Цель

      Какого демона он себе это позволяет?       Но при взгляде на Каттуса бессилие и раздражение привычно уступали восхищению и, что греха таить, вожделению. Наверное, все это было написано у Дориана на лице, но Каттус даже не взглянул. Он грациозно потянулся, сбивая с плеча легкий шифоновый шлафрок, и придирчиво выбрал с серебряного подноса самый сочный и спелый персик.       Дориан знал ответ на свой вопрос. Каттус себе это позволяет, потому что может себе позволить. Все до смехотворного просто.       Возможно, отец даже в чем-то был прав, когда утверждал, что человеческое отношение во многом зависит от того, как себя поставишь с самого начала. Но Каттус не был человеком. Каттус был эльфом — светлокожим и гибким, с огромными зелеными глазами и длинной блондинистой косой, отдающей цветом в рыжину. Последнее обстоятельство Каттус считал изъяном, а Дориан — привлекательной чертой. Небольшой изъян не портит совершенство. Небольшой изъян напоминает о том, что эта красота — живая. Местами порочная, а местами...       Очевидно, Дориан слишком глубоко ушел в эти мысли, не сумев отвести взгляда от крепкого плеча с едва заметными веснушками, потому что Каттус его окликнул:       — Дориан? Ты меня слышишь?       — Да, — откликнулся тот, волевым усилием взглядывая в глаза. — Может быть, вина?       — А что, у нас есть, что отметить? — зеленые глаза сощурились, и в них отразились последние лучи заходящего солнца. — Хотя, пожалуй, не откажусь. Я хочу тебе кое-что сказать, Дориан, и вино должно оттенить мои слова.       Дориан кивнул и махнул рукой слуге, который деликатно дожидался поодаль, в тени мальвы.       Дождаться, пока неторопливый эльф наполнит бокалы, было невмоготу, и Дориан пересел поближе к любовнику. Тот даже не пошевелился, но губы изогнулись в улыбке — вполне благосклонной.       Дориан придвинулся ближе, чтобы не только пить, но и целовать — и этот капризный рот, и длинную шею со слегка выпирающим кадыком, и приоткрытое плечо. Каттус неторопливо доел персик, волнующим движением облизнул губы, но стоило к нему потянуться за лаской, как слегка отстранился и, покачав в бокале вино, приглушенно и чарующе произнес:       — Я ухожу от тебя, Дориан. Прости.       Поначалу Дориан даже не понял, что ему говорят. Влажные губы игриво изгибались, это почти завораживало, но... Резонанс ощущался все сильнее, и Дориан вздрогнул:       — Как?       — Вот так, — пожал плечами Каттус и, отпив, заметил. — Отличное вино отличной выдержки. Я больше не люблю тебя.       Дориан отставил бокал на стол рядом с кушеткой и нахмурился:       — Подожди. А как же?.. Ты говорил, что будешь со мной до конца.       — Ну вот он, конец, — усмехнулся Каттус. — Оцени, я бы мог исчезнуть, не прощаясь, но ты хороший человек и неплохой любовник. С тобой было нескучно, мне нравилось.       — Больше не нравится? — через силу усмехнулся Дориан. — Неужели я разучился?       Каттус прикусил губу, как будто крепко что-то обдумывал, и наконец произнес:       — Разумеется, я не забуду наши жаркие ночи, но... Дориан, это уже пройденный этап. Ты — опальный сын не слишком умного магистра. Какая жизнь меня ждет рядом с тобой? Возможно, ты знаешь, что я родился рабом, но не захотел мириться со своей участью. И не собираюсь останавливаться на достигнутом. Еще немного — и я смогу выбирать любовников, как фрукты на блюде. Твоих денег не хватит, чтобы покрывать мои расходы, ты не обладаешь властью. Так что прости, дорогой, пришла пора оставить это в прошлом. Завтра я уезжаю в Минратос. Если буду в Каринусе, возможно, загляну к тебе... По старой памяти.       Каттус поднялся, оправил ткань и улыбнулся через плечо:       — Я буду скучать, дорогой. Как-никак я полтора года любил тебя... по всем правилам.       Дориан почувствовал, что руки дрожат — то ли от разочарования, то ли от ярости. Чтобы скрыть этот постыдный факт, пришлось взяться за бокал с вином. Терпкая жидкость, вопреки своему действию, слегка отрезвила, и Дориан даже нашел в себе силы не сорваться, а вполне благопристойно проговорить:       — Что ж, эти полтора года и впрямь были недурны. Я желаю тебе удачи на твоем блядском поприще, однако с этого дня двери этого дома для тебя закрыты. И небольшой подарок на прощанье: я не буду преследовать тебя, заявив страже, что ты утащил фамильные драгоценности.       — Благодарю, — рассмеялся Каттус. — И тебе удачи на том пути, который ты себе изберешь. Возможно, любовники будут задерживаться рядом с тобой дольше, если ты будешь заниматься хотя бы чем-то, кроме секса.       Дориан еще слышал, как Каттус распоряжается рабами семьи Павус, чтобы побыстрее собрали немногочисленные вещи, но не собирался за этим следить. Самая чарующая красота становится отталкивающей, когда изнутри показывается гниль. Дориан, разумеется, знал, что капризы любовника недешево обходятся, но находил это... правильным. Чувство собственного достоинства не позволяет обходиться малым, но когда это становится целью — оно перестает быть достоинством.       И все-таки... И все-таки было горько. Быть брошенным — унизительно. Быть брошенным шлюхой — унизительно вдвойне.       А как красиво все начиналось! Дориан откинулся на кушетке с бутылкой вина (бокал закончился, а наливать было лень) и не мог не вспоминать.       Каттуса он встретил в одной из многочисленных таверн Каринуса, где сам планировал выпить и по возможности с кем-нибудь познакомиться, однако знакомство с симпатичным эльфом, который, казалось, хотел того же, не закончилось прозаически — в постели. Каттус не скрывал болезненного прощания, однако не позволил даже заплатить за себя. Больше иронично подшучивал над собой и был при этом столь мил, что Дориан решил во что бы то ни стало добиться более близкого знакомства.       Будущий любовник кокетничать не стал и сообщил, что раз-другой в неделю появляется в этой таверне, так что, прождав без толку два вечера, Дориан был ко встрече более подготовлен. На кровать больше не намекал, зато перед прощанием предложил оценить весьма неплохой винный погреб особняка Павусов. Но даже когда строптивый эльф появился в его доме — в доме, где опальный сын Галварда жил, отлученный от семьи — не стал ни на чем настаивать.       Такая тактика дала плоды — и Дориан не пожалел. Любовник стоил каждого потраченного на него золотого.       Дориан и сам не заметил, как встречи стали почти ежедневными; как без разговоров и ироничных замечаний Каттуса жизнь стала пресной; как эти встречи стали едва ли не единственным, что скрашивало беспросветную жизнь.       Каттус не соврал — он и в самом деле умел любить. В доме звучал его смех, его шаги, и даже несколько сибаритских привычек вроде того, чтобы ужинать полулежа и пить только самые дорогие вина, казались... милыми.       Дориан тратил на него все то весьма скромное содержание, что выделял Павус-старший, и не считал это слишком высокой ценой. Строго говоря, он вообще не считал это ценой. Каттус искренне радовался любым мелочам: драгоценным побрякушкам, красивым одеждам, даже вкусному ужину. Мог встретить только в украшениях или забавно кормить с ладони... Он был олицетворением того, что Дориан хотел видеть. Он не стеснялся любить открыто.       А сейчас... Сейчас Дориан в мрачной тоске размышлял, в какой момент эта идиллия дала трещину. И была ли вообще... Каттус поймал Дориана на единственно для самого Дориана важном — на возможности любить без оглядки на Магистериум, общество или кого-то еще. Грех жаловаться, если говорить о взаиморасчетах, то с обеих сторон все оплачено сполна.       