Командный дух

Провинности в учебке сопровождались заточением в карцере. Но в этот раз Эммануэль Пишон ждали наручники. Уходя, Жиль усмехнулся: — Будет одиноко — позови. И дверь за ним закрылась. Пишон попробовала несколько способов освободиться от браслетов, но ничего не вышло, так что она опустилась на пол у стены — койка тут не предусматривалась — и вытянула ноги. Не прошло и четверти часа, как петли снова скрипнули. Эммануэль сидела в полумраке, а коридор был освещён достаточно хорошо, так что она не сумела сразу понять, кто застыл на пороге. Впрочем, она не собиралась ни подниматься, ни приветствовать вошедшего, только сощурилась. — Скучаешь? — отлепившись от косяка, он шагнул внутрь. Штрайхер, поняла Пишон. Где-то внутри царапнулось неприятное чувство. — Хочешь, развлеку? Он приблизился и рывком поднял её с пола за браслеты, а затем вжал в стену так быстро, что она не успела сообразить, что происходит. Удерживая одной ладонью её сцепленные руки над головой, второй он зашарил по комбинезону, прощупывая ткань с такой настойчивостью, что у Эммануэль перехватило дыхание. — От… отвали, — выдохнула она ему в лицо, но он тут же накрыл её рот своим, втолкнул язык, и когда она дёрнулась, попытавшись отстраниться, нащупал застёжку комбинезона и рванул вниз. Жадная ладонь сразу же забралась внутрь, прямо под тонкую майку, сжала сосок. — Отвали! — рявкнула Эммануэль, опять дёрнувшись. — Не понимаю твой французский, — рассмеялся Штрайхер, прикусывая и вылизывая кожу на её шее. Щёлкнул карабин, и внезапно Эммануэль поняла, зачем в стене карцера крюки. На мгновение она повисла на руках, затем забилась — Штрайхер задрал её майку и теперь, сжав один сосок пальцами, терзал губами и языком второй. Свободная рука его скользнула по животу Эммануэль и добралась до края нижнего белья. Мгновение он промедлил, как будто бы давал ей возможность прочувствовать падение последней черты обороны, ощутить горячее биение пульса, вдохнуть глубже. Затем шершавые пальцы, привычные к оружию, чуть царапая кожу, двинулись вниз, оттягивая тонкую ткань. Штрайхер оторвался от её груди и всмотрелся в лицо. В полумраке его черты как будто текли, и она не могла рассмотреть их, лишь вдохом позже поняла — это на ресницах повисли слёзы. Конечно, она сразу разозлилась, пришла в ярость, дёрнулась изо всех сил, но браслеты выдержали, оставив на запястьях ноющие следы, а чужая ладонь легла между ног. Пишон сощурилась и выплюнула ему в лицо: — Не смей. Но он только засмеялся и тут же грубо вошёл в неё пальцами, сразу двумя, придержал за талию, чтоб не трепыхалась слишком сильно, позволил ей укусить себя за шею, даже прокусить кожу до крови. — Да, сучка, — выдохнул он. — Угадала, как раз так и люблю. Вскоре его ладони стало тесно, амплитуда движений всё время смазывалась из-за ткани белья. Он вытащил руку и отступил на шаг, оглядел её, прищурившись. — На тебе многовато одежды, ты так не считаешь? — Я тебе лицо выгрызу, — пообещала она, тут же рванувшись и снова повисая на руках. Штрайхер достал армейский нож, усмехаясь так, будто бы угроза его только забавляла, лезвие поймало отблеск света из-за двери и опасно сверкнуло. На этот раз в глубине души Эммануэль ощутила страх. Изнасилование… с кем такого не бывает в их-то условиях? Но она совершенно не хотела, чтобы Штрайхер порезал её. Получать раны в бою или на тренировках — одно, а висеть беспомощной, пока сумасшедший немец тебя режет — другое. Она даже облегчённо перевела дух и подавила неуместный смешок, когда он принялся кромсать её комбинезон. Ткань поддавалась не сразу, и ей удалось несколько раз лягнуть Штрайхер, отчего он только смеялся. — Твой характер — вот что меня цепляло больше, чем твои сиськи, — сплюнул он в сторону и рванул нижнюю часть комбинезона, оставив болтаться уже в области щиколоток. Теперь ей куда сложнее было пинаться. Пишон тяжело дышала, и её плоский живот поблёскивал от выступившего пота. На сливочного оттенка трусиках отпечаталось влажное пятно — первое вторжение Штрайхера не прошло бесследно. Теперь же он рассматривал её, поигрывая ножом. — Ну как, выгрызешь мне что-нибудь? Наконец он подступил ближе, и время будто лопнуло. Эммануэль попыталась отстраниться, но он вжал её в стену с такой силой, что она больше не смогла нормально дышать. Его ладони скользнули по её телу, сжали грудь, затем — ягодицы. Жадные пальцы пробежали по выбритому лобку, сдвинули мешающую ткань белья, отчего то больно врезалось с одной стороны. Снова проникли внутрь. Коленом Штрайхер заставил её расставить ноги шире, насколько то было возможно из-за спущенного, но не сдёрнутого до конца растерзанного комбинезона. Он потёрся о её бедро пахом, обнаруживая собственный стояк, пока его пальцы проникали так глубоко и так грубо, что она не могла больше сдерживать стоны. Наигравшись, он расстегнул ширинку. Эммануэль отстранённо отметила, что он не носит нижнего белья, что крупный член с тёмной головкой, уже сочащейся предэякулятом, сразу же выглянул наружу, упёрся в её тело, измазывая, как будто оставляя метку. Она напряглась, выгнулась, но вместо того, чтобы сразу войти в неё, Штрайхер снова укусил её сосок, а когда услышал короткий вскрик, схватил её за бёдра и насадил на себя. Его движения были короткими, рваными, быстрыми. Эммануэль попыталась укусить его за ухо, но промазала, схватила зубами плечо, отчего он только ускорился, а затем вдавил её в стену, закидывая одну ногу себе на талию. Небольшую камеру тут же наполнили пошлые хлюпающие звуки. Её словно пронзало то ли болью, то ли удовольствием, которого не должно было возникать в такой ситуации. Член внутри будто бы разбухал всё больше, казался всё горячее, а она сама была влажной и тесной, но вот по отдалённой дрожи она почувствовала, что он близок к разрядке. И в тот же момент он вышел полностью и чуть отстранился. — Не так быстро. Пишон немного потерялась в происходящем, но вдруг оказалось, что скованные руки уже не пристёгнуты к стене, что она стоит на бетонном полу на коленях, а шею её перехватывает тяжёлая ладонь. Она мотнула головой, желая высвободиться, и в тот же миг он снова вошёл — с такой силой, что молния ширинки больно врезалась в ягодицы. Теперь он трахал её с оттяжкой, одновременно придушивая. От недостатка воздуха ей скоро стало казаться, что в карцере совсем темно, и когда что-то горячее заполнило её до краёв, она потеряла сознание. *** Пишон пришла в себя от холодного и яркого света и журчания воды. Она приподняла голову и осознала, что лежит на полу мужского туалета, впереди высилась раковина, двери кабинок были приоткрыты. На ней вовсе не осталось ни комбинезона, ни белья, только майка, да и та была поднята выше груди. Неужели она тут одна? Шевельнувшись, Эммануэль выругалась, обнаружив, что руки её всё ещё скованы. Она приподнялась, чувствуя, как от движения изнутри выплёскивается чужая сперма, и тут же пообещала себе обязательно отомстить проклятому немцу. Горло саднило, и ей отчаянно хотелось хотя бы попить воды. Она схватилась за трубу слива и медленно подтянулась до раковины. Зеркала тут не было, впрочем, она и не хотела сейчас смотреть на себя. Сил не было даже на то, чтобы сдвинуть вниз задранную майку, и ткань неприятно задевала соски, а керамический край проходился по животу, как чужая неприятная рука. Пишон замерла, опираясь на раковину локтями и стараясь больше не прикасаться к ней телом, дрожащими пальцами открыла кран и начала пить прямо оттуда, как будто собака или кошка. В этот самый миг сзади стукнула о стену, широко раскрываясь, дверь. — Вот это вид! — прокомментировал Рамирес. Пишон почти расслабилась. Они ведь приятельствовали. Конечно, он поможет ей прямо сейчас. В плитку впечатались тяжёлые шаги, а затем её ягодицы огладили горячие руки, отчего колени предательски задрожали. — И ты это прятала от меня в форме? Как-то не по-дружески. — Отвали, — попросила она тихо, и в этот самый миг его пальцы скользнули внутрь. — Что так грубо? — спросил Рамирес, ощупывая