***
Утро начинается не с кофе. Для Субина оно начинается с пробуждения посреди бумажного завала, над которым он корпел всю ночь, заснув только под утро, и с крика отчаяния, которым, наверное, он сильно пугает соседей. Потому что часы показывают начало восьмого, когда в семь парень обычно уже собран и отправляется на работу. — Уродское уродство! — шипит Субин, спеша в ванную. Душ и умывание занимают рекордные три минуты, после чего парень наскоро одевается и хватает первую попавшуюся булку из холодильника, закидывая её в сумку, где уже собраны все отчётные документы и проект, и выбегает из квартиры, едва не забывая её запереть. Но только на улице, уже у машины, Субин понимает, что ключей от неё нигде нет. Он в панике обыскивает сумку и карманы пальто, но тех словно след простыл. — Я ненавижу этот день, — воет парень, срываясь на бег до ближайшей остановки, и запрыгивает в уже отъезжающий автобус. Но тот по классике жанра встаёт в пробку, из-за чего Субин, нервно глядя на часы чуть ли не каждую минуту, самолично сжигает все нервные клетки, которые ещё остались в живых. И на работу он, конечно, опаздывает. Не на час и не на два, но на добрых пятнадцать минут, которых хватает, чтобы босс три шкуры спустил с и без того полуживого парня. Однако всё это становится только началом проблем. Потому что сначала Субин получает очередную порцию завалов на работе с сиюминутным дедлайном. Потом у него ломается принтер, из-за чего ему приходится бегать на другой этаж за каждой распечаткой и копией. Затем босс от и до критикует его проект, придираясь к каждой мелочи, и в итоге у Субина на лице не проскакивает даже тени радости от чудом принятой работы. А дальше у него предательски разряжается телефон, зарядки к которому, конечно, ни у кого с собой не оказывается. Неприятности преследуют его даже во время обеда — в ближайшем кафе, куда обычно ходит весь их офис, именно в этот чёртов день ломается кофемашина, и Субину не удаётся выпить любимого эспрессо и взбодриться хотя бы немного. Но апогеем неудач становится чай, пролитый на его рубашку официантом, и парень окончательно проклинает этот день. Он со всех ног бежит в торговый центр через дорогу и в первом попавшемся магазине покупает рубашку, в спешке переодеваясь в туалете, и с опозданием приходит ещё и с обеда, так нормально и не поев и устало падая в рабочее кресло в надежде успеть разделаться с работой до конца дня. И в шесть часов Субин, голодный, злой и уставший, наконец сдаёт все документы начальству, получая бонусом нагоняй за долгую возню с ними, и последним уходит из офиса, еле переставляя ноги. А когда оказывается на остановке, понимает, что оставил в рабочем столе свой кошелёк, и даже картой с телефона расплатиться за проезд сейчас не может, потому что тот разрядился ещё до обеда. Вздыхая от отчаяния, Субин разворачивается и отправляется домой пешком через весь район, пока хмурое осеннее небо заливается темнотой. Парень проходит несколько улиц, угрюмо глядя себе под ноги и тихо ненавидя весь мир, и доходит до подземного перехода через огромную магистраль. Плавно уходящей ступеньками вниз бездной предстаёт он перед Субином, а слух неожиданно беспокоит приятная гитарная мелодия. Навострив уши, Бин даже немного оживляется, спеша спуститься вниз, и идёт по переходу, замечая посередине у правой стены какого-то парнишку с гитарой в руках. Субин подходит ближе и замедляется, разглядывая крохотного худенького парня, рядом с которым даже его относительно небольшая гитара кажется огромной, а затем и вовсе останавливается. Он взглядом скользит по его хрупкой фигуре, задерживаясь на сосредоточенном, но в то же время немного безмятежном лице, а затем — на пальцах. Они, тонкие и изящные, словно высеченные самым искусным мастером из светлого мрамора, умело перебирают струны, бегая по ним в своём ритме, и высекают чистую, нота в ноту мелодию, которая находит отклик в сердце Субина, давно знающего песню, а мягкий и глубокий голос волнами разносится по переходу, стучась в холодные души редких прохожих и мимолётно согревая их своим теплом. Ещё не рассвет даже, Пусть утром она расскажет, Как в город большой где-то Меня занесло к ним ветром, Как встретились вдруг два взгляда, Стоявших в метро рядом, Как шли мы по тротуарам По улице Сталеваров… Субин не двигается, каждой клеточкой тела впитывая мелодию и наизусть выученные слова песни, и не замечает, как на припеве сам начинает подпевать. Ветер дул не туда, Мы не встретились никогда. Но когда спать пора, Тени наших душ ходят по дворам… Заслышав ещё один голос, гитарист вскидывает голову вверх, смахивая длинную чёлку с глаз, и устремляет взгляд на парня, что стоит у стены напротив и в упор смотрит на него, тихо подпевая и устало улыбаясь. По улице Сталеваров Обнявшись, гуляли пары, И мы среди них тоже, Похожи на всех прохожих. Текли реки под мостами, И голос через динамик Из окон открытых настежь С тобой обещал нам счастье… Субин находит взгляд гитариста только к следующему куплету, отрываясь от разглядывания его рук, и только сейчас замечает, насколько тот красив. А особенно глаза — блестящие, живые, цвета его, Субина, любимого эспрессо. Ветер дул не туда, Мы не встретились никогда. Но когда спать пора, Тени наших душ ходят по дворам… Вы циникам злым не верьте - У вечной любви нет смерти, И нету весны краше, Чем в городе грёз нашем. Где очень тепло ночами, Где будем в конце самом, Где в грязном окне трамвая В тумане мой дом тает. С каждой строчкой песни гитарист улыбается всё шире, а парень напротив улыбается ему в ответ. Ветер дул не туда, Мы не встретились никогда. Но когда спать пора, Тени наших душ ходят по дворам… Песня заканчивается слишком быстро, и переход наполняют последние аккорды мелодии, после которых гитара с грустью замолкает. А Субин молча отталкивается от стены, на которую облокотился, выгребает из кармана остатки денег и кладёт в чехол от гитары у ног гитариста. — Прости, приятель, это всё, что у меня есть, — виновато пожимает плечами Субин, мысленно отмечая, что оставил бы не мелочь, а парочку крупных купюр, если бы не забыл кошелёк на работе. — Но играешь и поёшь ты невероятно. — Спасибо, — расцветает парнишка, смешно морща нос от смущения и тихо смеясь. — Я, честно признаться, впервые вижу человека, который бы подпевал уличным музыкантам в переходах… — Просто это одна из моих любимых песен, — улыбается Субин, чуть ослабляя ненавистный галстук на шее. — Моя тоже, — довольно тянет гитарист, слегка склоняя голову и пряча глаза за длинной чёлкой, не выдерживая изучающего взгляда напротив. И вроде бы Субин был злой, уставший, голодный… Но отчего-то хочется ещё ненадолго задержаться, спеть ещё что-нибудь дуэтом с этим милым парнем, а лучше — просто послушать. Но тот и сам неспешно собирается домой, выудив весь свой небольшой заработок из чехла и убирая туда гитару. — Уходишь? — с ноткой грусти в голосе спрашивает Субин. — Да, хотя сегодня даже немного задержался, — кивает парень, закидывая инструмент за спину и