Красно-оранжевый неоновый коктейль

      — Ну что, мой маленький Майки-младший, пора спать, да? Хочешь спать?       Крохотный черепашонок со светло-изумрудными глазами и веснушками на щеках повертел головой в ответ, а потом рассмеялся и стал дрыгать ручками. Майки, державший его на руках и ласково качая, тоже рассмеялся и с нежностью в глазах и с отцовской улыбкой посмотрел на своего сына.       На своего месяц назад родившегося сына от Рафаэля, Майки-младшего…       — Не хочешь спать? Не наигрался ещё? Ахах! Да, признаюсь тебе честно, сынок, я бы хотел с тобой еще поиграть, но, как говорит твой дядя Лео: «Если ты не можешь уснуть ночью, значит ты бодрствуешь в чьем-то сне!».       Микеланджело удачно спародировал своего старшего брата, из-за чего черепашонок захлопал ручками и рассмеялся, на что Майки только мягко ткнул его в нос и нежно чмокнул в щеки.       — Поэтому, мой малыш, давай ложиться, а то вдруг мы сейчас окажемся в одном из занудных снов Лео, в которых он устраивает японскую чайную церемонию! А пока ты засыпаешь, я расскажу тебе одну очень прекрасную Фантазию! Я думаю, ты никогда не слышал Фантазию об Изумрудном Сновидении?       Черепаха-мутант бережно уложил своего сына на их общую с Рафом кровать и накрыл одеялом, и пока он рассказывал Фантазию, малыш быстро заснул и слегка засопел. Майки же прилег рядом с ним и стал сторожить его сон, однако мысли его были где-то далеко в раздумьях.       Внутри него сейчас происходила нелёгкая борьба.       Время беременности завершилось уже буквально месяц назад, когда носитель оранжевой банданы не без дополнительной помощи от Эттейлы родил их с Рафом общего сына, всё же роды были не из лёгких. Тогда он будто почувствовал, как темперамент вздохнул с облегчением, что нелёгкое для него бремя наконец-то свалилось с плеч. Это расстроило Микеланджело, так как он не считал себя настолько виноватым, что у него были такие жесткие переменчивые эмоции и желания во время своего положения. Донни и Гауди даже пояснили, что это нормально и характерно для таких эмоциональных существ, как он.       Потому он был обижен на Рафа, считая, что тот ему не уделял достаточного внимания и даже поспорил с Лео, что тот через два года будет «терпеть выходки Майки». Присутствовало некое ощущение того, что он просто некая разменная монета, с которой можно поиграться в лотерею. Этот спор, о деталях которого он узнал два месяца назад, просто настолько вывел его из себя, что потом ни Раф, ни Антон, ни Лео весь день не выходили из своих комнат, боясь встретиться взглядами с бросающим вазы разъяренным весельчаком.       Однако он также невыносимо боялся. Боялся, что в глубине души Раф его разлюбил из-за всех его придирок, выходок и ссор во время беременности. А все эти демонстрируемые им счастье и радость — всего лишь прекрасная маскировка своей накипевшей злости и ярости. Очень бы хотелось приласкать своего супруга, сделать ему как-то приятно за его и так проявленное им терпение. Но другое «я», отчаянно защищающее свое достоинство и право родившего черепашонка, категорически пресекало любую попытку действия.       Раф тоже ничего подобного не предпринимал, и этот страх подогревало осознание, что тот охладел в своих чувствах к нему…       — Майки?.. Я могу войти? — этот мягкий, тёплый и приятный голос вернул на лицо весельчака улыбку. Это был Тициан, черепаха-ниндзя в зелёной повязке, с невероятно тёмным зеленым цветом кожи и шоколадными глазами, в трудные моменты всегда согревающий его своими ласковыми объятиями, поддержкой и нежными словами. Почему от него Микеланджело не родил сына первым?       — Да, Тизон, можешь зайти, только будь тише, Майки-младший уже спит.       Тизон аккуратно прошел в комнату к своему супругу и прилег рядом на кровать. Затем он вовлек обладателя нежно-голубых глаз в поцелуй и не забыл уделить внимание и племяннику, чмокнув невесомо в щеку.       — Меня послал к тебе Раф. Он сказал, что подготовил для тебя сюрприз в ванной, и попросил намазаться тебя вот этим, — весельчак удивленно посмотрел на супруга и не менее удивленно на протянутую бутылочку.       — Люминисцентная неоновая оранжевая краска для тела «Тортрикс»? Не понимаю, что Раф для меня подготовил?..       — Он не посвящал меня полностью в детали, но по его поведению понятно, что он очень жаждет воплотить свою задумку в жизнь.       Микеланджело тяжело вздохнул и покрутил бутылочку в руке, Тициан заметил обеспокоенное встревоженное настроение своего супруга и погладил его ладонью по щеке.       — Тебя что-то беспокоит? Ты чего-то боишься? Не утаивай, я же по глазам вижу.       — Да… Беспокоит… И боюсь… Я боюсь, что Раф меня разлюбил из-за моей беременности и просто притворяется…       В ответ раздался лишь приглушенный смешок, а палец мягко ткнул носителя оранжевой банданы в нос. Весельчак глупо захлопал глазами, не понимая эту реакцию.       — Глупыш ты, Майки, ты разве не знаешь нашего Рафа? Кто из нас с ним прожил пятнадцать лет: ты или я? И кто лучше должен знать его характер? Раф такой же эмоциональный, как и ты, и ему было невероятно трудно сдерживать себя во время твоей беременности, в то время как у тебя эмоции хлестали через край. В то же время, я не особо хочу его защищать по поводу того спора, но ты скажи, разве ты не любишь Лео так же сильно как меня, Рафа или Карви? Добавлю, что беременность — всегда тяжелое время для обоих супругов, потому здесь никто не может быть виноватым.       Тициан вновь нежно прильнул к губам Микеланджело и одарил его глубоким сладким поцелуем, играясь язычками, а затем пристально посмотрел ему в глаза и добавил:       — Не дай своим сомнениям взять вверх над тобой. К тому же, у тебя есть связывающая эмоциональная способность, с помощью которой ты можешь делиться своими эмоциями и чувствовать других. Вспомни, какой погром он устроил в больнице, дабы быть с тобой, пока ты рожал. Разве бы так Раф поступил, если бы тебя разлюбил во время беременности?       — Ну…       — Более того, если бы Раф тебя разлюбил, жаждал бы он так появления малыша от тебя? Насколько я помню, вы были так заняты своими ссорами и разладами, что забыли обсудить имя и спохватились, когда малыш родился? Разве бы Раф тогда дал имя в честь тебя — Майки-младший? Причем сразу, не задумываясь?       В ту самую минуту Майки стало стыдно, и он опустил голову. Память пронзили те самые драгоценные моменты, которые он за месяц начал забывать. Действительно, когда у него начались схватки, Рафаэль первым среагировал и самолично отвез его в больницу. Он яростно разметал всех врачей, но был рядом, когда Майки рожал. А самое главное, он не смог сдержать своих слез радости, держа на руках своего сына.       Таким остервенелым он не был даже на родах у Лео…       Тизон мягко повернул весельчака панцирем к себе и прижал к своему пластрону.       — Пойми, Майки, к нашему всеобщему удивлению, у Рафа первым проснулось желание стать отцом, и именно твоего ребенка. Я думаю, это связано с тем, как яростно он хотел тебя защитить от твоей смерти в результате вероятного использования тенебриума. Но ему пришлось подождать, поскольку ты стал отцом Марвела от Карви. Но скажи, разве он стал любить тебя меньше от этого?       — Нет… Он любит всех нас, он и с Марвелом прекрасно нянчился, когда я и Карви его об этом просили… Лелеял как своего сына…       — Вот именно. Не сомневайся в Рафе, он любит всех нас горячо и пламенно, причем одинаково. Просто ввиду наших особенностей он относится ко всем слегка по-своему.       Майки прокрутил в голове слова Тизона, и все его сомнения и страхи вмиг куда-то улетучились, словно их и не было. Остались лишь стыд перед Рафи и желание извиниться и подарить ему ласку за проявленное им терпение. Поэтому он решил сделать это через неизвестный подарок, подготовленный ему темпераментом.       — Тизон, присмотришь за Майки-младшим, пока я буду с Рафи?       — Без проблем, я надеюсь, его сюрприз тебе понравится.       — Не сомневаюсь, — усмехнулся черепашка, поднялся с кровати и стал вырисовывать краской причудливые завитые узоры на своем теле. — Поможешь мне разрисовать панцирь?       — С удовольствием.

