Conversation don't come easy But I've got a lot to say If you look at what we once had Well, it feels many moons away Lucy Rose «Conversation»
В субботу днем, когда эльфы в столовой почти накрыли к обеду стол для одного, Драко получил бумаги о разводе. В его руках большой конверт с соответствующе большой бордовой печатью Министерства — не слишком любезно скинутая рассерженной по неизвестной причине министерской совой ноша. Отстраненно-замороженно Драко принялся раздумывать о непонятном настроении совы, пустыми глазами пялясь на конверт. Внутри было неуютно и свербило. И голосом Астории немного царапается память. «Ты до сих пор ее любишь?» «Я любила тебя и думала, что смогу тебе помочь». «Может быть, тебе стоит поговорить с ней?» Не то чтобы Драко мог назвать случившийся несколько месяцев назад разговор содержательным. Не то чтобы в подробном разговоре было много смысла. Астория давно знала обо всем, а он был идиотом. Астория хотела уйти, он хотел ее отпустить. На следующий день она освободилась как от мэнора, так и от него. — Я уеду. — Куда ты поедешь? — Туда, где тепло. Поморщившись, Драко потряс головой, фокусируясь на конверте, и разломил печать. Охватившее все его существо чувство, стоило закончить просматривать документы, плохо поддавалось истолкованию. Он знал, без капли сомнения и всякого рода сожалений, что поступил правильно. Впервые за очень долгое время. Дал Астории свободу и шанс построить полноценную жизнь. Ее сердце, теперь он это понимал, было способно на многое. На прощение и милосердие. На новую любовь. Драко не сомневался, что, в отличие от него самого, слабого и жалкого, не выигравшего ни одного сражения с прошлым, Астория сумеет рискнуть еще раз — и сорвет куш. Он почти убедил себя, что эти размышления — не пустая ерунда, заглушающая ноющую совесть. Хотелось верить, что он хотя бы немного знал свою жену и мог быть за нее спокоен. О себе он думать не хотел. Не хотел представлять, сколько лет проведет в пустом мэноре, перекидываясь с домовиками скудными на содержание фразами. Время от времени он, конечно, будет встречаться с Тео. Разумеется, будут какие-то женщины, если только он еще не разучился приглашать их в постель. Что вполне возможно. Драко со злорадством усмехнулся. Его ждет жалкая жизнь. Повезет, если он не окажется чертовым долгожителем. Еще сто лет такого увлекательного времяпровождения он вряд ли выдержит. Может, завести кота? Рыжего, наглого, огромного книззла, как... Драко принялся нервно перебирать бумаги. Никаких гребанных воспоминаний. Не снова. Он должен вылезти из этого болота. Прекратить. Прекратить тонуть еще глубже, чем уже успел. Почти десять лет прошло. Это просто ненормально. Ненормально тосковать по живой женщине, которой не нужен. Даже Снейп не был так жалок. Спустя долгие минуты бездельного сидения за рабочим столом Драко подумал, не написать ли Тео, но решил повременить с неизбежной беседой по душам, пусть и находиться в мэноре, в гигантском пустом поместье, где кроме него ни осталось ни души (он честно сомневался, что эльфы таковой обладают), становилось невыносимо. Злясь на самого себя, Драко поднялся и сделал несколько шагов по кабинету, прежде чем с раздраженным выдохом крутанулся на одной ноге и вне всяких правил безопасности аппарировал без единой мысли о точке назначения. На его счастье, обошлось без расщепления и чего похуже. Сказать того же о месте было нельзя. Драко чертыхнулся. Не думать о Грейнджер? Отлично получается, просто прекрасно. Незапланированно оказаться в переулке рядом с их когда-то, целую кучу лет назад, любимым заведением? И отдаленно не похоже, что он постарался начать жить заново. Он был жалок настолько, что, наспех трансфигурировав мантию в маггловское пальто классического кроя, покорно вышел из переулка и направился к бару. На протяжении нескольких лет маггловские деньги без всякой нужды лежали в заколдованном от случайного открытия кармане каждой его мантии; необходимая в прошлом привычка. Когда-то Грейнджер часто таскала Драко в маггловский Лондон без предупреждения, а потом, пока он растерянно оглядывался в нелепой неподготовленности и с пустыми карманами (в волшебном мире наличные ему были не нужны — хватало светлых волос и