Предназначенные

      Бабушка Ло поговаривала, что Гу Сян родилась с красной нитью на запястье. Родители и все остальные члены семьи это отрицали, конечно, мол — девочка была самым обычным младенцем. Но про то, что красная нить у неё на руке есть столько же, сколько её все помнят, тоже говорили. Как в их представлении сочетались два совершенно противоположных наблюдения, Гу Сян не понимала.       Но факт есть факт — на правой руке Гу Сян алел тонкий изящный браслет из нити и нескольких стеклянных и металлических бусин. Украшение выглядело очень аккуратно и всегда чисто, по каким бы полям, лесам или грязным улицам она не носилась. О том, чтобы снять нить, Гу Сян никогда даже не задумывалась. А с теми, кто хотел это сделать сам, она готова была драться насмерть. А в драках она всегда была хороша.       Словом, эта нить никогда не покидала руки Гу Сян, и её это ни капли не смущало и не расстраивало.       Куда больше её тревожило сосущее чувство пустоты где-то внутри. Оно всегда было с ней, не оставляло ни на секунду… Однако ночью, когда она просыпалась после смутных кошмаров, наполненных ядовитой ненавистью и всепоглощающей яростью напополам с горькой обидой и удушающей болью, это чувство становилось невыносимым. Лишь когда из памяти стирался бесконечный круговорот крови-смерти-мечей, алых-голубых одежд, свадебного головного убора, падающего к чьим-то ногам и белоснежного веера, рассекающего воздух, подобно острейшему лезвию, Гу Сян вспоминала, что сейчас уже двадцать первый век, и она никак не может знать никакого смешливого юношу в светлом ханьфу.       Осознание этого никак не мешало ей по нему скучать.              Один из её родственников — надо заметить, самый подозрительный — говорил, что это память её прошлой жизни. Братец Вэнь — будто бы никогда не стареющий мужчина с короткой стрижкой на белоснежных волосах — любил говорить запутанно, витиевато, всегда сыпал множеством сложных цитат или стихами собственного сочинения, но на старинный манер. Он не общался ни с кем из семьи, кроме неё и бабушки Ло. Более того, никто точно не мог сказать, кому именно и каким родственником он приходится. Но, несмотря на это, Вэнь Кэсина в семье Гу любили, особенно родители А-Сян.       Супруга Вэнь Кэсина же немного побаивались. Гу Сян, кстати, совершенно не понимала, почему. Чжоу Цзышу выглядел в разы безобиднее своего мужа. Просто обычный учитель боевых искусств, чуть ниже братца Вэня, с тёмными волосами ниже плеч.       И да, он тоже любил всё списывать на прожитые раньше жизни.       Если это так, то Гу Сян не хотела знать, чем прошлая закончилась у неё.       Потому что единственное хорошее, что она помнила из этих снов-видений — статный мужчина (её брат?) и красивый юноша, руку которого она не хотела бы отпускать никогда.       Гу Сян не помнила его лица — лишь смутные, размытые черты. Она не помнила его имени — лишь отзвуки мягкого «дагэ».       Но когда на фудкорте огромного торгового центра она столкнулась с Цао Вэйнином, Гу Сян уже знала. — Это ты.       Он, может, и выглядел иначе — не такие длинные волосы, и вместо ханьфу джинсы с рубашкой, но улыбка точь-в-точь, как тогда, и свет в глазах не изменился. — Это я, — ответил он ей. — И ты.       На запястье у него тоже болталась тонкая красная нить. А на лице было глупейшее выражение — словно он впервые в жизни увидел звёзды, словно Гу Сян зажгла их для него.       Они впервые столкнулись на фудкорте огромного торгового центра, но уже знали друг друга так, словно прожили вместе сотни лет.              Когда все заговорили о свадьбе, Гу Сян и Цао Вэйнин впервые поссорились со своими родными.       Потому что они боялись свадьбы.       Вэйнин кричал на своего дядю, Гу Сян — на мать (потому что бабушка Ло её поддерживала и не спорила, как и братец Вэнь — он, кажется, вовсе готов был драться за неё с семьёй). — Ты же хочешь стать госпожой Цао, А-Сян?! — в конце концов, всплеснула руками мать. — Я уже много веков как госпожа Цао! — выкрикнула она в ответ и тут же осеклась. — Нет… Точно, мы же не успели.       И Гу Сян уже не волновало, что этой фразой она напугала мать — ей просто захотелось увидеть Вэйнина. Убедиться, что он жив.       Учитывая, что он первый ей позвонил, едва не панически спрашивая, всё ли хорошо, он чувствовал то же самое.       Гу Сян сбежала из дома, не в силах смотреть на расстроенную мать, и вовсе не была удивлена, услышав из-за спины голос братца Вэня. — Обещаю, твоя свадьба будет лучшим праздником в твоей жизни. И все пройдёт хорошо… Клянусь. — Но только если ты этого хочешь, — добавил спокойно братец Чжоу, словно говоря о погоде. — Если хочешь ты и Вэйнин.       Они, честно, не знали, хотели ли, и потому панически меняли свое мнение каждые несколько месяцев на протяжении почти двух лет.       И когда они, в конце концов, решились, именно Чжоу Цзышу и Вэнь Кэсин (с периодической поддержкой бабушки Ло) взяли на себя всю ответственность за свадьбу, начиная от оплаты и заканчивая цветом салфеток.       И если этот день не был идеальным… Нет, он был лучшим по мнению Гу Сян, даже если что-то и шло не так (к примеру, братец Вэнь, уронивший на себя трехъярусный торт) — А-Сян… Мы поженились. — Да, Цао-дагэ. Наконец-то.