***
Игорь узнал об излишне живом воображении Стаса почти сразу после знакомства. Стоило-то всего лишь вкинуть какую-то дерьмовую батину фразочку, вроде «я упала с самосвала, тормозила головой» про прическу мимо проходящей девушки, чтобы Стаса разъебало к чертям собачьим на добрых три минуты. Разъебало его очень красиво, если спрашивать самого Игоря, конечно. Им тогда пришлось остановиться, прямо посреди улицы, чтобы этот идиот отсмеялся. Только-только успокаиваясь, он выходил на новый виток ржача, с глухими попытками через «ха-ха» выдавить: — Прости, братан, я просто представил… Заткнуться у него вышло раза с пятого, и то, он подхихикивал еще полчаса. Снова и снова что-то такое прокручивая в голове, что заставляло его фыркать и давиться. Но Игорь, тогда, на залитой закатным желтым солнцем Самарской улице, глядя на то, как Стаса складывает пополам в удушливом хохоте, на то, как он вытирает выступившие слезы рукавом, как-то сходу решил, что вот это говно ему никогда не надоест. И не ошибся же. Чувство юмора у Лаврова всегда было таким, ебаным. Но у главного ценителя его тупых шуток, слава богу, дела обстояли еще хуже. Стаса разъебывало с глупых ответок, с шуток за триста, с детских рифм про хуи, с переделанных панчей и неправильно прочитанных фамилий. Стаса разъебывало буквально, блять, со всего подряд, и смотреть на это было потрясающе увлекательно. При звуках его задыхающегося хохота, каждый гребанный раз, у Игоря в груди горячо разливалось чувство глубокого удовлетворения, пиком которого становились моменты, когда Стас начинал в своей истерике топать ногой, заваливаться куда-то вбок, или жалобно просил остановиться, потому что у него уже живот болит. И все чаще и чаще, Игорь завороженно смотрел на это действо и думал: «Потрясающе. Десять лет прошло, а ему каждый раз смешно, как в первый». Своему же странноватому желанию Стаса рассмешить до колик Игорь давным-давно не удивлялся. И лишь иногда, сказав что-то мерзкое или странное, он сталкивался с обратной стороной Стасовского воображения.***
— Те, кто говорит, что не дрочит, дрочат в два раза больше, — припечатал Стас, подняв руку. Для весомости своего аргумента. Игорь, позабыв давно уже о гостях, пялился на него через темные стекла очков, — словно что-то видел вообще в них при таком-то дерьмовом освещении, — и что-то тщательно обдумывал. Здесь Стасу стоило бы, конечно, заволноваться. Когда Лавров что-то обдумывает, ничем хорошим это обычно не заканчивается. Особенно, для самого Стаса. — Я дрочу… — Не. Поздно, бро, — улыбнулся Стас. Игоря вообще сложно было подловить, но в этот раз он справился. И гордился, блять, собой. Имел право. — Твоей рукой. Петух, — добавил Игорь. И тут же начал как малолетка отбазариваться тем, что Стас тоже не говорил, что дрочит. Но Конченкова уже передернуло. Прошило насквозь, через все существо. Мозг лихорадочно заработал, выкидывая картинки, одну за другой. Вот же муда-а-ак, блять. Пальцы на руке, — правой, сука, ну конечно же правой, — свело судорогой. Излишне живое воображение — это гребанное проклятье, а не дар, понятно? Ведь «твоей рукой» в контексте разговора о дрочке, вызвало даже не ряд картинок. Не просто прикольное порно-видео с участием Большого Русского Босса. Это же даже не просто «подрочить». Это именно взять в руку, — его, Стаса, руку, — член. Чужой член. Не просто даже «чужой», господи-боже, член Игоря. Стас трижды проклял все гримерки, в которых они переодевались после концертов. Общие гостиничные номера, тесные купе, души. Все те походы на речку в подростковом возрасте, и даже тот раз в сауне на дне рождения Ресторатора. Ладонь занемела, отнялась. Стала словно чужой. Он посжимал ее в кулак пару раз, растер с силой большим пальцем другой руки каждый палец от центра ладони. Хрустнул громко суставами. Не помогло. Ладно, представить абстрактный член в вакууме было бы гораздо тяжелее, чем член Игоря, и в других обстоятельствах. Потому что Стас, — спасибо, блять, крепкой мужской дружбе, — отлично знал, как этот самый член выглядит. И теперь, когда он знал, представить его тяжесть на ладошке, сухую бархатистость кожи под подушечками пальцев, влажность головки, было делом всего трех секунд. После чего доброе воображение дорисовало смуглую большую ладонь Игоря, крепко и горячо сжимающуюся поверх его пальцев, и Стасу захотелось вскочить, съебаться с площадки. Вот прямо сейчас. Но уйти было нельзя. У них после Пошлой Молли еще, — какая ирония, просто уссаться можно, — Милонов. А он тут о членах думает. Конкретном таком члене. И о том, к чему он крепится. Стас хотел было прикрыть лицо руками, чтобы хоть как-то укрыться от навязчивых мыслей, но в последний момент отдернул ладонь, — правую, ну конечно же, сука, правую, — и спрятал в карман. Как же он ненавидел этого мудака.***