её изнутри. — Ого, тут уже кто-то побывал, — продолжал он, будто не слышал. Эммануэль попыталась извернуться, но в тот же момент он удержал её, впечатывая в раковину и продолжая исследовать её тело со всей непосредственностью. — Знаешь, у меня есть отличная идея… — он дёрнул её на себя, и Пишон оказалась на полу, больно приложившись коленями. Рамирес, придерживая её за плечо, смотрел сверху вниз, усмехаясь. — Отсосёшь мне. — Когда она попыталась отвернуться, он хлёсткой пощёчиной вернул её голову на место. — Ты не поняла? Это не вопрос, — и расстегнул ширинку. Его член был длиннее, чем у Штрайхера, зато головка оказалась не такой массивной. Поначалу он позволил Эммануэль впустить его в рот совсем ненамного. Только посоветовал следить за зубами. Где-то чуть выше продолжала бежать вода. Запах пота ударил в ноздри, терпкий привкус чужой плоти заставил её вонзить себе в бёдра ногти. Рамирес почти ласкающе вплёл пальцы в её короткие волосы, но вскоре ухватил за пряди на затылке и вбился в горло с такой силой, что она не смогла дышать. Подержав так мгновение, он позволил ей полностью выпустить член, а потом кивнул, чтобы она взяла его снова. Теперь его движения стали подчёрнуто плавными, медленными, и Пишон чувствовала, как член всё сильнее твердеет во рту, слышала, как дыхание Рамиреса становится всё сбивчивее. Несколько раз он срывался, заставляя её принять член по самые яички, потом отпускал её, и головка толкалась в губы, чтобы Эммануэль могла вылизать её как следует. Один раз она даже попыталась укусить, но пощёчина быстро вернула ей благоразумие. Наконец он прекратил её мучить, рывком поднял с пола и усадил на раковину. Излив крана упёрся ей в поясницу, как ещё один стоящий член, керамика раковины холодила ягодицы, ледяная вода побежала как раз в ложбинку между ними. Он усмехнулся, глядя ей в лицо. — Так твои губы особенно сексуальны, знаешь? Когда я помню, как они охватывали мой член. Пишон молча оскалилась. Говорить сейчас она не могла. Рамирес опустил голову, провёл языком по её соску, затем захватил его губами, вторую грудь сминая рукой. — Такая возбуждающе упругая, — выдохнул он, прикусывая второй сосок, отчего Эммануэль всё же дёрнулась. Вода плеснула на её ягодицы, и Рамирес всё-таки перекрыл кран, тут же снова посмотрев в её лицо. — Удобно, детка? — хмыкнул он, забрасывая её ногу себе на плечо. — Расслабься, сейчас будет хорошо! Он направил себя, вошёл сначала не слишком глубоко, будто примериваясь. Наклонил её так, что она выругалась и зашипела от боли. Толчок — и он оказался в ней полностью, ухватил губами её сосок, одной ладонью придержал её ногу за щиколотку, второй же упёрся в стену… и сорвался в такой быстрый ритм, что Пишон рвано застонала. Раскалённый член сминал её, посылая по всему телу волны дрожи, а она не могла ни за что ухватиться, скользила на мокрой холодной керамике, больно ударялась спиной о кран. Долго это не продлилось, член, будто поджигая её изнутри, замедлился, выскользнул так, что осталась только головка, а затем ворвался тяжёлым сильным ударом. И снова. И опять. — Эй, мы же одна команда, — раздалось внезапно от двери. Пишон повернула голову, глядя сквозь мокрые ресницы, и наткнулась на тёмный взгляд Майка Бейкера. — Хочешь мне помочь? — засмеялся Рамирес, замирая в ней. Головка его члена пульсировала, как пульсировала и она сама — болью, и дрожью, и ещё чем-то ненасытным и тёмным. — Удержим навесу? — предложил небрежно Майк, приближаясь. Шаркающие шаги эхом отдавались от стен. — Всегда хотел попробовать. Пишон хотела выкрикнуть, что нет, она не согласна, она не хочет двоих. Она не хочет никого из них, но горло болело так, что вырвался только короткий всхрип. Рамирес подхватил её за бёдра, под ягодицы, заставляя обнять себя ногами, чтобы хоть как-то удержаться. Он снял её с ненадёжной керамической опоры и развернул спиной к Майку. — Гляди. Ей пришлось перекинуть скованные руки через его шею. Она отвернула лицо от поцелуя-укуса, и как раз в этот