Он не псих

— Дерек, твои родители случайно не дровосеки?       Радужка мгновенно вспыхивает жёлтым — секунда, и горячее золото растекается, заключая в кольцо чёрный зрачок. Дерек сжимает ручку сильнее, чем следует, но не откладывает в сторону, продолжая что-то писать в блокноте. Стайлз ждёт, терпеливо, делая вид, что ему всё равно, но внутри он готов: каждая мышца напряжена и взгляд, направленный в телевизор — всего лишь уловка, как и обманчиво-расслабленная поза.       Он не псих. — Тогда откуда у них такое бревно?       Скотт закатывает глаза, Айзек закрывает ладонью рот, и только Питер во всё горло смеётся над шуткой, ничуть не опасаясь короткого рыка. Стайлз обожает этот звук: низкий, животный, из самой утробы — Дерек предупреждает, даёт шанс, но Стайлз никогда им не воспользуется.       Ему просто нравится. — Ладно, ладно. Дерек, ты же любишь ветер?       Золото не гаснет — он ищет подвох, обдумывает, а Стайлз едва сдерживает дурацкую улыбку, щёлкая переключателем. Напряжение, повисшее в воздухе, всё равно что разряд вечной молнии, и он вдыхает поглубже, наслаждаясь россыпью обжигающих искр. Для него это как доза для наркомана — бешенство Дерека приводит его в неистовство.       Ну, давай, хмуроволок. Не подведи. — Допустим. — О, правда? — Стайлз оборачивается неторопливо, отсчитывая в голове секунды. — Тогда давай я тебе вду…       Хохот Питера совпадает с прыжком — подушка летит в лицо Скотту, но Стайлзу некогда извиняться перед ним: рука Дерека касается шеи, и он едва успевает отпрыгнуть до того, как отросшие когти сомкнутся на выступающих мышцах. Чужой взгляд шальной, опасный, но Стайлза уже не остановить — шаг назад от дивана и побольше воздуха в лёгкие, чтобы спросить: — Дерек, ты случайно не розетка? Почему я тогда так хочу вставить в тебя пал…       Рычание заполняет комнату, и Стайлз бежит — за дверь, на улицу, шлепая босыми ногами по траве. Сердце грохочет, дыхание сбивается на неверный такт, и от колоссального выброса адреналина удовольствие просто зашкаливает — Стайлз перепрыгивает через поваленные деревья будто легкоатлет, устремляясь всё дальше в лес. Дерек бежит сзади — он слышит его ровную поступь, размеренные выдохи, через раз совпадающие с собственными. В такие моменты Стайлз ощущает себя по-настоящему живым: жаль только, что они заканчиваются слишком быстро и жаль, что Дереку его никогда не догнать. — Всё!       За ветвями уже виднеется дом — Стайлз бежит по дуге, и через листву можно рассмотреть окна — прямоугольники, искрящиеся светом в наступающей темноте. Ему остаётся пара шагов, а Дерек ещё где-то там, позади, и Стайлз оборачивается на долю секунды, предвкушая победу, но вдруг останавливается, не смея пошевелиться.       Точнее Дерек останавливает его, впечатывая в дерево прямо перед собой.       От удара о жёсткую кору стонут мышцы — ноют от боли, и привкус железа на рассеченной губе лишь добавляет остроты. Стайлз пытается освободиться — от низкого рыка на ухо трясутся поджилки, а ещё от того, что он не проигрывал.       Никогда. — Доигрался? — Дерек вжимается в него, прихватывает губами загривок, кусая светлую кожу. Стайлза бросает в дрожь — он не знает такого Дерека, но адреналин, бегущий по крови просит одного: не останавливаться даже сейчас, когда стало по-настоящему опасно.       Стайлз хочет ещё. — Дерек, ты не… — Молчи. — Клыки режут плоть и кровь, солёная, взрывная, красная, течёт по плечу и вниз, к соску, обжигая теплом. — Ни звука.       Одежда виснет клочьями: холодный воздух касается кожи одновременно с горячими поцелуями — вдоль позвонков, выпирающих крыльев лопаток, от родинки к родинке, перебирая их бесконечным счётом. Стайлз чувствует как колотится его сердце — мечется, будто заполошное, стучит рвано, быстро, и успокаивается, слыша другое — бьющееся размеренно и гулко, ровным, уверенным тактом. Стайлз знал на что шёл, и даже готов, чтобы их Бог знает какой раз случился прямо здесь, но он всё равно сходит с ума, стоит Дереку едва прикоснуться к нему там. Просто два обнаженных тела рядом — горячая сухая кожа, дрожащие колени, белоснежное и смуглое, по какой-то неведомой причине сливающееся воедино. Стайлзу почти не больно — или он просто не чувствует боли, потому что упоен запахом, тяжестью, объятиями, и его плоть так идеально принимает чужую, что больше не нужно думать. Он мокрый — слезы на кончиках ресниц, пот на разгорячённой коже, влага между бедер, и бесконечные прикосновения Дерека, который будто пробует его на вкус. — Де… Дере-е-ек… — Дрожат колени, пальцы, отчаянно цеплящиеся за чужие руки. — Ты случайно не перфора…       От собственного крика закладывает уши — удовольствие и боль смешиваются в огонь, взрывая в сосудах бушующее наслаждение. Стайлз тяжело дышит, чувствуя клыки глубоко в своём плече: сладкая кровь течёт по спине, а Дерек пьёт её, будто вампир, продолжая вжимать его в дерево. Удовольствие отступает, и движения уже почти неприятны, но Стайлз терпит — ждёт, пока чужие губы найдут его, чтобы отдать свой единственный стон.       Как же сладко кончает этот хмуроволк.       Сил отойти самому нет — Стайлз почти с благодарностью падает в подставленные ладони, которые заботливо опускают его на траву. Ужас — они мокрые, обляпанные семенем, а Стайлзу вообще нужна тщательная гигиена с душем. — Мог бы и взять презерватив. — Он страдальчески морщится, поворачиваясь к вытянувшемуся рядом Хейлу. — Не успел захватить из тумбочки?       Дерек не ведётся на подкол — после хорошего секса он всегда слишком расслаблен, и потому просто хмыкает, притягивая Стайлза ближе. Оба знают, что позже он посадит любимого на спину, донесёт до горячей ванны, а пока можно просто лежать, вдыхая яркий запах сосен.       Стайлз не псих.       Просто очень любит Дерека.