Вы, 12:47
Я на съёмках, увидимся вечером
Прочитано, но оставлено без ответа. В его стиле. Серёжа никогда не отвечал на сообщения, не являющиеся чем-то важным и значимым.Вы, 15:39
Паша не может до тебя дозвониться, набери ему.
Прочитано, снова без ответа. Паше он так не позвонил — это я понял по сообщениям Дедищева, что в течение часа всё приходили и приходили, пока мы с Яной репетировали перед выступлением.
Вы, 18:42
Всё ещё на съёмках. Заеду к тебе после, ладно? У меня есть ключи, если что.
Серёжа, 19:07 :) Вот так просто он ответил: двоеточие и скобочка. Ничего лишнего, просто банальное уведомление о том, что он будет рад меня видеть. В тот момент, глядя на сообщение, я представил его доброе довольное лицо с яркой искренней улыбкой. Я писал ему каждые тридцать минут после восьми, чтобы убедиться, что он всё ещё готов пустить меня на порог своей уютной съёмной квартирки, в которой я так любил бывать в зимнее время. Ну, знаете, когда за окном темно и стоит одинокий фонарь, на свету которого можно рассмотреть крупные хлопья снега. Ещё иногда улицу заметает так, что кроме белого покрывала ничего не видно, а под боком сидит укутанный в плед друг и соратник, который держит в руке кружку кофе и улыбается, глядя на тебя своими счастливыми блестящими глазами. И ты сидишь такой, тоже улыбаешься во всю мощь, поправляя плед на собственных плечах и невзначай после этого кладя руку на чужое бедро. И спокойно на душе становится, даже несмотря на плохо работающее отопление. Почти в одиннадцать часов я написал ему в последний раз, сообщив о скором прибытии в обитель любви и счастья, когда уже курил с Денисом на улице в ожидании такси. Прошло несколько минут, но в сеть он с семи часов до сих пор не зашёл. Тогда я уже заподозрил что-то неладное: у нас была договорённость, что все сообщения он хотя бы просто читает, а звонки сбрасывает, если не может или не хочет говорить. Я не требовал постоянного прочтения, если знаю, что напишу ещё, но ведь эта вторая цветная галочка давала понять, что всё хорошо. Потому что это Серёжа. И Серёжа не прочитал уже несколько сообщений. Я быстро успокоился и подумал, что он просто заснул: так бывает при применении антидепрессантов, что выписал ему психотерапевт на недавнем приёме. В сети он последний раз был в девятнадцать двадцать две, что могло говорить о том, что он реально вырубился – за пятнадцать минут с ним ничего особенного произойти не могло. Ехал я к нему с хорошим настроением. Уж больно хотелось снова его увидеть, обнять и поцеловать, как я всегда делал при близком контакте. И этот близкий контакт у нас появился очень быстро: просто так получилось.Всё рухнуло в один миг.
Обвалилось, будто груда камней в мрачной пещере, перекрыло доступ к воздуху. Дышать было тяжело.
В двадцать три сорок семь я, попрощавшись с весёлым водителем такси, забежал в открытый подъезд. Сверху доносились какие-то суетливые звуки (отчего я очень удивился: время-то уже не позволяет шуметь), но я, поняв, что лифт сломан, смело двинулся вверх по лестнице. Между третьим и четвёртым я столкнулся с полицейским, который разговаривал с какой-то бабулькой в цветастом халате, а уже на четвёртом, этаже Серёжи, с бригадой скорой помощи и открытой дверью его квартиры. Сердце тревожно застучало, а я, осматриваясь, двинулся ко входу. Может, Серёже просто стало плохо и он вызвал врача? Но почему здесь полиция тогда? Наверное, это та самая бабка вызвала, чтобы пожаловаться на непрекращающийся шум. А дверь почему открыта? Врачи у нас в стране ещё совесть должны иметь, холодно же в квартире. А Серёжа холод не любит. — Мужчина, Вам туда нельзя, — человек в форме преграждает путь рукой и настойчиво двигает меня назад. — А что происходит? — это единственное, что было в моей голове. Пазл всё не хотел складываться, а я так ничего и не мог сообразить. Полицейские, бригада скорой, открытая дверь, бабка в халате и приглушённые вспышки фотокамеры. Странный наборчик. Разве может всё это «призвать» тихий и спокойный Серёжа, который из квартиры практически не высовывался, не говоря уже о каких-то нарушениях? — Вы тут живёте? — Здесь живёт