Молоко

Холодно девочке осенью, Листья падают, листья гниют. Ночь. Случайно прольет молоко, Где-то там, где-то здесь ― далеко…

Гермиона снова собирает учебники, снова спешит в колледж, приходит раньше всех, первой заходит в аудиторию, садится поближе к месту лектора и начинает читать. Глаза бегают по странице, пока в помещение постепенно заходят ученики. Гермиона слышит громкое фырканье, но не оглядывается, упорно продолжая смотреть в книгу. Когда она услышала это в первый раз, то мигом повернула голову к источнику звука. Брюнетка с короткой стрижкой стояла рядом с каким-то парнем, смотря на Гермиону. ― Прости? ― Грейнджер взметнула брови вверх. В ответ не приветствия, ни представления имени, а лишь ещё одно фырканье и надменный взгляд. И девушка, подхватив темнокожего парня под руку, села на дальнее место. Гермиона тогда нахмурилась, а потом узнала, что ту особу зовут Панси Паркинсон. И Гермиона, став старостой, пыталась с ней заговорить. Но это было плохой идеей. ― Привет, ― она села рядом с Панси, та подпиливала ногти, что Гермиона считала не самым уместным занятием в колледже, но промолчала. Паркинсон взглянула на неё, явно недовольная тем, что её отвлекли от столь важного занятия. ― Что тебе надо? ― протянула она, и Гермиона немного стушевалась. Она прокашлялась, осунулась и важно официально заговорила: ― Меня зовут Гермиона Грейнджер. Это ты знаешь, я думаю. А ты ведь Панси Паркинсон, так? Панси долго осматривала её изучающим взглядом, и Гермиона искренне не понимала, что не так с этой девушкой. Никакой вежливости. ― Что на твоей голове? ― усмехнулась она. «И это единственное, что её волнует?» ― подумала тогда Гермиона. Она прочистила горло снова и постаралась сделать вид, что не услышала реплику. ― Мне необходимо… ― начала девушка, но была нагло прервана. ― Отстойная прическа. ― Панси насмешливо улыбнулась и вернулась к подпиливанию ногтей. ― И одежда тоже, ― как бы невзначай добавила она. Гермиона непроизвольно глянула вниз. Обычная бежевая водолазка и старые джинсы. Новые вещи она купить себе никак не успевает, ― всё учеба, учеба, учеба, ― да и пока в них и нет необходимости. ― Так, ― Гермиона не была бы Гермионой, если бы просто так сдалась. ― Мне нужно… ― О, прости, кажется, уже звонок, мне пора. ― Панси взяла свою сумку и зачем-то пересела на другое место, оставляя Гермиону в замешательстве. На это и походили большинство их разговоров. Панси придиралась к мелочам, уходила от темы, а Гермиона недоумевала от такой наглости. А вообще, Гермиона стала заговаривать с Панси только по крайней необходимости и нужде, потому что ну никак не хотела иметь дело с этой стервозной особой. Так думала Гермиона. Сейчас она напряженно сидит, чувствуя на себе чужой взгляд, от которого по спине идут мурашки, и не позволяет себе оборачиваться до самого звонка. Только когда лекция начинается, Гермиона облегченно выдыхает. А потом девушка стоит с кружкой горячего молока перед окном своей съемной квартиры. Гермиона делает это часто. Просто идет с кухни обратно в комнату позаниматься, а по пути останавливается. Каждый день Гермиона наблюдает за погодой во время осени. Это увлекательно, на самом деле; помогает собраться с мыслями. Сначала всё раскрашено золотыми красками. Яркие цвета пестрят. Гермиона думает о предстоящих учебных проектах, домашней работе, о том, как лучше составить расписание дня и попросить Паркинсон хоть как-то участвовать в коллективных делах. Приходит октябрь. Гермиона снова смотрит в окно. Снова каждый день стоит с кружкой молока и думает о предстоящей лекции по философии, а также о Панси Паркинсон, которая её бесит тем, что постоянно пытается привлечь к себе внимание однокурсников (и у неё это прекрасно получается); тем, что при опоздании бесцеремонно заходит в класс; тем, что совсем не заботиться об учебе, зная, что её вряд ли выгонят. За окном листья падают, осыпаются на землю. Дворники сгребают их в кучу. Там листья гниют. Гермиона хмурится. В октябре холодно. Девушке кажется, что в квартире отключили отопление. Она прислоняет