шагая к выходу из подземки вместе с Субином. — Обычно я ухожу до темноты, — вздыхает он, выходя из перехода и замечая, что на улице уже почти стемнело. — Далеко живёшь? — невзначай интересуется Бин, подмечая, что осень быстро берёт своё, и день действительно становится всё короче. — Да нет, не очень, — отвечает гитарист, продолжая идти в одну с Субином сторону. — Меня, кстати, Бомгю зовут. — Субин, — отвечает парень, протягивая руку, которую с энтузиазмом пожимают в ответ. — Вот и познакомились. Бомгю коротко смеётся, а Субин улыбается, глядя на него — тот выглядит, как самый настоящий луч солнца посреди затянутого тучами неба, и освещает округу своей беззаботной улыбкой. Они долго не расходятся, продолжая идти в одну сторону и болтая о каких-то пустяках и рандомных мелочах — о погоде, о песнях, о невкусном кофе из кофейни на соседней улице, об истеричном начальнике Субина и о мизерной вузовской стипендии Бомгю (который оказался совсем ещё юным двадцатилетним студентом), из-за которой он и играет в переходе после учёбы. А Субина не покидает мысль, что это была судьба, в которую он, вообще-то, не верит. Точнее, не верил до сегодняшнего вечера, в который вселенная так чертовски кстати подбросила ему мимолётный кусочек уюта и тепла, рядом с которым Субин даже умудрился на время забыть об усталости и крайне неудачном дне. И, возможно, он даже сказал бы этому дню спасибо — если бы не испорченная рубашка, которую Субин очень любил. Расходятся парни на углу улицы, когда Бомгю сворачивает к магазину, чтобы прикупить чего-нибудь к ужину на заработанную мелочь, а Субин, махнув рукой на прощание и пожелав удачи, устало плетётся к себе домой. И с лица его до самой ночи не сходит мягкая улыбка, потому что даже садюга-сосед, видимо, решил разок сжалиться и не беспокоить Бина ни музыкой, ни ремонтом.***
Счастливый, но такой чуткий сон Субина длится ровно до шести тридцати утра. Потому что именно в это время его заставляет открыть глаза чересчур громкая беготня и топот соседа сверху и непонятный шум с грохотом, как будто у этого идиота всё время что-то падает на пол. Причём, похоже, где-то в одном и том же месте. Глянув на часы на прикроватной тумбочке, парень зависает на пару секунд, переваривая информацию, а затем с агрессивно громким рыком соскакивает с постели. Злобно ворча, Субин прямо как был, в одних только спортивках, надевает шлёпанцы и походкой гопника, идущего на разборки, вылетает из квартиры и поднимается наверх с твёрдым намерением наконец разнести в пух и прах бесячего соседа, который так возмутительно разбудил и без того недосыпающего офисного работника в его законный выходной. — Открывай, скотина! — орёт злой и невыспавшийся Субин, тарабаня в дверь кулаками. Удивительно, но впервые за всё время за дверью слышатся шаги и дверь наконец действительно открывается. — Имей совесть, какого хрена ты тут так громко шароёбишься ни свет ни заря? — сходу выпаливает Субин, стоит только двери чуть приоткрыться, но весь заготовленный словесный расстрел мигом прекращается, когда дверь распахивается полностью. Потому что на пороге с красными заспанными глазами, растрёпанными, как пёрышки у дворового воробья, волосами и крайне потерянным и виноватым видом стоит вчерашний гитарист собственной персоной, а глаза его расширяются с каждой секундой созерцания пышущего яростью Субина. — Субин? — тихо блеет Бомгю, отходя на шаг назад, запинаясь о несобранную полку и едва не падая. — Бомгю?! — недоумённо восклицает Субин, беглым взглядом окидывая форменный беспорядок от ремонта, который, судя по всему, в самом разгаре. — Так это ты — та надоедливая гнида, из-за которой я забыл о тишине? На минуту повисает молчание, и Бомгю от неловкости и стыда слегка опускает взгляд, но тут же натыкается им на оголённый торс соседа и шумно выдыхает, отворачиваясь и краснея ушами. — Прости, я проспал на учёбу, и… — заговаривает Бомгю, но тут же обрывается и летит на кухню, заслышав угрожающее шипение сбежавшего на волю кофе. А когда он оказывается на месте, то видит уже приличных размеров лужу на плите и немного на полу, куда убежал кофе из турки. — Чёрт, — стонет Бомгю, отрывая несколько бумажных полотенец и пытаясь вытереть кофе. — Тьфу ты, горе луковое, — качает головой вошедший следом Субин, поворачивая ручку конфорки. — Газ-то выключить надо. Бомгю снова ненадолго теряется, а сосед только обречённо вздыхает. — Иди собирайся, на учёбу же опаздываешь, — ворчит Субин, слегка отталкивая Бомгю и принимаясь шустро устранять следы свободолюбивого кофе. — Я… — тормозит Бомгю, вставая и неловко переминаясь с ноги на ногу. — Спасибо. — Иди давай, время идёт. Глянув на часы над столом, Бомгю подрывается в ванную, наспех умываясь, а затем несётся в комнату, одеваясь и собирая сумку. И сопровождается всё это, конечно, топотом, падением стремянки в коридоре и случайным пинком сложенных в комнате деталей шкафа, с грохотом разлетающихся по полу. А когда парень наконец выбегает в коридор, то дверь распахивается, и на пороге вновь появляется Субин, но уже с менее агрессивным выражением лица и, надо отметить, на этот раз в одежде — в свободной серой толстовке с накинутым капюшоном. — Ты ещё не всё? — цокает Субин, звеня перекатывающимися в ладони ключами от машины, которые накануне вечером нашёл в кармане другого пальто, сохнувшего в ванной. — Собирайся и спускайся быстрее, я жду внизу. — Субин?.. — недоумённо тянет Бомгю вслед спускающемуся по лестнице парню, надевая кросовки и запирая квартиру, едва не забывая ключи. Он догоняет его только на первом этаже — ходит сосед, надо сказать, очень быстро. — Субин, ты чего? — всё ещё недоумевает Бомгю, но тут же замолкает и замирает, как вкопанный, когда сосед останавливается у приличной чёрной BMW и снимает её с сигналки, открывая дверь и садясь за руль. — Тебе особое приглашение нужно? — поднимает брови Субин, заводя двигатель. — Падай давай, подкину тебя до универа. Простояв в шоке ещё пару секунд, Бомгю в пару скачков оказывается у машины и запрыгивает на пассажирское сидение рядом с Субином, и тот трогается с места. — Адрес только скажи, — бросает Бин, выруливая на дорогу. — И пристегнись. Бомгю послушно застёгивает ремень и тихо говорит адрес, вперившись взглядом в лобовое стекло и судорожно сжимая руками сумку. Утро выдалось слишком суматошным. — Прости, — тихо извиняется Бомгю спустя несколько минут давящей тишины, нарушаемой только шумом гудящего снаружи города. — Прощаю, — коротко бросает Субин, не отрываясь от дороги, и переключает скорость. — Но я ещё многое тебе не сказал. — Знаю, — кивает Гю, жмурясь. — Я тебя сильно достал со своим ремонтом, да? — открывает он глаза, осмеливаясь повернуться в сторону Субина, и смотрит на него виноватым взглядом. — Невыносимо, — цедит тот сквозь зубы, на секунду прикрывая глаза и выдыхая. — Прости ещё раз, — грустно отвечает Бомгю. — Я постараюсь закончить как можно быстрее, просто… Работы так много, а я ничего не успеваю. Денег на подработке платят мало, в переходах