— Да хули ты делаешь там? — спросил Игорь и снова забарабанил кулачищем в дверь толчка, — Дрочишь, что ли? — Да иди ты нахуй, — наконец отозвались приглушенно с той стороны. Без перерывов шумела вода в раковине, и Лавров уже начал беспокоиться, не похуевило ли Стасу внезапно, с его-то панкреатитом. Или он все-таки дрочит. — Да ладно! — восхитился Игорь, чувствуя, как скулы от широкой лыбы сводит. Издеваться над Стасом было практически так же весело, как наблюдать за его ебучим хохотом, — Настолько Кирюха Бледный приглянулся, да? Он еще не успел уйти. — Бля, Игорь, отъебись. Че ты до меня доебался? Прозвучало так, словно Стас там на грани истерики, или нервного срыва. Что бывало редко, и очень-очень плохо кончалось. По ебалу получать как-то сегодня не входило в его планы, так что Игорь сжалился. — Дверь открой, чучело, — мягко попросил он. Шум воды, наконец-то, стих. Раздался тяжелый и обреченный вздох, а за ним и щелчок дверного замка. — Ну, чего тебе? — недовольно спросил Конченков, распахнув дверь. И у Игоря отлегло. По крайней мере, он тут не загибался от боли в желудке, — Понос, что ли? — Да разве что у тебя, братишка, — хмыкнул Лавров и переступил порог туалета, так и не дождавшись великодушного приглашения, — Хули ты торчишь тут уже пятнадцать минут, а? Довольно просторная комнатка с туалетом и раковиной, теперь, когда они втиснулись сюда вдвоем, стала невыносимо тесной. Игорь вдобавок, чтобы наверняка отрезать все пути к отступлению, еще и дверь за собой прикрыл. Хорошо хоть, он без шубы. А то здесь вообще места не осталось бы. Стас, загнанный в угол, стушевался. Поглядел злобно исподлобья, словно Лавров на его любимые белые кроссовки наступил, а потом еще и щенка у него на глазах пнул. Передернул худыми плечами. Отвечать он явно не собирался. Игорь вздохнул. — Да ладно тебе, Стас, — протянул он, облокачиваясь о стеночку возле раковины устало, — Че такое? Тебе хуево? — Нет, — отмахнулся Конченков, и почему-то нахмурился еще сильнее, — Я руки мыл. — Пятнадцать минут подряд, конечно, — фыркнул Игорь, скользнув взглядом по тощим, опущенным вдоль туловища рукам, и тут же осекся. Правая ладонь реально была малиново-красной, словно Стас ее наждачкой натирал, — Ты ебанулся, что ли? — Это ты ебанулся, гондон, блять, — взвился Стас, и снова резкими психованными движениями врубил кран. Щедро нажмякал себе из мыльницы розовой жижи и принялся активно взбивать пену по всей ладони. Правой, — Ненавижу, блять, тебя. — Да че я-то сделал? — хохотнул ошарашенно Игорь, взволнованно наблюдая за этой жесткой помывкой. Отвлеченно подумал, какая это дикая хуйня, и вдруг, как кусочки паззла, в его голове постепенно начали сходиться факты. Правая ладонь, Игорь в чем-то виноват, Стас психует и злится. Мыло еще это ебучее. Лавров фыркнул и тут же заржал, как сука последняя, в голос. Стас злобно зашипел, не поднимая головы: — Заткнись, пожалуйста. — Ой, бля-я-я, — Игорь от смеха икнул и закашлялся, — Представил, что ли? — Иди нахуй. Стас, то ли от злости, то ли реально от смущения, покраснел. Что только рассмешило Лаврова еще сильнее. — Да ладно, че ты! Ну, — он подался вперед, к Стасу, и прижался поближе к худому боку. Склонился к красному, точно от смущения, уху и заговорщически зашептал, — Расскажи, как оно? — Да я тебе въебу сейчас, пидор! — Стас попытался было отпихнуть его локтем, но фокус не сработал. Игорь стоял гребанной скалой. — А-а-а, ну да, конечно, — веселью его не было предела, — Члены ты представляешь, братан, а пидор я. Хорошо придумал. Стас злобно и затравленно зыркнул на него, продолжая намыливать и растирать руку. Игорь вздохнул мысленно, ну что за идиот, а? Он хотел уже потянуться и остановить Конченкова от этого бессмысленного намывания, выглядело пиздец болезненно, когда в дверь аккуратно постучались. Скрипнули металлические петли, и в проеме показалось лицо Фадеева: — Парни, у вас тут все нормально? Снимать надо. — О, гляди-ка, — обернулся Игорь, — и Фадея на разговоры о членах притянуло! Стас продолжал хмуриться и мылить ладонь. Лавров сделал небольшой шажок в сторону, полностью закрывая