надменности), с истинно грейнджеровским самодовольством платила по счету за двоих. От заведенной тогда привычки он не избавился, да и не пытался; в нелучшие дни он не раз возвращался к магглам, бродил по знакомым местам в приступах ностальгии и с идиотской, противоречивой тоской надеялся на случайную встречу. Придурок. С тех пор, как Драко последний раз бывал в этом районе, прошло довольно много времени. Девять лет, если уж быть точным. До сегодняшнего дня у него и мысли не возникало заявиться сюда в одиночестве. Потому что каждый дом и поворот этой улицы, каждая вывеска и указатель — слишком знакомы, до неуютного опустошения в душе. Потому что в двух кварталах от бара с изумрудными дверями и ветряным флюгером над ними — их общий с Грейнджер дом. И Драко никогда к этому дому не приблизится. День лишь недавно начался, и людей в баре было немного, не хватало привычного шума разошедшейся под действием спиртного и веселого общения толпы, но Драко знал это место и таким, как сейчас: с не проснувшимися еще жителями соседних домов, что сидели в обнимку с чашкой кофе на столе, с барменом, расслабленно болтающим с завсегдатаями, среди которых когда-то были и Драко с Грейнджер. Тогда Драко знал каждого бармена в лицо, но теперь за стойкой незнакомец — и это хорошо. Сквозь диссонирующее сочетание дежавю с растерянностью перед неизвестным он пробрался к окну и занял место. Стены были выкрашены в другой цвет, часть мебели выбивалась из прежнего ансамбля блеском новизны, столы сменили свое расположение — все было знакомым и чужим одновременно, новые впечатления накладывались на старые, и спустя несколько минут оказалось сложно сказать, что в самом деле изменилось, а что — забыто. Официант подал меню и исчез. Драко, нахмурившись, листал страницы, не понимая, хочет ли остаться или как можно скорее уйти. Среди десятка новых блюд он нашел и прежние названия и попытался вспомнить, что любил заказывать больше всего в прошлом, но не достиг успеха. Что ж, закажет пиццу. Грейнджер всегда говорила, что пиццы вкуснее местной она никогда не ела. Покидая в тот вечер бар, Драко не собирался туда возвращаться. В маггловском мире было довольно других мест, где он мог провести время, если на то пошло, но день ото дня его как призывным заклятием тянуло на улицу с изумрудными дверями, и он прекратил сопротивление. Сначала вернулся на выходных, потом пару раз зашел пообедать в будни, а спустя несколько недель — напрашивался в завсегдатаи. Здесь Драко становилось спокойнее, чем в мэноре, здесь были люди, и пусть он ничуть не желал с кем-то общаться, приятнее принимать пищу в компании рода человеческого, чем под встревоженным взглядом домовика. Он мог бы ответить на приглашение и нанести визит семейству Ноттов, но поморщился от одной мысли — примерять роль третьего лишнего ему не хотелось, даже если Трейси вдруг решила сменить былую неприязнь на жалость. Как же, бедный Драко остался совсем один! Нет уж, лучше он и вправду будет один, чем станет терпеть подачки. Едва ли ему с тем же успехом удастся совсем избежать разговора по душам с Тео… но Драко старался отсрочить беседу. Они поговорят: как-нибудь потом, когда он сам поймет, что же ему делать.* * *
Заставленная разместившимся вдоль всех стен коробками небольшая гостиная словно вытесняла из себя свою хозяйку. Дом, неуютный, заброшенный и постылый, был неприветливо тих. В давно не мытые окна тускло проникал утренний солнечный свет, сквозь раскрытые форточки в затхлость постаревшего воздуха с неохотой затекали свежесть и прохлада. На пыльном полу медленно проявлялись следы лап настороженно изучавшего свой новый-старый дом Живоглота. Гермиона, в элегантной рабочей мантии и туфлях на каблуках, нерешительно замерев посреди комнаты с палочкой в руках, не знала, с чего начать. Она была чужой этим светлым стенам без единой фотографии, пустым шкафам, дивану под посеревшим от времени чехлом, этому креслу, где много лет назад разбивалось ее сердце. Этот дом стал вновь жилым вопреки запланированному Гермионой. На входе в кухню Живоглот протяжно замяукал и с явным неудовольствием поскреб лапой пол. Гермиона грустно рассмеялась и взялась левой рукой за бисерную сумочку. — Ох, Глотик, про еду ты точно не