тоже редко зарабатываю приличную сумму, а преподы как с ума посходили с заданиями и практикой… Времени остаётся только по вечерам и ночью, а сил никаких. Постоянно только и делаю, что хлестаю кофе и пытаюсь уложиться в жалкие двадцать четыре часа в сутках. Бомгю замолкает, тяжело вздыхая и откидываясь на сиденье, и тело тут же наливается тяжестью, так и норовя провалиться в сон — сказывается ночной недосып из-за отчёта по практике. — Кофе литрами — и всё равно спать охота, — вздыхает Субин, останавливаясь на светофоре и поворачиваясь к Бомгю, который, кажется, успел немного задремать, уронив голову набок и почти доставая до плеча Субина. — Угу… — тянет Бомгю, открывая сонные глаза и таращась на неожиданно приблизившегося и глядящего на него Субина. — Мне правда жаль, что я тебя сегодня разбудил. И за всё остальное тоже жаль. Я не хотел доставлять неудобства, правда… — Ладно, забей, — машет рукой Субин, двигаясь дальше, когда загорается зелёный. — Всё равно это не закончится, пока ты не доделаешь ремонт. В салоне снова воцаряется неловкое молчание, а спустя несколько минут Бомгю всё же проваливается в сон. Правда, долго поспать ему не удаётся — остановившись около университета, Субин понимает, что Бомгю всё-таки уснул, и принимается его будить. — Подъём, — тормошит его парень, отстёгивая ремень и пытаясь растолкать спящее тело. — Опоздаешь ведь, ремонтник полуночный, — ворчит Субин, похлопывая Бомгю по щекам, и тот наконец открывает глаза, не понимая, что происходит. — Чёрт! — восклицает он спустя несколько секунд ступора, глянув на часы на панели авто. — Я же опаздываю! — хнычет Бомгю, хватая сумку и выскакивая из машины. — Спасибо! — бросает за спину он, коротко махнув Субину, и убегает на пару, до начала которой остаётся минута. — Пожалуйста, — смеётся Бин, разворачиваясь и уезжая домой, по пути заезжая за уже привычным стаканчиком эспрессо.***
День у Бомгю выдаётся длинным, но не слишком трудным — после трёх пар он возвращается домой, решая не идти в переход. Вместо этого он отправляется в магазин и покупает персиков, и уже через пару часов квартиру парня наполняет чудесный аромат персикового пирога. Щедро посыпав готовый десерт сахарной пудрой, Бомгю довольно улыбается, перекладывает пирог из формы на большое плоское блюдо и аккуратно спускается по лестнице этажом ниже, зажимая на секунду кнопку звонка своего соседа и замирая. Спустя несколько мгновений в квартире слышатся тихие шаги, после чего дверь открывается и на пороге показывается слегка растерянный Субин, удивлённо глядя на Бомгю. — Привет, — улыбается Гю. — Я зайду? — Валяй, — отвечает Субин, отходя в сторону и пропуская гостя, а затем закрывает дверь, не сводя с парня изумлённого взгляда. — Я, в общем-то, извиниться ещё раз пришёл, — несмело говорит Бомгю, опуская взгляд к блюду в руках. — Ну, и за помощь поблагодарить. Спасибо тебе большое, ты меня сегодня очень выручил. — Да не за что, — коротко улыбается Субин, принюхиваясь к дурманящему сладкому запаху свежей выпечки и персиков. — Я тут тебе ещё пирог испёк… — бормочет Бомгю, протягивая блюдо Субину. — Персиковый. — Спасибо, — уже вовсю улыбается парень, забирая горячий, ещё дымящийся пирог и чувствуя, как начинают течь слюнки. — Чай будешь? — Буду, — с улыбкой кивает Бомгю, следуя за Субином на кухню. Тот включает чайник, который начинает приятно шебуршать, пока Бин разрезает ароматный пирог, а Бомгю украдкой разглядывает интерьер. Кухня у Субина небольшая, но светлая и приятная на вид. Длинная кремовая столешница вдоль стены, небольшой обеденный стол у окна и настенные шкафчики того же цвета смотрятся просто, но гармонично, а пара горшков с фиалками на окне и репродукция «Девочки с персиками» на стене придают кухне ещё больше уюта. — Забыл спросить — тебе чёрный или зелёный? — уточняет Субин. — Чёрный, — отвечает Бомгю, отвлекаясь от изучения кухни. Субин выключает чайник и заваривает чай, ставя на стол две кружки и пирог, а затем садится напротив. — Успел на учёбу сегодня? — спрашивает Субин, откусывая кусок пирога и довольно жмурясь. — Да, спасибо ещё раз, — отвечает Бомгю, отпивая чай. — Вкусно? — интересуется он, кивая на пирог. — Не то слово, — мычит Субин, мысленно подмечая, что даже десерты из его любимой кофейни и рядом не стоят с персиковым шедевром его соседа. — Ты серьёзно сам его испёк? — Угу, — улыбается Бомгю, жуя свой кусочек. — Дьяволу душу продал, не иначе, — восхищённо выдыхает Бин, заставляя младшего рассмеяться. — Ты не злишься? — осторожно спрашивает Бомгю, глядя максимально умилительным взглядом. — Я злюсь только когда мне мешают работать по вечерам или будят рано утром в выходной, — отвечает Субин. — Особенно, наверное, утром… — тянет Бомгю, вспоминая злющего соседа, ворвавшегося к нему сегодня поутру. — Я, честно говоря, реально испугался тебя сегодня. — Я сам себя иногда боюсь, когда не высыпаюсь, — смеётся Субин. Обстановка наконец-то разряжается и перестаёт быть напряжённой, а парни находят общий язык, заговаривая об искусстве и картинах. — Не поверишь, такую же себе на кухню купил, — улыбается Бомгю, кивая на картину. — Вот это ирония, — хихикает Субин, уплетая очередной кусок пирога, которого за оживлённым разговором осталось уже меньше половины. — Видимо, взгляды на прекрасное у нас действительно схожи. Но, оказывается, не только они — потому что парни болтают ещё несколько часов, пока за окном не наступает кромешная тьма, а часы не бьют десять вечера. Пирог давно съеден, чашки выпитого на двоих чая не сосчитать по пальцам, а совесть Бомгю оказывается слишком уж праведной, подгоняя его вернуться домой и не стеснять хозяина квартиры. — Поздно уже, — вздыхает Гю, глядя на наручные часы. — Я, наверное, пойду. — Уже? — вскидывает брови Субин, но сам удивляется, когда упирается взглядом в отметку «22:07» на экране смартфона. — Да, и так что-то задержался, — смущённо усмехается Бомгю, надевая пушистые тапки с медвежьими ушками и неловко топчась в дверях. — Что ж, тогда заходи ещё, как время будет, — улыбается Субин. — И спасибо за чудесный пирог и за то, что пришел. Вечер прошёл отлично. — И тебе спасибо, — кивает Бомгю. — Спокойной ночи, Субин, — улыбается он, выходя из квартиры. — Спокойной ночи, — машет тот рукой в ответ, а затем закрывает за ушедшим соседом дверь.***
