Театр одного актёра

Гости подъезжали к зданию театра. Выходя из машин они направлялись к распахнутым тяжелым дверям. Проходя градеробную, и поднявшись по мраморной лестнице, гости попадали в прекраснейший зал. На высоком потолке висела круглая огромная хрустальная люстра, заливавшая помещение теплым приглушенным светом. Многочисленные стулья, обитые черным бархатом, поблескивали позолотой. Черные ковры с золотыми узорами устилали проходы между рядами. Огромная сцена, закрытая темно-бордовыми кулисами, освещалась несколькими прожекторами. Гостей было уже много, поэтому в зале стоял гул. Они разговаривали, смеялись. В этом шуме никто и не заметил как немного отдернулась тяжелая ткань кулис. Заглядывая в маленькую щель парень наблюдал за публикой: вот дама в пышном красном платье, она была необычайно красива, но ее руки покрывали глаза, которые она старалась спрятать за кружевными перчатками; недалеко от нее был статный мужчина в строгом костюме, у которого отсутствовало полголовы, а рядом бегал мальчик, чья шея была развернута на сто восемьдесят градусов. И каждый гость был таким: кто-то очень высокий и со слишком длинными конечностями, у кого-то до пояса отвисала челюсть, чье-то лицо было изуродовано ожогами. Юноша уже не первый раз выступал перед этой публикой, но почему-то он каждый раз страшился выхода на сцену. Словно чувствовал, что ему не удастся вжиться в сегодняшнюю роль, что ему не поверят, ведь он сам не верил своей игре. Свет в зале стал потихоньку гаснуть, зрители затихли. Кулисы медленно раздвинулись и на сцене показались актеры в пестрых костюмах и забавных масках. Представление длилось довольно долго. Публика постоянно подбадривала и благодарила актеров аплодисментами, а в конце представленияя на сцену кто-то с первых рядов кинул букеты. Вскоре публика разошлась и стало не так шумно. Юноша медленно ушел за кулисы, постоянно смотря по сторонам. Актеры, его коллеги, все были абсолюно одинаковые: у всех одинаковый рост, телосложение, у каждого короткие мышиного цвета взъерошенные волосы, абсолютно одинаковые жесты, голос. Различались только костюмы и маски. Скинув с себя мантию и корону, оставшихся от роли, парень спустился в гримерку - маленькую комнату с жесткой кроватью и старым зеркалом, которую освещеала тусклая лампа. Сев перед зеркалом, он аккуратно снял маску. На краях маски осталась кровь. Юноша поднял голову и уставился на себя. Сейчас вместо пластмассого, разрисованного красками лица у него было ничего - черный овал, в темноте которого можно было различить темно-синие, словно сапфиры, глаза. И как только парень снял маску, шум доносившися со сцены сцены сразу затих. Он остался один. Достав из ящика стола другую маску, он натянул ее на себя. Эта маска была ужасна: во многих местах были неаккуратные швы, трещины, кое-где она была затита клеем. Посмотрев в зеркало юноша увидел не себя, а фальшифку, лишь образ. На его глазах появились слезы, он попробовал резко сдернуть с себя это уродство, но маска уже приросла и отдирать ее было чрезвычайно больно. Эту маску он надевал после каждого представления и перед каждым спектаклем срывал сквозь слезы ее с себя. Он не знал была ли эта маска его настоящим лицом. Когда-то наверное была, до того как он решил в корни изменить свою роль. А когда все закончилось провалом - он остался ни с чем. Уже который год он подбирал себе лицо, но даже с помощью всех этих ролей найти настоящее среди этих подделок было невозможно. Юноше кое-как удавалось заполнить пустоту игрой на сцене. Он играл каждого персонажа, вживался в каждую роль, но чувство фальши его не покидало ни на секунду. И стоило только ему остаться одному, как все его качества и чувства рассыпались. От самого себя у него осталось ничего. Он был единственным актером в огромном театре. Театр был прекрасен и настолько же фальшив. Он возвышался над другими постройками. Золотые узоры блестели в закатном свете, отбрасывая блики на серые, тусклые дома. И чем дальше от театра, тем более блеклыми они становились. Пока, в конце концов, вообще растворялись в тумане. Жизнь, чувства, эмоции, пусть фальшивые и наигранные, существовали только в здании театра и зависили от одного единственного актера и его масок.