забудешь, да, мой хороший? — Живоглот в подтверждение потерся о ее ноги. — Акцио, миска Глотика! — с улыбкой она несколькими движениями палочки расставила в прежнем уголке миски для корма, в другом — миску для воды; насыпала корм и заодно очищающим заклинанием избавила от повсеместной пыли кухню. Села за стол и протяжно выдохнула. Добро пожаловать в старую жизнь. Вечером, вернувшись из Министерства, Гермиона, уставшая и голодная, знакомо стояла посреди гостиной с палочкой в руках, задумчиво оглядывая нераспакованные коробки. Прибраться будет несложно — все бытовые заклинания она знала еще с тех времен, когда жила в этом доме впервые; но расставить привезенные вещи одним взмахом палочки точно по комнатам уже не выйдет. Своего места здесь у ее нынешних вещей еще не было, и Гермионе предстоял долгий и муторный процесс, сил для которого она в себе не находила. Ей хотелось дать себе время, чтобы осознать случившееся, просто отдохнуть, уткнуться в книгу с Глотиком под боком и хотя бы на один вечер найти немного покоя, но едва ли она смогла бы без чувства вины игнорировать ждавшие весь день дела. С громким выдохом Гермиона все-таки принялась за уборку, прошлась по комнатам на первом этаже очищающими чарами, поднялась наверх, быстро расправилась с пустой гостевой напротив лестницы, до блеска вычистила ванную и в последнюю очередь принялась за спальню. Открыла окна, избавилась от пыли на полу, подоконниках, полках и в шкафах, призвала пару коробок с нужными на первое время вещами и развесила одежду по плечикам, парой легких движений застелила кровать, привычно порадовавшись, что не нужно мучиться с постельным бельем собственноручно. Наконец, пробежавшись глазами по комнате, Гермиона удовлетворенно опустила палочку, закончив на сегодня с домашними хлопотами. Из совершенно праздного любопытства она подошла к пока не пригодившемуся комоду и выдвинула ящик за ящиком: первый был пуст, во втором нашелся темно-синий галстук. Гермиона, было, потянулась к нему рукой, но передумала. Толкнула ящик назад и вышла из спальни. Выбросит позже, а пока попробует найти еду на вынос где-нибудь поблизости. На последней ступеньке Гермиону настигло недовольное рычание Живоглота. В кухне обнаружилась не новая картина: на раскрытой створке окна, нахохлившись, примостилась сова Поттеров, на столе лежал конверт; Живоглот, скрестив немигающие взгляды с раздражавшей его птицей, неподвижно сидел на подоконнике. — Гизмо, прости, мне совсем нечем тебя угостить, — Гермиона, подхватив со стола письмо, расстроенно подошла к сове и ласково погладила пальцем клюв, получив в ответ спокойное уханье. Впрочем, вряд ли Гизмо успела проголодаться за недолгий полет — она без торопливости и недовольства оставалась на месте в ожидании. В коротком письме Гарри и Джинни беспокоились о переменах в ее жизни и приглашали на ужин. Гермиона, призвав перо и чернильницу, наскоро написала ответ, обещая заглянуть на неделе. Вопросы — а Гарри и Джинни непременно их зададут — могли немного подождать.* * *
Двери бара едва успевали закрываться, нарастали гам набившегося внутрь народа и звон стаканов. Драко остро захотелось уйти. Зря он сюда зачастил. Тошно, да и ни к чему. Хватит прятаться среди магглов. Поднявшись из-за стола, он бросил на стол деньги, накинул пальто и пошел к выходу. В висках немного пульсировало, привычно что-то неуютно ворочалось в груди, наверное, в ожидании встречи с холодным и пустым мэнором. Драко с силой толкнул от себя дверь прямо в чей-то рывок по ту сторону. Неловкое соприкосновение тел. Возмущенный, мгновенно оборвавшийся женский вздох. Беззащитный взгляд. У него вылетел весь воздух и одно простейшее слово: — Ты... — Ты. — Гермиона Грейнджер выдохнула холодный пар ему в лицо, и Драко в секунду, до ошеломления, прошибла дрожь: ее голос, ее тепло под его руками. Он впервые за столько лет стоял так близко к ней. Запах ее духов — она не сменила их? — с каждым вздохом заполнял легкие, и все его воспоминания — о ней, о них — закружились смазанным хороводом. Драко неловко попятился назад, не замечая, что еще держит Грейнджер за плечо и тянет за собой. Она шла за ним неосознанно, пока не придя в себя: широко распахнутые удивленные глаза и чуть приоткрытый