Утро воскресенья выдаётся у Субина в кои-то веки действительно добрым. В отличие от вчерашнего, оно полно тишины и спокойствия, лишь изредка нарушаемого тихой вознёй сверху. — Всегда бы так, — блаженно тянет Субин, встав с кровати и отправляясь на кухню заварить себе кофе. Но неожиданно натыкается взглядом на пустое блюдо из-под пирога, стоящее на столе — Бомгю забыл его забрать. Поглазев на него пару секунд, он включает воду и шустро моет блюдо, тщательно вытирая его и оставляя на столе. Ещё через пару минут он заканчивает с кофе, выпивает две чашки с нарезанным наскоро бутербродом с сыром и колбасой, принимает душ, одевается и, прихватив блюдо, отправляется к соседу. В квартире слышится всё та же возня, которая прекращается, когда Субин стучит в дверь, а через несколько секунд раздаётся щелчок замка, и на пороге показывается растрёпанный Бомгю в смешном джинсовом комбинезоне. — Привет, — удивлённо здоровается он с Субином, открывая дверь шире. — Проходи. — Привет, — улыбается тот, шагая в квартиру и глядя на немного нелепый, но милый вид соседа. — Я блюдо из-под пирога принёс, ты забыл вчера. — О… Спасибо, — растерянно благодарит Бомгю, забирая блюдо из рук Бина и скрываясь за углом на кухне, выскакивая обратно через пару секунд. — Снова ремонтом занимаешься? — интересуется Субин. — Да, с самого утра всё шкаф собираю, не даётся никак, — неловко смеётся Бомгю. — Может, помощь нужна? — предлагает Субин, улавливая в его смехе страдальческие нотки. — Ну… — мнётся младший, кусая губу. — Вообще, конечно, нужна, и даже очень, но… Только если тебе не трудно. — Нисколько, — отмахивается Субин. — Тогда проходи, — улыбается Бомгю. — Только не разувайся, а то у меня тут немного пыльно, — предупреждает он, глядя на белоснежные носки соседа. Кивнув, Субин проходит в комнату, окидывая её взглядом, и первое, что он видит — на треть собранный шкаф, выглядящий, надо сказать, удручающе, и вещи, сложенные вдоль стены прямо на полу. — Слушай, а можно один нескромный вопрос? — Давай, — пожимает плечами Бомгю, плюхаясь на пол и принимаясь докручивать болтик в стенке шкафа. — Ты мебель-то собирать умеешь? — спрашивает в упор Субин, заставляя соседа ненадолго задуматься. — Я, конечно, мог бы ответить что-то более или менее оптимистичное, но мне кажется, тут и так видно, что я в этом деле полный лузер, — вздыхает Бомгю, заканчивая с болтиком и опуская руки. — Прости. — Не извиняйся. Помолчав пару секунд, Субин тянется к лежащей на полу инструкции и садится рядом с Бомгю, внимательно изучая текст и изображения. — В общем-то, вроде ничего сложного, — улыбается старший, отложив бумагу в сторону и берясь за отвёртку. Стены шкафа уже частично собраны Бомгю, и Субин быстро справляется с ними, а затем переходит на полки. Одну за другой он ловко прикручивает их, не забывая сверяться с инструкцией, а Бомгю сидит рядом и с глазами по пять копеек наблюдает за умелым соседом. — Может, чаю? — предлагает он. — А кофе есть? — интересуется Субин, понимая, что небольшая доза кофеина пришлась бы очень даже кстати. — Конечно, — кивает Бомгю, убегая на кухню. Он шустро орудует посудой и довольно быстро варит свежий кофе, разливая его по двум чашкам, а затем возвращается в комнату, прихватив тарелку печенья с шоколадной крошкой, испечённого с утра пораньше. — Кофе приехал, — улыбается Бомгю, ставя на чудом собранный несколькими днями ранее небольшой столик тарелку и чашки. — Спасибо, — выдыхает Субин, а глаза его начинают светиться при взгляде на печенье — уж что-что, а сладкое он действительно любит. Отвлёкшись от сборки шкафа, он отпивает кофе и уплетает сразу две печенюшки одну за другой. — Дай угадаю, ты снова готовил их сам? — улыбается Субин, тихо хлюпая горячим кофе. — Угадал, — кивает Бомгю. — Чёрт, ты где-то кондитером подрабатываешь? — вздыхает старший, понимая, что сам никогда так вкусно не готовил. У него это дело вообще получается не очень. — Или ты потомственный кулинар? — Ни то, ни другое, — смеётся Гю. — Это всего лишь хобби. — И тем не менее, — качает головой Субин. — Ты очень талантливый. — Спасибо, — смущённо благодарит Бомгю, пряча глаза за длинной чёлкой. Субин же, допив кофе, возвращается к шкафу, вновь принимаясь с энтузиазмом собирать его под взглядом с интересом наблюдающего за ним соседа. Довольно быстро он заканчивает и с полками, переходя на дверцы, и вскоре шкаф уже сияет посреди комнаты — новенький и полностью собранный. — Ну, вроде всё, — тянет Субин, оценивающе глядя на свою работу и вроде как не находя косяков. — Серьёзно? — вскидывает брови Бомгю, оглядывая шкаф и понимая, что тот действительно полностью собран. — Ты супермен какой-то. За час сделал больше, чем я за несколько дней. — Мне не сложно, — улыбается Субин. — Куда его? — Давай туда, — машет рукой в угол комнаты Бомгю, подходя к шкафу с другой стороны. Оба синхронно берутся за корпус шкафа и двигают его в нужную сторону, влёгкую управляясь с этим делом — даже несмотря на то, что мебель очень даже тяжёлая. — Спасибо большое, — улыбается Бомгю, открывая шкаф и аккуратно складывая туда вещи с пола, с какой-то немецкой педантичностью распределяя по полочкам едва ли не по цвету. — Ты меня очень выручил. Снова. — Да брось, — смеётся Субин. — Может, пока я здесь, ещё с чем-нибудь помочь нужно? — Оно, конечно, нужно, но мне будет дико неудобно… — мнётся младший, уже привычно для Субина пряча свой смущённый взгляд за пушистой чёлкой. — Но ты же не просил, я сам предложил, — подмечает Субин. Он протягивает руку, аккуратно убирая пряди от лица парня, и легонько треплет его по голове. — Да и к тому же у меня выходной, а работу я всю сделал ещё позавчера. Бомгю снова неловко, а на щеках проступает лёгкий румянец — что Субин находит чертовски милым. — Тогда поможешь мне ещё с обоями в спальне? — робко просит Бомгю. — Не вопрос, — улыбается Субин. И Бомгю ни разу не жалеет, потому что с Субином, оказывается, обои клеить чертовски удобно — сосед достаёт до самого потолка всего с первой ступеньки маленькой стремянки, когда сам Бомгю едва дотягивается даже с верхней, третьей. И уже к вечеру они в четыре руки успевают обклеить всю комнату, которую теперь буквально не узнать. Спальня преображается, сияя, как новенькая монетка — даже несмотря на всё ещё царящий, как и во всей квартире, небольшой хаос. — Получилось идеально, я считаю, — довольно тянет Субин, оглядывая стены матового кремового цвета. — Согласен, — кивает Бомгю, устало садясь на аккуратно застеленную кровать, а взгляд падает на одиноко стоящую между ней и прикроватной тумбочкой гитару. — Слушай… У меня тут идея одна появилась… И Субин, опустившись на небольшое плюшевое кресло напротив кровати, заинтересованно смотрит на Бомгю, берущего в руки инструмент. Тот, пощипав немного струны, думает несколько секунд, а потом начинает играть энергичную мелодию. А затем и поёт, видя, как оживляется Субин, вслушиваясь в явно знакомый мотив. Мой прокуренный голос, твои тёплые губы, Нам так нравится мёрзнуть, нам не нравятся клубы, Ну конечно, уверен, забери моё сердце, Его хватит надолго, чтобы согреться. Недовольны прохожие, что мы ярко одеты, Я бы дал им по роже, но сейчас не до этого. Я такой безнадёжный, ты такая нарядная. Идеальное ложе, пустое, парадное. Допевая строчки куплета, Бомгю поднимает взгляд — и тут же улыбается, видя, что Субин уже полностью на нужной волне, и припев оба поют уже вместе. Плакали, плакали батареи и трубы, Я целую, целую, твои нежные губы. И мало ли, мало ли, что подумают люди, Я такую, такую никогда не забуду. И всё как-то уже становится совсем неважным — потому что песня звучит двумя голосами не просто с отдачей, а от всего сердца. Она расходится заедающим ритмом