***
Незачем плакать, Король, пусть небо сделает это за тебя. Твоя Королева плачет для тебя.
В первый раз это происходит, когда дождь льёт, не прекращаясь. Увидев плачущего Майки, Такемичи без слов обнимает друга, мир стихает, всё становится неважным. Важна лишь поддержка и то, что Кен жив. Такемичи тихо-тихо хнычет, зарывшись носом в длинные непослушные волосы Майки. Это становится его проклятием, ведь он забывает сколько лет его телу. Отхлынувший адреналин делает своё дело, и Ханагаки становится позорно податливым в чужих руках. Только бы сильнее, чуть сильнее быть сжатым в требовательных объятиях, в опаляюще горячих, торопливых поцелуях теряя всё стеснение. Больше и больше, подставляя шею под губы, не беспокоясь о пошлых стонах. Об измене, которой недостойна Хина. О, нежная, светлая Хина, она, словно сон, растворяется из его сознания под давлением низменного желания. Всё для Майки. Для Манджиро.Скажи мне, ответь, Такемичи, имею ли я право жалеть себя?
Дальше Такемичи избегает оставаться с Майки один на один. Даже самыми закромами сознания понимая, что то, что они сделали — неправильно. Невозможно. Но это случается. Такемичи лишь хотел навестить друга после того, как узнал о серьёзном сотрясении, нанесённом Казуторой. Он надеялся, молил богов, чтобы кто-нибудь ещё был между ними, чтобы мог защитить его от этих ядовитых тёмных ониксов. Но они наедине. Как рана на боку? Один-единственный вопрос, на который Такемичи даже не успевает ответить, как они оказываются горизонтально, целуясь, как будто их убьют на рассвете, пытаясь поглотить друг друга. Ещё, ещё немного развязней, ещё пошлей. Как можно грубее, разрывая ненужные ткани, соединиться телами. Такемичи трясёт, он слабо толкает обманчиво хрупкие плечи в знак протеста. Молит богов закончить это безумие, пожалеть его трусливую, грешную душу. Но нет, губы Манджиро толкают его всё ближе и ближе к тьме.Такемичи, я хотел бы узнать, увидеть твоими глазами этот мир.
Он расстаётся с Хинатой, смотрит в её абсолютно нежные и не по годам понимающие глаза. Ему стыдно, он не смеет отвести взгляда, а она молчит, поджав свои такие пухлые губы, словно сжала меж ними два лепестка сакуры. Нижняя губа еле заметно дрожит, глаза наполнились слезами, и оттого невозможно стыдно. Он оставляет её, потому что недостоин. Не имеет права касаться её запятнанным телом. Позже он бежит не к себе домой, ноги несут его к гаражу Майки, руки судорожно стучат по воротам, из-за слёз не видно ничего. Это происходит снова, уже в третий раз. Майки сидит на кровати и за загривок наклоняет Такемичи, всматриваясь в выплаканные глаза. В тот раз Такемичи плакал. Заливаясь слезами, он отталкивал голову Майки от своей, не желая смотреть в глаза, в которых нежность смешана с тем, чего нет в глазах Хины. С похотью. И самое обидное, с торжеством.Ты моя сансара. Но именно рядом с тобой я испытываю нечто близкое к нирване.
Это случилось в очередной раз, когда Майки утащил его от Чифую, бросив того на растерзание Баджи и Казуторы. Ревниво-обжигающий, он продолжал оставлять кровоточащие укусы, Манджиро боялся, что Такемичи откажется от него. Что? Что же ты чувствуешь? Голая ли то страсть, или они имеют право надеяться на любовь? Такемичи уже и не сопротивляется, всё хорошо, всё будет в порядке. Это он внушает себе, пока в голове церковным колоколом бьются мысли о том, что он ведёт себя как сука под шестнадцатилетним мальчишкой. Сквозь неразборчивое бормотание, стоны и слёзы, Такемичи увидел, что из-за окна на него смотрит луна, уходящая, блёклая и одинокая. Ханагаки, не раздумывая, тянет к ней ладонь, надеясь на спасение, но Майки сплетает их пальцы, точно говоря, что не отпустит. Хоть рухни весь мир, Такемичи уже в объятиях своей прекрасной луны.Майки, под пепельным небом, с дорожками жидкого хрусталя и рубинов на лице. Хрупкая жизнь, утекающая из стеклянных глаз сквозь потолок разрушенного здания.
Такемичи улыбается сквозь слёзы, широко-широко натягивая оскал на напряжённое лицо. Его трясущиеся руки что есть сил сжимают чужое лицо, пытаясь увидеть хоть небольшой ответ на то, за что же Майки так поступил. Почему уничтожил всё, что у них было? Но мир смолкает, только их смешавшиеся тяжёлые дыхания дают понять, ещё не конец. — Почему ты меня бросил? — Тень Шиничиро с фотографий, объятая витиеватым чёрным драконом, открывает рот. — За что оставил? Я надеялся, так хотел, чтобы каждый день я мог проводить с тобой. Ты стал моим якорем… Холодное дуло пистолета упёрлось в его щёку. — За что ты выбрал Тачибану Хинату? А, Ханагаки Такемичи? Такемичи не знает. Честно, не знает! Он не может понять, как всё пришло к этому? Что ему ответить человеку, погружённому во тьму? Весь Ханагаки всё ещё любит Майки. Поцелуй с привкусом крови и блекнущих глаз станет ответом.Если мир отвергает тебя, Манджиро, я отвергну этот мир, чтобы быть с тобой.
Такемичи чувствует только боль, всё его тело испытывает только боль, даже разум, и только Майки, что хватается за него, позволяет трезво мыслить. — Мы с тобой на краю света, Майки… — Такемичи красиво, насколько это возможно, улыбается, мягко соскальзывая вниз. — Да, Чи-чан, край света прекрасен. — Майки ловит Такемичи в свободном полёте и зарывается пальцами в мягкие чёрные волосы. Если бы была такая возможность, он бы хотел падать вечность. — Ты такой холодный, душа моя…Мир обесцветился, не оставил места ни для надежд, ни для мечт.
Дождь жадно моросит, стучась по асфальту, а Такемичи продолжает лежать в луже, прижимая к себе Манджиро. — Майки, посмотри, пожалуйста, на небо и немедленно добавь в свой словарь новое слово: «проигрыш». Неприятное, конечно, но на нём учатся. И Майки смотрит, не отводя уставших, но расслабленных глаз от неба, мелкие капли дождя то и дело попадают в глаза, заставляя прищуриться. Это и есть проигрыш? Поражение? Оно очень даже приятное, особенно в объятиях Такемичи. — Давай жить счастливо, Чи-чан!