руку к батарее ― не греет. И тогда Гермиона укутывается в несколько пледов, а в колледж надевает самые теплые свитера. Панси, замечая вид Грейнджер, встречает её фырканьем, Гермиона же, с вздернутым подбородком вверх, это игнорирует. Как и привыкла, набравшись опыта ещё в начале семестра. Она не знает, почему так часто бросает взгляды на Панси. Это ведь наверняка девчонка, попавшая сюда за деньги своих родителей, у которой ни капли учебы в голове и нет. Гермиона прячет недовольство куда подальше, хотя по её лицу всё видно. Иногда Паркинсон смотрит на неё в ответ, видит это негодование и ухмыляется. Понимает, в чем дело. Гермиона наблюдает за Панси. Наблюдает за девушкой в изумрудном топике под пиджаком, ― излюбленная вещь Паркинсон, которую она чаще всего надевает, ― а потом делает ей замечание касательно дресс-кода. Панси показывает средний палец и садится на свое место. На самом деле, Гермионе нравится топ Панси, но она считает, что надевать такое вульгарно и неправильно, особенно в колледже. Но на Паркинсон темно-зеленый цвет смотрится потрясающе. Зеленый. Гермионе нравится её зеленый. Грейнджер старается откинуть эти мысли. Гермиона постоянно себя убеждает, какая же ужасная и безалаберная Панси. Гермиона ищет в ней недостатки. Находится их много. Но все они какие-то для Гермионы особенные. Она не понимает, почему. Это все странно. И думает об этом снова, стоя у окна уже ночью, завернутая в плед и с кружкой горячего молока в руках. Думает, думает… расставляет всё по полочкам, анализирует, как делает обычно. Гермиона хмурится, кусает губы, наблюдает за звездами на небе и не понимает, что не так с этой Паркинсон. Сквозняк резко дует на Гермиону, и она вздрагивает, молоко выплескивается и проливается. А потом Гермиону вдруг посещает мысль, что дело не в Панси, а в ней. Сердце на секунду будто замирает, не бьется. «Да нет же», ― пытается опровергнуть это предположение Грейнджер и потом не может унять бешеный стук в груди. Не может унять его, даже когда сидит на лекции, потому что Панси, от чего то, села не на свое место, а сдвинулась на пару рядов вперед. Гермиона убеждает себя, что это просто мелочь и не стоит обращать на внимание. Но на следующую неделю Панси садится ещё на ряд ближе. Гермионе кажется, что она чувствует её взгляд на своем затылке, улавливает вкусный парфюм и тихой голос, когда Панси что-то шепчет Блейзу Забини. Голос Паркинсон поначалу резал Гермионе уши ― точнее, она убеждала, что резал, ― а потом ей хотелось слышать знакомые игривые и кокетливые нотки, которые обычно были обращены не к ней. Гермиона вздыхает. Во время «окна» девушка краем уха слушает, о чем беседует большая часть однокурсников. Они смеются, шутят, и, кажется, собираются куда-то пойти. ― А Грейнджер зовем? ― тише спрашивает один парень, но Гермиона это улавливает и напрягается. ― Зачем? Она зануда. ― Староста, ― фыркает кто-то. Гермиона поджимает губы, недовольно взимает брови вверх и с громкими звуками собирает тетради в сумку. Конечно же, на неё обращают внимание. Гермиона собирается пересесть. Подальше ото всех, насколько это возможно, но знакомый голос вдруг привычно окликает её: ― Грейнджер. Гермиона разворачивается. Панси, ― как и всегда, выглядит прекрасно, ― сидит, закинув ногу на ногу. Она пробегается глазами по девушке, что от этого Гермионе хочется обнять себя за плечи и отвести взгляд, но вместо этого Грейнджер упорно смотрит на Паркинсон. ― Мы идем в кино. ― Она слегка кивает в сторону однокурсников. ― Завтра. В шесть. ― Панси улыбается, от чего Гермиона невольно затаивает дыхание: ― приходи. Кто-то шепчется, кто-то хихикает, кто-то озадачено смотрит. Гермиона нерешительно кивает и разворачивается, слыша за спиной голоса. Она наклоняет голову, в глаза бросается свой бежевый свитер; на плечах лежат локоны непричесанных волос. Гермионе кажется, что завтра её похоронят. К шести. За отстойную прическу и не самый лучший стиль. Девушка сглатывает. Вспоминает о Панси. Она издевалась? Или это что-то значило? «Брось, не думай о глупостях», ― говорит