по всей комнате, а стены впитывают в себя каждую нотку, и будь их воля — тоже обязательно бы подпели. А пока подпевает только Субин, но Бомгю этого вполне достаточно для искренней улыбки, ведь для него тронуть чьё-то сердце музыкой всегда было самым большим счастьем. А Субин… Ему просто хорошо. Он просто поёт от души, пускай иногда и не попадая в ноты, и чувствует что-то такое по-семейному тёплое, понимая, что ему достался действительно замечательный сосед. Он, конечно, буквально житья ему не давал со своим ремонтом битые недели, но… Субин смотрит на него, на его заразительную улыбку, на любимое эспрессо в ярких, живых глазах, слышит его голос и попросту не может на него злиться. Бомгю слишком милый, он белый и пушистый, как весеннее облачко, невинный и чертовски талантливый, ну а если ему не даётся этот несчастный ремонт — можно просто помочь по-соседски, тем более, что Субину это совсем не в тягость. Слишком быстро заканчивается песня, ненадолго погружая комнату в тишину. Но запал не пропадает — как и желание продолжить ещё уютный вечер, и Бомгю начинает играть новую песню. Следом за которой следуют ещё несколько, пока, наконец, оба не сбиваются со счёта, а вечер не заканчивается чашкой чая с остатками печенья и прощаниями на пороге. На часах половина двенадцатого, но сон, как назло, приходит только под утро.***
Перед новой рабочей неделей Субин спит всего каких-то жалких четыре часа, но, что удивительно, чувствует себя более, чем хорошо. На работу он приходит в приподнятом и очень дружелюбном настроении, чем слегка озадачивает коллег, привыкших видеть его вечно серьёзным и не особо общительным, и даже успевает выполнить все задания начальства, благодаря чему уходит с работы на полчаса раньше. А вернувшись домой, Субин переодевается в домашнее, готовит нехитрый ужин из курицы и риса, перекусывает и, глянув на часы и слыша привычную возню сверху, улыбается и через минуту уже стоит на пороге квартиры удивлённого Бомгю. — Привет, — здоровается тот, немного устало вздыхая. Субин отвечает не сразу. Он ещё с полминуты рассматривает соседа, представшего перед ним в несколько ином виде — с круглыми очками в тонкой золотистой оправе, которые прекрасно подчёркивают его черты лица и чудесный оттенок глаз. — Привет, — наконец выдаёт старший. — Не видел тебя раньше в них, — кивает на очки, отчего Бомгю снова немного тушуется. — О, у меня просто сегодня все пары были дистанционно, и я из дома никуда не выходил, — поясняет Бомгю, проходя на кухню и жестом приглашая соседа пройти следом. — А когда я дома, я не надеваю линзы и ношу очки, — пожимает он плечами. — Чай, кофе? — От кофе не отказался бы, — покачивает головой Субин. — А почему ты носишь их только дома? Тебе очень идёт. — Правда? — улыбается Бомгю, снова прячась за чёлкой. — Я, честно говоря, немного стесняюсь их, вот и приходится носить линзы. Можно, конечно, и без этого, вижу я вроде не очень скверно, но когда дело доходит до больших расстояний — тут всё становится совсем плохо. — И всё же ты в них очень красивый, — улыбается Субин, пока Бомгю заваривает кофе. — Я, кстати, чего зашёл-то… Может, помочь чем? У меня сегодня полно времени. — Да ты чего! — отнекивается Бомгю, мотая головой и стараясь не разлить две чашки кофе по пути к столу. — Ты же работаешь! Отдохни, Субин, нечего на меня время тратить. Я как-нибудь сам… — Ай, да брось, — отвечает старший, отпивая кофе. — Какая разница, просиживать штаны дома в кресле или у тебя, собирая ту же мебель? — коротко смеётся он. — Я буду тебе должен, — тихо говорит Бомгю. — Ты не будешь мне ничего должен, — твёрдо произносит Субин. Кофе исчезает через пять минут, а гостиная встречает двух парней (не) лёгким беспорядком и начатой сборкой книжных полок, которые уже через полчаса приобретают в руках Субина очень даже презентабельный вид. Парень шустро разбирается с креплением, и вместе с Бомгю они вешают полки на стену, располагая три штуки по диагонали друг от друга. Однако на последней из них случается маленький казус. Бомгю, стоя на носочках на ступеньке стремянки, держит полку, еле дотягиваясь до неё, пока Субин закручивает гайки на креплениях, но потом отчего-то оступается и с громким криком летит куда-то в сторону. А Субин неожиданно даже для самого себя бросается за ним, успевая ухватить за рубашку и не дать младшему упасть, правда, рукав на этом с рубашкой прощается. — Всё в порядке? — обеспокоенно спрашивает Субин, помогая Бомгю спуститься со стремянки. — Ты меня напугал. — Да я и сам чуть инфаркт не схватил, — тихо отвечает Бомгю, опираясь на Субина и тяжело дыша. — Чёрт… — шипит Субин, глядя на оторванный рукав соседа, сквозь который виднеется ткань футболки. — Я рубашку тебе порвал… — Вообще ерунда, — машет рукой Бомгю, понимая, что мог чуть ли не убиться, и рубашка — это реально сущий пустяк. — Нет, — отрицательно качает головой Субин. Он стягивает рубашку с Бомгю под его крайне недоумённый взгляд, следом снимает свою, оставаясь в одной безрукавке, и накидывает её на плечи соседа. — Вот, — довольно кивает Субин. — Великовата, правда, немного… Зато тоже в клеточку, почти как твоя. Прости, что испортил. Бомгю, всё ещё недоумевая, смотрит на свою старую серую клетчатую рубашку, а потом переводит взгляд на субиновскую — чёрную с белым и тоже клетчатую — и невольно улыбается, подмечая про себя, что вещь идеально вписывается в его привычный стиль. — Она замечательная, спасибо, — благодарит Бомгю, поправляя очки и надевая рубашку поудобнее. — И не извиняйся, ты и без того меня уже по уши засмущал, негодник, — шутливо возмущается он, отчего оба прыскают со смеху. После полок оба не рискуют делать что-то ещё, а потому отправляются на кухню гонять чаи с бутербродами и булочками с корицей. И, конечно, Субин снова хвалит кулинарные навыки Бомгю, а тот снова прячется за своей длинной чёлкой, с улыбкой перебирая струны любимой гитары, и тихо поёт дуэтом с соседом старые песни. Заканчивается вечер за полночь.***
