Влюбиться в тебя – исход фатальный

      Глава Лань понял, что это конец в тот момент, когда после удушающего приступа кашля обнаружил на ладони первый лепесток. Наверное, судьба смеётся над ним, раз это был лепесток лотоса.       На самом деле все это началось не так давно. Стоило молодым господам из Юньмэна приехать на обучение в Гусу, как первый нефрит клана заприметил младшего из них. Тогда начался кашель, Лань Сичэнь не придал этому значения, ведь всякое бывает, может быть просто простыл или ещё что, но точно не сразу подумал о плохом. Второй звоночек раздался в момент одного из советов перед войной с Вэнями, тогда почти забыв о том, что недавно его неделю мучил кашель, мужчина вновь закашлялся посреди разговора с одним из глав. Сейчас, он бы даже не вспомнил его имени, потому что кашель начал душить, а после приступа на платке обнаружилось небольшое пятно крови. В тот момент, извинившись он сразу же отошёл в сторону и тяжело вздохнул. Ведь это не могло быть правдой, первая и, казалось бы, лёгкая влюблённость не могла привести к ханахаки. Да, он думал о, теперь, главе Цзян, сочувствовал его горю, но не мог подойти ближе и просто поговорить, а признаться в своих чувствах, или в том, какая его поразила болезнь он тоже не мог. Ведь если сделает первое, то скорей всего нарвется на насмешку и это в лучшем случае, а в худшем случится скандал между их кланами. Второй вариант ещё хуже, ведь он подразумевал жалость, которую не любил сам Лань Хуань и не позволил бы никому быть рядом с собой из жалости. Это намного хуже чем отказ. Но ещё, нынешний глава Лань прекрасно понимал и то, что это не пройдёт так просто, поэтому отправился к лекарю, чтобы хотя бы немного отсрочить развитие болезни или на некоторое время приостановить.       Но лекарь, услышав чего хочет глава, первым делом предложил рассказать все объекту любви, на что нефрит лишь упрямо отвечал, что не сделает ничего подобного, никогда. – Пилюли есть, но они не смогут сдерживать вашу болезнь долго. – Хотя бы на время войны, дальше, я что-нибудь придумаю.       Мужчина протянул нужный пузырёк и изложил рекомендации по применению, на что Сичэнь лишь кивнул и поблагодарил, отправляясь в ханьши. Впрочем, лекарства он пил, как и говорил лекарь и болезнь давала о себе знать меньше.       И вот сейчас, когда казалось бы, уже все плохое позади, когда остался лишь израненный брат с разбитым сердцем, лекарство дало сбой и теперь на ладони первого нефрита покоился одинокий лепесток лотоса, а это значит, что болезнь прогрессирует и развивается довольно быстро. Кашель становится всё сильнее и, кажется, намного опаснее. Главу Цзян он не видел со дня осады горы Луанцзан, возможно, это было и к лучшему, ведь так могло становиться только хуже, чем чаще видит, тем быстрее прогрессирует. Сейчас же, он находился рядом с братом, обрабатывая его спину, поэтому смяв листок, мужчина выкинул его в сторону, стирая последние капли крови, смазывая все целебной мазью и вновь перебинтовывая. Хуань знал, что теперь Ванцзи будет становится легче и его кашель пройдёт, потому что тот, кого он любил – мёртв. Да, старший брат прекрасно все знал о младшем, но лишь молчал, не мешая, да и разве он мог говорить что-то против, если сам увяз во всем этом с головой.       И каждый раз становилось все хуже и хуже. Сичэню слишком нравился, Ваньинь, особенно сейчас, когда тот возмужал, что прекрасно было видно в их короткие встречи, когда удавалось перекинуться парой слов. Именно после этого глава Гусу Лань задыхался в очередном приступе кашля, уходя в покои и раз за разом сжигая лепестки. Они уже очень сильно царапали горло от чего крови становилось все больше и больше, и порой, даже, не удавалось скрыть и приходилось искать оправдания. – Эргэ, может быть ещё можно что-то сделать с этим? Ты должен признаться человеку, ведь даже я вижу, что тебе становится хуже с каждым днем. Либо скажешь ты, либо я. – в одну из встреч Гуанъяо вновь завёл речь об этом, на что Сичэнь лишь махнул рукой. – Ты пригласил меня, чтобы поговорить на эту тему? В письме было написано, что дело срочное и важное. – мужчина хмурился, только усилием воли не прикладывая ладонь к груди, чтобы немного унять боль. – А это разве не важное дело? Если ты не хочешь признаваться сам, то скажи её имя и я сам расскажу.        « «Она» слишком уж сильную ненависть питает к таким отношениям» – промелькнула мысль в голове старшего мужчины, но вслух, он лишь сказал: – Не важно, кто это, А-Яо, я не буду признаваться. Мне не нужна жалость, понимаешь? Я хочу, чтобы этот человек был счастлив и думаю, что так и будет. – Почему ты думаешь обо всех, но не о себе? Ответить сразу Хуань не смог, потому что его вновь сразил кашель и в этот раз намного более сильный. Он выкашлял почти целый цветок, посмотрел на ладонь и лишь тяжело вздохнул, сжимая лепестки и пряча в рукав быстрее, чем увидел бы младший названный брат. – Я думаю и о себе, не утрируй. – Ты только что чуть не задохнулся и я утрирую? – не выдержал младший, поднимаясь на ноги. – Это не шутки. – Я прекрасно понимаю. – старший так же поднялся и убрал руки за спину. – Только вот разговаривать по этому поводу я больше не имею ни малейшего желания.       