А когда идиллия кончилась, бывший любовник так же откровенно не постеснялся выдать грязную правду. Правду, о которой можно было бы догадаться, если смотреть на мир без розовых очков.       Красивый эльф, искушенный в постели... Дориан угрюмо вздохнул. Он далеко пойдет, если ему хватит ума вовремя остановиться.       Зато самому Дориану, кажется, настала пора действовать. В одном Каттус прав: если прожигать жизнь, ничего не делая, то в конце концов останешься ни с чем. И ни один, даже самый симпатичный эльф, не должен этому помешать.                                   Собрание в малой гостиной небольшого особняка в тихом районе Минратоса мало напоминало политические дебаты. Уж скорее, это было похоже на уютный дружеский вечер: неформальные одежды, закуски, вина... Только тон собрания недвусмысленно намекал, что пятеро магов собрались здесь не для разговоров о погоде и нескольких робберов в «порочную добродетель».       В гостиной царила нервозность.       — Так не получится, — говорил высокий сухопарый мужчина, чьи длинные ноги смотрелись нескладными на дорогом ковре. — Эту инициативу не поддержат.       — Они никакую инициативу не поддержат, — презрительно отозвался Дориан.       — Смотря как подать, — возразила миловидная девушка в вызывающем алом платье. Разрезы на платье оголяли ноги до бедра, а спина была обнажена до симпатичных ямочек на пояснице.       — Я тоже так думаю, — согласился Дориан и поднялся.       Как-никак он был лидером «люцернов» — группы молодых магов не старше тридцати пяти. Все четверо его соратников едва ли могли найти общий язык, поскольку обладали совершенно разными взглядами, но в одном были единогласны — Магистериум нуждается в реформах. Это заставляло решать проблемы... компромиссно.       Дориан не обольщался. Если все это будет не напрасным; если деятельность оппозиционной партии приведет к первым успехам... То все присутствующие рассорятся. Оставалось только надеяться, что к тому моменту либеральные взгляды в Магистериуме станут более популярны, иначе реформы закончатся, не начавшись.       — Господа и дамы, — звучно произнес Дориан и прошелся по комнате. — Я считаю крайне важным на предстоящей сессии Магистериума поставить на повестку вопрос рабства. До тех пор, пока достижения Тевинтера базируются на рабском труде, мы не сможем говорить о каком-то развитии. Рабский труд эффективен только для монотонной деятельности. Это стагнация, господа!       — Ты сошел с ума, Дориан, — констатировала леди в алом. — Даже если представить себе безумную мысль, что Магистериум откажется от системы рабства, это не улучшит положения. Экономика Тевинтера рухнет в одночасье. Или ты полагаешь, что сначала все нужно разрушить — и только потом строить на обломках светлое будущее?       Дориан усмехнулся:       — Это я уже видел, светлого будущего не получилось. Мэйварис, дорогая, я вовсе не столь наивен, чтобы подняться на трибуну и заявить перед Магистериумом о том, что рабство необходимо отменить. Я вовсе не горю желанием, чтобы рогатые дикари радостно воспользовались нашей слабостью.       — И что же ты предлагаешь? — хмуро уточнил другой мужчина — крепко сбитый, сильный.       Дориан знал, конечно, что это — последствие того, что товарищ не самый сильный маг. Когда эксперименты родителей приводят к тому, что дитя рождается едва ощущающим Тень, приходится учиться добиваться уважения другими методами.       Дориан с сожалением поглядел на то, как перекатываются под тонкой рубахой мускулы — и отвернулся. Нельзя гадить там, где живешь.       — Я предлагаю осветить вопрос с контрабандой рабов, — веско и емко проговорил Дориан. — До тех пор, пока нелегальные работорговцы осуществляют непрерывные вливания, эта система процветает. Но как только она станет ограниченной, станет понятно, что нельзя бесконтрольно пользоваться магией крови. Рабское сословие не производит столько потомства, сколько необходимо в нынешние времена для поддержания количества душ. Если вливания прекратятся или значительно снизятся, цены на рабов поднимутся, а господам магистрам придется лишний раз задумываться, стоит ли дело того.       Мэйварис, которая чаще других поддерживала магистра Павуса, немедленно оживилась. Она жестом потребовала у крепкого товарища налить ей вина и воскликнула:       — Это можно попробовать! Если сделать упор на политическую обстановку, то мы можем даже... За последний год кунари отвоевали немало наших позиций на Сегероне. Это, конечно, плохо, но мы можем воспользоваться тем, что южане в определенном смысле успешнее взаимодействовали с кунари. Договаривались или боролись — неважно. Важно то, что они не допустили вторжения. В отличие от нас.       — Это бессмысленно, — возразил сухопарый. — Между южными государствами и кунари — мы. У кунари просто не было достаточной мотивации.       Дориан вздохнул. Про товарищей он знал почти все. И про то, что магистр Сонвиус потерял все, играя в Магистериуме в слишком смелые игры, тоже. Его сын, разумеется, не стремится к немедленным действиям, осторожничает. Но ненавидит Магистериум не меньше.       — Дело не в кунари, — вступила в разговор леди Каллиста.       Маленькая и тихая, она, тем не менее, была изворотливой и хитрой. И посохом владела виртуозно. Но куда больше ей помогало то, что она имела терпение и умела выжидать — как змея, для одного-единственного смертельного броска.       — Дело не в кунари, — повторила она, когда убедилась, что ее негромкий голос слушает каждый, кто находится в комнате. — Кунари — только повод. Мы можем говорить о чем угодно, чтобы убедить Магистериум, что с югом надо дружить. Кунари планировали вторжение в Орлей? Отлично. Разгромили Киркволл? Тоже неплохо. Мы не можем пока говорить о партнерских отношениях с южными странами, но о том, что изображать с ними дружбу полезно, говорить можем. Пусть попробуют, — она усмехнулась. — Может, понравится.       — Это насилие, — шутливо пожурила ее Мэйварис.       — Ничего страшного, — улыбнулась ей в ответ леди Каллиста. — Меня тоже замуж выдали не по любви. Но мне же понравилось? Еще немного — и мой муж станет люцерном, а с ним — и его друзья. Если мы удачно выступим на летней сессии, он не выдержит. Такой смешной, — она вдруг рассмеялась. — Думает, что он еще не люцерн. А сам побеспокоился о том, чтобы о нашем маленьком собрании никто не узнал.       — Хорошие новости, — отсалютовал ей бокалом Дориан. — Нам не помешает свежая кровь.       — О, — протянула Мэйварис. — И тебя потянуло?       — Только в самом лучшем смысле, — заверил ее Дориан, но призвал товарищей к серьезности. — К делу, дамы и господа. Я предлагаю озвучить самые мрачные перспективы и говорить о том, что вражда с южными государствами нам ни к чему. Это позволит нам внести инициативы по ограничению незаконной работорговли.       — Так было всегда, — возразил сухопарый магистр Сонвиус-младший. — Чем ты сможешь обосновать необходимость решительных действий прямо сейчас?       Дориан почувствовал, как по спине пробегает холодок. Он давно носил это в себе, но чем больше проходит времени, тем опаснее это знание. И кажется, пришла пора воспользоваться им, как посохом. Или клинком.       Дориан остановился у стола, собственноручно наполнил собственный бокал и проговорил, окинув каждого из соратников взглядом:       — Леди Инквизитор, перед которой я по-своему преклоняюсь, передала мне тревожные вести. Я говорил о том, что в рядах Инквизиции был один маг... Его зовут Солас. Эльф, — Дориан поморщился.       — Тот самый? — деликатно напомнила остальным Мэйварис. — Сумасшедший, который собрался уничтожить Завесу?       — Да, дорогая, — кивнул Дориан. — Леди Инквизитор сообщила, что — по докладам ее тайного советника леди Лелианы — Солас отправился в Тевинтер. Это может стать неплохим поводом подружиться с Ферелденом и... возможно, с Орлеем, — Дориан чуть запнулся.       Посол Орлея, шевалье Сирил де Монфор, с которым пришлось так плотно общаться в Зимнем Дворце императрицы Селины, вполне откровенно намекал на установление дипломатических связей с Тевинтером. Очень горячо намекал. И глубоко — по самые яйца.       — Даже если это неправда, — добавила Мэйварис. — А на войне все средства хороши. Я составлю речь, Дориан ее произнесет... С присущим ему очарованием.       — Этого мало, — снова негромко добавила леди Каллиста. — Если говорить о войне, то она должна идти по всем фронтам. Мало запугать Магистериум. Они ничего не знают о южных странах, а то, что знают, надо делить даже не пополам, а на дюжину. Нам нужно иметь четкие представления, как действовать, если Магистериум даст нам добро. Ведь они не станут помогать, не так ли? Сначала предоставят возможность действовать нам, и только потом, если первые действия будут успешны, соберутся сделать что-то сами.       В гостиной воцарилось молчание. Каждый понимал, что это правда. Дориан с досадой покачивал головой. Насколько воцарилась в тевинтерском обществе косность! Никто не способен действовать смело, с открытыми глазами. Все только перекладывают и «разделяют» ответственность, а по факту... Семьдесят лет войны с кунари — отличный тому пример.       Но что можно сделать? Обратиться к императрице Селине? Дориан знал, что та крайне лояльна Инквизиции и даже самому Дориану, с которым после победы в Арборской глуши выпила вина за процветание Инквизиции и Орлея...       Нет, бессмысленно. Императрице, как и любому южному монарху, конечно, не по душе, что людей и эльфов похищают и незаконно вывозят в Тевинтер. Но работорговцы успешно обходят стражу много лет. Чем та же Селина может помочь? Предоставить больше стражников? После гражданской войны у нее каждый меч на счету. И потом, против организованной незаконной деятельности это не поможет. Поймают пару десятков работорговцев — на их место тотчас найдутся другие...       Нет, так не выйдет. Обратиться к леди Жозефине? Она справится с тем, чтобы составить соглашения между Тевинтером и южными правителями, но кто будет эти соглашения выполнять?       Для того, чтобы бороться, нужно иметь в рукаве пару козырей посерьезнее, чем обычная дипломатическая болтовня.       — Есть один человек... — негромко проговорил магистр Цесар. — Я столкнулся с ним на невольничьей ярмарке на границе с Антивой.       — На невольничьей ярмарке? — вскинула брови Мэйварис.       — Антива? — вторил ей магистр Сонвиус. — Зачем тебя туда понесло?       — Вы забываетесь, — холодно откликнулся Цесар. — Вас это не касается.       Дориан понял, что пришла пора брать дело в свои руки, иначе дело кончится ссорой.       — Господа, остыньте, — громко проговорил он. — Холодного лимонаду?       — Да, пожалуйста, — несколько спокойнее отозвался Цесар. — Можно и теплого, я наложу охлаждающие чары сам.       — Нет-нет, позволь за тобой поухаживать, — с улыбкой брякнул Дориан и достал из скромного бара бутылку с мутноватой жидкостью. По бутылке в его руках пробежала изморозь, и Дориан с легким поклоном передал ее товарищу.       — Благодарю, — тот кивнул и обреченно проговорил: — Ладно, не стану скрывать, но надеюсь, господа, что это останется между нами. Я провел в Антиве почти полгода для того, чтобы овладеть умением обращаться с кинжалами. К тому моменту я твердо решил, что не намерен больше терпеть насмешки в Магистериуме и был полон решимости заставить всех относиться ко мне... с достаточным уважением.       — В этом нет ничего постыдного, — первым отреагировал Дориан, заранее смягчая возможную реакцию соратников. — И что же случилось в Антиве?       — В самой Антиве — ничего, — объяснил Цесар. — Но мой багаж сильно увеличился, когда я возвращался. Я вез не только оружие, но еще и книги. Со мной был Ренни, раб моей семьи, но ноша была непосильной, а антиванские наемники отказались сопровождать меня на землях Тевинтера. Я посетил первую попавшуюся ярмарку, где мог купить людей или эльфов, которые бы доставили мой багаж в Минратос, однако...       Он замолчал и нервно отер лоб, а потом приложился к стакану с лимонадом. Дориан невольно отметил, что лицо товарища побледнело — воспоминания, должно быть, неприятные...       — Все, наверное, бывали на невольничьих рынках? — хрипловато продолжил Цесар, оглядев собрание. Дождавшись осторожных кивков, он продолжил: — Значит, представляете то, что видел тогда я. Яркая площадь, мальчишки, торгующие лимонадом и всякой мелочевкой за медяки, помосты с товаром, торговцы, зазывалы... И вдруг словно смерч налетел. Я сначала не понял, что случилось, но раздались крики, торговцы начали разбегаться... Многие даже бросали товар. Кто-то упал, а потом стонал, когда на него наступали. Я... просто оцепенел.       — И что же это было? — первым спросил магистр Сонвиус.       — Не что, а кто, — поправила его магистресса Каллиста.       — Я увидел людей в масках, — низко и глухо проговорил Цесар. — Они скрывали лица и были вооружены до зубов. Они разбивали невольничьи цепи и убивали богато одетых людей из тех, кто замешкался. Одним из тех, кто замешкался, был я.       — Но ты выжил, — констатировал Сонвиус. — Почему?       — Хотел бы я это знать, — несколько нервно хмыкнул Цесар. — Среди нападавших только один был без маски. Я видел в его руках меч, когда он замахнулся, но... Со мной был Ренни. И Ренни попытался меня защитить — собой. Тогда тот мужчина опустил меч. Я стоял ни жив ни мертв, а он разглядывал меня. Потом посмотрел на Ренни — и просто ушел.       — Но это не все, — проницательно заметила леди Каллиста.       — Да, не все... — Цесар вздохнул. — Когда нападавшие сбежали, я заплатил двоим освобожденным рабам, и они согласились доставить мои вещи к ближайшей гостинице.       — Довольно рискованно, — не удержался Дориан. — Их бывшие владельцы, разумеется, желали вернуть свою собственность.       — Я щедро заплатил, — веско подчеркнул Цесар. — А рядом была граница с Антивой. В чужой стране куда лучше с деньгами, чем без. Но я хотел сказать о другом. В гостинице, конечно, только и говорили, что о нападении. Там я узнал имя того, кто меня пощадил. Его называли Лириумным Призраком.       — Что-то знакомое, — протянула Мэйварис. — Кажется, я слышала такую историю, но не помню, от кого. И о чем она, тоже не помню, но что-то связанное с рабами, это точно.       — Говорили, что его имя знакомо любому работорговцу, — подтвердил Цесар. — Его боятся. Болтали многое... О том, что он заключил сделку с демоном, поэтому неуловим. Или даже бессмертен, но верится с трудом. Однако одно остается фактом: он нападает на невольничьи ярмарки, караваны и даже корабли — и не знает поражений.       — Это тот, кто нам нужен, — твердо заключил Дориан. — Если заручиться его поддержкой, можно действовать наверняка.       — Он не пойдет на сделку с магистром, — возразил Цесар. — Я видел его лицо. Мы ведь и сами — рабовладельцы.       — Кроме нас с Дорианом, — не согласилась Мэйварис. — Мы можем попробовать. Вряд ли он нас убьет. И наверняка захочет выслушать.       — Его надо заинтересовать, — добавил Сонвиус. — Иначе он выслушает, но играть на нашей стороне откажется.       — Он в любом случае откажется играть за кого-то, — веско добавила Каллиста. — Если все то, что мы о нем узнали, правда, то такой человек может действовать только сам, безо всякой указки. Но мы можем оказаться друг другу полезны.       — Дело за малым, — фыркнул Дориан. — Найти его до начала сессии в Магистериуме. Что-то мне подсказывает, что он не ходит по Минратосу с табличкой «Лириумный Призрак» на груди.       — В Тевинтере мы его не найдем, — здраво заметил Сонвиус. — Если о нем знают работорговцы, то и стражники знают. Ему опасно здесь находиться. Как он выглядит? Узнаваемый?       Магистр Цесар честно задумался, после чего неуверенно выдал:       — Не знаю. Но лицо... пожалуй, запоминающееся. Волевое, жесткое. И у него удивительные волосы — почти бесцветные, длинные. Не помню, во что он был одет... Во что-то черное, до подбородка. И стальные пластины вроде легкого доспеха. Наверное, укрепленные лириумом, я видел свечение.       Дориан увидел, как подруга вздрогнула, и резко повернулся к ней:       — Что? Ты что-то вспомнила?       — Да! — прошептала Мэйварис, и губы ее дрогнули. — Я вспомнила! О нем говорил Торольд, когда рассказывал про своего кузена — Варрика Тетраса. Варрик общался с этим Лириумным Призраком, даже, наверное, можно сказать, что дружил. Торольд называл имя, но я забыла... И еще одно я знаю точно: Лириумный Призрак — бывший раб. Он принадлежал Данариусу, врагу моего papa. К сожалению, Данариус погиб раньше, чем я успела... Впрочем, это тоже к делу не относится. И еще... Цесар, лириум у него не на доспехах. Лириум в нем самом.       По гостиной словно холодок пробежал в разгар поздней теплой весны. Дориан поежился, но вслух только подвел итог:       — Кажется, настала пора написать леди Лелиане. Не самая приятная обязанность, но даю вам слово: если этого Лириумного Призрака можно разыскать, то через пару недель мы будем знать, где.                                          В таверне на южной окраине Тевинтера в забытом богами местечке под названием «Виркаффас Палус»* становилось все оживленнее. Местность название вполне оправдывала — Дориан брезгливо переступал по загаженным улицам. В поселке жили скотоводы, и животных тут было куда больше, чем людей.       Ожидая встречи, Дориан заказал самого дорогого эля, однако, судя по вкусу, эль гнали из того, чего единственного в поселке было с избытком — дерьма.       Зато место Дориан занял удачное — в самом углу. Оттуда открывался обзор на весь зал, барную стойку, лестницу и дверь. Время встречи было назначено «на закате», но на первом этаже проклятой таверны не было окон, и Дориан безуспешно пытался определить положение солнца только тогда, когда кто-то заходил или выходил.       Наконец, заходить в таверну почти перестали. Те же, кто выходил... по большей части вываливался или выпадал. Дориану показалось, что он ждет напрасно, однако внезапно дверь отворилась, и в полутемную залу, где коптили свечи, зашел человек. Не слишком высокого роста, в плотном плаще и низко надвинутом капюшоне.       Дориан понял, что этот тот самый, еще до того, как незнакомец скинул капюшон, обнажив до странности светлые волосы. Цвет был необычным, но очень привлекательным, и Дориан с трудом отвел взгляд.       Незнакомец шагнул к стойке и, пока трактирщик рылся под стойкой, огляделся. Дориан изобразил вежливый поклон. Все равно этот тип быстро догадается, кто именно его пригласил — остальные посетители мало того, чтобы были одеты в дрянные одежки, так еще и воняли. А некоторые еще и лыка не вязали, к тому же.       Трактирщик разогнулся и поставил на загаженную стойку бутылку. Незнакомец брезгливо ее оглядел, но положил на стойку монету. А подойдя к столу Дориана, коротко бросил:       — Павус?       — Мессир Фенрис? — Дориан тоже склонился.       Лелиана отказалась сообщать подробности о личности этого Лириумного Призрака, но имя написала. Дориану стало казаться, что он и сам слышал что-то от отца, пока тот был жив, однако никаких толковых воспоминаний выудить не удалось. И, что куда неприятнее, не удалось и выяснить про Данариуса и Фенриса в городском архиве.       Наверняка эту историю многие помнили — из поколения Галварда Павуса, но Дориан опасался проявлять интерес. Как писала Лелиана, «если захочет, сам все расскажет».       Фенрис уселся за стол рядом с Дорианом, очень близко. Это было не слишком приятно, но Дориан быстро сообразил, что собеседник не хочет садиться спиной к залу. Что ж, это было разумно... Да и тихого разговора никто не услышит.       Фенрис с шумом выбил пробку из бутылки, понюхал горлышко, скривился, но отпил. После чего мрачно произнес:       — Ну и дерьмо. Впрочем, соответствует ситуации. Давайте обойдемся без разговоров о погоде, магистр Павус. Мессир Тетрас, Варрик, сообщил, что вы имеете ко мне дело. Я слушаю.       — Предпочитаете без прелюдий? — сорвалось с языка у Дориана прежде, чем он успел подумать, что дразнить такого мрачного собеседника не стоит. — Что ж, извольте. Я, магистр Павус, наследник рода Павусов, ведущих свое начало от сомниари...       Фенрис поглядел так, что, казалось, того и гляди, пырнет ножом. Но Дориан не смутился и закончил:       — ... веду борьбу с Магистериумом. Исключительно законными средствами, поскольку считаю, что изменить систему можно только изнутри.       — Это не ко мне, — усмехнулся Фенрис. — Мою деятельность нельзя назвать законной.       — Это я веду борьбу законными средствами, — тонко улыбнулся Дориан. — Мои друзья вполне могут считать иначе. Я буду с вами откровенен, мессир Фенрис. На ближайшей сессии Магистериума, которая начнется через шесть недель, я собираюсь осветить вопрос рабства. Эта тема ведь остро интересует вас, не так ли?       — Уверен, вы выяснили обо мне всё, — холодно откликнулся собеседник. — И знаете это и без моих слов.       — Увы, — Дориан картинно развел руками, едва не задев собеседника. — В архиве бумаги уничтожены... или спрятаны. Расспрашивать о вас я опасался, чтобы не привлекать внимания, а леди Лелиана, к которой я обратился с просьбой устроить нашу встречу, не захотела назвать ничего, кроме вашего имени. Так что вы, конечно, интригуете меня, но о союзниках — даже временных — я привык знать чуть больше, чем имя.       — Что вы хотите знать? — так же холодно уточнил Фенрис. — Мою историю? Или, может, мои вкусовые пристрастия? Предпочитаю «Агреджио Павали», но, как видите, здесь его не подают.       — Меня бы больше заинтересовали ваши интимные пристрастия, — фыркнул Дориан. — Вкусовые не очень интересуют. А вот историю бы послушал.       Фенрис презрительно поморщился и парировал:       — Варрик просил, чтобы я вас выслушал, но выслушивать пошлые комплименты я не намерен. Если же вас интересует моя история, то все просто. Я был рабом, бежал, уклонялся от преследования и в конце концов убил бывшего хозяина. После этого расплатился по старым долгам и стал бороться с работорговцами в одиночку.       — Но вы боретесь не в одиночку, — возразил Дориан. — Мой политический союзник видел, что с вами действуют люди в масках.       — Иногда одного меня недостаточно, — пожал плечами Фенрис. — В этом случае я обращаюсь к проверенным людям, которым щедро плачу. Они разделяют мои взгляды, пусть и не столь ревностно, но достаточно, чтобы рисковать.       