Удивительно быстро проходят ещё три дня. Субин не устаёт шокировать коллег на работе своим хорошим настроением и отсутствием ворчливости, а Бомгю после учёбы и коротких подработок в переходе кулинарит у себя на кухне, выпекая разные вкусности. И оба по вечерам дружно клеят обои и собирают оставшуюся мебель дома у Гю, а потом до ночи пьют чай, иногда подпевая струнам гитары в руках младшего. Незаметно подкрадывается пятница. Субин вновь заканчивает с работой раньше и выходит из офиса чертовски довольным, радуясь предстоящим выходным и прекрасной погоде, благодаря которой с утра не стал ехать на машине. Глянув на темнеющее фиолетовое небо, он с минуту стоит посреди шумящей улицы, а затем заходит в старбакс и берёт капучино и свой любимый эспрессо, попросив нарисовать на первом стаканчике что-нибудь милое. Домой он идёт той же дорогой, которой шёл неделю назад, и через несколько минут оказывается около подземного перехода. До ушей доносятся последние аккорды затихающей песни, пока Субин спускается по лестнице, а взгляд цепляется за уже знакомого гитариста, стоящего всё у той же стены, что и в их первую встречу. За длинной чёлкой Бомгю прячет лёгкую улыбку, краем глаза замечая вдалеке Субина, которого не ожидал увидеть здесь снова, а руки сами принимаются наигрывать лёгкий мотив, и переход наполняется очередной душевной песней. С понедельника по пятницу Будто бы назад время пятится. Мы были нигде, плавали в мутной воде, Различимы едва в обстоятельствах… Бомгю поднимает взгляд, замечая Субина, что остановился напротив, и продолжает петь, глядя куда-то в самую душу. Я бы не увидел тебя Среди миллионов прохожих, Это мне не нравится, И тебе не нравится тоже. Я бы не заметил тебя И прошел бы мимо при встрече, Если бы не пятница, Если бы не пятница — вечер… Субин улыбается широко и тихо подпевает, вспоминая слова старой песни прямо на ходу, и параллельно пялится на безумно эстетичные руки Бомгю, поразившие его ещё при первой встрече. Он настолько увлекается, что даже не замечает, как песня кончается, и слегка растерянно поднимает голову. — Привет, — здоровается он, подходя к младшему. — Прекрасная песня. Несколько лет её не слышал, если честно… — Да я и сам только недавно о ней вспомнил, — отвечает Бомгю, слегка склонив голову набок и пожимая плечами. — Кофе будешь? Я тебе капучино взял, — улыбается Субин, протягивая гитаристу белый стаканчик. — Боже, как мило, — буквально расцветает Бомгю, разглядывая нарисованного на нём маркером медвежонка. — Спасибо! И, притормозив секунду, шагает к Субину вплотную, встаёт на носочки и обнимает. Аккуратно, стараясь не разлить кофе, но крепко и тепло, так, что Субину даже на секунду кажется, что его пальто — и то так не греет. Что-то тихо шепчет внутри, вторит шороху листопада у перехода на улице и заставляет улыбаться до сведённых скул, и отстраняться желания нет совсем. Как и у Бомгю, который, прикрыв глаза, жмётся ближе к Субину, пока тот укладывает подбородок на его макушке, обнимая за плечи. Только через несколько минут Бомгю наконец отлипает от старшего, возвращаясь на шаг назад, убирает гитару и застёгивает куртку. Отпив кофе, который оказывается на редкость приятным на вкус, он снова тихо благодарит Субина, и они выходят из перехода, неспеша направляясь к дому и тихо переговариваясь ни о чём под ещё не совсем охладевшим осенним ветром. А стоит только им разойтись по квартирам, как через несколько минут они встречаются снова у Бомгю на пороге, когда Субин приходит, чтобы закончить долгий и, честно признаться, по началу безумно нервный ремонт. И когда забит последний гвоздь и поклеен последний рулон обоев, оба наконец с облегчением выдыхают, окидывая довольным взглядом проделанную работу. Квартира за последнюю неделю изменилась буквально до неузнаваемости, и Бомгю даже не представлял, что ему кто-то поможет и всё получится не только гораздо быстрее, чем он рассчитывал, но ещё и безумно красиво и уютно. Остаток же вечера соседи вновь проводят за чаем и сладостями, приготовленными Бомгю, но даже когда часы показывают уже глубокую ночь, расходиться совсем не хочется. Потому что обоим немного грустно от того, что больше нет повода, который так безотказно сводил их каждый день всю последнюю неделю. — Субин… — зовёт Бомгю, когда старший уже стоит в дверях и собирается уходить. — М? — Не хочешь зайти ко мне завтра вечером? — предлагает Гю, слегка закусывая губу. — Я приготовлю что-нибудь. Отметим законченный ремонт… Да и за помощь тебя поблагодарю. — Благодарности отставить, — шутит Субин в ответ. — Но вот отметить такое событие приду точно. — Тогда жду тебя к шести, — смущённо улыбается Бомгю. — Договорились, — подмигивает Субин, применяя совершенно бессовестный и незаконный приём. — Спокойной ночи, Бомгю, — бросает он младшему на прощание. — Спокойной ночи, — тихо отвечает тот, закрывая дверь и медленно сползая по ней на пол. Похоже, он действительно крупно попал.***
Весь день Бомгю носится по квартире, как электровеник, прибираясь и устраняя последствия ремонта. Он дважды выносит мусор и успевает сбегать в магазин, а потом летает между комнатами и кухней, готовя ужин. Постепенно один за другим появляются салат, мясо, овощи и главная изюминка — шоколадный торт, который Бомгю от души покрывает глазурью и убирает в холодильник, чтобы она застыла. А без десяти шесть на столе уже стоит ароматная свинина в кисло-сладком соусе с тушёными овощами, салат с курицей, тарелка с виноградом и клубникой, торт и вино, стратегический запас которого в виде ещё одной бутылки остаётся в холодильнике. Ровно в шесть приходит Субин, и Бомгю нервно вздрагивает от звука звонка, а потом спешит открыть дверь. — Привет, проходи, — улыбается он, впуская соседа и закрывая за ним дверь. — Привет, — отвечает Субин, проходя за младшим на кухню. — Я тут ещё вина принёс… — Отлично, — смеётся Бомгю, ставя рядом со своей бутылкой вторую. Вдогонку смеётся и Субин. Но смешно им только разве что первые пару минут — до того, как наступает неловкое молчание. — Предлагаю выпить, — наконец говорит Бомгю. — Согласен, — отвечает Субин. Младший шустро откупоривает бутылку и разливает вино по бокалам, а Субин берёт свой и немного поднимает над столом. — За законченный ремонт и твою обновлённую квартиру, — предлагает он тост. — И за твоё спокойствие и здоровый сон, — добавляет Бомгю, отчего оба со смехом чокаются и выпивают, заедая салатом. — Ты очень постарался, — улыбается Субин, окидывая взглядом стол. — Не устаю восхищаться твоими кулинарными талантами. — А я — твоими, — отвечает младший. — Без тебя я бы ещё не меньше месяца, наверное, провозился здесь, как кляча недоеденная. Субин звонко смеётся со сравнения, цепляя виноград с тарелки, и допивает остатки вина из бокала, снова чокаясь с Бомгю. Следом за первым бокалом идёт второй, вместе с которым полностью исчезают и напряжение, и стеснение. Атмосфера наконец становится комфортной, а разговор — лёгким и непринуждённым, переходя в нужное русло. А с каждым следующим бокалом он становится ещё и всё более откровенным. Постепенно с обсуждения чего-то стороннего и смешных историй из жизни парни переходят на личные темы, заканчивая уже со второй бутылкой вина. И Бомгю, пьянея, рассказывает о ссоре с родителями, периодически тяжело вздыхая. — Они ведь постоянно спрашивали, что да как у меня с личной жизнью, а я им что? — грустно тянет Гю, подпирая рукой подбородок, и глядит на Субина, ища поддержки. — Я ведь за девятнадцать лет ни разу ни с кем в отношениях, вот чтобы прям в серьёзных, и не был. Вот они и пристали со своими постоянными вопросами — где девушка, когда женишься, когда семья… Ну я и психанул — отстаньте уже, мол, со своей семьёй и девушками! Да так в порыве и выдал, что они меня не интересуют, потому что я по мальчикам, — коротко всхлипывает Бомгю, делая крупный глоток вина и закусывая тортом. — А они… Они взяли и из дома выставили. Не смогли принять. Только брат старший на мою сторону встал — у себя приютил на год, пока я работал, деньги копил и учился, а