момент жадные руки проскользили по её талии, развели в сторону ягодицы. — Какая сочная! — хмыкнул Бейкер ей на ухо, тут же прикусывая мочку, а затем вылизывая ушную раковину. Пальцы вторглись туда, где уже был член Рамирес, как будто им хотелось знать, может ли она принять больше. Но потом Эммануэль до конца осознала манёвр — когда они, уже покрытые липкой смазкой, ворвались между её ягодиц. Сразу два, мощно раздвигая непривыкшие к подобному стенки. Дёрнувшись от боли, она зарычала, попыталась ударить браслетами, но ни Рамирес, ни Майк не впечатлились её несогласием, не остановились. Наскоро подготовив её, Бейкер вошёл сзади. Трахать её навесу им, наверное, было не слишком удобно, потому движения оказались неритмичными, и к ним не получалось ни привыкнуть, ни приноровиться. Вместе с тем каждый постанывал от удовольствия, используя её тело по полной. От рывков Майка Эммануэль прокатывалась грудью по грубой форме Рамиреса, отчего очень скоро соски налились кровью и увеличились вдвое. В какой-то миг, когда Пишон снова перестало хватать воздуха, Рамирес упёрся спиной в стену, а Майк вышел из неё, оставив растраханную задницу садняще пустой. — Поменяемся, — выдохнул он. Рамирес дёргано кивнул, и целое долгое мгновение Эммануэль была совсем пустой. Она осела на кафельный пол и рассматривала его, отстранённо отмечая, какой он грязный и холодный. — Детка устала, — прокомментировал Рамирес, поймал её за подбородок, провёл большим пальцем по её губам, чуть надавил, вынуждая приоткрыть рот и впустить палец туда. Пишон послушно облизала его. Потом её вздёрнули вверх. И пока Рамирес тискал её грудь, потираясь сочащимся предэякулятом членом между её ягодиц, Майк улёгся прямо на плитки. Он был полностью одет, только приспустил штаны, и его член горделиво возвышался, выпущенный из-под ткани, тяжёлый, оплетённый выпирающими венами. — Присаживайся, детка, — предложил он, подмигивая. У Эммануэль задрожали колени. Она неуклюже перекинула ногу, опустилась и на миг замерла на чужих бёдрах, не понимая, как двигаться дальше. Рамирес тут же пришёл ей на помощь, приподнимая и ставя в нужную позу, а Майк придержал собственный член, чтобы тот сразу попал внутрь, скользнув по смазке, смешанной со спермой Штрайхера. — Иди ко мне, — позвал он с обманчивой нежностью, потянув её на себя так, что она упала ему на грудь. Он тут же приглашающе развёл её ягодицы. — Тут всё готово. Рамирес шумно сплюнул себе на руку и провёл ладонью по члену, потом ухватил её за бёдра, чуть дёрнув на себя, и вставил ей в задницу. Двигаться они с Бейкером начали одновременно, поймав единый ритм, точно были механизмом, между деталями которого Пишон попала случайно. Её гладили жадные руки, она слышала влажные шлепки, чувствовала, как её распирают два члена, больно упиралась коленями в плитку… Во всём этом она почти потерялась, когда внезапно перед её лицом оказался ещё один член. Полувставший, но всё равно кажущийся больше, чем все, что Эммануэль успела увидеть за сегодня, он коснулся её губ и снова чуть отстранился. Она прекрасно поняла, что требуется и приоткрыла рот, позволив мясистой головке опять проехаться по губам, а потом и по языку. Ладонь придержала её голову, чужие бёдра подались вперёд, и Пишон попыталась не задохнуться. Ни Майк под ней, ни Рамирес сзади не противились тому, что в игру вмешался кто-то четвёртый. Они не сбавили темпа, продолжая вколачиваться в неё, точно хотели протрахать навстречу друг другу. Рамирес кончил первым, заполнив её так, что сперма выплеснулась изнутри и потекла между ягодиц и по внутренней стороне бёдер. Он вышел, откачнулся назад и отступил, и только в тот момент уже полностью вставший, по-настоящему огромный член из её рта исчез. Эммануэль закашлялась, сплюнула вязкую слюну куда-то на кафель. — Ну, ну, девочка, — послышался голос, горячая ладонь заботливо похлопала по спине, и тогда она узнала — Глазков. Это был Глазков. Это его массивный член только что едва ли не упирался головкой в заднюю