рот. Драко стало забавно и немного обидно: она лишь удивлена — не шокирована, не дрожит как он, не чувствуя под собой пола. — Выпьем за встречу? — получилось почти ядовито, с усмешкой, но Драко плевать. — В правильное время да в правильном месте, а? — он нес чушь, но остановиться не мог. Почему она здесь? Где ее гребанный муженек? Какого черта ты сюда пришла, хотелось ему спросить, но, сжав губы, он смотрел на Грейнджер в упор. Согласится или сбежит? — Да, — она говорила медленно, растерянно, — конечно. Мы и правда давно не виделись. — Не уверенный, есть ли подтекст у последней фразы, он молча указал Грейнджер путь к своему прежнему столику в дальнем темном углу зала, к счастью, оставшемуся не примеченным остальными посетителями — не самое выгодное расположение, если вы пришли ради поиска компании. Драко полутьма оказалась только на руку. Он боялся подумать, каким мог быть его взгляд сейчас. Неосознанно он отодвинул перед Грейнджер стул и, лишь заняв место напротив, застыл в понимании того, что сделал. Ерунда, мелочи, из которых когда-то состояла его прошедшая повседневность — отодвигать перед ней стулья, подавать пальто, придерживать дверь. Официант принес меню, дождался грейнджеровского «Спасибо, мы закажем через несколько минут», прежде чем, поклонившись, уйти к другим посетителям. Драко недоуменно смотрел, как Грейнджер принялась с внимательной нахмуренностью изучать предложенный ассортимент блюд. Помнила ли она то время, когда им было нужно лишь согласно кивнуть на вопрос «Вам как обычно?» Грейнджер подняла на него взгляд и качнула головой в сторону его нераскрытого экземпляра меню: — Ты ничего не будешь? — Я знаю, что заказать. Она кивнула. — Хорошо, я тоже определилась. Драко позвал официанта. Виски — для него, рыба и белое вино — для нее; ничего из того, что она предпочитала раньше. В ожидании заказа они безмолвствовали. Грейнджер, очевидно, не считала нужным помогать Драко с темами для беседы, а он не представлял, какой вопрос задать первым. Наверняка для всех на свете разговор о работе представился бы удачным выбором, но в их случае обернулся бы издевкой. О чем еще он мог с ней поговорить, когда ни черта не знал о ней сегодняшней? Он не имел права на те вопросы, которые действительно хотел озвучить. С немой горечью Драко смотрел на Грейнджер и видел, обладая недоступным никому из присутствующих в баре знанием о ней, скрытое от посторонних глаз. Видел, как наяву, под воротником ее свитера россыпь из пяти маленьких родинок ожерельем вокруг шеи, а под левой грудью — длинный рваный шрам от проклятья Долохова — тысячу лет назад Грейнджер пыталась неловко прикрыть перед Драко этот шрам, но никогда не прятала вырезанные Беллатрисой буквы на левой руке. К ним, бесцветным, но хорошо ощутимым под пальцами, он осмелился прикоснуться далеко не сразу, как и попросить прощения. Грейнджер тогда как-то странно, скомканно его простила и несвойственно для нее перевела тему, не желая говорить о войне, о его роли в ней, и он никогда больше не поднимал этой темы, опасаясь вновь почувствовать между ними внезапное отчуждение, непреодолимое и неуютное. Теперь это отчуждение было во всем, разделяя их успешнее разместившегося между ними стола. Драко словно со стороны смотрел на себя, на Грейнджер, родную и чужую одновременно (излишне художественно, стоило признать, но по-другому ему сейчас не думалось), на нелепость мизансцены: случайная встреча в неслучайном баре. Единственный вопрос, имевший смысл — почему она тоже здесь — рвался быть сказанным, и Драко почти собрался его задать, но официант принес заказ, а затем Грейнджер решила первой вступить в разговор. — Я… — она облокотилась о столешницу, но тут же неловко опустила руки вниз. — На самом деле я удивлена. Не ожидала встретить тебя здесь. — И я не ожидал встретить здесь тебя. — Ты часто здесь бываешь? — Не особо. Грейнджер посмотрела на него. — А я пришла впервые с… — она внезапно принялась оглядываться, ерзая на стуле. — Тут все очень изменилось, ты заметил? Драко пожал плечами. Отвечать не было желания. Он вообще слабо понимал, чего хочет прямо сейчас. В голове стало глухо, раздражающе дергалось правое веко и сохло в горле. Зачем они здесь? Не дождавшись словесного