Дориан посмотрел на собеседника — и вдруг понял, что нужно сказать. Он слегка улыбнулся и доверительно проговорил:       — Давайте условимся не враждовать, мессир Фенрис. Лично я — не рабовладелец. Как только я стал магистром, заняв место своего отца в Магистериуме по наследству, я дал всем рабам семьи вольную. И, чтобы исключить обвинения, поясню, что при этом я предложил им остаться в качестве слуг за жалование. Я не могу сказать, что щедро плачу, поскольку у меня немало средств уходит на борьбу... Информация дорого стоит. Но того, что я выплачиваю каждому, смею вас заверить, вполне хватает на жизнь и даже на накопления. За тот год, что я отказался от рабовладения, мой дом покинули двое из тех, что поначалу остались. Скопили на первое время — и ушли. Полагаю, им бы стоило заработать побольше, но это их право.       Впервые за все время Фенрис смягчился. Это чувствовалось во всем. Казалось, даже воздух перестал так искрить.       — Приятно слышать, — без улыбки бросил Фенрис, но холодность уступила легкой заинтересованности. — Я хочу знать, почему вы так поступили.       Дориан почувствовал себя не в своей тарелке, но ответил:       — Моя история... тоже неприятная. В свое время я бежал из Империи, несколько лет провел в Орлее и Ферелдене, после чего узнал о гибели отца — и понял, что так жить нельзя. Я был довольно близким другом леди Инквизитора, и она показала мне, что даже в безнадежных случаях стоит бороться. Я пытаюсь.       Фенрис задумался. Дориан не стал ему мешать и попробовал взмахом руки призвать трактирщика, однако тот сонно натирал грязным полотенцем грязный стакан — и не замечал.       Пришлось подняться. Дориан встал и, чуть склонившись, пояснил:       — Возьму еще эля, а вам оставляю время подумать.       Ответа дожидаться не стал. Сонный бармен лениво и медленно наполнил кружку, причем еще и пены в ней было на треть, но Дориан спешил обратно. И едва он уселся, как Фенрис спросил:       — Чего вы хотите от меня? Вы не можете не понимать, что без рабства Тевинтер развалится.       Здесь Дориан был в своей стихии. Он кивнул и улыбнулся:       — Если я заявлю вслух о том, что всем нужно последовать моему примеру, меня поднимут на смех и объявят сумасшедшим. Со мной это и без того слишком часто происходит в Магистериуме. Однако мне успешно удается смущать умы.       — Вот этим вашим... — Фенрис указал бутылкой, — фривольным нарядом?       — И этим тоже, — довольно кивнул Дориан. — А еще весь Тевинтер знает о моей слабости к мужскому обществу. Это неважно, друг мой. Я собираюсь начать кампанию по пресечению незаконного оборота рабов. То есть против похищений людей и эльфов по всему Тедасу. Политически это было бы неплохо. Осталось только убедить в этом Магистериум.       Фенрис долго думал, после чего разлепил губы:       — А что потребуется от меня? Ваше начинание... Мне трудно поверить, что кто-то из магистров готов рисковать, чтобы бороться, однако...       — Вы же меня видите, — усмехнулся Дориан. — И кроме того, я не один. У меня есть соратники. Их очень мало, но я надеюсь расширить их число. Моя подруга отказалась от рабов еще раньше, чем я. Что же до вас... Для начала я хочу получить информацию о незаконных работорговцах. Всё, что об этом знаете вы. Не бойтесь, раскрывать это Магистериуму я не собираюсь. Со своей стороны я постараюсь узнать все о скупщиках — и раскрою это вам, как только это станет безопасным для меня. А дальше за дело возьметесь вы.       Фенрис вдруг улыбнулся — едва заметно, уголками губ — и уточнил:       — Вы понимаете, что это смертельно опасно для меня?       — Не больше, чем для меня, — с улыбкой парировал Дориан. — Вы не можете не знать, что господа магистры крайне не любят, когда их пытаются чего-то лишить. Большинство, конечно, не поймет, ради чего я веду эту игру, но некоторые, особо умные, вполне могут догадаться — и тогда по мою душу отправят убийц. Это я уже проходил, но никогда нельзя быть уверенным, что следующий раз не станет последним.       Кажется, это сказало собеседнику больше, чем все, что мог бы сказать о себе Дориан, потому что тот кивнул:       — Хорошо. Я верю, что Варрик, Хоук и Лелиана не стали бы общаться с вами, если бы вы были... обычным магистром. Однако мне понадобится информация. Чем больше, тем лучше. Работать в Тевинтере и без того слишком опасно для меня. И учтите сразу, что мои вопросы могут быть для вас неприятными. Предпочитаю знать, во что ввязываюсь.       — Вы нужны мне, а я — вам, — кивнул Дориан. — Мои вопросы, вполне вероятно, тоже окажутся болезненными для вас. Но мне тоже необходимо узнать о вашей жизни в Тевинтере, чтобы не подставить под удар вас, себя или даже саму цель.       — Сколько у нас времени? — жестко спросил Фенрис.       — Немного, — так же отозвался Дориан. — Сессия начнется через шесть недель, но за это время нужно очень многое сделать. Я ничего не предпринимал до встречи с вами.       — Здесь можно снять комнату? — коротко осведомился Фенрис. — Не называя имен?       — Это и есть владелец, — Дориан подбородком указал на трактирщика. — И ему глубоко наплевать на имена. Но комнат на постой здесь всего четыре. Как вы понимаете, это место не относится к самым привлекательным курортам. Искупаться можно только в луже с дерьмом. Но три комнаты уже заняты какими-то скотоводами из далеких окрестностей. Дожидаются отела... или опороса, уж извините, точнее не скажу.       — Значит, займу четвертую, — бросил Фенрис, но встать не успел — Дориан поймал его за руку.       На прикосновение новый знакомый среагировал резко — вырвал руку и грязно выругался на тевене. Однако сел обратно и прошипел:       — Что вы себе позволяете?       — Коснуться симпатичного мужчины? — хмыкнул Дориан, но сразу посерьезнел. — Вам не удастся занять четвертую комнату.       — Почему? — Фенрис демонстративно отпил из бутылки.       — Потому что ее занял я, — обезоруживающе улыбнулся Дориан.       — Fasta vass, — с досадой выдохнул Фенрис. — Здесь есть еще таверны?       — Разумеется, нет, — Дориан фыркнул. — И селений в округе на восемь лиг. Я же не зря выбрал такое место.       — Ночевать в сарае — приятная перспектива, — Фенрис мотнул подбородком и язвительно усмехнулся: — Благодарю, магистр.       — Вы можете переночевать у меня, — с достоинством возразил Дориан, а в душе что-то царапнуло. Не так уж часто он приглашал к себе мужчин без определенной цели. — Там лучше, чем в сарае, и почти не воняет дерьмом.       Фенрис сощурился:       — Вы полагаете, что провести ночь в кровати магистра, который имеет слабость к «мужскому обществу», много лучше, чем ночевать в дерьме?       — Думаю... да, — Дориан даже расслабился, потому что уже услышал ответ. — По крайней мере, от меня не воняет.       — Ну что ж... — Фенрис подхватил бутылку со стола и резко встал. — Тогда извольте проводить меня до ваших покоев, господин магистр. И будьте уверены, быстро заснуть вам не грозит.       Дориан очень хотел полюбопытствовать, почему, но не рискнул. Предварительная договоренность достигнута, но уж больно нервный этот тип. Впрочем, его трудно обвинить.       Куда неприятнее было то, что провести с ним ночь в одной постели Дориан тоже желанием не горел. Слишком симпатичный, будет трудно заснуть...       Тут Фенрис заправил длинные волосы за ухо и вопросительно посмотрел, а Дориан едва не застонал. Он еще и эльф! Слишком высокий, верно, но... Ухо острое, нежное. Может, стоило отправить его в сарай?       Нет. Это могло уверить строптивого потенциального союзника в том, что магистр Павус не считает его ровней себе, и тогда... Тогда договоренности не получится. Что ж, эта ночь для обоих будет не лучшей в жизни.       