потом вот с квартирой помог. До сих пор перед ним неловко — у него-то реально семья, бизнес, и без того проблемы, а тут я… — грустно вздыхает он. — Никчёмный студент, от которого отреклись собственные родители и который даже мебель сам собрать не может. — Бомгю, — вздыхает Субин, качая головой, и протягивает руку, чтобы потрепать его по волосам. — Перестань. Ты такой хороший… — тянет он, дуя губы и с умилением глядя на Бомгю, поправляет ему очки, немного съехавшие набок, и мягко проводит ладонью по щеке, отчего тот смотрит в ответ максимально потерянно. — Тебе просто не повезло с родителями. Такое случается. Зато ты очень милый и чудесно играешь на гитаре и поёшь. — Я м… милый? — от удивления икает Бомгю, выпучив глаза. — Ты правда считаешь меня милым? — Угу, — кивает Субин, подливая вина в бокал и отпивая сразу половину. — Очаровашка, чесслово! Бомгю тихо пищит в свой бокал, кажется, даже немного трезвея от неожиданных слов Субина, а потом залпом допивает остатки и поднимается со стула, прихватив уже третью наполовину приконченную бутылку вина. — Куда ты? — непонимающе моргает Субин. — Хочу петь, — со всей серьёзностью заявляет Бомгю, хватая Субина под руку, и тащит за собой в спальню. Он останавливается около кровати, садясь с краю и беря в руки гитару, думает с минуту, делая несколько глотков вина прямо из бутылки, и словно тут же трезвеет — потому что пальцы начинают двигаться ловко и точно, выдавая мелодию без единой капли фальши. И Субин, сев на другом краю кровати, очень хочет понять, что за песню поёт Гю, но не продвигается в этом деле от слова совсем. Опёршись руками о пушистый бежевый плед, он слушает пьяный, но всё ещё такой красивый голос соседа, и разглядывает его руки. И у него складывается очень чёткое ощущение, что Бомгю перебирает не только струны гитары, но и струны его души. Песня заканчивается, и Субин на время выходит из ступора, а когда младший начинает играть следующую — вновь замирает, на этот раз вслушиваясь в каждое слово. Непокорная моя любовь Любит не меня уже который год, Те же стены и цветы, те же люди и стихи, Те же мысли и слова вслух… Голос Бомгю дрожит сильнее, чем в прошлой песне, и звучит тише, но идёт от самого сердца, ведя за собой куда-то вдаль. Люби меня, люби жарким огнем, Ночью и днем, сердце сжигая, Люби меня, люби, не улетай, Не исчезай, я умоляю Люби меня, люби! Люби меня, люби! Бомгю поёт трогательно, проникновенно и даже немного надрывно, словно пытается до кого-то докричаться, хотя на деле звучит лишь вполголоса. А Субин слушает, как зачарованный, и одними губами вторит песне на припеве. Он всегда, сколько себя помнит, пьянел медленно, но сейчас его сознание мутнеет и без вина — для этого вполне хватает одного неземного гитариста, свалившегося к нему на голову со своим ремонтом с какой-то другой планеты. Песня понемногу подходит к концу, голос Бомгю стихает, а Субин понимает, что не хочет, чтобы песня заканчивалась. Бин хочет и дальше слышать его глубокое, чувственное пение, его мягкий голос, шёпот, смех… Тяжело вздыхая, Субин наконец принимает окончательно своё поражение и сдаётся. Потому что нет смысла сражаться против собственного сердца — всё равно рано или поздно проиграешь. Бомгю замирает, закончив играть, и смотрит куда-то в пол. Лицо его привычно прячется за волосами, а Субин садится ближе, протягивает руку, убирая пряди в сторону, и заглядывает в глаза, застелённые лёгкой алкогольной дымкой, но не теряющие свой яркий блеск. Бомгю поворачивается, сталкиваясь с ним взглядом, и теряется. Субин опускает руку, попадая ей на ладонь Бомгю, а тот неосознанно чуть сжимает его пальцы, чем заставляет сердце старшего затрепетать. Он берёт Бомгю за руку, дыша через раз, и невесомо целует тыльную сторону ладони, закрывая глаза и вдыхая едва ощутимый запах шоколада и корицы. — Твои руки свели меня с ума ещё в первую встречу, — шепчет Субин, вновь коротко целуя кожу на руке Бомгю. — А меня с ума сейчас сведёшь ты, — тихо отвечает тот, на секунду отводя взгляд и отставляя гитару в сторону. Субин улыбается, сплетая в замок пальцы двух рук. Взгляд глаза в глаза, обоим в голову бьёт вино. Бомгю тянется ближе, замирая в нескольких сантиметрах, а Субин, выдыхая, притягивает младшего сам, опускаясь на его губы своими. Он касается мягко, но настойчиво, заставляя дышать чаще. Сердце бьётся как барабан, под животом начинает тянуть, а накаляющегося с каждой минутой воздуха перестаёт хватать. Под действием алкоголя Бомгю смелеет и сам проявляет инициативу. Он прижимается ближе и коротко стонет в углубившийся поцелуй, а Субин плывёт и укладывает младшего на кровать, нависая сверху и продолжая с жадностью его целовать. Руками он цепляет рубашку Бомгю, стягивая её с него и только сейчас замечая, что это та самая рубашка, которую Бин сам ему отдал несколько дней назад. Едва заметно улыбнувшись, он откидывает её в сторону, неспеша стягивая с Бомгю футболку, пока тот нетерпеливо ёрзает под Субином, расстёгивает его ремень и тянется к паху, ныряя под ткань джинс, но старший перехватывает его руку. — Не спеши, — властно произносит он, глядя сверху и убирая руки Бомгю, удерживая их над его головой, и тот лужицей растекается, а член нервно дёргается под одеждой. Парень без понятия, как Субин почуял его склонность к подчинениям, но ему это определённо нравится. Один за другим падают на пол около кровати оставшиеся предметы одежды. Бомгю несдержанно постанывает, пока Субин истязает поцелуями его грудь и шею, и нетерпеливо прогибается в спине. — Смазка, презервативы есть? — спрашивает старший, остраняясь. — Во втором ящике, — выдыхает Бомгю в ответ, кусая губы. — Только давай без резинки, я чист, — шепчет он на ухо Бину, пока тот шарит рукой в выдвижном ящике прикроватной тумбочки, выуживая оттуда заветный тюбик. А сам Бомгю тем временем берёт с тумбочки бутылку вина и ещё немного подбавляет свой градус. — Даже не закусываешь? — слегка усмехается Субин, забирая из его рук бутылку, тоже делая несколько глотков и ставя её обратно. — А зачем? Есть ведь ты, — улыбается Бомгю лисьей улыбкой и вновь припадает к чужим губам, жадно сминая и покусывая. Не разрывая поцелуй, Субин умело управляется со смазкой и растяжкой, стараясь причинить младшему минимум боли. И когда тот умоляюще скулит под ним — наконец постепенно заполняет его собой, шумно выдыхая и останавливаясь на минуту, пока Бомгю сам не начинает двигать бёдрами навстречу. Двигаясь медленно, на пробу, Субин наблюдает за эмоциями младшего, в которых только одно — одобрение и зелёный свет. Понемногу он ускоряется до оптимального ритма, периодически замедляясь под хныкания и просьбы не останавливаться, а затем снова наращивает темп, слушая развязные стоны и вскрики. И именно в этот момент Субин чертовски рад тому, что кроме него у Бомгю нет соседей, которые могли бы их сдерживать — этаж верхний, а другая квартира на площадке почти всегда пустует из-за колесящих по миру хозяев. В комнате становится невыносимо жарко, плед сбивается куда-то