***

      Через несколько минут Майки поднялся на лифте в общую огромную ванную комнату. Стоило дверям открыться, как черепаха-мутант вошел в почти кромешную тьму, разбавленную приглушенным сиянием небоскребов Нью-Тортл-Йорка за стеклянной панорамой. Неоновая краска тут же стала излучать легкое оранжевое свечение, достаточное, дабы глаза вскоре привыкли к темноте и могли видеть всё, что скрывается в ней.       Ванная занимала всё пространство этажа и была выполнена в элегантных чёрных тонах, и конечно же освещалась с помощью крохотных, но ярких светодиодных ламп на потолке или же с помощью скрытых разноцветных неоновых ламп для создания подходящей атмосферы. На данный момент ни то, ни другое не горело, похоже сейчас сам Микеланджело был похож на неоновую лампу. Оглянувшись по сторонам и не обнаружив ничего сверхъестественного, черепаха-мутант прошелся рядом с рукомойниками прямо к огромному джакузи возле стеклянной панорамы.       Майки обожал именно это место: там не только можно было нежиться в бурлящей горячей воде с разноцветной подсветкой и вибрацией, но и наслаждаться прекрасным видом ночного экуменополиса, полностью расслабившись и наслаждаясь воцарившимися комфортом и тишиной.       Каково же было его удивление, когда он увидел сидящего в наполненном воде джакузи Рафа и так же изрисованного изящными огненными и ленточными узорами неоновой красной краской. Даже подсветка не была так нужна, свечение его тела освещало воду. Увидев пришедшего мужа, темперамент усмехнулся своей фирменной улыбкой.       — Я ждал тебя, любимый. Спускайся ко мне.       Весельчак робко кивнул и аккуратно спустился в ванную, тем самым оказавшись в объятиях одного из своих двадцати трех супругов. Затем последовали пылкие и горячие поцелуи, на удивление с некоторой дозой нежности. Раф доминантно покрывал своими губами каждую клеточку шеи, словно ласковый хищник впивался в такие желанные изголодавшиеся по ласкам губы, ну и конечно дразнился своим языком, сплетаясь им с языком любимого.       Майки тут же утонул в ласках своего мужа, а неприятный осадок по поводу спора также испарился. Ему было уже все равно, что оказался объектом спора, он просто жаждал тех самых желанных объятий, поглаживаний, поцелуев. Нельзя сказать, что он был этого лишен, но ввиду своих подозрений ему казалось, что обладатель изумрудно-зеленых глаз делал это ради успокоения, тогда дико бушующего и эмоционального беременного черепахи-мутанта. Слова Тизона будто вернули этим ласкам свою былую страсть.       Источающие неоновый теплый свет зеленые тела черепах терлись друг о друга, их руки так и норовили пометить своими отпечатками каждую клеточку. Движения менялись каждую секунду: с грубоватых и властных лапаний они переходили в нежные мягкие поглаживания. Каждое прикосновение заставляло тело дрожать от микса пробегающих мурашек и тепла воды, и именно эта дрожь приносила дикий возбуждающий эффект. Майки и Раф страстно засасывались: сперва они одаривали губы друг друга ласковыми сладкими поцелуями, что сменялись на страстные покусывания и игры переплетающихся языков. Глаза то были прикрыты, то закрыты с каждым последующим поцелуем взасос.       Рафаэль вкладывал всю свою страсть и всю любовь в каждое свое прикосновение, каждое объятие, каждый поцелуй. Несмотря на то, что всем своим видом он выражал полную самоуверенность, глубоко в душе он боялся, что его любимый драгоценный Майки не поверит в искренность его чувств и продолжит подозревать и терзать себя сомнениями и противоречиями. А за свою не особо долгую, но полную приключений и встреч с новыми существами жизнь он научился понимать эмоции других. Во всем это благодаря тому же Майки и способности, позволяющей копировать силы тех, с кем Раф был связан.       