И Дориан вежливо склонился:       — Прошу следовать за мной.                     Покои для гостей в «Виркаффас Палус» представляли собой не слишком большую комнату с прилегающей к ней уборной. Зато в комнате было окно и даже элементы роскоши — пара медных подсвечников и светлый пейзаж на стене, который сильно отличался от вида из окна.       Дориан задернул занавески, чтобы не было видно освещенного последними лучами солнца коровника, и прикрыл створу окна, чтобы поменьше воняло. Совсем закрыть окно, к сожалению, не мог — комната была небольшой, вдвоем быстро станет душно.       — Расскажите о себе, — предложил он гостю, который мрачно огляделся и плюхнулся на кровать. — Точнее, о том, какие опасности поджидают вас в Тевинтере.       Фенрис нахально отхлебнул из бутылки и насмешливо проговорил:       — Больше десяти лет назад мой хозяин Данариус с помощью ритуала на магии крови внес мне под кожу лириум. Как ни странно, я не погиб, только лишился памяти в агонии боли. Исправно служил Данариусу, но позже, когда он принимал участие в войне на Сегероне, я познакомился с людьми — не похожими на тевинтерцев. Не сразу, но я решился дать Данариусу отпор — и сбежал. Данариус преследовал меня много месяцев, а потом еще три года не мог оставить меня в покое в надежде вернуть. Ради этого он даже покинул Тевинтер и приехал в Киркволл, где попытался договориться с Хоуком о выкупе за меня. Вы слышали про Хоука?       — И даже видел, — хмыкнул Дориан. — Не в моем вкусе мужчина, однако решительности ему не занимать.       — Ничего, его сердце занято, — парировал Фенрис. — А раз вы его видели, то знаете, что никто не смеет указывать Хоуку, что делать. Я считаю Хоука... другом, и он поступил как друг — помог мне размазать Данариуса с его охраной и его демонами. Я обрел свободу, но где-то здесь, в Тевинтере, на меня имеется купчая, которая кому-то досталась, когда имущество моего хозяина пошло с молотка. Если меня поймают охотники за рабами, то вернут за вознаграждение владельцу купчей. А если поймают стражники, то повесят за убийство хозяина. То, что убийство было совершено не в Тевинтере, вряд ли будет их волновать. Я никогда этого не скрывал.       — Возможно, мне стоит выправить для вас документы? — предложил Дориан. — С новым именем и историей?       — Нет, — покачал головой Фенрис. — Моего имени боятся — и это служит мне защитой. Если я буду временно работать на вас, мне, возможно, понадобится помощь — ваша или ваших друзей, потому что у меня нет никого, кто бы рискнул пойти за мной дальше, чем несколько лиг от границы Тевинтера.       — Это можно устроить, но только до сессии, — нахмурился Дориан. — Позже я не смогу отлучаться, потому что сразу станет очевидной связь между событиями и моим отсутствием в Магистериуме.       — Значит, времени еще меньше, чем мы думали, — безжалостно констатировал Фенрис. — Вам нужно вернуться в Минратос, чтобы разжиться сведениями, а потом передать их мне. Боюсь, мне придется отправиться с вами, иначе на передвижения уйдет слишком много дней. Почте, как вы понимаете, я не доверяю.       — Мне будет трудно представить вас, — задумался Дориан. — На моего спутника непременно обратят внимание.       — Я мог бы представиться вашим рабом, — помедлив, с нескрываемым отвращением предложил Фенрис. — Пару недель... могу потерпеть.       — Не можете, — отрезал Дориан. — Я отказался от рабовладения с шумом и треском. Если я теперь «куплю раба», это погубит мою репутацию.       — Слышать приятно, но проблемы не решает, — вздохнул Фенрис. — Тогда придется отправиться порознь. Постараюсь не попасться страже.       — Я мог бы представить вас своим любовником, — неуверенно предложил Дориан.       — А это не погубит вашу репутацию? — съязвил Фенрис.       Дориан весело фыркнул:       — Уже нет. И потом, кто же говорит прямо? Скажем, вы... профессиональный антиванский жиголо.       — Еще лучше, — устало вздохнул Фенрис. — Мне придется носить полностью закрытую одежду, чтобы не было видно лириумных меток. Это не очень вяжется с образом профессионального жиголо.       — Андрастианский монах? — рассмеялся Дориан. — Бросьте. Достаточно таинственно округлить глаза и многозначительно назвать вас другом. Пусть сплетничают, мне наплевать.       — Варрик, Варрик, — Фенрис покачал головой. — Вечно я из-за него влипаю в какую-то дрянь. Я отвык быть любовником магистра, даже думать об этом тошно.       Дориан сразу услышал то, что хотел, и заинтересованно брякнул:       — А вы уже были? Полно, не надо так убийственно на меня смотреть. Скажите, почему вы продолжаете строить планы, если вас смущают перспективы?       Неожиданно Фенрис поднялся и подошел к окну. Заглянул за занавеску и, не поворачиваясь, негромко проговорил:       — Я борюсь с работорговцами уже несколько лет. За это время я убил столько людей, что мне не стоять у престола Создателя. Но... Пока есть спрос, будет и предложение. В чем-то вы, наверное, правы — нужно бороться с причиной, а не со следствием. Варрик говорил — «возможно, это будет лучшая сделка в твоей жизни». Только поэтому я здесь.       — Для кого-то часть жизни, для кого-то — вся жизнь, — пробормотал Дориан, а на вопросительный взгляд повернувшегося собеседника пояснил: — Не помню, кто это сказал. Просто подумал, что для меня вопрос рабовладения — один из многих вопросов, которые необходимо решить. Но вы посвятили этому всю жизнь — и это вдохновляет меня.       — Пожалуй, было бы еще неплохо ограничить магов в правах, — фыркнул Фенрис. — Или хотя бы изменить подход. Мне кажется, что «чем больше жизней погубил, тем выше должность» — это не очень цивилизованно.       — Мне тоже так кажется, — вежливо поклонился Дориан. — Я сейчас что-то вроде... рыжего на ярмарке. Все показывают на меня пальцем и ждут, что получится. Я и сам жду, что получится.       Фенрис кивнул и предложил:       — Все это мы можем обсудить по пути в Минратос. Выходить нужно как можно раньше, чтобы за день преодолеть как можно больше. У вас есть лошадь?       — Да, хороший конь, который вполне вынесет двоих, — отозвался Дориан. — Тем более что вы — эльф. Не должны много весить.       — С чего вы взяли? — мрачно уточнил Фенрис.       — Носил на руках, — легкомысленно отозвался Дориан. — Имею легкую... слабость.       — Еще лучше, — Фенрис поставил бутылку на пол и жестко заявил: — Лично я собираюсь ложиться, чтобы выспаться. Раздеваться не буду, чтобы не тревожить вашу слабость.       — Не настолько оно слабое, — немедленно возразил Дориан. — И потом, я не привык, чтобы в моей постели спали воины в полном доспехе. Это негигиенично.       Фенрис подозрительным взглядом оглядел Дориана и взялся снимать сложное облачение. Дориан честно старался не глядеть, а для этого поспешно сбросил легкий костюм мага и остался в одних нижних штанах.       Фенрис, верный слову, мятую рубаху снимать не стал, и нижнюю часть одеяния — тоже. Дориан с сожалением проводил взглядом странные подштанники, больше всего напоминающие дамские колготки, на длинных стройных ногах. Может, лучше самому отправиться в сарай?       — Еще один такой взгляд — и я ударю, — предупредительно произнес Фенрис. — Уймите свою слабость, пока это не кончилось плохо.       — Это нормальная реакция на красивого эльфа, — парировал Дориан. — Вы можете быть спокойны, я никогда не делал этого силой. Исключительно к обоюдному удовольствию.       — К обоюдному удовольствию предлагаю лечь и спать, — отозвался Фенрис, но уже не так враждебно.       