мой друг – Сергей Детков. Мне нужно его увидеть, и я совершенно не могу понять, почему в его квартире находятся посторонние люди. Полицейский, который представился мне Виталием, сделал пару шагов к входной двери и рукой показал идти за ним. Мы переступили порог. Внутри всё оставалось неизменным, не считая грязных следов на белом ковролине, что мы так тщательно когда-то с ним выбирали, чтобы закрыть слегка прогнивший пол коридора. — Жильцы пятьдесят шестой квартиры сильно шумели, и соседка Сергея пришла к нему, чтобы обратиться к соседям вместе. Она не могла дозвониться в течение получаса, но любопытство взяло своё, поэтому пришлось спуститься на улицу и убедиться, что Сергей дома из-за включённого света. По её словам, никаких звуков из квартиры не было. Тогда она вызвала нас, чтобы узнать, что всё-таки происходит. — Он просто мог спать под действием препарата. — Бабушка об этом тоже подумала, но звонила, по её словам, «очень много раз». Он бы по-любому проснулся. Мы прошли к ванной комнате и встали рядом с мужчиной в сером пальто, который держал в руке блокнот и записывал то, что говорил ещё один человек, но уже находящийся в ванной и заслоняющий всё своей широкой спиной. Виталий негромко кашляет, и второй мужчина поворачивается, открывая вид на Серёжу. Серёжины глаза были закрыты. Вокруг Серёжи была кровь. Серёжа не дышал. Серёжа был мёртв. Я, будто не веря, непроизвольно рванулся вперед, но был схвачен под локти. Мне казалось, что это дурацкий розыгрыш. Сейчас ведь из кухни выйдут Тамби с Туралом, Рустам с камерой, а далее ворвутся остальные ребята, вскочит Серёжа, и все дружно заявят, что это розыгрыш, да? Скажите, что да. Так ведь и будет?.. Я не сводил с него взгляда, как умалишённый пытался высмотреть признак живого. Но Серёжа, мой непревзойдённый Серёжа, который отвечал мне улыбкой на сообщение и целовал в губы утром, сейчас был неподвижен и бездыханен. Мне хотелось проснуться. Проснуться и отправиться на съёмки «Читки» или «Что было дальше?», чтобы точно забыть всё, как страшный сон. Этого просто не может быть. — Нам нужно провести обыск. Медики обнаружили на теле покойного ножевое ранение, которое и стало причиной смерти. Остаётся выяснить, было ли это убийство или суицид. Скажите, Вы хорошо его знали? — Достаточно. В половину седьмого утра мы в последний раз виделись, в начале восьмого вечера он последний раз выходил на связь. Я не понимаю, почему это произошло. Всё же, вроде, хорошо было, нормально… В том-то и дело, Макар, что вроде. Когда ты просто приезжал к нему и давал ему высказаться? Когда ты спрашивал его о проблемах и волнениях, душевных терзаниях и причинах подавленного состояния? Почему ты не лез с вопросами «Точно?», «А если честно?» и «Ты от меня что-то скрываешь?» после того, как получал в ответ на «Как дела?» обычное «Нормально»? Тогда мне казалось, что всё налаживается: Серёжа записался к хорошему психотерапевту, бросил курить траву и практически не пил, вернулся в Stand Up и даже начал выступать по барам столицы, при этом активно посещая различные мероприятия, на которые звали весь наш круг общения. Он будто бы вернулся в жизнь, и периода, когда он днями торчал дома с марихуаной и практически не выходил на связь, иногда встречаясь с Рустамом для разговора «по душам» за рюмкой, будто бы и не было. Он, по крайней мере, выглядел счастливым. Может, мне просто казалось? Или таким он был со мной? — Можно мне подойти к нему? Пожалуйста. — Ладно, — это было одолжение, — но ни в коем случае не оставляйте отпечатки пальцев на нём или предметах рядом, иначе Вы можете помешать следствию. И я, преодолев расстояние в три метра, оказался в небольшой комнатушке, где на запачканном уже подсыхающей кровью кафеле лежало бездыханное тело моего возлюбленного. Мужчина в пальто закрыл дверь, понимая, что мне нужно с ним проститься, как бы глупо это не звучало. Это была последняя наша встреча. Двадцать восьмое июня — день, который я никогда не забуду. День, когда я потерял дорогого своему сердцу человека. Человека, который сделал счастливым меня. Человека, которого я хотел сделать счастливым.Не сделал.
