Так сладко замерзать.

      Черт. Нет. Не мог. Не за четыре года. Не получится. Все рухнет. Убьет. Отказ. Который раз все сводится к отрицанию?.. Я.. я словно в тумане просыпаюсь ночью и снова открываю настежь окно. Мне приятно ощущать леденящий мороз, что проходит по коже. Так сладко замерзать. Я не замечал как начинал плакать, но это понятно. Вся сосредоточенность была направлена на мои мысли.       Я думал, что забит чем-то, и если проветрюсь, то смогу принять адекватное решение. Но нет. Снова ничего не получается и в слезах я дрожу у открытого окна посреди глубокой ночи. Я не мог объяснить то тепло, что грело меня, я хотел чтобы оно не заканчивалось, словно костер в полярную ночь, потому продолжал думать о нем.       Каждый его взгляд на меня, каждый жест, каждое движение мне казалось таким красивым, прекрасным, словно сияющим. Я мечтал обнять его, я был готов на морозе стоять в домашней майке, но лишь бы обнимать его, только его и никого более. Мне не нужно ничего. Ни воздуха, ни еды, ни чего-то еще. Он стал моим кислородом, он стал тем, кто способен одной улыбкой вызвать фонтан. Фонтан моих эмоций и тот румянец, что я замечал после февральских прогулок.       Сердце колотится, я понимаю, что скоро возьмусь за канцелярский нож, если продолжу держать это в себе. Это чувство.. оно такое теплое, но словно разъедает изнутри. Выпивает всю кровь, опустошает, затем снова наполняет бабочками, после чего убивает их вновь, заставляя меня давиться гнилью отторжения.       Подростковая влюбленность романтизирована, потому описывается лишь как кружащий голову этап, проходящий быстро. Нет. Совсем не так. Это.. нечто настолько глубокое, что с этой глубиной не сравнится ни одно ножевое ранение, ни один порез, ничто. Это может длиться так долго, что бабочки-однодневки могут лишь позавидовать.       Такие теплые чувства способны не только согреть, но и спалить тебя дотла. Гореть.. так больно. Словно изнутри все постепенно превращается в пепел, похожий на прах от давно погибших бабочек. Они могут взлететь вновь, но лишь чтобы умереть в момент осознания. В самый ужасный момент.        Я хотел верить, что мои чувства пройдут. Я знал, что это пройдет, но.. каждый раз, когда я думал о растворении той любви, она словно становилась сильнее, и вновь по гортани и в желудок лилась кипящая желчь. Возможно это из-за того, что я слишком давно не ел, но я не мог иначе. Только он приносил мне насыщение и спокойствие. Только в его присутствии я чувствовал себя живым.       Без него же я являлся куклой. Словно воплощением тех чувств, что крутились в моей голове. Мной словно кто-то управлял, что-то.. теплое. Снова этот пожар в моих руках и груди, и снова я не могу встать за водой, дабы потушить это. Я понимаю, что у меня подкосятся ноги и я не дойду.       Головокружение при виде него казалось обыденностью. Я готов был упасть и сломать в щепки свои ребра, лишь бы он нес меня до скамейки на руках. Моя любовь в любой момент могла переступить черту и стать нездоровой одержимостью, но я пытался контролировать это. Я честное слово пытался.       Точка невозврата была достигнута, когда до нервного срыва в порыве истерики остались считанные секунды. Я понял, что кипяток, состоящий из желчи во мне скоро начнет литься через край, и я сгорю. Я просто расплавлюсь.       Вытирая слезы обветренными от них же руками, я на полусогнутых дрожащих ногах спустился вниз по лестнице, и, шатаясь от голода и недосыпа, распахнул дверь, ощущая на коже тот же самый холод.       Ранний апрель, но морозный воздух все так же обветривал губы. Мои волосы впитали в себя расцветающий озноб, отчего по телу пробежалась дрожь. Я понял, что пожар внутри начал остывать, а слезы заканчивались, но это не означало, что я перестал гореть.       