в сторону, а напряжение давно превышает даже электрическое. Бомгю извивается на кровати и мнёт под собой одеяло в невыносимом желании близкой разрядки, и только тянется вниз, чтобы помочь себе, как его руки во второй раз оказываются в крепкой хватке. — Без рук сможешь? — шепчет Субин, глядя прямо в глаза и вновь уводя руки младшего ему за голову. — Как прикажешь, — томно отвечает тот с полным повиновением. И Субин буквально на грани от его пылающего взгляда, движения становятся резче и хаотичнее, и оба уже держатся из последних сил. Бомгю жмурится, заламывает брови, кусает губы и в конце концов кончает и протяжно стонет имя Субина прямо ему на ухо, отчего тот тоже не выдерживает и изливается следом, обессиленно падая рядом. И в наступившей ночной тишине становится слышно только частое, тяжёлое дыхание, постепенно приходящее в норму, и шум начавшегося на улице дождя, каплями тихо стучащего по стеклу. Отдышавшись и приподнявшись на локтях, Субин с умилением глядит на уснувшего Бомгю, через силу поднимает себя на ноги, гасит свет и снова падает на кровать, притягивая младшего к себе в объятия и укрывая обоих одеялом. И уже сквозь сон чувствует, как тот ворочается и жмётся к нему под бок, и улыбается.***
Утро начинается с лёгкой головной боли, оставшейся от действия вина. Субин открывает глаза и первое, что видит — сонную моську Бомгю, безмятежно сопящего на одной с ним подушке. Старший тихо усмехается, зарываясь рукой в его взлохмаченные пушистые волосы, и изучает взглядом хрупкое тело, усыпанное бледно-алыми отметинами на шее и груди, нежно проводя по коже ладонью. — Ты безумно красивый, — шепчет он, невесомо целуя Бомгю в лоб, и аккуратно встаёт с кровати, накрывая его одеялом. Беззвучно, стараясь не потревожить его сон, Субин подбирает у кровати свои вещи и одевается, а затем складывает на кресле в стопку и вещи младшего. По пути он заглядывает на кухню, где быстренько моет пустые тарелки, всё ещё стараясь не шуметь, и уходит, бесшумно закрывая дверь и искренне надеясь, что всё же не разбудил Бомгю. Но куда больше он думает о том, что меньше всего на свете ему хотелось уходить из этой квартиры. Да и вообще вылезать из тёплой кровати, где остался досматривать сны его маленький очаровательный сосед, поселившийся не только в соседней квартире, но и в его сердце. Однако Субина не покидала мысль, что всё произошедшее ночью было как-то неправильно. И если за себя и свои чувства он ручался, то насчёт взаимности Бомгю он сказать ничего не мог. Вполне можеть быть, что тот просто выпил слишком много, и не дай бог вообще пожалеет о случившемся. Хотя, конечно, Субин всё ещё очень надеется, что он не ошибся с симпатией Бомгю в его сторону. Ну, или он тогда просто полный дурак, не так воспринявший обыкновенные песни и соседское дружелюбие. И, конечно, он даже не подозревает, что Бомгю вовсе не спит в это утро. Заслышав щелчок двери на краю сознания, Бомгю недовольно ворочается, а затем открывает глаза, натыкаясь взглядом на холодную пустоту рядом. — Ты всё-таки ушёл, — грустно тянет парень, обнимая себя руками и понимая, что сосед, вероятно, протрезвел и пожалел о том, что было. Встав с кровати, Бомгю берёт одежду с кресла и отправляется в душ, где пытается мысленно разложить всё по полочкам, но ничего не выходит. После душа он обнаруживает на столе только тарелки с остатками ужина, находя другие в сушилке помытыми, и невольно улыбается. Опрокинув в себя ложку салата, оставшегося с вечера, заев его парой виноградин и запив водой с каким-то обезболом, дабы уменьшить последствия похмелья, Бомгю решительно выходит из квартиры, спускаясь к соседу. И после того, как с момента звонка проходит целая вечность, заставившая Бомгю искусать губу едва не до крови, замок наконец щёлкает, и дверь открывается. — Субин, нам… Надо поговорить, — бормочет он, шагая через порог, но замолкает, стоит ему поднять взгляд, и забывает, зачем пришёл. Потому что Субин, только выйдя из душа, стоит перед ним в одном полотенце, держащемся на его бёдрах на честном слове, и всё ещё немного сонным взглядом смотрит на младшего. — Кхм, пожалуй, действительно надо, — соглашается он. — Субин… — тихо бормочет Бомгю, бегая взглядом. — Сегодня ночью… Я обычно так много не пью, просто… Я всё помню, но не знаю, почему так получилось. Возможно, будь мы трезвыми, этого бы не произошло, и… — он запинается, окончательно путаясь в собственных мыслях, и лепечет что-то невнятное, а Субин глядит на это чудо и невольно вспоминает его громкие стоны ночью, когда на Бомгю не было и тени робости. — Прости, что так получилось. Если ты не хотел… — Хотел. И даже не против повторить, — неожиданно даже для самого себя изрекает Субин. Младший давится воздухом и краснеет, кажется, до кончиков пальцев, а затем резко разворачивается и вылетает из квартиры, как ошпаренный, на что Субин тихо шипит и мысленно от души бьёт себя по лицу, понимая, что спугнул беднягу своим неожиданным напором. Вбежав домой, Бомгю падает на стул на кухне и тяжело дышит, пока в голове вертится ворох мыслей, а через несколько мгновений закрывает руками лицо и протяжно вздыхает. — Вот придурок, — нервно усмехается он на самого себя, постепенно успокаиваясь. А спустя минуту наконец понимает, что Субин действительно был не против их близости. И более того — он, кажется, будет не против снова, отчего Бомгю слегка размазывает по столу. Подскочив на ноги, он одним махом допивает из полупустого бокала оставшееся со вчерашнего ужина вино, разворачивается и бежит обратно к Субину. А тот тем временем стоит у окна своей спальни и пытается собраться с мыслями, думая, бежать ли следом за младшим к нему домой или дать ему остыть, но не проходит и пяти минут — как тот по-свойски с шумом распахивает незапертую после короткого побега дверь, вбегает в квартиру и сразу несётся в спальню, ошарашивая Субина своим появлением. — Бомгю, я… — начинает Субин, но договорить ему не дают, потому что Бомгю буквально бросается на него, едва только появляется в комнате. — Я тоже не против повторить, если честно, — с жаром шепчет Бомгю, сминая губы Субина и стягивая с него проклятое полотенце.***
— Бомгю, скажи мне одну важную вещь… — говорит Субин, перебирая пальцами пряди волос младшего, устроившегося у него на груди и щекучего его кожу своим тёплым дыханием. — Какую? — поднимает голову Бомгю, глядя в глаза Субину. — Те песни, которые ты исполнял на гитаре, когда мы были в переходе и у тебя в спальне вчера… — тянет Бин, улыбаясь уголками губ. — Ты ведь хотел так сказать мне о своих чувствах? Бомгю не отвечает и улыбается, превращаясь в самый довольный на свете пирожок, и сладко целует губы Субина, отстраняясь и глядя искрящимися глазами цвета его любимого эспрессо. — Браво, Холмс, — смеётся Бомгю, вновь ложась на грудь старшего. — Элементарно, Ватсон, — смеётся в ответ Субин, одной рукой обнимая своё очаровательное создание за оголённые плечи и мягко целуя в макушку. И, конечно, в разъяснениях и признаниях они оба уже не нуждаются.