Дориан кивнул и уселся с другой стороны кровати, после чего взмахом руки погасил свечи по всей комнате и забрался под легкое покрывало, стараясь занимать поменьше места. Сразу вспомнились времена, когда Инквизиция только зарождалась — сначала Убежище, потом стылые залы необжитого Скайхолда. Сколько воды утекло с тех пор...       Фенрис тоже устраивался, и Дориан спиной чувствовал тепло, исходящее от чужого тела. Кровать была достаточно широкой, но вот покрывала не хватало, а «сосед по кровати» явно не был готов делиться по-братски. Пришлось немного подвинуться — и тепло стало ощущаться отчетливей.       Дориан невольно прислушивался к чужому дыханию, но оно не становилось легким и поверхностным — сосед не спал. И тишина, воцарившаяся в комнате, не становилась ни спокойной, ни уютной. Наоборот, она была напряженной, плотной, как в засаде перед боем.       — Fasta vass, — раздался вдруг раздраженный голос Фенриса. — Вы спать собираетесь?       — Только после вас, — не менее раздраженно откликнулся Дориан.       — Сложно заснуть под ваше томное сопение, — полушепотом рявкнул Фенрис.       — Не сложнее, чем красивым мужчиной под боком, — парировал Дориан. — Все последние месяцы меня занимали дела, у меня секса почти полгода не было!       — У меня больше, — фыркнул Фенрис. — И что, обязательно надо помериться?       — С вами? С удовольствием, — язвительно отозвался Дориан и, решив, что уже все равно, довольно свободно улегся на спину, почти касаясь соседа. — Мои слабости — это только мои проблемы. Мне будет спокойнее, если вы заснете. Даю вам слово, что не буду пользоваться вашим беспомощным состоянием.       — Мне тоже будет спокойнее, если вы заснете, — бросил Фенрис. — И вовсе не из-за того, что я вас опасаюсь. Если вы попробуете чем-то там воспользоваться, то я легко убью вас спросонья безо всякого оружия. Надеюсь, вы здравомыслящий магистр.       — Давайте не будем портить друг другу нервы, — примирительно заметил Дориан. — Расслабьтесь и спите, я не кусаюсь.       Фенрис, немного помедлив, тоже улегся свободнее, и Дориан даже ощутил щекотное прикосновение к плечу — эльф вытянулся рядом и разметал длинные волосы по подушкам.       Вновь воцарилась тишина, но заснуть Дориан не мог. Наоборот, становилось темнее, и взбудораженное воображение подбрасывало вовсе не невинные картины. Вспомнился даже Каттус — первый любовник-эльф с умопомрачительными ногами, роскошной задницей и трогательными веснушками. Интересно, где он теперь? Достиг ли того, чего хотел — денег и тайной власти? И что бы сказал, если бы встретил Дориана сейчас — магистра Павуса из оппозиционной партии с крайне смелыми взглядами?       Время тянулось медленно, темнота окончательно сгустилась, а Дориан все не мог унять участившийся ритм сердца и убедить член оставить всякие надежды. Можно было бы снять напряжение рукой, но не при соседе же! Тот явно не спит. Сбежать в уборную? Тоже понятнее некуда. Последняя мысль, правда, с каждой минутой становилась все привлекательней. После этого можно будет наконец заснуть — и гори этот эльф синим пламенем.       Дориан не удержался, тяжело вздохнул. И уже морально готовился к тому, чтобы отбросить покрывало и прошлепать в уборную, когда раздался раздраженный голос соседа:       — Ну?       Дориан убрал пальцы с кромки покрывала и не менее раздраженно спросил:       — Что — ну?       — Так мы до утра проворочаемся, — буркнул Фенрис. — А завтра будем мучиться.       — И что? — не понял Дориан. — У нас есть выбор?       — Есть, — еще тяжелее бросил сосед. — Доставай уже свою слабость, сделай что-нибудь и спи.       Дориан даже на локте приподнялся и произнес самым что ни на есть светским тоном:       — Прошу прощения, мессир Фенрис, но я не привык самоудовлетворяться в чьей-то компании. Это неделикатно.       — Разумеется, магистр Павус, — в тон откликнулся Фенрис. — Это не только неделикатно, но еще и расточительно. Два условия: не применяйте магию к лириуму на коже и не кончайте в меня, мыться здесь негде.       Дориан изумленно выдохнул и замер. Вот так просто?       Фенрис тоже приподнялся и, отплевавшись от волос, досадливо бросил:       — Только не говори, что мне придется еще и все сделать самому.       — Нет, я... — Дориан мотнул головой. — Я просто думал, что ты не... не расположен к мужчинам. Твой бывший хозяин ни при чем, вряд ли ты горел к нему страстью.       — Я его ненавидел и презирал, — буркнул Фенрис. — Ты, я смотрю, сама деликатность. Только его призрака мне сейчас не хватало.       — Прошу прощения, — Дориан отмер и картинно поклонился. — Больше ни слова о всякой гадости! Только один вопрос: тебе действительно хочется? Потому что секса из милости мне не надо.       — Если бы не трепал постоянно о том, что смотришь на мужиков, мне бы не пришлось мучиться, — парировал Фенрис. — Я бы и не задумался. Но не думай, что всё это что-то значит.       Дориан опустил голову, чтобы скрыть улыбку. Конечно, ничего не значит. Год спокойно терпел, а теперь... Но загадывать Дориан не любил. Сосед по постели, каким бы угрюмым и мрачным ни был, мог очаровать одними ногами. И вообще, от таких предложений не отказываются.       — Тогда прошу вас, ложитесь, — Дориан все-таки улыбнулся. — Предупреждаю, один раз магией мне придется воспользоваться — чтобы...       — Я знаю, — перебил Фенрис. — Малое целительское. Не удивлен, что ты им владешь. Ты ведь, кажется, не лекарь?       — Нет, я владею только грозовой магией и некромантией, — рассеянно отозвался Дориан. — Еще в Школе Ордена Серебра выучился. Впрочем, это дурная история.       — Ничего, в моей жизни тоже мало хороших историй, — хмыкнул Фенрис. — Мне раздеться?       — Я вполне способен позаботиться, — у Дориана наконец включилось умение ухаживать.       За этим эльфом было трудно ухаживать, но легкие цели Дориана уже не интересовали. Вот покорить такого — другой разговор.       — Вот и отлично, — Фенрис упал обратно на подушки и язвительно добавил: — С удовольствием посмотрю на ваши старания, господин магистр.       — Постараюсь не разочаровать, — усмехнулся Дориан. — Кажется, это опасно для жизни и здоровья.       Больше болтать не стал. И без того столько времени упущено!       Рубаху Дориан просто расстегнул, оставив полы свободно болтаться. Грудь Фенриса под легкими прикосновениями неровно вздымалась от тяжелого дыхания, а опустив руку ниже чуть подрагивающего живота, Дориан ощутил и вполне очевидное желание. И все это время он мучился в узких штанах? Похвальное мужество. Но вслух этого говорить, конечно, не стоило. Дориан нащупал завязки на поясе и распустил ткань, однако та оказалось на редкость упругой, и не слишком ослабила давление.       Дориан жестом побудил Фенриса приподняться и потянул подштанники вниз, с восторгом ощущая под ладонью горячую кожу. Лириум притягивал взгляд, но недвусмысленное условие, поставленное Фенрисом, не позволяло с этим что-нибудь сделать. Впрочем, всему свое время. Еще полчаса назад Дориан и представить себе не мог, чтобы будет гладить и раздвигать эти потрясающие ноги. Крепкие бедра, гладкие икры, острые щиколотки... Дориан словно священнодействовал, стягивая штаны, и наконец Фенрис облегченно вздохнул — смог лечь удобнее.       Дориан склонился над ним, слегка касаясь губами шеи, и партнер ответил на невысказанный вопрос — повернул голову и поймал губы своими. От поцелуев не отказывался.       