Вывалившись на крыльцо, я осмотрелся, понимая, что в край обезумел. Нет, этот огонь не заставит меня сдвинуться с места. Я слишком слаб чтобы ему подчиняться. Но думая об этом, я не заметил как шаг за шагом начал отдаляться от двери.       Ощущая пульсирование ран на запястьях, дрожь в коленях и холод во всем теле, я обращал внимание лишь на полыхание изнутри. Я снова куда-то бегу, мои ноги снова меня не слушаются, да и мне кажется, что я сам разделился на две части. Мои чувства начали обретать контроль, но из глаз текли не только слезы отчаяния, но и слезы боли.       Болело все. Запястья, глаза, ноги, голова, этот звон разносился эхом внутри черепной коробки. Так хотелось упасть в его объятия. Упасть и отключиться, наконец позволить себе раствориться в кипящей крови. Меня грел только внутренний огонь. Лишь это пламя осталось при мне, учитывая то, что я выбежал в домашних тапочках, легких спортивных штанах и футболке.       Меня начал обжигать холод, хотя я понимал, что уже близко. Я совсем рядом с ним. Еще немного, и я.. нет, не отключусь, только не темнота в глазах, только не снова. Я не могу упустить этот момент, я решился. В голове снова что-то зазвенело. Опять и опять, словно заевшая пластинка внутри повторялся оглушающий звон.       Это же чувство я испытывал при первой встрече с Алисой. Почти такое же чувство. Тело парализовал не только холод, но еще и страх того, что это повторится снова. Сердце бешено заколотилось, разгоняя во мне оставшуюся кровь. Распахнув глаза, я снова рванул, боясь, что не дойду до его дома.       Слезы покрылись неким инеем, что странно, ведь на улице семь градусов. Может быть я выдумал этот иней, прямо как Алису, но сейчас важно было сконцентрироваться на другом. Пожар. Признание в любви. Как только пронеслась мысль об этом, вновь зазвенело в ушах.       Так хотелось упасть ему на руки, я так устал контролировать тело, что хотелось рассыпаться пеплом на ветру, лишь бы снять эту ношу. Трясущимися обветренными руками я постучал в дверь, боясь лишний раз вдохнуть, дабы не вырубиться раньше времени.       Я снова вижу его лицо. Он снова смотрит на меня, я ощущаю полыхающее внутри пламя. Понимая, что в моих глазах слишком много слез, а день очень быстро сменяется ночью, я попытался выдать максимально складно, но так, чтобы даже после смерти мне не было стыдно за эту фразу       —Рома.. – лишь сейчас я понял что мой голос дрожит, но попытался последние силы потратить на то самое «обаяние», которое ему во мне нравилось. Я, шатаясь, смотрел ему в глаза, замечая в них странноватое для меня удивление — Я влюблен в тебя до безумия – понимая, что достигнута точка невозврата, а сил у меня все меньше и меньше, постарался продолжить — При мыслях о тебе у меня кружится голова. Ты прекрасен. Ты мой луч света, и только ты способен подарить ощущение того, что я все еще живу. Я люблю тебя, Ром... – в глазах потемнело окончательно.       Я понял, что могу умереть, но лишь бы это произошло на руках Пятифана. Я так хотел ощутить его поцелуй, пусть и уже на холодной коже, но я так этого желал... Ни один обморок не сравнится с этим. Если отключаться от озноба и голода было мерзко, ведь я проявлял слабость, то отключиться после признания в любви.. так.. волшебно...       Внутри вновь летали бабочки, я ощущал то, как они хотят разбить мои ребра, и даже не был против, желая умереть на его руках. Только на них, и нигде более. Я надеялся, что он обнял меня, и пусть после этого выкинул бы на мороз, я просто хотел еще раз ощутить его руки на своей талии. Было так приятно об этом думать. Было так сладко замерзать.