Мистер Хиллкинул газету на другой конец столаи тут же отпил кофе. Напиток излишне горчил, да к тому жеобжигал язык. Мистер Хилл чуть не отбросил вслед за газетой чашку, но в последний момент, опомнившись, остановился. Чтобы хоть немного успокоиться, он началотбивать ногой ритм песни, которую недавно услышал по радио.
В газете писали всё то же. Наводнения, ураганы, землетрясения, извержения вулканов, теракты, войны, убийства и, в конце концов, идиотские скандалы. У Мистера Хилла, пока он читал эту очередную газету, возникало ощущение, словно ничего хорошего в мире не происходит и есть только смерть, разрушение и разложение.
Он отпил ещё немного кофе и снова обжёг язык, но чашку не отбросил, а аккуратно поставил на край стола. После этого Мистер Хилл свернул газету и, приложив немного усилий, сложил её в маленький квадрат размером с кубик рубика. Он повертел её немного и внимательно осмотрел. С одной стороны нижняя часть лица женщины плавно переходила в вытянутую крокодилью пасть. С другой всё пестрело цифрами, графиками и диаграммами, умными словами и формулировками, от которых начинала болеть голова. Мистер Хилл взял зажигалку и, схватившись двумя пальцами за краешек газеты, поджёг её. Дешёвая бумага тут же разгорелась, почернела и начала сворачиваться. По комнате разнёсся резкий запах, от которого воротило нос. Мистер Хилл словно не замечал ни запаха, ни жара, что обжигал пальцы. Всё его внимание было устремлено на женщину-крокодила, постепенно поглощаемую пламенем. Точечки глаз до последнего глядели на него самым осуждающим взглядом, какой только возможен у женщины-крокодила. Как только пламя доело морду, Мистер Хилл потушил жалкий клочок, что ещё недавно гордо звался газетой, водой из-под крана.
В последнее время на Мистера Хилла часто находила такая волна злости. За ней, как правило, следовала волна меланхолии и раздумий. Этот раз не был исключением. Мистер Хилл не мог, хоть и пытался, найти объяснение своему поведению. Многие ночи он провёл за анализом и размышлениями, но так и не пришёл к какому-либо выводу. Единственная идея, которая у него была, очень не нравилась Мистеру Хиллу и пришла от стороннего лица.
Неделю назад к нему в гости по старой памяти забрёл одноклассник. По совместительству – близкий друг. Мистер Хилл не знал, как тот смог его найти, ведь школу он окончил больше сорока пяти лет назад и не один раз переезжал. Тем не менее, друга Мистер Хилл встретил с радостью, даже достал из буфета бутылку виски, что дожидалась своего часа очень давно. Не было повода, чтобы её распить, а без повода Мистер Хилл не пил. Это была, как он любил говорить каждому пьющему (да и не пьющему тоже), плохая примета.
После того как они пропустили стаканчик или два, Мистер Хилл, чуть раскрасневшийся, рассказал другу о своей проблеме. Друг даже бровью не повёл. Его такое поведение ничуть не удивило. Он выпил ещё стаканчик и сказал только одно слово, но оно было так болезненно для Мистера Хилла, что дальнейшее распитие бутылки пошло не так бодро.
Старость.
Ночью, после того как друг ушёл, Мистер Хилл был уже слишком пьян, чтобы о чём-то думать. Но следующее утро он встретил с двумя вещами: головной болью и мыслями, её усугубляющими.
У Мистера Хилла не было иллюзий насчёт своего возраста. Он прекрасно понимал, что как ни старайся, мир с его торопливым прогрессом, будет быстрее него. Мистер Хилл боялся иного. В детстве, когда он был классе в четвёртом, родители решили сходить вместе с ним в гости к дедушке и бабушке. Они были чуть постарше «нынешнего» Мистера Хилла, но выглядели так, словно им было больше ста лет. Дедушка постоянно курил трубку, и дым, облачками вылетавший из неё, застилал и без того невыразительное лицо. Из дыма выглядывали только трубка и брови, больше похожие на усы. Бабушка всё время сидела в кресле-качалке и бубнила себе под нос – бранила комнату, дедушку, родителей, мир.
Их квартира, а если говорить конкретнее, гостевая комната, из-за этого напоминала то ли притон, то ли палату в психиатрической больнице. У стен стояла мебель: множество шкафов и два стола, тумбочка с телевизором, старинные табуреты и ещё более старинные сундуки. Картину довершал покрытый пылью и паутиной стеллаж. Книг на нём было мало, да и те явно давно не открывались. В центре стояли стул и кресло-качалка, обращённые к телевизору. Отсюда же исходили скрип, ворчание и облака дыма. Люстра скрывалась за дымом, поэтому и без того тусклые лампочки светили ещё тусклее.