По спине Дориана немедленно пробежали мурашки. Язык любовника оказался умелым и ловким, но сейчас нечего и рассчитывать применить эти умения... в другом месте. Может быть, позже. В конце концов, впереди еще не меньше месяца, и этот эльф будет рядом — если не постоянно, то время от времени. Стоило представить, как бесцветные длинные волосы рассыпятся по бедрам, а этот язык будет ласкать головку и вены на члене, как дыхание перехватывало.       Дориан перехватил инициативу, вошел в рот любовника языком — и услышал, как Фенрис стонет, почти неслышно. Предпочитает уверенных мужчин? Что ж, это можно устроить.       Дориан коленом разомкнул ему бедра, и постанывание прозвучало громче. Спрашивать, как ему нравится, бессмысленно, любовник только язвительно выскажется, так что узнавать придется в прямом смысле — методом тыка.       Дориан приподнял голову, восстанавливая дыхание, и почувствовал, как по груди скользят ладони. Когда Дориан пытался наводить справки, Мэйварис говорила что-то о том, что Лириумный Призрак способен голыми руками пробить ребра — и это знание сейчас несколько щекотало нервы. Но прикосновения Фенриса были хоть и крепкими, но ласковыми, и Дориан опустился ниже, подхватив любовника под бедро.       Тот не сразу, но раздвинул ноги шире, и Дориан с восторгом провел ладонью по его ноге, заставляя вскинуть щиколотку на плечо. Фенрис напрягся, но с этим Дориан легко справился — накрыл рукой твердое естество и, сжав пальцы кольцом, провел вверх и вниз.       Помогло. Фенрис расслабленно запрокинул голову, выгибаясь навстречу, и Дориан убрал руку, заклинанием призывая из Тени вязкую целительскую субстанцию. Но стоило направить руку вниз, как любовник перехватил за запястье и жестко проговорил:       — Ты помнишь, почти год никого.       — Само собой, — мурлыкнул Дориан. — Не бойся, я умею.       — Не сомневаюсь, — Фенрис отпустил, и Дориан наконец смог сделать то, что собирался изначально.       Знал, что у любовника давно никого не было (год, а может, и дольше, и кто сказал, что последним был мужчина?), но все равно невыдержанно вздохнул, когда ощутил, какой он узкий. Но стоило в него войти, как Дориан ощутил и другое — узкий, но на пальцы внутри реагирует почти профессионально. Любовник почти сразу расслабился, позволяя растягивать, и мышцы достаточно легко поддались. Опыт никуда не девается даже после длительного воздержания.       Дориан двинул рукой сильнее, нащупал внутри то самое место, которое — как знал по себе — является почти магическим, и услышал тяжелое дыхание. Нога на плече напряглась, но Дориан не позволил себе слабости. Медленно ласкал, добиваясь того, чтобы любовник окончательно расслабился в его руках.       Пальцы скользили все свободнее, но Дориан все же вышел и еще раз воспользовался малым целительским, чтобы уж точно...       Он не знал, сколько времени прошло, но когда счел, что достаточно, размазал остатки субстанции по своему члену и склонился над Фенрисом. Тот рвано и тяжело дышал, глаза были закрыты, а губы — искусаны, но Дориан не спешил, а потому влажно поцеловал. Фенрис охотно позволил трахать себя языком, но стоило отклониться, как выдохнул, открывая глаза:       — Давай!       Все это: влажные губы, поблескивающие в темноте глаза, бесстыдно расставленные колени, бисеринки пота на лбу и на шее, — выглядело настолько волнующе, что дольше медлить Дориан просто не мог. Опустился на локте и с легким усилием вошел твердой плотью в расслабленное тело под собой. Фенрис охнул, но не остановил. Мышцы на его шее напряглись, губы раскрылись, он хватал воздух ртом, но рука, лежащая на плече Дориана, не отталкивала, а притягивала, и Дориан в несколько толчков вошел полностью. На спине выступила испарина, покрывало путалось в ногах и мешало, но Дориан ощутил, как на боках крепко сжались горячие бедра — и остановиться уже просто не мог.       Влажный звук слияния тел, тяжелые вздохи, ладони на плечах, резкий запах пота и секса. Всего этого было так много, что Дориан почти потерялся в ощущениях. И никаких сил противостоять — то ли от долгого воздержания, то ли от умений партнера.       Наконец, когда Дориан уже едва ли мог долго сдерживаться, Фенрис выдохнул в ухо:       — В меня. И... ни слова об этом.       Дориан даже не думал ничего говорить. Он вообще ни о чем не думал, когда крепко, наверняка до синяков, обхватил бедра любовника, в несколько движений врываясь глубже. Чувствовал, как эльф зажимается под ним, бока стиснуло коленями почти до боли, но боли Дориан не ощущал — в висках стучало, дыхание сорвалось, он долго кончал в зажимающееся тело... И только когда в голове слегка прояснилось, потянулся помочь любовнику, но его руку жестко оттолкнули.       Дориан непонимающе и даже обиженно вскинулся, а Фенрис процедил:       — Нет нужды. У меня действительно давно никого не было.       Дориан только теперь отметил мутно поблескивающие капли на животе любовника. До этого казалось, что это лириум. И можно было бы гордиться, если бы Фенрис не оттолкнул. Да еще бросил, когда Дориан сполз в сторону:       — Надеюсь, теперь ты дашь мне поспать.       — Только не говори, что этого хотел я один, — возразил Дориан.       Взгляд привлекли длинные ноги Фенриса — теперь стыдливо сомкнутые. Глупо... После того, как...       — Мне тоже хотелось, — хмуро откликнулся Фенрис. — Настолько, что я позволил тебе... Демоны бы вас всех, магистров, подрали.       — Надеюсь, это не заставит тебя отказаться от нашей кампании? — обеспокоенно вскинулся Дориан.       — Я разделяю дело и удовольствия, — отозвался Фенрис и прикрылся мятым и слегка влажным покрывалом. Видимо, с этим он обрел больше уверенности, потому что насмешливо фыркнул. — Я не знаю даты своего рождения, но по словам моей сестры, мне сейчас должно быть чуть больше тридцати лет. Поздно романтично вздыхать и строить планы на вечную любовь. Но знаешь, магистр, ты вполне неплох. Чувствуется богатый опыт. На время до вашего заседания Магистериума можешь рассчитывать. Мне терять нечего.       Дориан еще не знал, стоит ли это говорить, но не удержался:       — За раз проблему рабовладения не решить. На это могут потребоваться годы.       — Так далеко я еще не загадывал, — хмыкнул Фенрис. — Увидим. Точнее, посмотрим, на что ты способен.       Дориан кивнул. Что ж, Лириумный Призрак уже добился того, что одного его имени страшатся. Пора бы сделать что-то и самому — такое, чтобы имя магистра Павуса стало синонимом реформ и силы, а не насмешек и фривольности.       — Я добьюсь своего, — жестко отозвался Дориан. — Чего бы мне это ни стоило. Я не хочу власти и денег больше, чем нужно. Я хочу знать, что я боролся не зря.       — Я тоже этого хочу, — глухо отозвался Фенрис, вытягиваясь под покрывалом. — Знать, что я боролся не зря.       — Пока вместе мы можем больше, чем поодиночке, — вздохнул Дориан. — А дальше... Дальше увидим, ты прав. Спасибо. Не за... А впрочем...       — Заткнись, маг, — куда спокойнее пробормотал Фенрис. — Иначе наговоришь много лишнего.       Дориан улегся рядом. Не понимал еще, откуда взялась уверенность в своих силах, но точно знал. Что это как-то связано с этим странным, мрачным и хмурым эльфом, который так потрясающе отдается.       Когда-то опальный сын магистра Галварда Павуса мечтал о тихой жизни с любовником. О богатстве и праздности. О маленьких радостях. И только теперь Дориан осознавал, насколько наивно мечтал. Теперь маленьких радостей недостаточно, чтобы быть счастливым. Начатая борьба будет долгой — и это внушало спокойствие.       И заснуть было легко. А рядом Дориан слышал легкое дыхание Фенриса.