После этих слов нефрит развернулся, молча выходя из покоев и даже не обернулся на зов, когда покидал Башню Кои. Он устал от нотаций, ведь слышал их практически ото всех. Дядя, каждый раз начинал беседу именно с этого, старший и младший названные братья так же и только Ванцзи его не трогал и то, лишь потому что не мог этого сделать чисто физически, ведь ему все ещё было нехорошо. Он устал с ними бороться, но и делать ничего не хотел, проживет столько, сколько сможет, сколько ему позволят цветы, что заполонили грудь. И нефрит был уверен, что они правда заполонили, ведь каждый вдох сейчас давался с трудом, а при разговоре он почти чувствовал как ветви потихоньку двигаются внутри. Но умереть от любви звучит довольно интересно, хоть и очень жалко, другие умирают на поле брани, на ночной охоте, а он от пресловутой болячки.       Но уже через несколько недель было не до смеха. Сиятельный Цзэу-цзюнь объявил, что отправляется в уединенную медитацию и заперся в ханьши, не пуская к себе никого. Лепестки цветов и сами цветы сейчас лежали на столе, кое-где окрашенные кровью, но нефрит получал от их вида странное удовольствие. Он даже успел написать письмо возлюбленному, которому не смог признаться при жизни. Наверное это было очень трусливо, но не смотря на смелость в бою, признаваться открыто в своих чувствах было намного страшнее чем сражаться с марионетками. Размышления Хуаня прервал звук открывающейся двери. К нему давно уже никто не заходит, даже дядя, после того, как при очередном разговоре они поругались. Но через несколько мгновений, когда он увидел лицо брата все прояснилось, Нефрит даже улыбнулся, чуть склоняя голову. – Я рад, что ты потихоньку приходишь в себя и уже можешь нормально ходить. – решил прервать тишину старший, даже не пытаясь скрыть лепестков. – Собирайся. – Ванцзи никогда не был многословным, но в данный момент это было и не нужно. – И ты туда же. Нет. Сколько раз я должен повторить это слово? – Ты едешь или я позову его сюда. – Не посмеешь. – Проверим. – Ванцзи, мы уже не дети, хватит. – поток слов прервал очередной приступ кашля, с которым справится было нелегко, а на ладони появился ещё один небольшой цветок, почти полностью окрашенный кровью. – Вот именно, а ты ведёшь себя как ребёнок. Он жив, ты жив, что ещё нужно? – Вот как. – хрипло ответил мужчина, слегка улыбаясь. – Тогда почему не признался ты? Да, я прекрасно все знал. Так что, пожалуйста, прекрати читать мне нотации. Всё будет в порядке. – Не будет ведь. Ты сам прекрасно знаешь. – первую часть вопроса, он успешно проигнорировал, лишь уголок глаза нервно дёрнулся. – И знаю, что в случае отказа распрощаюсь с жизнью сразу. – Он не откажет, я не позволю. – Ты себя слышишь? Будешь угрожать? Зачем? Я люблю и этого хватит, я не хочу навязывать себя или получать жалость, пойми это. – Просто спроси. Не сложно же.       Старший лишь вздохнул, поднимаясь с места и качая головой, подошёл к брату. – Уходи. Я не хочу более слышать что-то подобное от человека, который так же все скрывал. Я не слепой, Ванцзи, я видел, но думал, что ты решишься, сейчас все хорошо, так что уходи. И если ты только попробуешь обратиться к главе Цзян, то мы очень сильно поругаемся. Надеюсь, что ты меня понял.       Второй нефрит после этой «пламенной» речи, молча развернулся и покинул ханьши, не понимая, почему его брат такой непроходимый упрямец, который готов умереть, но не признаться в своих чувствах. Ему было больно, потому что он вслед за возлюбленным, потихоньку терял и брата, ведь судя по тому, что уже выходили цветы, да ещё и все в крови, главе Лань оставалось меньше недели.       Сам же Сичэнь вновь занял место за столом, достал письмо и перечитав, поднялся, выходя на улицу и подзывая слугу, веля передать гонцу, чтобы доставил в Юньмэн и что письмо не срочное, можно не торопиться.       На самом же деле письмо было важным и срочным, возможно, если бы Цзян Ваньинь получил его раньше, то они смогли бы вместе придумать как дальше быть. Может быть, смогли бы узнать друг друга поближе, ведь глава Цзян когда-то восхищался стойкостью и грацией первого нефрита, так же как и восхищался силой духа. Но получил он письмо только на исходе третьего дня, будто бы гонец и правда не торопился совсем. И в тот же день, следом за принесенным письмом, пришло извещение о том, что нынешний глава Гусу Лань скончался.       Причина не раскрывалась для всех, но её знали все приближенные и из письма узнал и Цзян Чэн. Лань Сичэнь не пережил очередной приступ, захлебнувшись собственной кровью вперемешку с лепестками лотоса.