его от двери. И от вездесущего взгляда их диджея. — Съебись, братишка, пожалуйста. Дима непонятливо и обиженно нахмурился, но съебал. И дверь, на всякий случай, плотно закрыл. Ну нахуй разговоры этих двоих о членах, правильно? Стас устало вздохнул и закрыл кран. Стряхнул с длинных пальцев оставшиеся капельки, и все колючие смешинки пополам с волнениями застряли у Игоря в горле. Не совсем понимая, чего делает-то вообще, он перехватил руку Стаса, — правую, — за тонкое запястье, и сам удивился насколько малиновая чистая ладошка меньше его собственной. Совсем чуть-чуть, просто она уже и слегка другой, вытянутой, формы. Но в своем кулаке Игорь мог эту ладошку спрятать, целиком. Стас застыл, во все глазища свои пялясь на Лаврова в отражении зеркала. Игорь сжал осторожно ломкие пальцы, провел подушечкой большого по чувствительной коже. — Ты чего делаешь? — не своим голосом спросил Стас, облизывая пересохшие тонкие губы. Игорь вскинулся, как четырехлетка, которого поймали за воровством конфет из буфета. Аккуратно, по одному, разжал пальцы. Посмотрел на Стаса серьезно: — Что, так противно? Конченков, замявшись, мотнул башкой и снова вцепился пальцами в свою правую ладонь, растирая ее до красноты. — Нет, — все-таки сказал он. Помолчал и добавил, — Это просто…ощущение. — Ощущение? — Да, блять, ощущение, — снова выбесился Стас, сжал ладонь в кулак, разжал и поглядел на Игоря отчаянно, — Типа, я чувствую это, понимаешь? — М-м-м, — протянул Игорь. Да, он понимал. Поэтому и сделал полшажка за его спину, уложил руки на угловатые плечи и скользнул вниз. По худым предплечьям, до запястий, расцепил его пальцы и стиснул крепко в своих ладонях. Вжал Стаса всем телом в многострадальную раковину, чтобы не убежал, ткнулся подбородком в неудобное костлявое плечо. Ему хотелось сказать какую-то глупость, вроде, «смотри, я тебя держу, все в порядке». Но. Он подмигнул отражению заговорщически: — Могу дать потрогать, хочешь? — Нет. Не хочу, блять. Стоило отдать Стасу должное, ни один мускул на его лице не дрогнул. Что, кстати, и выдало его с потрохами. Эх, актер погорелого театра. Столько усилий, и на что? У них за плечами была пара сопливых пьяных признаний в вечной любви. И несколько, не менее пьяных, поцелуев. Они оба тупили, медлили, ходили кругами, и только на прошлой неделе торжественно случился первый трезвый поцелуй, который походил больше на детсадовский «чмок». Стас вообще чуть не промахнулся мимо его губ. Они, кстати, его отпраздновали, сразу же ужравшись в говнище. Но так близко к теме членов они еще не подбирались. А, видимо, стоило. Чтобы Стаса невинная шутка не заставляла стирать кожу на ладони к хренам. Так что, нет. Игорь так просто не отступится. — Почему правая? — вдруг спросил он. — Чего? — Ну, если ты будешь стоять напротив, — левая ладонь Игоря горячо скользнула вверх, к острому локтю, поднимая худую руку Стаса чуть выше, для наглядности, — Мне с твоей левой будет удобнее. Стаса, зажатого между керамикой раковины и твердым телом Игоря, хорошенько и крупно тряхнуло. И наконец-то отпустило. — Но я не напротив, — выдавил он, забыв, что надо как бы вырываться, отстаивать свою честь. Пальцы правой руки, все еще зажатые в ладони Игоря, расслабились, переплелись с его пальцами. Лавров улыбнулся. — А мы ничего и не делаем, братишка, — спокойно ответил он, глядя твердо ему в глаза, зрачками в разлетевшиеся по ореховой радужке зрачки, — Правильно? — Ага, — слишком быстро согласился Стас, не выдерживая и опуская взгляд на их переплетенные пальцы. Отвлекся. Лавров улыбнулся шире, пока этот идиот не видит, и осторожно, контролируя тон голоса, спросил: — А почему не «ебать тебя в рот»? — Че ты, блять, сказал? — запоздало охуел Стас, вскинувшись. Судорожно дернул зажатой рукой, но Игорь не отпустил. — Почему «дрочу твоей рукой», а не «ебать тебя в рот»? Стас весь вытянулся, вытаращился, распушился, как кот, вставший на дыбы, и тут же, рефлекторно, с силой, вырвал ладонь и прикрыл ей тонкие губы. Конечно же, правой. Понял, что делает, покраснел густо и вывернулся из цепкой хватки, распихав Игоря локтями. Прорычал: — Да это я тебя в рот выебу, пидор, — и стремительно съебался из туалета, хлопнув дверью напоследок. Только тогда Лавров позволил себе тихонечко расхохотаться. Всему свое время, конечно. Смотреть, как Стаса разъебывает с тупых шуток, естественно, было его любимым занятием последние лет десять. Но теперь… Игорю никогда не надоест.***