Ему было невероятно больно на душе. Больно, что вновь причинил моральные страдания своему любимому младшему брату, хотя он в который раз клялся себе, что такого не повторится. Да уж, походу даже чужой мир не изменит сущность бывшего Рафаэля Хамато.       Микеланджело с самого детства был для него драгоценным бриллиантом, хоть он и скрывал свои истинные чувства к нему за маской агрессии и сарказма. Какого панциря он стал возвращаться к своему старому «я» во время беременности? Неужели такой отпечаток на него оставила тяжёлая беременность Леонардо?       Как бы там ни было, но ему стыдно. Дико стыдно за свое эгоистичное поведение по отношению к любимому супругу, родившему от него сына. Сына, как две капли воды похожего на Рафа, только с веснушками в придачу.       И потому он в эту ночь намеревается исправиться…       Вода забурлила пузырьками, мутанты нехотя оторвались друг от друга и с нежностью и любовью посмотрели друг другу в глаза. Ладони стали зачерпывать воду и поливать ей тела, заставляя слегка поежиться от холода. Рафаэль слегка замялся, словно подбирая нужные слова, и произнес:       — Майки… Я хочу очень перед тобой извиниться…       — Да ладно тебе, Рафи, за что тебе извиняться? Это я должен извиняться перед тобой, что выводил тебя из себя во время своей беременности. Она служила мне оправданием, что я всегда в любом случае прав, и не учитывал то, какой ты у меня горячий, пылкий и темпераментный. И хочу сказать «спасибо», что ты терпел ради меня… и ради Майки-младшего…       — Майки, малыш… Ты ни в чем не виноват, тут большей частью я виноват. Я заставил думать, что разлюбил тебя, и в результате посеял в тебе сомнения и страхи. И прости за спор, возможно, я поспешил…       В ответ на эти слова голубоглазый мутант лишь пожал плечами и посмотрел в окно.       — Ну знаешь… Я и правда хотел как-то отдохнуть от родов и уделить внимание своим сыновьям… Однако с другой стороны, у меня есть некое желание порадовать Лео черепашонком… Дабы он почувствовал себя отцом, а не мутантом, постоянно рожающим… Знаешь, когда я так говорю, мне кажется, ты сделал этот спор специально для Лео, дабы он не стал пассивом, а остался нашим заботливым лидером…       На эти слова своего любимого Раф только улыбнулся и обнял его, положив мягко голову к себе на пластрон, после чего облокотился о край ванны.       — Может и так… Знай, Майки, я никогда тебя не смогу разлюбить, как бы сильно я ни старался… Даже если мы внезапно станем друг другу врагами, я не в силах буду заставить себя тебя ненавидеть… Я тебя люблю… И нашего сына, Майки-младшего, тоже… Вы оба мои Майки…       По щекам весельчака невольно потекли слезы, но это были счастливые слезы. Последний раз он так плакал от рождения Майки-младшего, с улыбкой на лице. Сейчас же он избавился от последней тени сомнения, и ему даже не нужно было применять способность. Он верил супругу на слово и чувствовал сам, что тот говорит искренне и чувственно.       Потому Майки слегка приподнялся, поравнявшись взглядом с Рафом, после чего взял в свои ладони его лицо и своими блестящими от слез голубыми глазами посмотрел на него. На секунду у темперамента бешено забилось сердце от волнения, но это чувство ушло, стоило заметить счастливую улыбку супруга.       — Я тебя тоже люблю, Рафи… Безумно люблю…       В объятиях Рафаэля Микеланджело пролежал несколько минут в полной тишине, нарушаемой лишь бурлящими звуками джакузи, после чего он неожиданно развернулся передом к супругу, присев на его пах и положив свои руки на его сильные плечи, и мягко облизнул свои губы.       — Рафи… Я дико скучал по тебе…       — Мой малыш хочет поиграть? Только учти, я сегодня не настроен на грубости по отношению к тебе…       — Неважно… Я соскучился по ощущению тебя внутри… — голубоглазый черепашка-мутант игриво потерся задницей о член Рафа, к его удивлению тот отвердел и встал быстро (походу Раф долгое время не дрочил и даже не трахался с другими мужьями, готовя подарок Майки). Затем он приподнялся и позволил тому направить член прямо в его дырку…       — Ааах… — носитель оранжевой повязки не смог не запрокинуть голову и не застонать от блаженства.       — Ты всё такой же узкий… Даже несмотря на беременность…       Втянув своего темпераментного любимого супруга в глубокий поцелуй и постанывая ему прямо в рот, весельчак начал плавно двигаться своей задницей…       — Ах, Рафи… Ты всё такой же темпераментный Рафаэль… Мой Рафаэль… Наш Рафаэль…

***

      Тем временем, двое черепах-мутантов спускались на лифте прямо в комнату Майки и Рафа, куда последние вернулись после нескольких часов расслабления в ванной. Они оба тихонько посмеивались и предвкушали то веселье, которое их ждет с этими двумя.       Дело было в том, что Лука и Винни, так звали этих двух взрослых сорванцов, были на третьем месяце беременности, но несмотря на это, их юношеские гормоны попросту шалили и даже не планировали прекращать свою активность. А потому черепахи испытывали на себе прелести секса и различных ролевых игр от каждого супруга, в том числе и от тех, кто зачал в них детей. Однако сейчас они все были либо заняты детьми, либо спали.       Вот только они никак не предполагали, что как только двери откроются, то их там будет ждать Тизон. Их биологический старший брат резко вошел внутрь кабины и предотвратил выход младших наружу.       — И как это называется, по-вашему?       Двое черепах-мутантов опешили от такого неожиданного поворота и нервно сглотнули, переглядываясь друг с другом. Они не смогли выдержать пристального и слегка осуждающего взгляда шоколадных глаз старшего брата и слегка покраснели от стыда. У них даже не нашлось оправданий по поводу своего поступка.       — Аааах! — раздался резкий шлепок в унисон с последовавшими пошловатыми стонами. Это вызвало у Тициана некую хитрую ухмылку, а его руки тут же обвили тела своих младших братьев.       — Я так понимаю, все сейчас спят в своих кроватях и оставили вас неудовлетворёнными? — Лука и Винни кивнули, после чего руки Тизона сжали их ягодицы. — В таком случае, вами займется ваш любимый старший братик… Времени у нас на это предостаточно…       Черепаха-мутант зашел внутрь лифта, и через несколько секунд двери закрылись…       Целую ночь до самого утра из остановленного лифта раздавались громкие стоны и пошлые звуки бурного секса, вот только они не разбудили крепко спящих в ласковых объятиях друг друга Рафа и Майки, и уж тем более не потревожили мирно сопящего меж их телами Майки-младшего — черепашонка, рождённого искренней любовью его родителей — черепашек-ниндзя в красной и оранжевой банданах…       Черепашонка даже не разбудила неоновая краска, которую забывчивые счастливые родители так и не смыли со своих тел...