Прежде, чем ты попросишь

      — Солнышко, я все понимаю, но тебе уже не семнадцать. Надо думать, что делать: запершись здесь, ничего не добьешься! Поэтому отложи страдания на потом и тащи свою задницу вниз, будем ужинать. И никаких «не хочу»! Джастин, пробурчав что-то невразумительное, уткнулся лицом в подушку. Если задуматься, какая-то сюрреалистическая ситуация вырисовывается. В двадцать девять он снова в доме Дебби, в спальне Майкла. Только уже нет смысла гадать, придет ли Брайан… Все заканчивается там, где начиналось. Он заканчивается! И дело не в газетных заголовках о безвременно покинувшем этот мир известном художнике Джастине Тейлоре. Это совсем другой финал… в десятки раз хуже! Столько лет живя любовью к Брайану Кинни, Джастин готовился ко всему: показному равнодушию, которое проехалось бы по каждому нерву, знакомой, как все оттенки умбры, саркастичной иронии, виртуозному избеганию встреч… Но он снова оказался слишком наивным: в просчеты не вписывался Брайан с другим. Брайан, не трахающийся со всеми, а живущий с одним! Засыпающий и просыпающийся с ним в лофте — его, Джастина, лофте! Пусть даже и… Это его лофт, и его Брайан! Но противное, ерзающе-ползущее ощущение внутри издевательски подсказывало: уже нет… А то дерзко-уверенное, что могло бы поднять голову и безапелляционно возразить: «пока нет» — молчало. Куда-то незаметно испарилось, прихватив любовь к обтягивающим толстовкам и растоптанным кроссовкам. А вдобавок много чего еще, что было Джастином Тейлором — наверное, он только вчера это окончательно признал, почувствовав пустоту там, где раньше были азарт, кураж, дерзость. И уверенность в том, что он способен если не покорить мир, то взять у него все, что захочет. Наверное, в это верилось потому, что его поддерживал Брайан. Даже в Нью-Йорке… И для этого необязательно, хотя и очень желанно, было физическое присутствие. Брайан существовал в телефонных разговорах, в повседневных делах, в нервной подготовке к премьерной выставке — она стала причиной его первого приезда. Он появился перед самым завершением мероприятия, прекрасно понимая, что, едва увидев, Джастин захочет его до невозможности, до дрожи… Или Брайан не сомневался, что сам будет чувствовать то же? Лучше не вспоминать, как убежали из галереи, едва Брайан успел взглянуть на три его картины — праздновать достижения можно и другими способами, площади весьма возбуждающе заменяются простынями. По пути к машине Джастин был уверен, что если и умрет когда-нибудь, то только от нереального, невозможного, чистейшего, незамутненного счастья. Такого же, как в момент, когда держал Брайана за руку — схватил за хвосты сразу двух птиц счастья и не собирается отпускать. Ни его, ни Нью-Йорк. Брайан в Нью-Йорке! С ним… Из-за него… Ради него! А сейчас казалось, что это были кто угодно, но не они… Где успели потеряться те Брайан и Джастин, которым не нужны были кольца и клятвы, чтобы доказать, что они любят друг друга? Когда лишились всего? И нашли что-то другое. Точнее, Брайан нашел. Кого-то… Джастину хотелось разорвать зубами подушку, после того как Дебби закрыла дверь. Как он вообще оказался здесь?.. зачем? Практически выскочив из «Вуди» под сочувствующие взгляды, которые большинство постоянных клиентов бара старались спрятать, он почти побежал. И не в «Вавилон» — почему-то вдруг мысль о нем напугала так, как уже давно ничто не страшило. Зато когда вошел — или ворвался? — в кафе, едва не потерял сознание от знакомых запахов. Джастин не был к такому готов… Лимонные брусочки, кофе, гамбургеры и стейки. И ощущение, будто вернулся не только домой, но и на несколько лет назад. Оно было резко-ярким, и Джастину показалось, что если сейчас он повернет голову, увидит всех, сидящих за столиком. Майкла, Теда, Эммета, Брайана… И самого себя, прижимающегося к нему так, словно никакая сила не позволит отстраниться хотя бы на миллиметр. Счастливого. Уверенного, что ничто и никогда… Где сейчас Джастин, который расплескивал чувства, не стесняясь, кричал о своей любви и делал все, чтобы ее не потерять. Где… он?  — Солнышко! — Резкий окрик Дебби заставил вернуться в реальность. — Это на самом деле ты?  — Я, но… — Джастин поймал ее — точнее, скорее она поймала его в крепкое объятие. И Джастин вдруг понял, что сейчас разревется. Позорно. В голос. Громче и отчаяннее, чем в семнадцать. — Не надо… Собственный голос отдавался в голове адски гулко, и Джастин был уверен, что кричит на все кафе. И сейчас все удивленно обернутся, чтобы посмотреть, кто посмел орать на Дебби. Она же почти заставила его поднять голову и внимательно посмотрела. Не спрятаться. Не испариться. Не провалиться…  — Блядь… Ты знаешь… И как давно? Где воздух? Земля под ногами? Пространство? Время?  — Только что из «Вуди». Они… Все. Горло перехвачено. Не Брайан. Они… Но Дебби хватило и этого. Она практически толкнула его за ближайший столик, поддержав за плечи, чтобы не упал.  — Жди здесь. И только попробуй сдвинуться с места! Через пару минут Дебби появилась в куртке, и Джастин молча пошел следом. Дебби вдруг начала, сбиваясь, рассказывать, что обычно работает днем, а сегодня пришлось задержаться, потому что у Кики катастрофа с водопроводом, но она уже едет. Джастин не слушал. Либерти-авеню… Он ни разу не был в Питтсбурге с тех пор, как в спешке уехал в день, который должен был стать самым счастливым в жизни. Разве не так полагается говорить о свадьбе? Брайан не раз по телефону ворчал:  — Почему я должен прыгать по самолетам? Почему ты не можешь приехать? Джастин ответил правду только однажды:  — Боюсь, что не смогу вернуться обратно. Это как снова вырвать из груди сердце, разодрать на мелкие кусочки и раскидать. «Вуди», кафе, «Вавилон», лофт, институт изящных искусств, квартира Дафны — там он говорил о Брайане, наверное, больше, чем где бы то ни было… «Брайтин» — квинтэссенция короткого счастья. Оставленного… И если бы Джастин и нашел в себе силы уехать в Нью-Йорк после визита в Питтсбург «в гости», то достался бы Большому яблоку пустым. Оболочкой, забывшей все чувства там, где живет Брайан Кинни. И где он сам был по-настоящему живым… Джастин не сразу сообразил, что шагает рядом с Дебби, совершенно не представляя, куда именно. А она каким-то десятым чувством поняла все сомнения:  — Мы идем домой, Солнышко.  — Я остановился в гостинице, и… — другого варианта у Джастина не было: Молли училась на медсестру в Джорджии, а мама перебралась в Техас.  — Значит, завтра заберешь оттуда свои вещи, и не спорь со мной.  — А что, Эммет наконец-то стал самостоятельным? Или ты устроишь меня на диване у телевизора и снова заставишь выучить наизусть правила? Опять воспоминания. Как делал уроки внизу под умопомрачительные запахи из кухни, стараясь уловить в беседе Дебби и Вика имя Брайана… Как надеялся, что он не оставит его там, а заберет в лофт… Как спускался по лестнице перед выпускным балом, чувствуя, насколько это потрясающе — когда тобой восхищаются… Как отдавался в спальне, изо всех сил стараясь сдерживать вырывающиеся стоны под тихий, дьявольский смех Брайана, который дразнил, заставляя одновременно умолять и требовать. Поцелуев, прикосновений, объятий, силы, нежности… Брайан давал ему все, что позволяло продержаться до следующей встречи, до новых чувств и эмоций. Настоящих. Потому что трахать кого попало и быть с Брайаном — совсем разное, будто находящееся в противоположных галактиках. И в миллиардах световых лет. Джастин удивлялся, как быстро уловил разницу. Если это была зависимость… Что ж, пусть так. Первое время в Нью-Йорке казалось, что механические одноразовые содрогания в клубах — недостатка в таковых не было, впрочем, как и особого желания — начисто лишали даже памяти об истинном удовольствии. О Брайане, который, тем не менее, всегда был с ним: в мыслях, действиях, рисунках, новых местах, которые Джастин открывал для себя. И так продолжалось до того, как они, сбежав с выставки, оказались в крошечной квартирке, и Брайан, целуя, шептал: «Сейчас будет…» Как будто знал, что без него — не было! А потом, когда закончилось вообще все, Джастин долго думал, что сойдет с ума. И практически насильно пытался приучить тело наслаждаться. Не с Брайаном. Хотя бы тело. Приложение в виде души таковое покинуло. И то, что он увидел…  — В наш город переехал его двоюродный племянник, теперь принцесса за старшего. Мальчик милый, но совершенно несамостоятельный, и Эммет перебрался к нему, пока тот не освоится. — Голос Дебби лучше всего остального доказывал факт его собственного возвращения в Питтсбург. Другого «его» — в другой Питтсбург.  — Хочешь сказать, что родственники Эммета на самом деле существуют? — Джастин вяло попытался улыбнуться, удивляясь, как монолог Дебби хотя бы частично достиг его сознания. Почему дорога кажется бесконечной? Раньше он преодолевал весь путь за считанные минуты. Едва Дебби открыла дверь, как Джастин понял, что придется разговаривать. Да, хочет беспощадно и четко узнать, кого и почему так собственнически обнимал Брайан — так же, как когда-то обнимал его. Но сейчас Джастин был совершенно не способен связывать эмоции и слова, существующие по-отдельности. Их не соединить. Да и как описать то, как растерялся, увидев Брайана? Собирался же только выпить пару бокалов в «Вуди», чтобы окончательно осознать: он в Питтсбурге. Да, потом в планах был «Вавилон» и… как получится. А в итоге воздух бара оказался пропитан Брайаном. Наэлектризован… Брайан стал другим. Не то чтобы постарел, похудел, изменил стрижку или манеру одеваться. Нет, все осталось прежним. И в то же время совершенно иным. И не мягче. И не спокойнее. И не суровее. Внешнее здесь не играло никакой роли: изменилось что-то внутри. Джастин на расстоянии чувствовал новые вибрации: незнакомые, наверное, появившиеся в последние несколько лет. Но это все еще был Брайан Кинни — красивый, опасный, завораживающий. И Джастин реагировал на него, как подросток. Не прошло. Не отболело. Не погасло, превратившись в пепел, как он имел глупость надеяться… И как рассказывать такое Дебби? Или Дафне, с которой хочется увидеться как можно скорее? Если самого себя примирить с этим не получается.  — В шкафу точно найдутся какие-то старые вещи Майкла и Эммета, все чистое, выбирай. Я понимаю, что десятый час вечера — детское время, и в Нью-Йорке, наверное, ты только просыпался. Но скоро будет поздний ужин, приводи себя в порядок. Карл с друзьями в боулинг играет, раньше часа не появится, так что… Еще одно испытание — прежнее обиталище в этом доме. Ну да, они все трое в разное время хозяйничали в этой комнате. И ничего нового с тех пор, когда она именовалась «комнатой Джастина» — наверное, Дебби придала ей первозданный вид, когда съехал Эммет. Странное ощущение: она как будто стала меньше. Уже. Или это ему стало тесно в образе Джастина Тейлора, который заканчивал школу, мечтая стать художником и любить Брайана Кинни всю жизнь? Похоже, мечты сбываются… Самым зловещим образом! Не было сил встать, а тем более идти вниз. И от одной мысли о еде начинало скручивать внутренности на физическом уровне. На ментальном его уже скрутило… Хотелось просто лежать в темноте, оплакивая свои горести. Разве что без слез.  — Джастин… — Дебби появилась почти бесшумно и присела на кровать, не включая свет. — Ты же из-за него вернулся. Из-за Брайана. — Последние слова были явно лишними. Разве это требовало уточнения? И отсутствовала вопросительная интонация — все само собой разумелось. У Дебби всегда так. Ей не нужно спрашивать.  — Не знаю. Было такое чувство, что чего-то не хватает. Уже давно. И я понял, что если не приеду, это не соберу. Себя не соберу. Свою жизнь. Картины. Ничего… Но только, как мне кажется, все развалилось еще сильнее. Дебби не отвечала, и тогда Джастин позволил вырваться словам, которые глодали сознание несколько часов:  — Он… счастлив с ним?  — Пытается таким быть. На самом деле быть, а не казаться. И… почти получается. Брайан стал спокойнее… Такое чувство, что ему больше не больно. С ним. Но… там нет огня, понимаешь? Джет хороший человек, что, наверное, самое страшное в этой ситуации, и его нельзя обвинить ни в чем. Не будь у Макла Бена, я бы пожелала ему такого, как Джет. Я бы любому из вас, моих мальчиков, его пожелала. Но он не зажжет Брайана. Никто не зажжет. Только ты — единственный в его мире. Не буду гадать, что между вами произошло, но в одном уверена — сможешь снова.  — Дебби… Я в этом не уверен.