исследовательницы. Ради победы человечества. Разве не это благородство? Или она в чем-то ошиблась? Нет необходимости посвящать других в ее влюбленность. Пусть Нанаба думает что думает! В конце концов хмурый, как всегда, капитан, даёт добро на безумные задумки Ханджи. Им ведь самим не терпится поймать титана живьём. На следующей вылазке план приводят в действие, и Петра сама мчится в первых рядах, желая показать всем и самой себе, насколько смелая. К вечеру возвращаются обратно за стены, удачный или нет - очередной ход человечества сделан, а пятиметровый титан в оковах. Его прибивают длинными гвоздями к земле за замком. Ханджи занята с ним всю ночь и весь следующий день, и, в конце концов, ее помощницы как-то отлепляют ее от него с наступлением следующего утра. Проходит несколько дней и ночей, а Петра старается внушить себе, что все чего она сама хочет, это возможности для человечества, для Зое узнать что-то новое. Это бесспорно ложь, она понимает. Конечно же, Петра ожидает своей награды. Тревожит мысль, что ученая могла забыть обещание. Но и от мысли, что она не забыла, становится беспокойно. Ощущается как ожег на коже, от сердца и по всему телу. Разведчица приподнимает воротник куртки и смотрится в настенное зеркало - вроде как этот ожег невидим. Тяжело вздыхает. Проходит ещё день, и интенсивные тренировки больше не помогают сбить тревогу. Откладывать дальше невыносимо, и все хуже и хуже с каждым днём, часом. Рал встречает Зое взглядом на улице, у того самого полигона, и спешно отводит глаза. Как сложно на нее смотреть! Какая-то мука, наказание. Теперь Зое ее инквизиторка? Петра едва может выдержать. Ночью после отбоя выходит во двор, подышать ледяным воздухом. Холод имеет свойство приводить в себя. Просить Зое о желаемом - что-то низменное, преступное. Нет, не хочется вот так. Как-то мерзко. Не представляет себя говорящую эдакое.. Подло. Она сама не знает, что бы попросила, если бы могла - но что-то низкое, определённо. Мёрзнет, кутается в накидку, и кончики пальцев деревенеют от осенней стужи. Как там Зое? Под ногами скрипит покрытая легким инеем, глазурированная морозцем трава. Позади - шаги. Неловко оборачивается, и накидка сползает с плеч. Петра различает в темноте фигуру, которую везде узнает - это идёт Зое, в свою лабораторию на дальнем конце замка, - не спится ей в поздний час?.. - Доброй ночи, Петра. - говорит так тепло, добра с нею как всегда. - не пойдешь со мной до лаборатории? Хочу поговорить, - она вкрадчиво и как-то уютно-располагающе улыбается. Внутри как переворачивается все.. Рал соглашается. Они идут вместе, в полутьме, Петра немного спотыкается через камни на пути, постоянно забредает в ворохи опавших листьев. В темноте ничего не видит. Ханджи, напротив, будто кошка, идёт тихо, хоть и не прикладывает особых стараний, дорога ей знакома. - Ты же помнишь мои слова, верно? Об этом думаешь? Петра на миг замирает. Верно, она как раскрытая книга, раз ее все читают. - Да, мэм. - И ты уже решила, чего бы тебе хотелось? Петра мысленно проваливается в пропасть. Конечно да. Конечно да. - Ещё не знаю, - но голос такой неуверенный, разбитый, и офицерка догадывается. - Скажи, я не кусаюсь. Если хочешь от меня что-то получить - я к твоим услугам. Помогу с чем попросишь, - склоняет голову чуть на бок и темные пряди слегка скрывают лицо. - и я знаю, что у тебя ко мне необычное отношение, так что если это просьба личного характера - я приму и ее. У Петры захватывает дух. «Если это просьба личного характера приму и ее!» О, если бы вы знали, насколько личного, мэм.. Испуганно смотрит взглядом воришки, которую застали за кражей, хотя давно знала, что Ханджи все прекрасно понимает по поведению. Ведь Петра делается простушкой, коли дело касается Ханджи Зое. Тут кто угодно бы заметила. Неожиданно услышать признание для своего желания - вот от чего Петра удивлена. Раньше ее как парус мотало ветром из стороны в сторону и разрывало между можно и не можно. Попросить и получить за это собственные угрызения совести, наказание, карцер, понижение по службе или просто по лицу? или промолчать, попросив какую мелочь а потом мучить себя, корить.. Петра все металась. Но Ханджи сама указала дорожку. И гостеприимно предложила: если это просьба личного характера приму и ее.. - Это именно такая просьба, - маленькая женщина закусила свою без того разбитую губу. И внутренне затрепетала. Как натянутая струна. Ханджи заприметила нервное движение рук, и то, как быстро Петра моргала своими короткими рыжими рестничками. - Тогда зайдешь со мной? - они уже стояли у двери ее лаборатории, в отдалении от жилой части замка. Ханджи как ни в чем не бывало провернула ключ в замке. И с точно такими же простотой и лёгкостью открыла как обычную дверь разум Петры когда-то. Петра как под гипнозом вошла внутрь вслед за учёной. Запах камфоры и трав, спирта и масла пропитал это помещение. Дверь за ними сама