ответа, Грейнджер несколько потерялась, но вопросы не прекратились — что-то явно ее заинтересовало. Драко почти улыбнулся. Старая добрая Грейнджер. — …хотя, если ты приходил сюда в прошлые годы, то, наверное, перемены не столь заметны. Как очевидно она пыталась что-то о нем разузнать. Хмыкнув, Драко решил внести ясность. — Я не приходил до этого года. После развода появилось свободное для прогулок время, не смог пройти мимо, — правдивость последних слов он усердно постарался прикрыть ироничностью тона. Грейнджер стушевалась и, казалось, немного покраснела. — Сожалею о твоем разводе. — Не думала, что поздравления могут быть уместнее? — Драко насмешливо приподнял бровь. Грейнджер же вмиг стала серьезной. — Нет. Я бы не назвала развод приятным процессом, даже в том случае, когда супруги расстаются добровольно. — Это потому что ты никогда не разводилась. Иногда это, — он манерно тянул слова, — такое облегчение и… — Я развожусь прямо сейчас, — ровным, бесцветным голосом ответила она, — можешь не сомневаться в моем личном опыте. Драко застыл. Поймал ее взгляд — стойкий, бросающий вызов — и не смог опустить глаз, даже опасаясь того, что Грейнджер — она ведь действительно снова Грейнджер — могла сейчас в них увидеть. Неосмысленная, всеохватывающая радость, для которой не имелось причин, ослепительно разворачивалась в груди, перехватывая воздух, и губы с трудом выдали вопрос: — Что? Она дернула плечом, ответила с раздражением, как недоумку: — Мы с Роном разводимся. Пресса пока не прознала, но вряд ли это надолго. Драко рассматривал собственные руки. Радость, идиотская и неуместная, схлынула, ему стало горько. — Я думал, ты счастлива в браке. — Ты же знаешь, как это бывает, да? — Грейнджер грустно улыбнулась. — Я тоже думала, — продолжила она мягким тоном, как будто боялась задеть его чувства, — что ты счастлив, но иногда что-то случается. — Я не понимаю, — проговорил он, чувствуя себя потерянным, до боли обманутым. Грейнджер вздохнула. — У нас с Роном просто не сложилось, чувства угасли сами собой, так бывает. Наверное, она ждала сочувствия, понимания в конце концов, — он видел в ее глазах уверенность в том, что они разделили один и тот же опыт, но как же она была не права… а Драко нестерпимо, выстывая от ярости, злился. Грейнджер ни черта не знала, не представляла, каким был его брак — и не в последнюю очередь по ее вине. Она выбрала другого, она убеждала Драко, что нашла с этим другим (с Уизли, ради Мерлина, с Уизли!) настоящую любовь, а теперь сидит и признается, что ошиблась? Он хотел высказать каждую свою мысль ей в лицо, показать, дать ей понять, что она тогда натворила, но… смолчал. С трудом удержался от жалких претензий, в каких не было бы толку, лишь одно унижение. А унижения ему хватит на всю жизнь, уж увольте. Он вдруг подумал о другом, о тревожном, но давно затерявшемся эпизоде, и решился все-таки спросить. Терять было нечего. — Почему ты никогда не хотела говорить со мной о войне? Гермиона непонимающе нахмурилась. — Почему ты спрашиваешь? Мы говорили… — Чушь. Я извинился, ты приняла извинения и перевела тему с таким видом… — С каким… — она отвечала быстро, с возмущением, но ее непонимание казалось ненастоящим, — ты неправильно… — С таким, — он ровным голосом прервал ее оправдательный речитатив, — как будто я собирался признаться, что пытал младенцев перед завтраком. Вот с каким. — Ничего подобного! — До меня только дошло, — Драко скривился. — Боялась, что при долгой беседе я окажусь полным разочарования и продемонстрирую верность взглядам дома Малфой? — Грейнджер вспыхнула. — В точку, да? Она еще продолжала возмущаться, но Драко заметил растерянность в глазах, признание его правоты, стыд. — Какое это имеет значение сейчас? — Никакого, — встав, он потянулся за пальто, не помня, не понимая, что оставался в нем на протяжении всего разговора. — Я пойду, — он отвел от Грейнджер взгляд во избежание лишних слов. Неловко оставил на столе деньги. Ушел, не дождавшись ее ответа.* * *