Мистер Хилл не помнил каких-либо деталей о бабушке и дедушке. В памяти сохранилось только это ворчание, дополненное грубостью и склочностью. Они как будто были обижены на весь мир, но при этом сами не могли сказать за что. В памяти маленького Мистера Хилла, которого тогда никто бы и не подумал всерьёз назвать Мистером Хиллом, навек отложились образы этих стариков. Вечное недовольство вкупе с плохо скрываемой агрессией даже в адрес ребёнка.
Та встреча, несмотря на свою размытость, отложилась в голове Мистера Хилла навсегда. Как будто поставили печать на конверт. Она несла за собой страх. Страх стать таким же, не замечать ничего хорошего, но прекрасно, во всех деталях любоваться плохим нынешним. И после этого вспоминать старые добрые времена.
Мистер Хилл боялся, что с ним произойдёт то же самое. Он любил вспоминать своё беззаботное детство, когда всё-всё было впереди. Как Мистер Хилл не старался, вокруг не было ничего, что могло его сильно порадовать. Кофе, и тот жёг язык, а излишнюю горечь было не перебить никаким количеством сахара. Слово «раньше» каждый день вертелось у него в голове, и в один ряд с ним вставали другие слова:спокойствие, добро, забота, любовь.«Сейчас» была только газета с перечнем новостей и женщиной-крокодилом.
Мистер Хилл тяжело вздохнул и закрыл глаза ладонями, погрузившись в почти полную тьму. Несколько полосок света доходили до него лишь через щели между пальцами. По комнате волной прокатился ещё один вздох.
– Не нужно вздыхать.
– А что мне ещё делать?
– Могу сказать вам, что точно не вздыхать. Выйдите на улицу, прогуляйтесь по парку. Попробуйте найти кого-нибудь из своих старых друзей. Встретьтесь ещё раз с тем одноклассником и выпейте с ним. Он же оставил вам свой номер. Если не поможет, организуйте с ним встречу с остальными одноклассниками. У вас же был достаточно дружный класс, и многие очень жалеют, что не виделись с вами после выпуска. Также могу вам предложить увидеться с детьми и внуками. Или же потратить сбережения и на пару недель уехать, например, в Швейцарию. Горный воздух очень полезен для здоровья.
– Это все предложения?
– Хм… Газету вы уже сожгли, так что да, это всё.
Мистер Хилл убрал ладони от глаз. На секунду его ослепило из-за неожиданно яркого света в комнате, и он не сразу увидел человека, сидящего за столом напротив него.
Если бы Мистеру Хиллу пришлось встретиться с ним поздней ночью, он бы точно сказал, что это человек. Мужчина лет тридцати-тридцати пяти. В рубашке, пиджаке, застёгнутом на две пуговицы, с галстуком-бабочкой, очень тонкими перчатками, и в довершение всего, чёрной шляпе. Мистеру Хиллу из-за этого костюма он напоминал или богатого бизнесмена, или стереотипного итальянца мафиози из старых фильмов. За одним но.
Это существо каждую секунду меняло своё лицо. Мистер Хилл как будто смотрел слайд-шоу из фотографий на паспорт. Но он нито что запомнить, даже разглядеть не мог хотя бы одно из лиц. Вся фигура существа была размытой и смазанной, будто у неё не было чётких «границ». Она плавно переходила в окружающие предметы. При этом фигура была с ног до головы покрыта зернистостью, как на старых фотографиях.
– Вы же не работаете, Мистер Хилл, – рот у существа был приоткрыт, но постоянно изменяющиеся губы не двигались. – но при этом находитесь в постоянном стрессе. Это ненормально, вы согласны?
– Полностью согласен.
– Так почему же вы не хотите избавиться от источников стресса? – в руке существа появилась газета. Он пролистал её и тут же закрыл. Газета растворилась в воздухе. – Каждый день вы покупаете новую газету, читаете и становитесь недовольны… Я хочу спросить у вас, вы боитесь стать брюзгой? Можете не отвечать, это вопрос риторический. Налейте мне чаю.
