*******
В хмуром, затянутом полностью тёмными тучами небе плавно, почти танцуя друг с другом последний вальс, кружились сухие желтоватые листья, небрежно ластясь на промёрзший асфальт. В Англии осень наступила рано, забирая всё некогда летнее тепло холодными, безмятежными ветрами, вместе с проливными дождями. В каретах становилось опасно разъезжать по – разным светским раутам. Долгие вечера, устроенные знатными вельможами, как и другим высшим сословием почти прекращались. Наступал период глубокой перестройки, можно сказать, нового будущего, в котором люди отдавали себя полностью сплошной работе, а не бессмысленным развлечениям. Виктория, отживающая последние сроки жизни, решила внести тотальный «капитализм» в страну с ни менее новыми порядками. Многие говорили о том, что под старость лет Великая Королева тронулась умом, создавая пустые законы. Другие же наоборот, продолжали подчиняться, соглашаясь полностью с ней, понимая, почему всё изменяется. Она лишилась давным – давно мужа. Лишилась двух верных прислуг. Лишилась того, кто выполнял без промедления все приказы. А вскоре, лишится и себя. Осталось разве до этого что – год, а то и два. Слухи об её состоянии быстро расходились по стране среди горожан. Дошли и до него. Забытого всеми, не нужного, одинокого демона, блуждающего какой год всё к одному и тому же месту – разрушенному поместью. Там от него почти ничего уже не осталось, кроме едва уцелевших стен и колон с парой – тройкой стульев, разорванных тканей и сожжённых картин с чудом сохранившимся кладбищем. Памятники слегка покосились, но надписи на бетонных плитах оставались не тронутыми. На них четко были видны имена всех. Он возвращался сюда каждую осень, с газетой в руках и закупленным четным количеством расцветших цветов, как и сейчас. Излюбленное место занимало выросшее широкое дерево, под которым он удобно устраивался и просто рассказывал информацию о случившемся в городе, направляя в упор измученный, усталый взгляд на своего маленького господина, что больше не сможет отдавать приказы. Не будет того же самого: «Себастьян, приготовь чай!», «Себастьян, подготовь бумаги!», «Себастьян, займись ужином к приезду гостей!». Уже ничего не будет. Теперь точно.Сможешь ли ты, о забытый всеми Демон, жить как прежде?
Шуршащие кленовые листья, словно эхом задались вопросом к сидящему дворецкому, опустившим голову, стоило ветру потревожить их. Жить без вредного мальчишки, попадающего в разные неловкие ситуации. Жить без мальчишки, что в тринадцать повзрослел раньше остальных детей. Без мальчишки, лишившегося всего и стремившегося к мести своим врагам. Без мальчишки, что так и не познал, что значит быть счастливым.Сможешь ли ты, о забытый всеми Демон, по – настоящему улыбнуться кому – то другому?
Себастьян молчал. Его небрежная длинная чёлка скрывала бледное, истерзанное горем лицо с опухшими, красными глазами. Улыбнуться другому? Он наверняка бы не смог. Лишь наиграно, и то без издёвки, как делал это с Сиэлем, дразня, а потом радуясь его реакции. Себастьяну никогда не удавалось, и не удалось бы сделать это по – настоящему даже при нём. Если бы и хотелось, то всё равно бы не смог.Сможешь ли ты, о забытый всеми Демон, найти себе другого хозяина?
– Простите меня, мой Маленький Господин….. – едва шевеля ватными губами, удаётся произнести в ответ на очередной вопрос дворецкому, обращающемуся именно к памятнику Сиэля. Кажется, он видит его серьёзный образ перед собой в укоризненной позе. С той же тростью. В том же голубом костюме, с повязкой на глазу как раньше. Будто вот он, стоит живой, ждёт ответа на вопрос. Но Себастьян не отвечает на него. Расслабляет плечи, снимает фрак, выданный давно в поместье, и подпирает ноги. Газета небрежно шелестит теперь измятыми страницами, но дворецкий не обращает на неё никакого внимания. «Сможешь ли?» - проговаривает где – то поблизости родной, приятный, голосок. Аккуратно сложенный фрак ложится поверх газеты, чтобы ветер больше не затрагивал страницы. На мгновенье наступает тишина. Демон выдыхает тяжкий воздух, проглатывая встрявший в горле ком. Эмоции так чужды для него. Неизвестны и странны. Особенно те же самые слёзы. Люди плачут, когда им больно, тоскливо. А он впервые плачет от того, что теперь просто бессилен и никому в этом мире больше не нужен.Сможешь ли ты, о забытый всеми Демон, исчезнуть в пучине Ада лишь для него?
– Мой Маленький, Молодой Господин… - хрипит от боли Себастьян, снимая когда – то скрывающие метку контракта белые перчатки. – Совсем скоро я приду за вами. Вы только дождитесь меня, прошу. И никуда…никуда больше не уходите. Глаза медленно, сами по себе закрываются. Голова чуть вздирается кверху. Пальцы плавно проводят по шее, оставляя красные, глубокие полосы. Ответ очевиден. Дворецкий без лишних заморочек делает резкое движение острыми когтями, выдавливая последнюю лёгкую усмешку. В глубокой темноте, по собственной воле, не задерживаться больше в этом грешном, потихоньку уничтожаемом мире, к нему тянется рука довольного графа, приглашающего идти с ним по длинной, расстилающейся дороге туда, где спокойно. Туда, где нет врагов и прочих проблем. Туда, где будут только они вдвоем. Прекрасный Граф и его Непоколебимый, преданный Демон – Дворецкий.