Mo bhean chéile

      Люди весомо меняют наши судьбы. Влетая в них, они призрачно улетают, иногда жадно захватив кусочек нас, а иногда, напротив, принеся различных семян с собой, которые позже при должном уходе взрастают и вырастают в прекрасные цветы, какие растят бабушки в садах на дачах. Не реже случается и то, что семена оказываются не красивых цветов, а каких-нибудь едких и поганых растений, губящих наш сад — наш разум и сердце.       Случается разное, и мы не можем заранее предугадать, какой будет исход у этого возникшего, как молния, или медленно собранного, как пазл, контакта. И мне кажется, в этом и есть смысл. Если знать заранее, к чему все приведет, становится не интересно. Это будет уже не жизнь, состоящая из азарта, проб и ошибок, приятного и горестного опыта, а некая симуляция жизни. Программа, матрица или что еще настораживающее, как возможная будущая перспектива.       Мне нравится знакомиться с людьми, и я верю, что люди, оставляющие после себя семена роз, а не цветов-вонючек, это те, что пришли внезапно. Как ветерок, залетевший в открытое окно. Они говорят «привет», проходятся своим голосом по твоему сознанию, а пальцами по коже.       — Эй, Арианда? Как звали ту девочку, с которой ты в лагере мылась в одном душе?       Девушка, попивающая свой черный кофе с молоком, нахмурилась, а взгляд ее затуманился воспоминанием. Это было так давно. Сколько лет назад? А сколько им тогда было, когда они с той девочкой, чьего имени она не помнит, голышом стояли в душе, одна в одной душевой ванне, а вторая в другой совсем рядом. Их разделяли две, кажется, темно зеленные или синие шторки друг от друга. Ари слышала, как льется вода из ее душа и из душа девчонки рядом, которая затащила ее помыться вместе с ней. Обычно Арианда моется одна, она слишком… нет, она любит свое тело, наверное, просто не полностью понимает, что ей с ним делать. И это вполне объяснимое явление для девочки лет 11-12. В таком возрасте дети только начинают понимать свою принадлежность и интересоваться тем, что находится под одеждой других.       — Эй, Ариа, ты пробовала направить струю в… — раздался голос девочки, и Ари повернулась к ней, чуть приоткрывая шторку. В ванной было окно с полупрозрачной пленкой от подглядываний на нем, и сквозь эту пленку светило не очень яркое летнее солнце. Обед уже начался, и на этаже, кроме них, сейчас не очень много народу. Большинство или будут мыться после обеда, ближе к ужину, или уже помылись, хитро опередив, как и они, остальных, пожертвовав первым, вторым и компотом. А все потому, что очереди в душ убивают все нервные клетки. Занимать очередь и потом час или два ждать, пока, после вымывшихся человек двадцати, ты пойдешь в тот самый душ, где остались их волосы и крупицы кожи, — жуть. Лучше уж мыться сейчас. Медленно, наслаждаясь тем, что никто не выключает свет, ибо выключатель почему-то в коридоре, и не стучится в двери «быстрее, лохушки, тут уже очередь». Кайф. Только они, пар и вода. И интерес к своим нежным девственным телам.       Белокожая девочка с длинными волосами, которые облепили ее спину и плечи, выглянула из-за шторки. Ее чуть пухлые щеки и вздернутый нос покраснели, а в светлых зеленоватых глазах, словно блик листвы на пруду, горело молодое жизненное пламя. Искра. Тяга попробовать все, что можно, и узнать все, что можно. Сейчас, спустя больше чем десяток лет, Ари скучает по таким горящим глазам. С возрастом пламя тухнет до огня горящей спички.       Ари не знала, что такое любовь. Только если из мультфильмов «Дисней», но также, как Дина, чувствовала что-то такое теплое и мягкое, будоражащее, как горячий кофе с крепким кофейным ароматом зерен, пробегающее между ними. Дина заигрывающе улыбалась. — Попробуй. Это щекотно. — Сказала она, а потом скрылась, уединяясь обратно в своей душевой ванне и давая время на то, чтобы Ари попробовала тоже, что и она. Теплая чистая вода из душа лилась напором. Несильным, но достаточно, чтобы заставить покрыться кожу мурашками, направляя ее на те самые места. Разум Ари прыгал, как зайчик в барьере, что есть у нее дома. Туда-сюда. ДА. НЕТ. Приятно. Но зачем они вообще это делают? Это тупо… разве им можно трогать себя там? И делать такое. Но это весело и им хорошо. Разве девочки занимаются таким? Никто не говорит про это. Наверное, нельзя делать этого.       Иногда люди не задерживаются с нами надолго, и уходят, но оставляют весомый вклад в том, как быстро мы придем к чему-то, какой опыт у нас останется от общения с ними. Это может быть опыт самоопределения, зачаток осознания своей ориентации, о которой не принято говорить вслух в этой стране. Это может быть важным и не особо. Но все имеет значение и смысл. Бабушка, всю жизнь заботящаяся о внучке и советующая ей, как лучше, имеет значение для жизни внучки, дети, с которыми мы играли во дворе и перестали, когда играть стало зазорно, — имеют смысл. Мальчик, плюющийся из ручки смоченной слюной бумагой в других — имеет значение. Тот, кого мы полюбили впервые и тот, кого в последний раз, имеет значение. Наши друзья и компашки сменяются, как одежда на витринах с приходом нового сезона, из года в год, из десятилетия в десятилетие и так далее и так далее, но те чувства, воспоминания, новые открытия и решения, что мы принимали вместе, остаются в наших головах. Те, что уже ушли, продолжают быть с нами. Те друзья, что уже даже не наши знакомые, продолжают идти с нами по дороге «жизнь» и иногда даже говорить с нами. «Какое платье мне выбрать? Та девочка, с которой я училась в третьем классе, говорила, что мне идет красный. Возьму красное. Дорогой, как тебе? Мне идет? А, впрочем, я все равно возьму это… Что, что, мальчик, с которым мы учились в девятом, встречается сейчас с кем-то? Рада за них. В девятом он мне нравился, но мы не встречались. И я рада, потому что у меня остался ценный опыт… и немного неверного мнения о себе, пагубно влияющее на меня до сих пор» и так далее и так далее.       Ари отпила кофе и поставила чашку на кофейный столик с черными ножками и с круглым стеклом наверху. На стекле остались мокрые круги от предыдущих чашек. Ари было жаль их вытирать.       — Как звали ту девочку? — Ари тихо смеется, в ее карих, без искры глазах, мелькает забытый огонек детства, где все было так непонятно, но ярко и вкусно. На алых губах застывает улыбка, становящаяся грустной по мере того, как за окном начинает капать дождь, а в голове затягиваться тучи и выть одинокие волки.       — Я не помню. Но это неважно. Лучше принеси мне еще кофе, mo bhean chéile…

конец.