– Конечно, – Мистер Хилл подошёл к чайнику и потрогал его. Уже довольно холодный. Он нажал на кнопку, и на чайнике загорелась синяя подсветка. После этого Мистер Хилл достал из шкафчика чашку и чайную ложку, а из буфета три упаковки чая – зелёного, чёрного и белого. – Какой чай вы будете?
– Наливайте все три, – существо неопределённо взмахнуло рукой. Мистер Хилл достал две чашки и две чайные ложки. – Я очень люблю чай. Знаете, в Уэльсе говорят, что в старости у тебя есть три утешения: огонь, чай и табак.
Мистер Хилл покосился на недопитый кофе. После этого он перевёл взгляд на подоконник и пепельницу на нём.
– Я не очень понимаю, что в данной, судя по всему, поговорке, значит огонь. Камин? Камина у меня нет, к сожалению. Чаю я предпочитаю кофе, а табак меня и в правду успокаивает.
– Купите камин и выкиньте весь кофе. Чай у вас уже есть. Может быть, спокойствие не так уж далеко? – Мистеру Хиллу показалось, что уголки губ у существа чуть-чуть сдвинулись.
– Я уже спокоен. Мне нужно другое.
– Что «другое»? Счастье?
– Счастье, – подтвердил Мистер Хилл. Тут же раздался щелчок и подсветка в чайнике погасла.
– Без сахара, пожалуйста. Счастье, хочу вам сказать – это вещь очень эфемерная и неосязаемая... Ему существует множество определений, и каждое из них по-своему верно, но…Я бы хотел побыть немного поэтом... Оно воздушное – это счастье.
– Что вы имеете в виду?
– Понимайте, как хотите, Мистер Хилл. Я лишь поэт-философ, который хочет навести вас на некоторого рода мысли.
– Вы не похожи на поэта. И на философа тоже.
– Вы правы. Я представляю из себя нечто иное.
– Так кто же вы такой?
Существо дёрнуло плечами.
– Каждый решает сам. И как называть меня, тоже каждый решает сам. Мы сбились с темы. Чего вы хотите, Мистер Хилл? Что является для вас этой «воздушностью»?
Мистер Хилл, поднося существу первые две кружки, нахмурился.
– Почему мне кажется, что это тоже вопрос риторический?
– Потому что это он и есть! Я ценю догадливых людей, – существо отхлебнуло немного из одной кружки, потом из другой, а после продолжило. – Вы не хотите себе в этом признаваться, но вы постоянно сравниваете нынешнее и минувшее, и приоритет в ваших мыслях постоянно отдаётся молодости, как времени беззаботному и простому, в котором не существовало проблем. Эти воспоминания оттеняют настоящее, сильно ухудшая его в ваших глазах.
Мистер Хилл принёс третью кружку и сел за стол. Он положил подбородок на сцеплённые в замок руки.
– Наверное, вы правы.
– Мне не нужно ваше признание. Всё и так в вас это выдаёт.
– Вы не самый лучший психолог. Но для бесплатного вполне неплохо.
– Я не психолог.
– Но вы сказали, что я сам могу решать, кто вы и как вас называть. Психолог.
Существо снова дёрнуло плечами.
– Если вам так нравится. В любом случае, у меня есть для вас предложение.
– Теперь я буду звать вас маркетологом.
– Мистер Хилл! Ах, к чёрту. Ваша пассивная агрессия не должна меня волновать. Знаете, одна женщина назвала меня джином. С той поправкой, что я сам выбираю так называемое желание.
– И что же вы выбрали для меня?
Существо отодвинуло стул и поднялось. Смена лиц на нём резко ускорилась.
– Идите за мной.
– А как же чай?
– Я потом допью. Идите за мной, Мистер Хилл, – существо, оставляя за собой туманную дымку,вышло из кухни в прихожую. Мистер Хилл торопливо положил в карман пачку сигарет, ещё раз хлебнул уже не обжигающего язык кофе, и пошёл следом за существом.
– Давайте быстрее, у меня график по минутам расписан! – раздался голос, но не из прихожей. Он доносился сразу со всех сторон. Мистер Хилл, выругавшись, вернулся к подоконнику и забрал зажигалку. – Имейте хоть какое-то уважение, пожалуйста. Уж что-что, а зажигалка и у меня есть.
Мистер Хилл не обратил никакого внимания на этот укол. С гордо поднятой головой, он вышел из кухни, но, переступив через порог, не прошёл и двух шагов. Голова закружилась, а в глазах потемнело. Он попробовал опереться рукой о комод, но она перестала его слушаться и прошла где-то рядом с ним. Ноги тоже перестали подчиняться Мистеру Хиллу, занемели и подкосились. Старик, ничего не понимая, сполз по стене на пол и потерял сознание.
