Ведро для угля и английская магия

      Счет времени Чилдермасс потерял еще когда за окном начало темнеть, но кажется, с визитами на сегодня покончено. Плечо болело после бестолкового осмотра, но если не шевелиться, боль постепенно слабела, и он решил, что, пожалуй, сейчас самое время наконец сосредоточиться и все обдумать. Тем более, что наступала ночь, и куда лучше думать о старой дороге, чем о лежащих перед ним бесконечных часах холодной темноты. Предыдущая ночь, точнее, оставшиеся в памяти ее обрывки, была сплошным кошмаром. Сначала он пытался объяснить склонившемуся над ним человеку (судя по всему, это был тот же хирург, который утром вынимал пулю), что не надо опиума, он же не сможет расслышать, что говорят небеса, если снова окажется на старой дороге, а это важно, как он не понимает, ученый все-таки человек, хоть и хирург. Объяснять было трудно, потому что лицо ученого человека все время уплывало, и вместо него возникали прямо перед глазами камни на обочине старой дороги — он лежал на левом боку, что-то острое врезалось в плечо, и это было очень больно, он, конечно, терпел, но, кажется, на пределе. «Странно, лихорадки нет, а бредит», сказал один из камней, Чилдермасс не успел обрадоваться, что понимает, как в воздухе запахло «Лауданумом», и дальше до самого утра он то стоял под огромными небесами, они говорили ему что-то, он кричал, срывая голос, что не может не только понять, но и даже услышать, то вдруг оказывался в своей комнате, и было невыносимо холодно, его бил озноб и мутило, и хотелось кричать от осознания своей малости и бессилия перед этой безграничной магией, но на крик, да и даже на стон решительно не хватало дыхания. К тому же он смутно догадывался, что если застонет, разбудит спящих в соседней комнате Лукаса и Мэтью. Лукас услышит и придет, и можно будет на правах больного попросить среди ночи горячего чаю и второе одеяло, — он ругал себя за эту мысль, проявление слабости, Лукасу и так досталось за эти два дня. И Чилдермасс опять проваливался туда, в дышащую магией непонятную страну, где небеса обращались к нему, а он снова мог кричать. Иногда волной дурноты накатывало понимание — сейчас это всего лишь опиумный бред, хотя и небеса, и старая дорога были точно как накануне. У Чилдермасса была отменная память.       Утром приходили, кажется, какие-то люди, он не понимал, кто они, но было легче. А потом пришел мистер Норрелл, а потом было торжественное явление двух — надо полагать, с самыми высокими гонорарами в Лондоне — докторов (Чилдермасс предпочел бы хирурга, ну да пусть его, отрадно видеть такую заботу господина о слуге эт цетера, эт цетера…).       И вот теперь, кажется, все.       Сосредоточиться, тем не менее, не получалось. Левую руку, наполненную болью, тяжелую и несуразную в своей бесполезности было никак не уложить. Это раздражало и отвлекало.       Где-то вдали раздался звон колоколов. Как странно, подумал Чилдермасс, за без малого десять лет в доме на Ганновер-сквер он никогда не слышал колокола в своей спальне. Да и непохож этот мрачный, будто нездешний, звон на колокола близлежащих церквей. Вчера утром в библиотеке и на площади он уже слышал нечто похожее. Сейчас Норрелл точно дома — творит магию, которую он и чувствует? Но магия мистера Норрелла никогда так не действовала на него… Норрелл решил выйти за пределы своей осторожности? Едва ли. Наверно, все дело в потере крови. Хорошо, подумал Чилдермасс, способность мыслить ясно возвращается. Но в любом случае, с камнями надо поговорить.       Скрипнула дверь, он закрыл глаза, думая прикинуться спящим, хватит с него на сегодня посетителей. Потянуло сквозняком, мутная темнота навалилась на него, ощущение чуть похожее на то, которое бывает, когда смешиваешься с тенью, но тяжелое, болезненное, вне его воли и контроля. Кто-то вошел в комнату, подошел, постоял немного, потом как будто положил что-то в изножье кровати, сделал шаг к изголовью и замер. Чилдермасс обреченно открыл глаза — над ним стоял Лукас. Могло быть хуже.       — Мистер Чилдермасс, сэр… вы не ели со вчерашнего утра… я принес…       Проще подчиниться, прикинул он, тогда Лукас быстро уйдет. Но совершенно же непонятно, как — глотать лежа трудно, а сесть он не сможет: его левое плечо привалено тяжелыми камнями, как Лукас не видит?       Но Лукас неожиданно справился: одной рукой держал тарелку, другой как-то необычайно ловко помог Чилдермассу приподняться, принять полусидячее положение, камни откатились и затаились где-то в темном углу. Подтянул под спину подушку, поставил тарелку на кровать, вложил в руку ложку. Чтобы не обижать Лукаса, Чилдермасс заставил себя начать есть, и тут выяснилось, что он в самом деле очень голоден. Даже колокольный звон отступил на некоторое время. Небеса внимательно смотрели на него, ждали. Камни почтительно молчали.       — …а я и говорю им: погодите, вот мистер Чилдермасс поправится и скажет, как правильно.       Чилдермасс вздрогнул. Оказывается, он съел почти половину тарелки, и все это время Лукас стоял истуканом возле кровати и увлеченно рассказывал о чем-то — опять о ведре для угля?       — Нет, вы уж там разберитесь без меня, — получилось хрипло, он раздраженно сглотнул, хотел откашляться, но вовремя сообразил, что это будет больно, и продолжил: — Мистер Чилдермасс не должен вам говорить, как правильно…       Лукас кивнул и покорно, на полуслове, замолчал. Хорошо бы он уже ушел — но, с другой стороны, присутствие Лукаса оказывало странное воздействие не только на темноту, что было понятно, поскольку он расточительно принес с собой почти целую свечу, но и на камни: они лежали спокойно, не пытаясь подобраться к издерганному болью плечу, и в то же время было совершенно ясно, что никуда они не денутся, пока Чилдермасс с ними не поговорит. А сейчас ему было некогда: Лукас явно хотел сказать что-то еще, и не выслушать его было бы черной неблагодарностью.       Чилдермасс подбородком указал Лукасу сесть. Тот повиновался, присел на самый край кровати. Вид у него стал виноватый.       — Простите меня, сэр… я не должен был рассказывать мистеру Норреллу, что вы…       — Чушь… — забывшись и по-прежнему держа в правой руке ложку, Чилдермасс попытался было левой кистью сделать Лукасу знак замолчать, боль прострелила руку от кончиков пальцев до плеча, он на мгновение зажмурился, восстанавливая дыхание. Когда открыл глаза, на лице Лукаса было давешнее обеспокоенное выражение, и Чилдермасс поспешил продолжить, пока Лукас не начал уговаривать послать за врачом: — Никогда не стоит врать без особой необходимости.       Ты мог бы, конечно, просто не сказать правду — Норрелл всегда с готовностью не замечает, подумал Чилдермасс, вот уже сколько лет не замечает, но говорить не стал, отчасти по причине болезненной усталости, отчасти потому, что такого рода наблюдения и выводы из них каждый делает сам в свое время. Как и выбор, что делать с этими выводами. Вот, например, сейчас Чилдермассу надо сосредоточиться и принять решение. Впрочем, он уже почти понял, что следует делать с приоткрывшимся ему знанием. Спасибо Лукасу и ведру для угля — по поводу ведра для угля, конечно, в уважающем себя доме может быть одно мнение, но вот по вопросу о судьбе английской магии такое никак невозможно. Пока баланс более чем обеспечивают Норрелл и Стрендж, но он, Чилдермасс, должен быть готов. Их противостояние рано или поздно закончится, а оба упрямы настолько, что закончится явно не миром. И что тогда? Об этом тоже надо подумать.       Лукас очевидно хотел что-то спросить — знает ли мистер Норрелл?.. или: как давно вы, сэр, практикуете магию?.. — но передумал, забрал с постели и поставил на стол тарелку, как-то поняв, что раненый доедать не будет, осторожно вынул ложку из его пальцев. Почему-то эта нелепая забота не раздражала, по-видимому, из-за общей слабости.       — Вам надо отдыхать, сэр… доктора говорили, вы потеряли много крови…       …да, и повезло, джентльмен при такой потере крови мог бы и не выжить, это один из докторов тоже говорил, интересно, только своему коллеге прямо над головой Чилдермасса, или мистеру Норреллу тоже?.. В присутствии Лукаса. Ладно, не имеет значения, подумал Чилдермасс, да и Лукас умный малый, все правильно понимает.       Он начал медленно и аккуратно сползать спиной по подушке, стараясь не показывать лицом, что каждое движение причиняет ему боль. Лукас, тем не менее, бросился поправлять подушку и поддерживать под здоровое плечо. Это тоже не вызвало раздражения, тем более что руки Лукаса оказались на удивление теплыми, но зато неудержимо захотелось закрыть глаза, и он сдался. Лукас подтянул на нем одеяло.       Внезапно стало тихо, тепло и спокойно. Может ли быть, что мистер Норрелл сидит сейчас в своем маленьком кабинете — спросить Лукаса, кто сегодня проследил там за свечами и камином? нет, хватит доклада о ведре для угля… — может ли быть, что мистер Норрелл сейчас произносит заклинание, облегчающее боль на расстоянии? Где-то у Ормскирка, кажется, Чилдермасс когда-то встречал подобное заклинание. Вполне, между прочим, респектабельное, в отличие от той магии, краешек которой он увидел вчера и которая не отпускает его теперь даже и в бреду. Сосредоточиться и обдумать. Но от левого локтя вдруг разошлось по никчемной, тяжелой руке тепло, Чилдермасс задержал дыхание, предчувствуя, как это тепло дотечет до раны и успокоит боль, и это предчувствие было едва ли не приятнее, чем сам блаженный момент ухода боли. Какое необычное действие у заклинания Ормскирка, надо будет потом освежить его в памяти… потом, все потом…       Темнота, ставшая теплой и совсем ручной, обняла его, приняла форму его тела, и Чилдермасс понял, что сейчас провалится в сон и на этот раз проспит без опиума, боли и сновидений даже, возможно, до утра. Небеса внимательно смотрели на него из темноты. Утром, с ясной головой, он сможет разобраться со всей этой историей.       — Я разберусь… — счел он необходимым предупредить эти теперь нестрашные небеса.       — Обязательно, — негромко ответили небеса почему-то голосом Лукаса, но обдумать эту странность он уже не успел.       Свеча почти догорела, пора было уходить.       Лукас выждал еще несколько минут, прежде чем осторожно отнял ладони, сначала левую от правого плеча мистера Чилдермасса, тот длинно вздохнул, но не проснулся, затем — правую от его левого локтя.       — Вот то-то же… а то все магия да магия… — пробормотал Лукас себе под нос, развернул сложенное в ногах второе одеяло, накрыл мистера Чилдермасса, забрал тарелку и вышел из комнаты. Поколебался мгновение, проверяя, не будет ли сквозняка, и оставил дверь приоткрытой, чтобы наверняка услышать, если вдруг ночью мистеру Чилдермассу понадобится помощь.