стенку её горла. — Дай-ка мне тоже… — и жёсткие пальцы впились в её ягодицы, наверняка оставляя следы, а мгновением позже в её истерзанный зад снова ворвался, выбивая сдавленный вскрик, член. Глазков отличался особенным напором, он буквально впечатал её в Бейкер, вынуждая того сначала замереть полностью, а потом подстроиться под неумолимый новый ритм. Такое он не мог выдержать долго. Хрипло стоная, зарычав, как дикое животное, когда выплеснулся внутрь, Майк прикусил её шею. Эммануэль дёрнулась, даже чуть привстала на нём, отчего удар массивного члена сзади оказался особенно сильным и болезненным. Обмякший член Майка выскользнул из неё, и тогда же Глазков тоже вышел. Он поднял безвольную Эммануэль, подхватив подмышки, тем самым позволив Майку встать с пола. — Я здесь не закончил, — добавил он под смешки Рамиреса. — Идите. Пишон дёрнула головой, как будто хотела сказать, что с неё на сегодня хватит. Но хлопнула входная дверь, отрезая их с Глазковым от коридора. Мгновение она хватала ртом воздух, а по ногам её стекала сперма, слишком быстро остывая. А потом Глазков втащил её в кабинку, заставив встать коленями на унитаз и опереться локтями о бачок. — Ты такая податливая сучка, — сказал он одобрительным тоном. Сначала он сильным рывком вошёл в неё, как будто задница его больше не привлекала. Несколько медленных движений, позволявших прочувствовать, насколько мощный и горячий у него член, заставили её опустить голову, но вдруг снова возникла зияющая пустота. Пишон прикусила губу, не понимая, что происходит, пытаясь удержаться в сознании, тут же член вошёл в её задницу так, что яички мягко шлёпнули по ягодицам. На этот раз рывки оказались быстрыми, отчего она заскользила по унитазу, теряя опору. Глазков придержал её за бёдра, не давая упасть. На десятом толчке он снова вышел полностью и повторил весь цикл — медленные и глубокие толчки — пустота — мощное слитное движение, когда он входил в её зад. Смаргивая слёзы, Эммануэль хрипло стонала. Саднило горло, из неё всё ещё текло, отчего каждое движение было слишком громким и влажным. Ей пришлось прогнуться в спине, чтобы расположиться хоть немного удобнее, и теперь соски задевали бачок. Холодные прикосновения заставляли мурашки сбегать по спине. — Надо… попробовать… кое-что ещё, — выдохнул Глазков, оставив её в очередной раз. — Что? — сползла с бачка Пишон, не в силах держаться больше. Она опустилась на унитаз, вынужденно широко расставив ноги, и Глазков тут же провёл ладонью по её лобку, по налитому кровью саднящему входу, собирая липкую влагу, состоящую из спермы и смазки. Он мазнул пальцами ей по губам, и Пишон, внутренне содрогнувшись, даже приоткрыла рот, потому что не в силах была сопротивляться. Но Глазков, с усилием проведя ладонью по своему члену, сказал: — У тебя красивая грудь. Оказалось, его член идеально ложится между её грудями, когда он сжимает их ладонями. Эммануэль чуть откинулась назад, пока он тёрся, терзая её грудь. Ему не нужно было много, очень скоро струя спермы ударила вверх, тяжёлые белые капли упали ей на лицо, на губы, и она снова почувствовала, как отключается. *** Она очнулась от влажного и холодного ощущения между ног, такого успокаивающего после всего, что произошло. Оказалось, что она лежит навзничь. Взгляд уткнулся в серо-белый потолок и лампы дневного света. Затем их кто-то заслонил. Проморгавшись, Эммануэль узнала: Нинке. Та погладила её по щеке и улыбнулась. — Натерпелась, девочка?.. И исчезла из поля зрения. Пишон снова моргнула, услышала, как побежала вода, а потом вернулись холодные влажные прикосновения — Нинке обмывала губкой её лобок, внутреннюю часть бёдер, проникла и между ягодицами, отчего там тут же засаднило. Эммануэль почти готова была собраться с силами и поблагодарить её, когда услышала знакомый звук — так открывалась молния. Она вздрогнула всем телом и села, глядя на Нинке широко раскрытыми глазами. — Может, твой язычок поработает ещё? — спокойно предложила та, останавливаясь над Пишон.