захлопнулась и напуганная, взведённая своими собственными решительными действиями Петра чуть не подскочила от напряжения. Давно ее так не штормило, прямо как парус в море кидают волны, действительно. Ученая зажгла пару свечей на краю стола - с левой части заваленного бумагами. Полумрак разбежался по углам. И, повернувшись к рыжеволосой разведчице лицом, таким образом, что свечи освещали из-за спины, спросила: - Так чего бы ты хотела? - и в этом вопросе не было ни укора, ни требования, ни подначивания, ни жалости. Ханджи прекрасно осознавала - Петра сейчас дрожит как листик на ветру, только не от ветра. Та стыдливо отворачивает в сторону голову. Едва держась просит: - Вы могли бы.. - напряжено, и замолкает на секунды, и Зое не торопит. - могли бы дать мне облизнуть ваши пальцы? - шепотом. И отворачивается. Ее уши беспощадно покраснели, она как будто заправила в волосы пионы, так они пылали. Зое спокойно кивает. Доверительно и мягко. Петра почти с болью в движении приближается и медленно медленно опускается на колени перед нею. Сейчас в груди стучит, отколачивает громкий ритм сердце. Стук стук стук. И в висках шумит кровь. Что же это за шум у нее в ушах, как грохот дождя по крыше, и дышать так тяжело! Невероятно хочется уткнуться лицом в эти руки, перед нею, целовать их, ласкаться как ручная, чувствовать, как гладят кончики пылающих ушей. Петра осторожно подносит лицо к ладоням, ощущает запах кожи и трав и чернил и карандашного грифеля; и Ханджи сама приподнимает одну руку, большим пальцем приоткрывает рот в обрамлении светлых подтресканных губ. Подушечкой давит на краешки, прощупывает неровности и жёсткие места от крови там, где Петра прокусила или где ветер исцарапал ей губы. Стоящая на коленях женщина открывает рот, и внутрь осторожно проникают два пальца, средний и указательный. Петра трудно, заполошно дышит, будто бежала, спутанное дыхание опаляет руки Зое. Сама не знает почему, ученая ласково говорит ей: - Умница, ты умница Петра.. Маленькая женщина чуть слышно стонет, и Зое сама ощущает как мечется в чужой грудной клетке сердце, как у пойманной зверушки. Свободной рукой перебирает отливающие драгоценной медью пряди. Будто шелк. Зое улыбается, вновь произносит: - Хорошая девочка. В животе Петры нечто задевает крылом каждое ребро. Она всхлипывает на самом пределе слышимости. Тихо тихо. Шершавым языком обводит узловатую костяшку указательного пальца. Между ног уже стало тянуть и хочется прикоснуться, но она этого не сделает - не сейчас. Ханджи перебирает пальцами внутри, достает их изо рта, вновь погружает. Обводит краешки зубов, гладенькое небо и стенки щек. Эти щеки так алеют сейчас. Петра закрыла глаза и веки дрожат от того, как сильно их зажмурила. Губы раскраснелись, да и все ее милое личико. Почти в тон веснушек. С уголка рта течет слюна и очень стыдно за это, но когда Ханджи просовывает пальцы ей до самой глотки, маленькая женщина перевозбужденно мычит, требуя ещё, ещё. Пальцы движутся во рту, плавно, гибко, вперёд-назад, нажимая на язык. Не отпускать их.. накрывать костяшки губами, плотно. Чуть слышные всхлипы, ее немного сотрясает от накатывающего чувства. Голова кружится, комната теряет свои очертания. Цвета перемешались. Закатывает янтарные глаза и мычит, на этот раз громко, влажно всасывая в рот чужие пальцы. Ни стыда ни совести, только этот слишком громкий и гротескный в глухой тишине звук. Ханджи вынимает пальцы из ее рта. Если бы Петра была голой, от половых губ уже тянулась бы мокрая нить до пола, собираясь в капли чистого возбуждения. Но она одета, и смазка только намочила белье и брюки. Тело ноет, прося, моля об удовольствии, раздразненное, и голову ломит будто упала с высоты. - Полагаю, это все, чего ты хотела? - Зое холодна, что стальные клинки. - Да, - без промедления говорит Петра. И встаёт на чуть шатких, ватных ногах, распрямляется, как согнутая травинка, - благодарю вас, мэм. Вы добры ко мне, - она кивает в знак уважения и исчезает за дверью лаборатории. Быстро исчезает, очень смущённо, с судорожно колотящимся сердцем, и вытирает тыльной стороной ладони рот и подбородок. Ученая мучительно выдыхает. Ее собственную одежду тоже прилично-сухой не назовешь. Подносит пальцы к лицу и ощущает солено горький запах слюны. Коротко облизывает, просто чтобы узнать, какой вкус. Просто чтобы узнать.. Петра забегает за казармы, в глухой угол, где никто не будет свидетелем. Она бьёт кулаками по каменной стене пока не выступает кровь, и лишь за тем, успокоенная, опадает на траву. Ночь с ее звуками стремительно врываются в голову и женщина думает: наконец.. наконец не будет слышного этого тяжёлого, ласкающего голоса, этого «хорошая девочка».. Потому что больше она б не смогла продержаться, не смогла бы! Сдается сердце у Зое что эта стена. Каменное. Она вытирает слезы, набежавшие на глаза, дотрагивается до внутренней стороны бедра - там все как в огне..