Холод улицы забивался под одежду. Лицо морозило ноябрьским ветром. Вокруг совсем не было людей, в редких домах горел свет. Съежившись под тяжелой тканью пальто, Гермиона брела по тротуару, едва переставляя ноги, с ранимостью подмечая знакомые, значимые места. Вспоминалось прошлое, туманно и запутанно, нелинейными эпизодами вываливались разговоры и события, ощущения и чувства, о которых она так давно разом забыла, занявшись новым направлением собственной жизни. Тогда Гермионе было не до прошлого с его болью, обидой и рухнувшими планами. Не покидая Министерства, она боролась за все свои наработки и проекты, за еще не принятые законы, успевая вместе с тем вести дела на новом, уже собственноручно найденном месте в Отделе магического правопорядка. Чуть успокоившись, она здраво и разумно осмыслила произошедшее между ней и Драко, подвергла подробному анализу собственные чувства, рассмотрела дальнейшие перспективы и поняла, что их нет, что их никогда не было, и она на самом деле всегда об этом знала. Просто ненадолго потеряла способность ясно мыслить — все хотя бы раз влюбляются ярко и сильно, до головокружения. Все утверждают после, что с любовью подобная безумная влюбленность не имеет ничего общего. К собственному разочарованию Гермиона пополнила их ряды. Она думала, что запутаться в своих чувствах, подчиниться им вопреки уму может только нерациональная, импульсивная личность, совершенно на нее не похожая, но эмоции, стоило признать, оказались сложны и коварны. Гермиона обманулась. Довольно легко и безоглядно. Отмахиваясь от сомнений, поддерживала эйфорию невозможных, каких-то совершенно запредельных чувств. Подумать только, она, распланировавшая все важные жизненные этапы на годы вперед, собиралась выйти замуж немногим более спустя полугода отношений. Разве это было ей свойственно? Разве в здравом уме она подошла бы к браку так легкомысленно? Стоило радоваться, что правда о природе их с Драко отношений, о ее чувствах к нему открылась до свадьбы. Ничего от настоящей любви там не было. Лишь постоянное ощущение болезненной уязвимости, виражи эмоций, путающие рассудок чувства, заставившие ее забыть, что между ней и Драко Малфоем так мало общего и так много — несовместимого. С ясной головой Гермиона поняла, что их брак обернулся бы крахом. Ее друзья едва его выносили. Ее родители с неловкостью пытались быть с ним дружелюбны, недоумевая, когда он успел из школьного задиры и негодяя превратиться в будущего зятя. А уж позиция его родителей была кристально ясна. Ничего бы не получилось. Даже без его обмана и предательства ничего бы не получилось. И никакой любви не было. Жизнь успокоилась. Гермиона отдавала все силы работе, стала чаще видеться с друзьями — Гарри не очень удачно скрывал радость и одобрение по поводу ее разрыва с Драко, Джинни обеспокоенно просила не рубить с плеча, а Рон просто был рядом. И с ним Гермиона почувствовала себя защищенной и осознала, как сильно ей не хватало его присутствия в жизни. Ей вновь стало спокойно и надежно, и легко верилось, что боли он ей не причинит. Такой и должна быть любовь, думала она, без непредсказуемости и головокружения; тихое, умиротворяющее чувство, верное партнерство на долгие годы. Теперь она шла в свой старый дом после странной, непредсказуемой встречи с Драко Малфоем, и было неуютно, необъяснимо разрозненно внутри, и мысли беспорядочным потоком атаковывали ее, и казалось, что во всей ее логике все-таки была незамеченная ею ошибка. И непонятный, но что-то задевший в ней взгляд уходившего сегодня Драко, выражение его лица вновь и вновь возникали в памяти, и росла необъяснимая тоска, и все думалось: сколько же лет они не разговаривали?* * *
Девять, даже почти десять лет он, не имея шанса сказать Грейнджер хоть слово, не раз ловил себя на неосознанном, мысленном диалоге с ней. Все эти годы он видел ее в Министерстве, на приемах, на улице — и знал, что они никогда не заговорят друг с другом. Он уже и сам не видел в этом никакого смысла и прекратил любые гипотетические измышления. И действительно, разговор оказался бессмысленным. Она разводится. Мерлин… Она. Разводится. Теперь. Когда все это бессмысленно и ни к чему. Когда нет ни одного шанса, а только тошно, потому что Грейнджер все-таки была не права. В кабинете Драко ненадолго задержал взгляд на нижнем левом ящике стола, но прошел мимо. Вызвал Патронуса и до утра оставался в кресле у камина. Сквозь полуприкрытые веки проникал блеск серебра.