Присел перед ним и взглянул ещё раз. Уже на лицо. На его спокойное, умиротворённое лицо, которое я частенько видел рядом по утрам, которое я целовал с целью показать свою любовь. Он же, дурак такой, верил, что ему говорят жалкие людишки. Они говорили, что он жалок, что его существование бессмысленно. Он ведь тоже так думал. Я пытался выбить всю эту дурь из его головы, но он, говоря, что испортил мне жизнь своим существованием, в очередной раз сводил всё на «нет». Блять! Хотелось взвыть. И я взвыл. Потому что любил этого дурака, который считал себя ненужным. Искренне любил. — Нашёл! — громкий голос из гостиной заставил меня выйти. — Записка! Записка для Ильи Макарова. Виталий держал в руке пинцет, в котором был сложенный лист, где было выведено моё имя. — Это Вы? — киваю. — Пожалуйста. Только наденьте перчатки, чтобы не оставить отпечатки пальцев. После мучительно долгого времени надевания протянутых судмедэкспертом одноразовых перчаток, бумажка оказывается у меня, и я, чтобы уйти в неё полностью, выхожу на балкон. Было прохладно, и эта ночная прохлада прошибла так, словно озарение, словно осознание того, что произошло. «Не хотелось бы умереть осенью: дождь, холод, ещё и умер. Поэтому ухожу сейчас. Ты ведь знаешь, что наркотики и алкоголь помогали мне забыться. Они помогали мне обрести временное счастье и покой, чтобы потом забрать вдвое больше. Забирали друзей, забирали тебя и карьеру. Я выслушивал ваши нотации, прекрасно всё понимая, пропуская через мозг. Это гиблая вещица. Это что-то невозможно тяжёлое, что нужно было отпустить и вернуться в прежнее состояние. Но сделать это было невозможно. Ты читал, что мне пишут? Я не нужен людям. Не нужен публике. Но публика нужна мне, понимаешь? Я не могу просто так бросить всё это, уехать и жить так, словно ничего не было. Словно этого юмористического куска в моей жизни и не было. Не смог бы хотя бы потому, что у меня есть ты. Люблю тебя, чёрта рыжего, даже когда ты шлёшь эти бессмысленные СМС-ки. Даже когда приезжаешь посреди ночи. Даже когда не звонишь неделями из-за нехватки времени. Просто люблю тебя, Макар, понимаешь? Я не смог тебя дождаться, прости. Ты же поймёшь меня, я уверен. Я всегда буду рядом и, может даже, просто в твоём сердце. Всё будет круто, отвечаю. Передай Юре, чтобы был осторожен за рулём, а сам не унывай. Хотя, думаю, ты не из таких. Посиди с Антоном, выпей водочки и расслабься, отпусти и забудь. Хотя нет, не забывай. Не смей удалять наши фото и видео. Просто удали мой контакт и аккаунт в инсте. А так — всё круто. Жаль, не для меня. Я ушёл с улыбкой и мыслями о тебе, слышишь? Значит, всё точно будет круто. Конечно, я думал, что в будущем станет легче. Надеялся, жил в ожидании. Рядом появился ты, да и марихуана уже начала отходить на второй план в голове моей дурной. Бля, ну вот мне показалось, что всё налаживается. Мы ж даже встречаться начали после этого резкого сближения. Казалось, живи и радуйся, но нет же: такого пидораса, как я, всё не отпускало это колюще-режущее чувство внутри. Оно будто пожирало меня и все мои органы, забирая силы. И ты, к сожалению, жил в неведении. Ты думал, что всё хорошо. Мне было ахуенно с тобой. Поцелуи эти клёвые, обниманцы в тишине и полупьяный секс реально помогали отвлечься. Как ты понимаешь, моя душа всё отрицала. Она уже была пуста. И я был пуст. А стоит ли продолжать лить бензин, если канистра пустая? Вот и я думаю, что нет. Последствия ты видишь. Мне действительно проще уйти сейчас, чем мучаться далее. Мне ведь всего двадцать девять, а я уже существую, как жалкое подобие нормального комика и человека. Неприятно ведь. Прости, что ты увидел меня таким. Я не нашёл другого подходящего момента. Знал ли я утром, когда целовал тебя, что так будет? Неа. У меня даже мысли не было о таком исходе событий. Не было, да появились они сами. Ну вот, уже конец письма, а я всё ещё люблю тебя, представляешь, Макар? Пиздец.» Руки опускаются, а мозг пытается обдумать всю полученную информацию. Дышать всё ещё тяжело, и приходится сделать пару глубоких вздохов, чтобы прийти в себя и вернуться в реальность. Да уж. Действительно, пиздец. Я не знал, как можно прийти в себя после такого. Не хотелось кого-либо видеть, не хотелось пить и как-то убиваться. Ничего не хотелось. Вот так лечь рядом со своим Серёжей и думать, что он просто устал. А он ведь устал. И я устану когда-нибудь. Но скоро ли?