***
Голова раскалывалась, а мир вокруг качался из стороны в сторону. Мистер Хилл приподнялся на локте и положил себе ладонь на лоб, с пульсирующей у виска жилкой. Ему казалось, что это движение остановит качку вокруг. Старик огляделся, в надежде понять хотя бы где он находится. Старик удивился. И не окружающему миру, а своему необычно острому зрению. За последний год он не один раз был у окулиста. Врач словно штамповал рецепты на очки и на глазные капли, Мистер Хилл только и успевал, что их покупать.
Сейчас он всё видел идеально, несмотря на то, что всё качалось из стороны в сторону. Поле, простиравшееся от горизонта до горизонта, поросло плотной, но низкой травой. Отдельными островками выделялись несколько скоплений цветов – ромашек и васильков. Вдалеке, будто у края мира, к небу взвивалось огромное дерево с пышной кроной, по ветвям которого ползали десятки каких-то существ. Мистер Хилл, как не пытался, даже с обновившимся зрением не мог понять, кто это. Для него они выглядели как очень маленькие точки, как звёзды на ночном небе. Но почему-то Мистер Хилл был уверен – по ветвям ползают кошки.
Мир перестал качаться из стороны в сторону, и даже голова перестала болеть. Мистер Хилл, приготовившись к боли в коленях и зажмурив глаза, начал подниматься на ноги. Но боли не было,совсем наоборот. Мистер Хилл чувствовал, как по его телу разливается лёгкость. Он чувствовал, что может подпрыгнуть на несколько метров вверх или пробежать несколько километров и не вспотеть. «Я как будто вернулся в детство, – подумал Мистер Хилл».
Он прошёл несколько шагов, остановился и посмотрел на свои руки. Они были маленькие, тонкие и гладкие, без единого волоска. Детские руки. И тело тоже детское.
– Теперь вы не Мистер Хилл, а маленький мальчик Юэн, – существо появилось неожиданно, словно из-под земли.
– Навсегда?
– Нет конечно. Я бы и рад, но это не в моей компетенции. Для этого дела нужен кто-то другой…
– А насколько?
– Юэн, ты не утратил своей грубости и прямоты? Очень плохо! – существо на секунду замолчало, что-то обдумывая. – На сколько, спрашиваешь… Солнце сейчас в зените, а значит… До вечера, да… До вечера ты будешь здесь. Точнее,
мы будем здесь, – существо подняло руку и сделало шаг назад. Мистер Хилл почувствовал, как что-то тянет его вперёд и при этом обвивается вокруг запястья. Нить.
Существо стало уменьшаться, пока не стало такого же роста и размера, как и Юэн. Официальный костюм поменялся на футболку и шорты. Лица тоже перестали изменяться так быстро.
– Кого ты хочешь увидеть?
– Лиама.
– Будет выполнено.
Мистер Хилл может и помнил, что Лиама сбила машина сорок лет назад, но Юэн этого не помнил. Или не хотел помнить? Детская память коротка.
Через секунду перед ним стоял Лиам.
– Куда пойдём, Юэн?
– К тому дереву…
***
Мистер Хилл очнулся в своей кровати поздней ночью. Шторы были закрыты, но тусклый лунный свет всё равно проникал в комнату. Мистер Хилл поднялся с кровати. Привычная боль в коленях тянула его к земле. Он подошёл к окну, раздвинул шторы и внимательно осмотрел ночной город. Редкие машины и ещё более редкие прохожие, плотные ряды домов, узкие дороги и тёмные, не освещаемые фонарями переулки.
Он не только мог, но даже хотел поверить в то, что всё это был сон. Хотел поверить, что они не лазали с Лиамом, Уильямом и Норой на то дерево. И не было никаких кошек, царапающих руки. И не было ветра за спиной. И не было смеха. И не было тех бессмысленных разговоров, которые бывают только у детей. И не было той фразы, которую они говорили ему на протяжении всего дня.
– Мы будем тебя ждать, Юэн! Ты же скоро к нам придёшь, правда? – прошептал Мистер Хилл, беря в руку письмо, лежавшее на подоконнике. Не подписанное и без печати. Старик повертел его в руках, а потом злобно разорвал в клочья. Он знал, что написано в этом письме. – Я вас тоже жду, ребята…
Тело старика с простреленной головой увезли лишь через несколько недель, когда запах начали чувствовать соседи.