себе Гермиона и садится на место. Но мысль о том, что что-то не так вертится в голове. Иногда Гермиона думает, что людям нельзя ни за что доверять. Она не раз повторяла это, но все равно часто верит каждому слову. Девушка стоит у окна. Горячая кружка обжигает ладони, но ей все равно, она лишь ещё крепче её обхватывает. Гермиона долго смотрит вдаль. Темное небо утягивает, Гермиона даже не замечает, как быстро оказывается перед таким же темным экраном в кинозале. Тут полно народу ― почти все забито. Однокурсники бегут занимать места на десятом ряду, они купили билеты вчера. Гермиона, чувствуя себя неудачницей, поджимает губы и укоризненно смотрит на билет с надписью «11 ряд, 2 место», как будто он в этом виноват. На одиннадцатом ряду всего три места с края, а дальше ― стена. Гермиона старается искать в этом и свои плюсы: Самый высокий ряд, ничто не закрывает обзор, никто не беспо… Рядом с ней, на первое место, спокойно усаживается Панси Паркинсон. … коит. Нет, беспокоит. Гермиона моргает несколько раз, убеждаясь, что ей не чудится. Панси поворачивается, на её лице недовольно искривленные губы, взгляд девушка сначала удерживала на Гермионе, а потом отвела. ― Почему не на десятом ряду? ― спрашивает Гермиона, и тут же мысленно дает себе по лбу. Дурацкий вопрос. ― Мест не хватило, ― просто говорит Панси и отворачивает голову. Фильм идет. Гермиона пытается сосредоточиться, следить за сюжетом, понять мотивации героев, но взгляд постоянно перемещается на Панси. И когда Паркинсон смотрит на неё в ответ, Гермиона вздрагивает и одергивает себя. В зале темно. Поэтому боковым зрением ей не удается ничего разглядеть. Щеки нещадно алеют. Она чувствует себя настоящей идиоткой. Гермиона старается придать лицу серьезное выражение. Она барабанит пальцами по ручке сиденья, наблюдая за разворачивающимся боем на экране, а потом вздыхает, чувствуя, как аккуратный пальчик задел её руку; или это она задела? Гермиона не решается проверять и смотреть вниз, но прикосновение повторяется вновь, и табун мурашек пробегается по руке. Действия на экране смешиваются в одну сумбурную кашу. Гермиона не помнит, что сказала Панси, и из-за чего начался спор, но это явно было связано с фильмом. Гермиона помнит только, что обнаруживает себя близко к Паркинсон. Очень близко. Достаточно близко, что дыхание Панси раздается в ушах громче, чем звуки фильма, достаточно близко, чтобы почувствовать приятный аромат, исходящий от неё. И Паркинсон вдруг целует Гермиону. Неожиданно и мягко. Грейнджер чувствует вкус вишневой помады. Она в ступоре, совершенно потеряна, но робко отвечает, чтобы не выглядеть глупо. Холодная ладонь Панси накрывает её, черные волосы щекочут щеки. Гермиону пробирает, и она судорожно выдыхает. Прикосновения Панси нежные, аккуратные, как и её губы, она ненавязчиво углубляет поцелуй, и Гермиона, следуя неописуемому желанию, поддается вперед. Сейчас ей все равно, что будет дальше. Она не думает. Чувства охватывают её, заставляя придвинуться ближе, насколько это позволяет сиденье. Ей хочется прикоснуться к Панси, провести рукой по её шее, коснуться ключиц, но Гермиона не решается. Она лишь держится за этот поцелуй, пока все не заканчивается. Так же мягко Паркинсон тихонько отстраняется, оставляет быстрый поцелуй на щеке и садится в прежнее положение, оставляя Гермиону обескураженной. Под конец фильма Панси подмигивает ей, улыбается и уходит. Гермиона сморит вслед и не замечает, как палец выводит круги на щеке, где девушка оставила поцелуй. С этого момента в жизнь Гермионы врываются поцелуи, флирт, новые эмоции, вновь поцелуи, зеленый цвет, который она намного чаще видит на своей девушке. «Своей девушке» ― так странно Гермионе отождествлять это, особенно по отношению к Панси, но она привыкает. И также привыкает к горячим рукам, пробирающимся под одежду и безумным для неё идеям Паркинсон. Гермиона чувствует себя по-другому. В ней заселилась любовь и привязанность к одной особе, с которой она теперь по вечерам пьет молоко, болтает ни о чем и целуется. И ей это нравится.